"Святой Камбер" - читать интересную книгу автора (Куртц Кэтрин)

ГЛАВА XII Для немощных был как немощный, чтобы приобресть немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых.[13]

Король стоял спиной к Райсу, а потому не мог видеть, как исказилось от ужаса лицо Целителя. Не заметил он и того, как вскинул голову и едва не вскочил на ноги Джорем. Дуалта также с любопытством уставился на монашка, а потому не обратил внимания на странную реакцию двоих Дерини.

Так что Синхил не заподозрил неладного, когда монах поднял на него темноглазое лицо, юное, но уже обрамленное бородкой, непохожее ни на одно лицо, знакомое правителю. Невинным взором окинув короля, монах тут же вновь опустил ресницы и задумчиво зажевал тонкими губами — совсем не похожими на губы Ивейн. А когда он наконец заговорил, голос его также оказался совершенно чужим:

— Как прикажете, Ваше Величество. Мне и впрямь показалось, что в комнате был кто-то еще.

Монах замолк в нерешительности, но Синхил подскочил к нему с горящими глазами и вцепился в плечо.

— Кто-то другой! Ну же, парень! Кто это был?

— Это… был он, сир. Его тень легла на лицо настоятеля.

— Имя, — угрожающе прохрипел Синхил. — Назови мне его имя!

Монах стиснул руки под синей тканью рясы, черные глаза украдкой взглянули на короля.

— Мне… мне почудилось, что это был лорд Камбер, сир. Он умер, это правда, но я видел его! Я слышал, что избранные Господом порой возвращаются, чтобы помочь достойным, но п-прошу вас, государь, вы причиняете мне боль!

Синхил выпустил руку монаха, усиленно моргая остекленевшими глазами. Душевное напряжение слетело с него, будто лопнула внутри туго натянутая струна, и король забормотал извинения. Монах опустил голову и ничего не ответил. С минуту Синхил разглядывал собственную руку, возвращаясь к реальности, потом медленно повернулся к Райсу и Джорему.

— Я должен… уйти и подумать обо всем этом, — сбивчиво проговорил он, больше не поднимая глаз. — Этого не может быть, и все же…

Король все еще не мог оправиться от потрясения.

— Передайте, пожалуйста, отцу Келлену, что я поговорю с ним позднее, когда он окрепнет, — продолжал он резко. — И мне хотелось бы, чтобы все молчали о том, что здесь случилось, до тех пор, пока не осмыслим все хорошенько. Если бы только… — Сокрушенно махнув рукой, он развернулся и вышел.

Дверь хлопнула, и у всех отлегло от сердца.

Дуалта опустился на колени и посмотрел на руки, белые и обескровленные от слишком долгого и слишком сильного напряжения мышц, потом перевел боязливый взгляд на Райса и Джорема.

— Отец Джорем, я не понимаю.

— Знаю, Дуалта, — прошептал Джорем, уставясь на собственные руки.

— Но я должен с кем-нибудь поговорить об этом, — настаивал Дуалта. — Это… это было чудо! Это нельзя рассказать даже исповеднику?

Джорем вздрогнул, он не мог взглянуть на рыцаря.

— Можно, если этот исповедник — я, Дуалта. Король прав. Мы не должны болтать, не обдумав этого как следует. — Он заставил себя посмотреть на молодого человека. — Согласен?

— Вы будете исповедовать меня? Конечно же, если так нужно. Но… это действительно был ваш отец! Я видел!

Джорем на мгновение зажмурился, вздохнул и поднялся на ноги с трудом, по-стариковски. Юный рыцарь тоже поднялся. Джорем слегка коснулся его плеча и тут же проник в сознание Дуалты.

— Никто не оспаривает того, что ты увидел, — устало сказал он. — Только не говори об этом. Молчи до тех пор, пока не получишь моего разрешения. Ты понял?

— Да, отче, — выдохнул Дуалта, не поднимая глаз.

— Благодарю, — Джорем убрал руку. — Теперь тебе пора идти. Отцу настоятельно необходим отдых, как, впрочем, и нам. Можешь разбудить лорда Иллана и сообщить, что Райс разрешил тебе не дежурить остаток ночи. Должно быть, ты порядком утомился.

Услышав эту бесстыдную ложь, Дуалта оглянулся на Райса и собрался возразить, но Райс, сидевший на полу, привалившись спиной к ножкам кресла, утвердительно кивнул, пристально поглядев на юношу своими золотистыми глазами.

— Джорем прав, Дуалта. Мы все устали. Может быть, ты просто не заметил этого. Скоро поймешь. — Веки рыцаря послушно опустились, и он покачнулся, одолеваемый зевотой.

— Попроси Иллана сменить тебя и иди спать, — приказал Райс.

Пролепетав согласие и поклонившись, Дуалта повернулся и побрел к выходу. Джорем и Райс терпеливо ожидали, пока дверь закроется, потом один поспешно задвинул засов, а другой очутился возле стоящего на коленях монаха и стиснул плечо под михайлинской рясой.

Ивейн подняла к нему осунувшееся, но свое прежнее лицо.

— Как ты? — озабоченно спросил Райс.

Успокоительно вздохнув, она ухватилась руками за его пояс, поднялась и прижалась к мужу с загадочной улыбкой на устах.

— А как ты? — вопросом на вопрос ответила она. — И отец?

Ивейн отстранилась и посмотрела на Райса. Джорем, приблизившись, жадно припал к ее руке, словно искал подтверждения тому, что перед ним в самом деле его сестра.

— Ты изменила облик, — сказал он с упреком. — Как?

— Сумела. — Она подошла к спящему Камберу и опустилась на колени, Райс последовал за ней. — Когда мы с Райсом прошлой ночью изучали манускрипт, мы прочли и об этом. Мне казалось, будет лучше, если мы хоть немного будем разбираться в том, что делает отец. Признаться, никогда бы не подумала, что придется испытать это на себе.

Райс склонился над Камбером, Джорем хмурился. Только когда Целитель закончил осмотр, он подал голос.

— Ты сознаешь, что она проделала, не так ли?

— Изменила облик? Не думаю, что это принесет вред. Да и не оставалось иного выхода. Коли признаваться в обмане, то уж никак не во время беспамятства и полной немощи Камбера.

Джорем сел в кресло и бережно опустил руки на подлокотники.

— Дело не в этом. Дуалта считает, что видел чудо. Церковь сурова и строга в таких вопросах. А Синхил… Одному Богу известно, о чем он думает!

Ивейн удивили слова брата.

— И это тебя смущает? Пусть лучше поверят в чудо, чем узнают правду! Райс прав. Это невероятное происшествие и только. Что тут плохого?

— Думаю, мы и это узнаем, — больше не спорил Джорем. Он положил голову на спинку кресла и закрыл глаза. — Интересно, вспомнит ли об этом отец, а вот Синхил, можете мне поверить, не забудет вовек.

В том же архиепископском дворце возбужденный и перепуганный Синхил вошел в часовню, миновал неф и приблизился к гробу графа Кулдского, освещенному мигающими свечами. По углам саркофага, спиной к нему, стояли четыре королевских гвардейца, прижимая к бокам алебарды и скорбно потупя глаза. Они заметили короля, но остались неподвижны. В воздухе, пропитанном ладаном, витал полушепот псаломщиков — два десятка монахов читали на хорах. Все прочее было безмолвно и неподвижно в просторной часовне. Синхил с каждым шагом становился медлительнее — ноги подгибались под тяжестью ноши, которая свалилась на него. Возле громоздкого саркофага, принимавшего тела королей Гвиннеда, он остановился и осмотрел Камбера с ног до головы, проникаясь мрачной красотой погребального убранства.

В неверном свете поблескивал златотканый герб Мак-Рори — древний меч в короне Кулди. Над черным бархатом покрова синела михайлинская риза, скрывавшая даже часть шеи покойного. В окоченевшие руки было вложено распятие из красного дерева и слоновой кости, На пальце левой руки поблескивал перстень-печатка графов Кулдских, чеканное серебро отражало пламя свечей цветными бликами.

Синхил всмотрелся в такое знакомое лицо, ухватился за край гроба и долго-долго не отрывал взгляда. Смутно он чувствовал заклинание, невидимым облаком окутывавшее тело и препятствующее тлению. Но он не знал о другом его назначении, понятном немногим посвященным, — скрывать йомейрское заклятье.

— Чего ты хочешь от меня? — безмолвно вопрошал король, впиваясь взглядом в благородные черты. — Ты умер. Почему бы тебе не остаться мертвым?

Восковые губы не давали ответа, и Синхил опустил глаза, переполнившиеся злыми слезами.

— Ты не смеешь возвращаться, — упрямо думал он, — ты мертв. Неужели недостаточно того, что ты уже совершил.

В душу Синхила ворвалось бормотание монахов. Король подавил всхлип, упал на колени и прижался дрожащим подбородком к побелевшей руке.

— О, Господи, — думал он. — Ты позволил ему отнять у меня смысл жизни. Ты позволил ему забрать меня из Твоего храма. Теперь он ушел, но по-прежнему не дает мне служить Тебе. Неужели он никогда не даст мне покоя?

Он поднял заплаканные глаза на спокойный профиль Камбера. Ответа не было. Так прошло около часа; стража пришла в недоумение, а монахи на хорах сгорали от любопытства. Король наконец понял, что сделался средоточием всеобщего внимания в своих безнадежных исканиях, поднялся с затекших колен и склонился перед алтарем. На душе у него было пусто.

Синхил вернулся в свои апартаменты в центральной башне, но сон не шел к нему.

Вероятно, после ночного инцидента лучше всех спалось Камберу. Проснувшись на следующее утро, он обнаружил в кресле по соседству Райса, свернувшегося под пледом, и никаких следов Джорема и Ивейн. Судя по свету за окном, только что рассвело.

Несколько минут он лежал, собираясь с силами, и в конце концов остался совершенно удовлетворен собой. Исчезла головная боль, в теле не было ни вялости, ни иных недомоганий, вполне вероятных после всех событий последнего времени.

Обличье Элистера не причиняло никаких неудобств и казалось давно привычным. Камбер помнил о некоторых затруднениях с самоконтролем прошлой ночью, было и еще что-то, но совершенно скрывалось во мгле беспамятства. В любом случае, это не могло быть серьезной промашкой, иначе ему сейчас не было бы так спокойно. Все же ему надо будет обо всем расспросить Райса и Джорема.

Успокоенный, он зевнул и осторожно поджал ноги под одеялом и выпростал из-под него странную, но знакомую руку, растопырил пальцы и удовлетворенно оглядел их со всех сторон. Можно с легким сердцем позабыть о нервных перегрузках и физической опустошенности, теперь этот облик стал его плотью. На пальце сидел прохладный и чуть великоватый перстень Элистера.

Сейчас Камбер был равно уверен в надежности принятого облика и в том, что память Элистера нашла свое место среди его воспоминаний. Погрузившись в глубины сознания, он ощутил память Элистера как свою.

Откровенно говоря, в принятых воспоминаниях были проблемы. Впервые проникнув в умирающий мозг Элистера, он узнал, что многое уже ушло, обрел больше, чем рассчитывал. С тем, что досталось, вполне можно сделаться Элистером, только о деталях не забывать. Образы памяти подсказывали и манеру поведения, повинуясь им, он безотчетно будет смеяться и гневаться, как Келлен, так же, как он, ходить и жестикулировать.

Камбер повернул голову и снова посмотрел на Райса (не было нужды будить его прямо сейчас), потом медленно сел и свесил ноги, касаясь босыми ступнями расстеленной у кровати шкуры. Помедлил, убеждаясь в том, что на его новое тело действительно можно положиться, потом нагнулся к Райсу и принялся внимательно разглядывать его.

В кресле было не слишком удобно, но Целитель спал крепко. Под глазами темнели круги, а все краски жизни, покинув заросшее щетиной лицо, горели в огненно-рыжих волосах.

Улыбнувшись, Камбер коснулся лба Райса, и углубил его сон, потом поднялся, осторожно просунул руки под расслабленное тело и уложил зятя на только что освободившуюся кровать. Накрыв Райса одеялом, он, не обуваясь, отправился в гардеробную, откуда появился в сутане цвета полночного неба. Утренний туалет был совершен всего за несколько минут — до того, как придут помогать облачиться к похоронам, назначенным на полдень, нужно было много успеть.

Теперь по крайней мере известны выбранные Элистером кандидаты на пост настоятеля михайлинцев, думал он, усаживаясь за письменный стол. Забота о будущем Ордена — вот чему теперь должны быть отданы все помыслы.

Взяв лист пергамента из стопки, он обмакивал видавшее виды перо в чернильницу. Непринужденно воспроизводя почерк Элистера, рука вывела список претендентов, в котором, кроме Джебедия, значилось еще два имени.

Отложив этот лист в сторону, Камбер лишний раз убедился, что не пропустил нужного и не вписал лишнего имени. Получасом позже он встал из-за стола и, захватив оба листа, направился к выходу.

Прямо напротив двери стоял, прислонившись к стене, Дуалта и беседовал с камердинером Элистера братом Йоханнесом. Оба умолкли, едва Камбер ступил на порог, и воззрились на него. Оба были в синих одеждах Ордена. На плече Дуалты виднелся знак, а у Йоханнеса — серебряный крест, означавший его принадлежность к мирянам. Обоих смутило появление Камбера.

— Вы так рано пробудились, отец настоятель, — виновато произнес Дуалта.

Камбер справился с желанием удивленно поднять бровь — он не ожидал застать здесь юного рыцаря. Присутствие Йоханнеса понятно — перед церемонией он ждал своего патрона, чтобы проводить в собор, Камберу были известны отношения Элистера и Йоханнеса, знал он и то, как продолжить общение с камердинером.

Но Дуалта… Разве не он дежурил прошлой ночью? Что-то связано с ним… Кажется, Дуалта прошлой ночью входил к нему, он был с Синхилом… Что происходило потом, Камбер не помнил. Что же успел увидеть Дуалта?

— Доброе утро, господа, — сказал Камбер приветливо, но сдержанно. — Йоханнес, мне не доставало твоей помощи. Дуалта, ты пробыл на посту не до утра? Признаться, мне неведома большая часть событий минувшей ночи, но отец Джорем наверняка не стал бы обременять тебя сверх меры и задерживать в карауле, тем более до этих пор.

— Нет, сударь, не стал. Он велел передать лорду Иллану просьбу меня подменить, я так и сделал, — добавил он, опасаясь, что настоятель подумает, будто он не подчинился приказу. — Мне не спалось, сэр, поэтому я вернулся после заутрени. Я полагал, что могу понадобиться, прежде чем вы уйдете в собор.

Улыбнувшись улыбкой Элистера, Камбер похлопал юношу по плечу — совсем еще мальчик, куда моложе Джорема и Райса — и заговорщически подмигнул Йоханнесу.

— Совсем недавно в Ордене, а уже под стать остальным, — весело сказал он. — Вы все тратите слишком много времени и сил на беспокойство о вздорном старике.

— Отец настоятель! — воскликнул Йоханнес.

— О да, знаю, сейчас ты будешь отрицать это. Но какая в этом польза? — он что-то слишком разгорячился. — Ладно, если хотите, можете помогать мне нынче утром. Йоханнес, сколько у нас времени?

В глазах Йоханнеса появилась озабоченность.

— Вы должны быть в соборе через час, настоятель. Можно спросить, что вы задумали?

— Времени вполне достаточно, — Камбер пропустил вопрос мимо ушей. — Дуалта, я хочу, чтобы ты доставил эти бумаги наставнику с моими наилучшими пожеланиями. Ему предписывается собрать членов Ордена в здании капитула сегодня после похорон. Собрание будет посвящено статусу Ордена и выборам моего преемника. Архиепископа я уведомлю, когда буду облачаться для погребальной службы.

Он подал приказ, скрепленный личной печатью Элистера, а затем и второе послание, запечатанное синим сургучом.

— Это список тех, кого я хотел бы видеть на собрании в первую очередь. Передай Джебедии и это и попроси его убедиться, все ли извещены.

Рыцарь кивнул.

— Понял, отец настоятель.

— Хорошо. Теперь ты, Йоханнес.

— Да.

— Хочу спросить, не желаешь ли сегодня утром уделить свое время и способности еще кое-кому. Целитель за этой дверью, ночью он глаз не сомкнул из-за меня. — С грустной улыбкой он указал себе за спину. — Я хочу, чтобы он спал как можно дольше. В это время приготовь ему чистые одежды и извести его жену о том, где он находится. Передай ей мои сожаления по поводу их разлуки и заверь, что во время похорон они будут вместе. И разбуди его к нужному времени.

— А как же вы? — спросил Йоханнес. — Я думал помогать в ваших приготовлениях к мессе.

— Для этого годятся многие, добрый Йоханнес. Но лорда Райса я предпочитаю поручить твоим заботам.

Взяв слугу под локоть, Камбер ввел его в покои и остановился на пороге.

— Когда он проснется, скажи ему, что я чувствую себя хорошо, и объясни, куда я ушел. Полагаюсь на тебя. Доставь его в собор к сроку.

— Хорошо, отче, — неуверенно произнес Йоханнес.

Уходя по коридору, Камбер чувствовал взгляды обоих, но в них было только беспокойство и радость оттого, что их настоятель снова бодр.

Пока все шло отлично.

Теперь, когда он явится в собор раньше срока, у него будет время собраться с мыслями перед участием в церемонии погребения. Камбер понимал, что с этим ничего не поделаешь, и все же испытывал неловкость оттого, что ему придется выполнять священные обязанности Элистера.

После бессонной ночи Синхил был в скверном настроении, а суливший множество хлопот день и вовсе портил расположение духа.

Как и Камбер, король покинул постель с первыми лучами солнца.

Около часа он беспокойно бродил по комнате, погруженный в события предыдущего вечера. Потом, забывшись на время, кликнул слуг приготовить ванну. Пока его мыли и одевали, он не проронил ни слова. К десяти часам облаченный в черное — цвет был выбран для участия в траурной службе — король отпустил слуг и приступил к настоящим приготовлениям.

Он начал с исследования неопровержимых фактов. В полдень над мертвым телом Камбера Мак-Рори церковь совершит погребальный обряд, а завтра скорбящая семья увезет его, чтобы захоронить в родовых владениях. И все будет кончено. Так и было бы со всяким обыкновенным человеком.

Но Камбер не был обычным человеком Он был Дерини. Но даже Дерини не могут противостоять смерти. Или могут?

Одолевая волну ледяной дрожи, Синхил опустился на сундук возле кровати и погладил полированную крышку, его сундук был по-прежнему на месте вместе со всем бесценным содержимым.

Мать-церковь допускала исключения. К живым являлись умершие, так бывало, но то были святые — они способны на чудеса. Минувшей ночью с Элистером Келленом произошло нечто. Это очевидная истина. Было ли превращение викария чудом? Кто показался им? Камбер?

Он не святой! Но вернулся из царства мертвых на помощь Элистеру и Бог знает зачем еще. Может, Камбер избран для покровительства Гвиннеду и короне? Господи, яви милосердие, избавь. А если он все-таки посланец к живущим, ему, постигшему тайну смерти, ведомы любые мирские тайны. Возможно, даже известно о заветном сундуке Синхила и его бунтарских помыслах. И от этого нет спасения — стон застрял в горле Синхила.

Нет! Он не должен думать так! Он недостижим для Камбера. Камбер мертв. И будет погребен. Он просто не может вернуться!

По лбу короля струился пот, он совершенно взмок. С усилием разжал руки, сжимавшие углы сундука, вытер лицо рукавом, тоскливо вздохнул, качая головой, и закрыл глаза.

Он слишком горячился, и разум обуздывал чувства. Какой смысл в слепой панике? Камбер мертв и больше не может приказывать ему. Пришло время похоронить воспоминания о нем.

Еще раз вздохнув, Синхил поднялся и твердой рукой поправил пояс. У стеклянного зеркала решительно надел оставленную слугам корону, однако избежал взгляда того, кто смотрел на него из-за стекла.

Несколькими минутами позже он присоединился к придворным, собиравшимся в замковом дворе, чтобы пройти четверть мили от замка до собора. Ему давно удалось через силу улыбнуться королеве. Под густой вуалью почти незаметны были следы слез на ее припухшем лице. И не стоило приглядываться — Синхил не в силах разорваться между супругой и Камбером и ни за что не одолеет обоих сразу.

К полудню собор принял под свой кров великое множество друзей и врагов графа Кулдского, его обожателей и ненавистников. Церемония началась точно в срок. Погребальную мессу служили три священника-Дерини: архиепископ Гвиннеда, друг детства Камбера; настоятель Ордена святого Михаила, когда-то бывший его недругом; и единственный сын покойного. Они творили службу в безупречной и строгой гармонии, не нарушая ее ни голосом, ни жестом.

Камбер, в относительной безопасности и покое под покровом чужого облика, молился о душе Элистера Келлена. Когда месса закончилась, все трое вернулись в уединение ризницы. Позволив ожидавшим клирикам освободить себя от облачения, Камбер скрылся в дальнем углу, прижимая руки к лицу. Он не хотел ничего видеть и не пытался унять глубокой дрожи.

Участие в церемонии не было в тягость, Службу вел Энском, а Камбер и Джорем только помогали. Для роли прислужника хватало с избытком суммы его собственных диаконских познаний и памяти Элистера. Нет, не это вызывало дрожь. Камбер полной грудью вдохнул и погрузился в самую сердцевину страхов, добираясь до истинной причины. Там, за границами логики, первородная чисть его существа сжималась от ужаса при воспоминаниях о мертвеце, лежавшем в гробу перед алтарем.

Смерти в обычном смысле он не боялся, рано или поздно она приходит к каждому. Даже Эриелле со всеми ее тайными познаниями не удалось обмануть костлявую, хотя Камберу казалось, что он знает причину неудачи.

Разная бывает смерть. Только что он видел торжественную и обстоятельную. Вид собственного навечно упокоившегося лица вдруг показался символом иного небытия и возрождения к иной жизни. Так или иначе, а он теперь — Элистер Келлен и никто другой. Может быть, когда-нибудь и явится в этот мир ненадолго Камбер Мак-Рори, но сегодня он скончался.

Придя к такому заключению, Камбер обнаружил, что страхи отступают. Он сделал еще один глубокий вдох и избавился от судорожного напряжения мышц. Со следующим вдохом сердце забилось ровнее, и дрожь исчезла.

Ему не придется больше смотреть на тело. Когда все скорбящие покинут собор, монахи Энскома накроют гроб крышкой и обернут свинцовыми листами. Завтра тело отправят в Кайрори и похоронят. Все будет кончено. А он, для всех Элистер Келлен, останется жить.

Камбер вернулся к людям в ризнице, поручив себя заботам Йоханнеса и еще одного монаха. Помогая им завершить переоблачение, он машинально повторял движения Элистера. В этом он доверился приобретенным воспоминаниям, а сам впервые осмотрелся по сторонам.

Энском ушел. Камбер подозревал, что архиепископ почти сразу же после окончания мессы вернулся к себе в часовню, понимая желание своих помощников побыть наедине со своим горем. Энском всегда был человеком разумной сентиментальности, именно это сблизило их с Камбером более сорока лет назад.

Джорем оставался в ризнице. В раздумье, не поднимая глаз, он механически, как и Камбер, переодевался в привычную для него михайлинскую сутану. Наблюдая за сыном, Камбер поднял руки, чтобы Йоханнес надел на него белый пояс михайлинского рыцарского достоинства. Второй монах накинул на плечи мантию с вышитым знаком главы Ордена. Камбер нагнулся, чтобы Йоханнес надел на шею только что принесенный нагрудный крест из серебра. Пристроив на макушке шапочку, прикрывавшую тонзуру, Камбер направился к сыну. Йоханнес отослал монаха и поджидал хозяина у двери; готовый его сопровождать.

Переоблачение Джорема заканчивалось. Один соборный служка возился с завязками сутаны, второй стоял с белым поясом наготове. В глазах сына Камбер увидел совершенное безразличие.

— Я собрался говорить с тобой, Джорем, но подумал, что ты хочешь побыть один, — Камбер не мог говорить открыто в присутствии монахов. — Думаю, тебе известно о собрании капитула. Это может показаться скоропалительным решением, но следующие несколько дней ты будешь занят семейными делами. Поэтому собрание Ордена сегодня показалось мне единственной возможностью заручиться твоим присутствием. Для меня важно твое мнение.

Скрепив плащ под горлом, Джорем опустил глаза.

— Благодарю, отец настоятель. Очень признателен за ваши последние слова.

— Не составишь ли мне компанию? — продолжал Камбер, взяв Джорема под руку и кивком предлагая пройтись.

Не смея отказаться на глазах у стольких любопытных, Джорем промямлил согласие и пошел. Он глубоко переживал кончину своего настоятеля, а вместо этого вынужден был притворно скорбеть о покойном отце. Мучительное для прямодушного Джорема испытание должно было закончиться завтра — он повезет прах в Кайрори. А Камберу сын был совершенно необходим во время его первой встречи лицом к лицу со своим Орденом.

За дверью ризницы их ждал Джеллис де Клири, регент хора, чтобы проводить на заседание капитула. Вернувшись в собор через северную дверь, они прошли поперечным нефом и вступили в чистый и светлый монастырский переход. У входа в капитул толпились десятка два рыцарей и священнослужителей, наслаждавшихся свежим воздухом перед тем, как присоединиться к братии в круглой зале. Увидев настоятеля, они заторопились внутрь, расступаясь при его приближении. Камбер вошел в зал, наступила тишина, сидевшие встали и потеснились, давая место опоздавшим.

Долговязая фигура настоятеля двигалась к центру, седая голова то и дело приветливо склонялась, улыбка находила ближайших соратников. К Камберу все приходило из воспоминаний Келлена само собой. Он касался хорошо знакомых плеч и привычно благословлял склоненные головы. То, что за ним следует Джорем, добавляло уверенности ему и, как ни странно, радовало сознание Элистера Келлена. Вдруг волна печали захлестнула мозг — рядом с Джоремом был Натан, а не верный Джаспер Миллер, неизменно сопровождавший настоятеля почти с самого его избрания.

Камбер сознавал, что реальный Элистер не изведал горечи потери Джаспера — они погибли почти одновременно. Значит, в нем говорила не чужая память, это его сознание взволновалось от мысли о смерти ближайшего друга Келлена. Значит, произошло не просто внешнее преображение. Элистер не только отдал свое прошлое, но остался в нем, будто и не умирал вовсе. Этого Камбер никак не ожидал.

Поднимаясь по пологим ступеням к своему — теперь уже ненадолго — креслу, Камбер ощутил слабость в ногах — перед ним колыхалось море синего цвета в кольце расписных стен с радужными бликами от оконных витражей. Он поймал взгляд Джебедии, наставник Ордена стоял справа от кресла, руки покоились на эфесе меча михайлинцев, глаза светились надеждой.

Камбер подбодрил его вымученной улыбкой и снова повернулся к братии. Натан встал за узким столом слева, двое секретарей уже разворачивали пергаменты и проверяли списки имен. Йоханнес стоял за креслом, а Дуалта впереди — там было место рыцаря Лорина, он тоже погиб в сражении. Джорем молча занял свое обычное место рядом с Джебедией, он ни на кого не смотрел.

Камбер дождался, пока опоздавшие рассядутся, потом сел сам, знакам распорядившись закрыть дверь. Еще несколько мгновений тишину нарушал шорох шагов и стук мечей михайлинцев о каменные скамьи.

— Дорогие собратья, — Камбер положил руки на подлокотники, оглядывая зал. — Приношу извинения, если собрание созвано слишком скоро после события, так глубоко тронувшего вас всех. — Он вздохнул. — Если бы не необходимость срочных действий и семейные дела, отзывающие одного из наших уважаемых братьев, я рискнул бы отложить этот разговор на более поздний срок. — Он взглянул на Джорема. — Однако в сложившихся обстоятельствах, я думаю, нет ничего хорошего в том, чтобы откладывать неизбежное. Приношу извинения, что мое недавнее недомогание не позволило собрать вас раньше.

Подбирая слова, Камбер посмотрел на сверкавший на его пальце перстень. Тишину переполненного зала подчеркивало сдерживаемое дыхание. В воздухе уже витало ожидание. Частью своей души он страстно желал оказаться где-нибудь за много миль отсюда.

— Собратья и друзья, в ближайшие недели я окажусь перед величайшим выбором своей жизни, ибо я должен поручить вас заботам другого именно теперь, когда наш Орден пережил подлинную трагедию. Мы поддержали идею Реставрации и последующего расселения в безопасных местах, пережили гибель нашего брата Хамфри Галларо, упокой Господь его душу… — Он перекрестился, собравшиеся последовали его примеру, — и злобные гонения Имре. Мы заплатили огромную цену за то, во что верили. Но, я думаю, мы не могли поступить иначе, даже если бы предвидели исход событий. — Он вздохнул. — Самой большой ценой оказались человеческие жизни. Однако только потери в сражении заставляют содрогнуться. Большинство из вас, вероятно, потеряли друзей и близких, но не всем известны размеры потерь Ордена. Джебедия, сообщи, пожалуйста, полные данные о наших потерях.

Лицо Джебедии не изменило выражения — он был слишком хорошим солдатом, но Камбер видел, как побелели пальцы, сжимавшие меч.

— Более сорока наших рыцарей умерли в сражении или на поле битвы от ран, отец настоятель, — тихо произнес он. — Еще около двух десятков на волосок от гибели, хирурги и Целители борются за их жизни. Из тех, кто выживет, многие никогда не поднимут меча. На сегодняшний день число наших воинов, включая и тех, кто легко гранен, составляет сто десять человек из двухсот, бывших под Йомейром.

Ропот пронесся по рядам. До тех пор пока разговоры не стихли, Камбер смотрел себе под ноги, и, продолжая свою речь, он не поднял глаз.

— Ровно половина от прежнего числа, братья. Но и в самом Ордене дела не лучше. Натан, расскажи, пожалуйста, о состоянии наших земель и прочей собственности.

Молодой человек выступил вперед.

— Из двенадцати обителей, существовавших до начала гонений Имре, десять разграблены, сожжены и обращены в руины. В отдельных случаях разрушены даже фундаменты. Свинец с крыш и из окон снят, большая часть годного в дело камня увезена людьми Имре для будущего использования в строительстве Найфорда. То, что осталось после солдат, было растащено местными крестьянами. Для восстановления практически любой обители потребуются новые материалы. — Он заглянул в лежавший на краю стола лист. — Далее, более четырех с половиной тысяч голов скота, овец и лошадей были отняты у нас короной или зарезаны и брошены гнить. Все посевы вытоптаны, поля выжжены, запаханы и потом засыпаны солью. Будет чудом, если в ближайшие пятьдесят лет хотя бы одно из этих полей даст урожай.

Раздались крики и проклятия, Камбер поднял руку, требуя тишины. Сверкая глазами, со своего места поднялся Поррик Ланэл, один из значившихся в списке Джебедия людей.

— Отец Натан, упомянуты десять из двенадцати наших вотчин. Что случилось с остальными?

— С ними все более или менее в порядке, — произнес Натан. — Гаут Эйриал и Моллингфорд, подобно другим, потеряли свинцовые кровли и оконные переплеты, их нивы сожжены и обращены в бесплодные пустоши, но Реставрация спасла обители от уничтожения. Большая часть каменных построек осталась. Наши каменщики считают, что, разобрав старую кладку, можно выстроить по соседству здания поменьше. Мое мнение — лучше перенести обители в другие места. Засоленные поля еще долго не смогут прокормить и очень небольшие общины. Они будут полностью зависимы от поставок провизии извне, и если кто-то вздумает прервать подвоз, это не составит труда.

Натан посмотрел на настоятеля. Последние слова и выражение лица не оставляли сомнения, кого он имел в виду, но Камбер предпочел не заметить явный вызов. Как и другим михайлинцам, Натану было хорошо известно, что сейчас между Дерини и королем установилось относительное равновесие, а михайлинцы в большинстве были Дерини.

Камбер устало подпер голову рукой и закрыл глаза, как это делал Элистер.

— Разделяю твое беспокойство, Натан, — пробормотал он.

— А как насчет крепости? — крикнул кто-то справа.

— Джеб? — позвал Камбер, не поднимая глаз.

— Крепость спасти не удалось, — в голосе Джебедии слышалась горечь, Камберу не нужно было смотреть на него, чтобы знать выражение его лица. — Мясники Имре очень постарались, особенно если учесть, что Челтхем стоял первым из наших храмов в их списках. Нет никакой надежды восстановить Челтхем в его прежнем величии, даже если бы нас было вдвое больше и мы имели в пять раз больше средств.

Наступила тишина, и Камбер поднял голову и оглядел михайлинцев. Глаза всех были устремлены на него, все ждали. Он понимал, что перед тем, как приступить к тому, ради чего и назначалось собрание, нельзя было не подать надежду.

— Вы слышали сообщения наших братьев, друзья мои, — его голос возвысился и долетал до самых последних скамей. — Мне бы хотелось, чтобы вы знали все и не питали напрасных иллюзий. С другой стороны, — продолжал он более твердо, — ресурсы наши не иссякли. В нашем распоряжении по-прежнему находится сотня рыцарей, едва ли не лучших во всем христианском мире. — Он взглянул на Джебедию, тоскливо глядевшего в пол. — У нас около трех сотен прекрасных священников и братьев, несмотря на то, что сейчас они не вместе, а во множестве мест.

— За несколько недель до сражения король Синхил подарил мне два обширных земельных надела. — Он поднял руку, требуя тишины, ибо бурная реакция слушателей мешала ему продолжать. — Так что у нас имеется два отличных места, где можно в будущем разместить штаб-квартиру Ордена. — Кьюэлтейн и Аргод, оба эти владения будут переданы Ордену королевским указом после того, как вступит в должность новый настоятель. Что и подводит нас к основной цели нашего собрания.