"Турнир" - читать интересную книгу автора (Самохин Валерий Геннадьевич)

Глава седьмая

Дубовая, с железными полосами дверь закрылась с противным скрежетом, и в лицо плеснула волна удушливого запаха потных тел. Несколько мгновений Вовка стоял на пороге, привыкая к тусклому полумраку, и, сделав шаг вперед, вежливо поздоровался:

— Мир честной компании.

— И тебе не хворать, добрый человек, — с притворной лаской отозвалась горилла с круглым лысым черепом и лохматыми бровями над близко посаженными глазами. — Проходи, устраивайся.

Вовка окинул взглядом предложенное место (второй ярус, рядом с парашей) и отрицательно мотнул головой. Было еще одно свободное, прямо над гориллой, но, судя по кривым ухмылкам застывших в ожидании потехи уголовников, за это место предстояло еще пободаться. Вовка подобрался, недобро усмехнулся в ответ, зябко переступив босыми ногами по холодному каменному полу, и спокойно спросил:

— Смотрящий кто?

Горилла одобрительно крякнула, почесал седую волосатую грудь, во всю ширь которой раскинулась татуированная птица, и ехидно поинтересовалась:

— Место не нравится?

— Да кому ж неволя мила?

— Тогда зачем явился непрошенным?

— Мимо шел. Решил зайти проведать, как вы тут без меня.

Уголовники вразнобой, но одинаково мерзко гоготнули. Горилла растянула в усмешке тонкие губы, обнажая щербатые десны с гнилыми пеньками зубов, и приглашающим жестом хлопнула ладонью по своей лежанке. Выцветшие водянисто-серые глаза с изучающим прищуром наблюдали за гостем. Вовка неторопливо пересек камеру и молча опустился на нары.

— За что же тебя мил-человек к нам поселили? Вон, знак у тебя на плече властью ставленый. Для вашего брата другие казематы приготовлены… Не иначе, как к нам на воспитание?

Вовка сидел с невозмутимым видом, без особого интереса разглядывая окружающую обстановку. За длинным столом, стоявшим в середине, играли в карты трое молодых парней, густо разрисованные татуировками. Остальные заключенные казались серой безликой массой и явственной угрозы не представляли. По-крайней мере, Вовка на это надеялся.

— Чего примолк-то? Тебе вопрос задали.

— Какой? — небрежно осведомился Вовка.

Смотрящий радостно заржал и дружелюбно хлопнул братка по плечу.

— А ты, парень, не промах! Давай-ка хлопнем за знакомство. — И, приподнявшись с лежака, гаркнул куда-то в темноту: — Болт, чифирь сваргань быстренько!

Выкатившийся на кривых ногах маленький мужичок ловким движением снял свечу со стены и уже через минуту по камере поплыл аромат крепчайшего черного чая. Дрожащее пламя на миг осветило кирпичную кладку, на которой Вовка увидел выбитую надпись: «АФФТАР! ВЫПЕЙ ЙАДУ И ПЕШИ ИСЧО!».

— Это что за фигня? — с недоумением спросил он у смотрящего.

Тот вылупился на надпись, словно видел ее впервые, и пальцем поманил мужичка:

— Слышь, Болт, че за малява тут накарябана?

— О, это старая история, — затянул волынку мужичок, глубокомысленно почесывая подбородок. Легкий подзатыльник от пахана ускорил повествование: — Случилась она лет триста назад, еще до войны. Правил в ту пору князь Пыхтя, и была у него дочка неописуемой красы: черноброва, румяна, коса до пят… — он на секунду примолк и, громко щелкнув языком, выразительно чмокнул губами и двумя руками изобразил в пространстве кувшин: — Вот с такой фигурой!.. И влюбилась она без памяти в деревенского пастушка. Хороший был паренек. Пригож, чернобров, румян… Тьфу, ты!… Строен, кудряв и… на флейте играл — дремлющему не снилось. Когда князь проведал об этом, сразу же забрил парня в солдаты и спровадил на войну. А через два месяца пришла весточка — так, мол, и так, сложил добрый молодец буйную головушку в неравной битве. Юная княжна как узнала об этом, погоревала седмицу, слезами обливаясь, а затем бросилась с высокого утеса в холодную воду и… утопла.

Мужичок сноровисто разлил чифирь по кружкам, горестно вздохнул под пытливыми взглядами завороженных слушателей и неторопливо продолжил:

— А всоре вернулся пастушок, живой и невредимый. Не смогла перенести его безутешная душа горькой разлуки, заплыл он далеко в безбрежное море и нырнул, чтобы найти свою любимую в подводном царстве. Раз нырнул, другой и… И с тех пор его никто не видел… — шмыгнув носом, он тоном заправского конферансье закончил: — Вот такая вот случилась в наших краях печальная история.

Некоторое время в камере стояла тоскливая тишина. Наконец, отгоняя видение, Вовка тряхнул головой и осторожно спросил:

— Ну, а надпись-то здесь при чем?

— Надпись? — недоуменно переспросил мужичок и безразлично пожал плечами: — Да хрен ее знает! Нацарапал какой-то урод и всех делов.

Заключенные грохнули дружным смехом. Отсмеявшись, Вовка задал давно интересующий его вопрос:

— Скажи-ка, брат, а как тут у вас власть устроена?

Обескуражено нахмурив брови, пахан просипел:

— Ты че? Я главный в камере…

— Да не-ет, — раздраженно перебил браток. — Я имел в виду государство.

— А-а, — разочаровано протянул главный. — Тут все просто. Есть император — он, типа, бугор. Есть Тайный Канцлер и Казначей — тоже авторитетные пацаны. У них у каждого своя кодла псов цепных, лютых… — тут он недоверчиво прищурился: — У тебя же наколка секретная на плече? Ты че пургу мне гонишь?

— Тут, братуха, непонятка конкретная вылезла, — тяжело вздохнул Вовка, лихорадочно перебирая в голове всевозможные варианты. — По бестолковке я мечом огреб, и с тех пор половину помню, а другую…

Он выразительно постучал по гулко отозвавшемуся черепу, жестом изобразив уцелевшую половину.

— У-у, — сочувственно прогудел смотрящий. — Все ясно с тобой… Тогда слушай дальше. Есть министры всякие, но эти — так, шныри на побегушках, — он пренебрежительно махнул рукой. — Бакланы разные в Думе заседают, языками метут, что дворник с метлой. А вся сила в руках местной братвы, что на кормление в городах ставлена. Вроде нашего князя Кайты…

— Это мэр, что ли? — уточнил на всякий случай Вовка.

— Кто умэр? — опешил смотрящий. — Князь Кайта? Вчера ж еще живой был?

— Не-а, я не о том, — поморщился браток. — Ты продолжай, давай, не отвлекайся.

— Дык, а че тут еще рассказывать? Есть еще бароны, графья — шушера одним словом.

— Это почему? — заинтересовался Вовка.

Пахан с наслаждением почесал могучую грудь, прихлебнул из кружки и неторопливо пояснил:

— Золота награбили и титулов себе поскупали.

— Значит, любой может купить?

— Любой, да не любой, — неохотно признался смотрящий. — Вместе с титулом деревенька дается, аль село… а они все заняты. Если за год не прикончишь своего брата-барона, то титул теряется. А денежки тю-тю — в казне остаются.

— Да, мудро тут у вас устроено! — восхитился Вовка и пытливо продолжил: — А следак в сутане, это кто?

— Серая братия, — помрачнел смотрящий. — Волки в рясах. Инквизиция Ордена Серр. Есть еще магическая, но они нас не касаются — ведьмами занимаются, да колдунами. А эти уроды…

Закончить ему не дали. Вновь заскрежетала тяжелая дверь, через проем дохнуло прохладой, и знакомый стражник, выставив толстый кривой палец, хрипло приказал:

— Ты! К отцу Амбросию на допрос!

Еще два конвоира ловко связали сзади руки, садистки затянув узлы, и, подталкивая узника в спину железными дубинками, повели извилистыми коридорами мрачного, пахнущего сыростью каземата.

Давешний монах встретил Вову непритворной улыбкой. Тонкие бескровные губы растянулись до ушей и серая пергаментная кожа, обтягивающая изможденное лицо, собралась морщинками, отчего монах стал похож на египетскую мумию.

— Вот мы и встретились, капитан Вокка, — дребезжащим смехом встретил он узника. — Как ты и пожелал.

Вовка угрюмо осмотрел допросную. Закопченные своды из серого гранита, чадящий факел в углу, ржавые цепи на стене, и блестящие инструменты на тяжелом мраморном столе. Палач с толстыми, волосатыми ручищами, обвислыми небритыми щеками и детским наивным взглядом широко распахнутых глаз на простодушной деревенской физиономии. Такому что мясо рубить, что узника — все одно. И тюремный следак: отец Амбросий собственной персоной.

— Свободны! — небрежно махнул рукой монах.

— Отец Амбросий! — с укоризной протянул старший стражник, не двигаясь с места.

— Ах, да! — хлопнул себя по лбу следователь, и вытащил из ящика невзрачный камень мышиного цвета в форме небольшого жезла. Легонько щелкнув по нему ногтем, от чего тот окутался роем мерцающих светлячков, монах повторил: — Свободны… — спохватившись, добавил: — Руки не забудьте ему развязать.

Мгновенно исполнив приказ, стража исчезла, неслышно притворив за собой дверь.

— Имя и звание! — неожиданно рявкнул монах, вперив в узника немигающий взгляд. Довольно ухмыльнувшись (Вовка непроизвольно вздрогнул) деловито продолжил уже спокойным тоном: — Когда тебя завербовали алавийцы? — и вновь, без паузы, сорвался в крик: — Отвечай, тварь!

Вовка с опаской шагнул назад — бешеный, не укусил бы невзначай. Вон, уже пена изо рта показалась. Был у него такой в бригаде, на людей как зверь бросался.

Негромко кашлянув в кулак, он заботливо предложил:

— Слышь, брат… — при этих словах дернулся уже монах. — Может тебе врачу показаться? Голову подлечить, пока не поздно.

— Я тебе подлечу! — прошипел следователь, от ярости перекосив физиономию. — В ногах валяться будешь, о смерти умолять. В последний раз спрашиваю — твое настоящее имя и звание?

— Штандартенфюрер СС Штирлиц! — вытянулся в стойке Вовка, важно надув щеки. Немного подумав, дурашливо выкинул вверх руку: — Хайль!

— Зиг хайль! — пружиной выбросило из-за стола монаха. Глаза его вылезли из орбит, а рот судорожно хватал спертый воздух подземелья. — Господин штандартенфюрер? — благоговейно прошептал он.

Вовка посмотрел на него с искренним сочувствием:

— Я говорил тебе, дружище, лечись, пока крышняк совсем не съехал… — и неожиданно взъярился: — Ты че меня, за наци держишь? Да братва в жизни…

Монах заверещал как недорезанный, не дав ему договорить:

— Ты!.. Из-за тебя!.. — направив жезл в сторону безмолвного палача, он сделал какое-то движение, отчего камень засиял еще ярче. Палач судорожно икнул, взгляд его стал бессмысленным окончательно, и он медленно сполз по стене, цепляясь за гранит обкусанными ногтями. — Лучшего костолома собственными руками! Да где я теперь такого возьму? Отвечай, откуда слово тайное ведаешь?! — дрожащая рука уставилась на Вовку. Камень поменял цвет, окутавшись красноватым сиянием.

Фигасе, прибамбасы тут у них! — мысленно восхитился Вовка. Монах смотрел на него с нескрываемым изумлением. Обескураженный взгляд метался от узника к жезлу и обратно, как в мультфильме про Тома и Джерри.

— Немыслимо! Неслыханно! Пятый уровень защиты…доложить его преосвященству… — забормотал он и резким движением повернул кончик жезла вокруг своей оси. — Ладно, сам напросился… — обреченность сменилась злорадным торжеством. — На, получи!

Узкий рубиновый луч вылетел из жезла и ласковой щекоткой скользнул по груди. По телу пронеслась волна блаженного тепла. Вовка радостно вздохнул — ощущения были восхитительными. Неожиданно отозвался перстень на пальце, легкой дрожью напомнив о себе. Вовка шагнул вперед, схватил рукой монаха за ворот и без усилий оторвал его от пола.

— Ты куда мальчонку дел, чмо в рясе? — почти дружелюбно осведомился он. Подумав секунду, оскорбительно ухмыльнулся: — Мастер Йода хренов.

— Ква…ква… — изобразил лягушку монах, позеленев всей физиономией; лишь губы остались белыми, змеиными. — Ква… вашему с-сведению, оскорбление действием лица духовного с-сана приравнивается к государственной измене. Статья восьмая Уложения о н-наказаниях… п-пункт седьмой, — слегка заикаясь, выпалил он заученную скороговорку.

— Измене какому государству? — неожиданно заинтересовался Вовка.

— Великой Империи Араниэля! — воспрянул духом монах. Громко икнув, неуверенно добавил: — Тебе голову отрубят… — и вновь забормотал: — Жезл не сработал… магия не подействовала… срочно доложить.

— Значит, если я подданный другой империи, то измена имеет место не быть, — слегка встряхнув разговорчивого пленника, Вовка начал размышлял вслух казенным слогом. — А раз нет измены, то отсутствует и факт оскорбления лица… — запнувшись на мгновение, ухмыльнулся и деловито продолжил: — Зеленого лица духовной национальности. Вычитание вышесказанного подразумевает правомерность совершения действия, если иное не вытекает из императивной нормы закона… Так? — почти ласково осведомился он.

— Так, — на всякий случай подтвердил обескураженный монах, с опаской косясь на мучителя. — Если не вытекает…

Рука стала затекать, и Вовка разжал пальцы. Монах грохнулся на стул, звучно щелкнув челюстью. Судорожно вздохнув, он схватил жезл и вновь направил его на Вовку. Камень выплюнул розовый луч, почернел и… иссяк.

— Батарейки кончились? — задушевно спросил Вовка и выдернул жезл из рук монаха. — Дай сюда игрушку, пока не сломал окончательно.

— Ба…ба… -заблеял напуганный монах, делая попытку приподняться со стула. — Не… не может бы… бы…

— Достал ты меня, ба-ба-баклан! — передразнил его Вовка. — Отдохни малость… поспи! — заботливым тоном сказал он.

Увесистый кулак беззлобно опустился на макушку незадачливого следователя. Гипноз подействовал моментально — монах заснул, закатив к потолку поросячьи глазки. Вовка осмотрелся, зябко переступив босыми ногами по полу. Так и менингит подхватишь, — озаботился он.

Быстро раздев палача — монах не подходил по комплекции — Вовка переоделся в кожаный камзол, натянул добротные сапоги (на портянки пошла монашеская ряса) и накинул черный плащ с капюшоном. Сунул в карман жезл, еще раз оглядел камеру (уходя, проверь — не забыл ли чужого) и осторожно открыл дверь. Пусто.

Ссутулившись и надвинув капюшон на глаза, он шаркающим шагом неторопливо двинулся по коридорам каземата. Поворот, еще один, пять ступеней наверх, решетка. Два знакомых стражника по ту сторону мирно пьют пиво из глиняных кувшинов. На маленьком столике крохотной караульной горка красных раков, лоснящийся жиром лещ и блюдо с сухарями. Лепота.

— А-а, брат Дурилла, — звякнула связка ключей, и решетка со скрипом отъехала в сторону, спрятавшись в толще каменной стены. — Присоединяйся к нам, — стражник приветливо махнул рукой. — Устал, небось, от трудов праведных.

Две луженые глотки дружно забулькали в жалком подобии смеха. Вовка молча сел на лавку и резким движением (Гульчитай, открой личико) сдернул капюшон.

— Ты?! — задохнулся от возмущения стражник, судорожно лапая непослушную алебарду.

— Караул! — прохрипел второй, пятясь назад вместе с табуреткой. — Побег…

— Сидеть! — властно приказал Вовка и достал из кармана жезл. — Придушу как котят… в смысле — поджарю, — быстро поправился он, кивком головы указав на джидаевскую игрушку.

Мясисто-багровые физиономии сморщились, сдулись, покрылись капельками пота.

Вовка неторопливо оторвал клешню у крупного рака, с наслаждением разжевал и отхлебнул добрый глоток прямо из кувшина.

— Мальчонку куда дели?

Стражники недоуменно переглянулись.

— Какого мальчонку, ваша милость? — осторожно молвил один, испугано стрельнув глазами в сторону жезла. — Никого, кроме вас не привозили.

— Яном кличут, — напомнил Вовка, вгрызаясь в леща. — Дерьмо у вас, а не пиво.

— Дык, ваше сиятельство, — расплылся в угодливой улыбке первый стражник. — Их в Северный Замок отвезли, сразу после ареста. Личный приказ его преосвященства.

— Это где? — опорожнив кувшин, Вовка брезгливо заглянул внутрь и отбросил жалобно хрустнувшую посудину в угол. — В городе?

— Никак нет, ваша милость, — сглотнул слюну второй стражник, жадным взором провожая остатки леща. — Верст двести отсель будет… — поймав вопросительный взгляд, угодливо пояснил: — Через Синие перевалы, в Лунных лесах.

Угу. Нижнее дупло крайнего дуба в третьем ряду. Спросить дятла… Вовка вытер руки о бороду испугано вздрогнувшего стражника и неожиданно спросил:

— А там что?

Головы стражников синхронно повернулись в указанном направлении и через мгновенье с глухим бильярдным стуком отскочили друг от друга. Удовлетворенно крякнув, Вовка подхватил связку с ключами и, беспечно посвистывая, направился к выходу. На улице темнело.

Куда идти дальше он не знал. Мальчонку было жаль — зацепил чем-то его сорванец! — но тащится за двести верст к черту на рога, да без гроша в кармане… Наведаться к его дяде?

— А ты уверен, что он к аресту руку не приложил? — вылез Зануда.

Уверенности не было.

Перейдя на другую, неосвещенную сторону улицы, Вовка направился куда глаза глядят. А глаза глядели на смазливых горожанок, трактирные вывески и магазинные витрины. Одеяния палача были, признаемся честно, не парфюм.

Внезапно тихая суета вечернего городка взорвалась тревожными криками, бряцаньем оружия и ржанием лошадей.

Погоня. Сомнений в этом не было никаких.

Вовка оглянулся по сторонам. Ни переулков, ни проходных дворов. Прямая, как стрела улица, с плотно стоящими каменными зданиями. У парадных подъездов вооруженная охрана, возле магазинчиков — добры молодцы с короткими дубинками. Приплыли.

Взгляд упал на небольшую лавку с тусклым фонарем над рассохшейся дверью. «Аптека Цириуса. Зелья и снадобья» — гласила обветшалая вывеска. Воровато оглянувшись, Вовка неторопливо (адреналин, разве что из ушей не брызгал) открыл предательски взвизгнувшую дверь и спустился по каменным ступеням в полуподвальное помещение. Нос забила волна лекарственных ароматов.

— Чем могу служить, молодой человек? — раздался скрипучий вкрадчивый голос. — Желаете зелье приворотное купить, аль соперника отравить? Сразу хочу предупредить — яды без особого рецепта не отпускаю. Есть свежие пиявки из Запретных болот, клык дракона…

— А яйца черепахи Тортиллы есть? — криво ухмыльнувшись, перебил Вовка.

Голос доносился из-за скудно освещенного дубового прилавка. Справа и слева от него высились до потолка полупустые стеллажи с банками, бумажными разноцветными свертками, склянками с подозрительной мутной жидкостью и прочей аптекарской утварью. Остальная часть помещения тонула в полумраке. Аптека явно переживала не лучшие времена.

— К-хе… — поперхнулся аптекарь и осторожно спросил: — А что это за зверь? Никогда не слыхал о таком.

Вовка скептически оглядел хозяина лавки. Вылитый Дуремар из «Золотого ключика». Даже колпак один в один. Вместо ответа он молча выложил на прилавок жезл. Еще недавно черный камень теперь приобрел нежно-голубоватый цвет. Бережно взяв жезл в руки, аптекарь поправил пенсне и задумчиво пробормотал:

— Интересно… очень необычно. Простой охранный артефакт, но цвет… первый раз такой вижу. — Оторвавшись от созерцания, он спросил: — Хотите продать?

— Хочу, — коротко ответил Вовка и, прислушавшись к шуму у входной двери, с угрозой предупредил: — Тихо!

Увесистый кулак у носа аптекаря возник сам по себе.

— Интересно… очень необычно.

— Вы повторяетесь, милейший, — усмехнулся Вовка, слегка расслабившись. Шум у дверей стих.

Аптекарь отмахнулся от него, как от назойливой мухи, продолжая вертеть в руках Вовкин кулак. Осторожная попытка высвободиться из цепких пальцев успеха не принесла.

— Скажите, любезнейший, как вам достался этот перстень?

— Наследство бабкино, — соврал на всякий случай Вовка.

Перстень на пальце отозвался легким уколом.

— Бабушка значит, — отпустив руку, аптекарь недоверчиво прищурился. — Тогда вы должно быть знаете, что если перстень не признает нового хозяина, жить ему не более суток… Признайтесь честно — когда вы его купили?

Твою мать! — ахнул про себя Вовка, лихорадочно считая в уме. Спустя секунду, он облегченно вздохнул:

— Три дня прошло.

Аптекарь тенью метнулся к двери, с грохотом задвинул щеколду и неторопливо произнес:

— Тогда, молодой человек, нам есть о чем побеседовать.

И плотоядно ухмыльнувшись, он облизал языком длинные клыки.