"Конец ордынского ига" - читать интересную книгу автора (Каргалов Вадим Викторович)

Глава 2. Начало освободительной борьбы

Попытки освободиться от власти ордынского хана начались вскоре после нашествия Батыя. Сохранили свои военные силы многие русские города, не подвергавшиеся «Батыеву погрому»: Новгород, Псков, Смоленск, Витебск, Полоцк. В Южной Руси продолжал сопротивление завоевателям князь Даниил Романович Галицко-Волынский, который сумел нанести ордынцам несколько чувствительных ударов.

В этих условиях, признав формально свою зависимость от Золотой Орды, великий князь Ярослав Всеволодович исподволь готовился к освобождению своей страны. Известно, например, что он пробовал вести переговоры о военном союзе с Западом против ордынцев. По данным Б. Я. Рамма, в 1246 г. князю Ярославу были направлены послания римского папы, а русское посольство ездило в Лион{22}. Возможно, слухи об антиордынских настроениях Ярослава и его переговорах с Западом и послужили причиной его гибели в ставке великого монгольского хана. Довольно независимо вел себя по отношению к Орде сын Ярослава великий князь Андрей. За время его великого княжения (1249 — 1252) летописцы не упоминали ни о поездках русских князей в Орду, ни о посылке «даров», а «дани и выходы», как сообщает В. Н. Татищев, платились тогда «не сполна». Великий князь Андрей Ярославич сделал попытку открыто выступить против власти завоевателей. Для этого он добивался союза с другим русским князем, продолжавшим сопротивление, — Даниилом Галицко-Волынским. Косвенные сведения об этом союзе имеются в летописях. В 1250 г. киевский митрополит Кирилл приезжал в Северо-Восточную Русь. Между детьми владимирского и галицко-волынского князей был заключен брачный союз, что, видимо, явилось внешним отражением складывавшегося военно-политического союза двух сильнейших русских княжеств: «оженися княз Ярославичь Андреи Даниловною Романовича и венча и митрополит в Володимери». Сделана была, вероятно, и попытка привлечь к союзу Великий Новгород, куда тоже поехал митрополит Кирилл. [18]

Антиордынский характер складывавшегося союза не вызывает сомнений. Лаврентьевская летопись отмечает, что великий князь Андрей предпочел «с своими бояры бегати, нежели царем служити», а Никоновская летопись приводит гордые слова великого князя о том, что лучше бежать в чужие земли, чем служить ордынцам.

Можно спорить, насколько реальной в тех исторических условиях была попытка сразу же освободиться от ордынской зависимости; общепринятое в исторической литературе мнение о том, что единственно правильным был курс на мирные отношения с Ордой, который проводил следующий великий владимирский князь — Александр Ярославич Невский, ставит под сомнение саму такую возможность. Однако, на наш взгляд, кое-какие основания для выступления против Орды у великого князя Андрея Ярославича были. За полтора десятилетия, которые прошли со времени «Батыева погрома», разогнанное население в основном возвратилось на прежние места, восстанавливались города, заново создавалось войско.

Следует учитывать, что обширные области Руси вообще избежали разорения; оформляется союз с Южной Русью, которая сумела быстро оправиться от нашествия и готовилась к борьбе с Ордой. Были у великого князя Андрея и надежды получить военную помощь с запада.

Следует учитывать и политические затруднения, возникшие в самой Золотой Орде. Хан Батый имел в своем распоряжении теперь не общемонгольское войско, как во время нашествия 1237 — 1240 гг., а только военные силы улуса Джучи. К тому же его внимание было отвлечено борьбой за великоханский престол, которая разгорелась между отдельными ханами улусов. Два улуса — Джучи и Тулуя — объединились для борьбы с улусами Угедея и Чагатая и только в начале 50-х годов добились решительного перевеса над своими соперниками. Военные силы Батыя принимали участие в завоевании Ирана, в войне на Северном Кавказе, где завоевателям продолжали оказывать упорное сопротивление аланы. Все это создавало большие трудности для организации нового нашествия на Русь и, видимо, учитывалось великим князем Андреем Ярославичем. Кстати, на трудности полного подчинения Руси власти золотоордынских ханов указывал в свое время В. Т. Пашуто: «Золотоордынские ханы поставили в качестве одной из важнейших задачу подчинить все русские земли, как завоеванные ими, так и незавоеванные. [19]


Однако героическое сопротивление русского народа также противоречия между золотоордынскими и вели ними ханами, возникшие из-за права обладания богаты: «русским улусом», отсутствие необходимых военных сил и должного уровня государственной организации не позволяли им рассчитывать на быстрое осуществление и планов»{23}.

Однако историческая возможность далеко не всегда становится исторической реальностью. В развитие событий властно вмешиваются факторы, которые не могли предвидеть современники. Антиордынские планы великого князя Андрея Ярославича столкнулись с политической линией на мирные отношения с завоевателями, которую последовательно проводил его брат Александр Ярославич Невский и поддерживала значительная часть других; русских князей.

В 1252 г. хан направил в Северо-Восточную Русь большое карательное войско «салтана» Неврюя. Перед лицом грозной «Неврюевой рати» великий князь Андрей остался почти в одиночестве; его открыто поддержал только тверской князь Ярослав Ярославич. По сообщению, Софийской I летописи, конные тумены Неврюя «под Владимерем бродиша Клязму», «поидоша к граду Переяславлю таящеся». Там «срете их великий князь Андрей; с своими полкы, и сразишася обои полци, и бысть сеча велика». Кроме великокняжеского войска, в сражении приняли участие только тверские дружины с воеводой Жирославом. Силы оказались явно неравными, и воины великого князя Андрея и воеводы Жирослава «погаными побежедени была». Андрей бежал «за море». Новым великим князем стал Александр Ярославич Невский.

«Неврюева рать» сыграла значительную роль в установлении ордынского владычества над Русью. Она принесла победу тем князьям, которые стояли за примирение с завоевателями, за подчинение власти ордынского хана (естественно, постаравшись обеспечить при этом свои собственные классовые интересы). Изменился на многие десятилетия характер освободительной борьбы русского народа, который не покорялся завоевателям даже в самых сложных условиях. Эта освободительная борьба приняла во второй половине XIII в. характер стихийных народных восстаний.

Первые крупные антиордынские народные выступления связаны с проведением переписи русских земель в [20] 1257 — 1259 гг., которая была организована завоевателями для обложения Руси регулярной данью. Суздальский летописец сообщал о переписи очень кратко: «Приехаша числепици, исщетоша всю землю Суждальскую и Рязаньскую и Мюромьскую и ставиша десятники и сотники и тысячники и темники, и идоша в Орду, только не чтоша игуменов, черньцов, попов, крилошан, кто зрит на святую богородицу и на владыку». Видимо, в «низовских землях» (как называли новгородцы Владимиро-Суздальскую Русь), где великокняжеская администрация была достаточно сильной, перепись при ее содействии прошла без серьезных волнений. Но в Новгороде...

Первые же известия о переписи вызвали взрыв возмущения новгородцев. Был убит посадник Михалко, ставленник великого князя. Восставшим, видимо, сочувствовал и новгородский наместник князь Василий, сын Александра Невского; при приближении великокняжеских полков он бежал в Псков. В этой обстановке послы ордынские могли приехать в Новгород только в сопровождении самого великого князя и его дружины. Это было похоже на настоящий военный поход, в котором приняли участие многие русские князья. По свидетельству Никоновской летописи, «поехаша численици Ардинскиа, и князь велики Александр Ярославичь Владимерский, и Андрей Ярославичь Суздалский, и князь Борис Василковичь Ростовский счести Новгородцкиа земли». Начались расправы и казни новгородских «мятежников», но сломить сопротивление непокорного города так и не удалось. По словам новгородского летописца, «почаши просити послы десятины, тамгы, и не яшася новгородьци по то, даша дары цесареви и отпустиша я с миром». Новгородские подарки хану и отпуск ордынских послов «с миром» не меняют сущности дела: перепись в Новгороде в 1257 г. провести не удалось.

Только через год под угрозой карательного похода («аже не иметеся по число, то уже полкы на Низовьской земли»), новгородцы, наконец, согласились принять «численников» для переписи. В 1259 г. в Новгород поехали ордынские послы Беркай и Касачик «и инех много»; их снова сопровождал великий князь с дружиной. Но опять «бысть мятеж велик в Новегороде», ордынские послы жаловались великому князю, что «избьють нас», и «повеле князь стережи их сыну посадничю и всем Детем боярьскым по ночем». Как и в прошлый раз, [21] против ордынцев активно выступили городская чернь, народные низы. «Чернь не хотеша дати числа, — отмечал летописец, — но реша: умрем честно за святую Софью и, за домы ангельскыя». Наоборот, новгородское боярство склонялось к признанию дани, и в городе «бысть мятежь велик», «издвоишася люди», «болшии веляху меншим яти-ся по число, а они не хотеху». С большим трудом при поддержке великого князя, «перемогоша бояре чернь, и яшася под число», «почаша ездити оканьянии но улицам пишюче домы... и отъехаша оканьнии, взямше число»{24}.

Упорная борьба «менших» людей Новгорода не прошла бесследно. Они добились существенных уступок от ордынских послов. В великом северном городе никогда не было ни представителей хана — баскаков, ни откупщиков ордынской дани — «бесермеыов», и Новгород самостоятельно собирал «ордынский выход».

Следующее крупное антиордынское народное выступление связано именно со злоупотреблениями «бесерменов», которые находились во многих русских городах для сбора дани. Это была целая серия городских восстаний, о которых Лаврентьевская летопись (под 1262 г.) сообщала так: «избави бог от лютого томленья бесурьменьскаго люди Ростовьския земля, вложи ярость в сердца крестьяном, не терпяще насилья поганых, изволиша вечь и выгнаша из городов из Ростова, из Володимеря, ис Суждаля, из Ярославля, откупахуть бо ти оканьнии бе-сурмене дани, и от того велику погубу людей творяхуть».; Суздальский летописец добавлял: «изгнаша поганых; от всех градов (курсив мой. — В. К.{25}. Никоновская летопись утверждала даже, что выступление носило! организованный характер{26}. Правда, учитывая политику великого князя по отношению к Орде в то время, сомнительным представляется мнение некоторых историков о его непосредственном участии в подготовке восстаний в русских городах. Судя по летописным известиям, ведущая роль в событиях принадлежала самим горожанам, которые выступили «вечем».

Серия городских восстаний 1262 г. имела важные последствия. Народные выступления привели к изгнанию сборщиков дани, присылаемых непосредственно из Орды. Постепенно сбор «ордынского выхода» начал переходить к русским князьям, что увеличивало самостоятельность Руси.

Следующая серия городских восстаний привела к [22] изгнанию из русских княжеств ханских баскаков. В первые десятилетия ордынского ига баскаки играли важную роль в организации властвования Золотой Орды над Русью. Напомним: Русь не входила непосредственно в состав Золотой Орды, не была простым ордынским улусом. В русских княжествах сохранялась своя военно-административная организация, русские князья правили от имени верховной власти хана, получая из его рук «ярлыки» на свои княжения, но правили самостоятельно. Повседневный контроль за их деятельностью и осуществляли ханские представители — баскаки (дословный перевод с тюркского — «давители»).

Баскаки не были «наместниками» хана в покоренных землях: для этого они не имели ни военной силы, ни своей администрации. Но по «доносам» баскаков хан посылал на непокорного князя карательное войско или вызывал его на расправу в Орду. Итальянец Плано Карпини. побывавший в середине XIII в. в Монгольской империи, достаточно определенно очерчивает круг обязанностей баскаков в тех землях, куда завоеватели позволили вернуться прежним правителям, сохранив за ними их владения: «как вождям, так и другим подобает повиноваться их мановению, и если люди какого-нибудь города или земли не делают того, что они (баскаки. — В. К.) захотят, то эти башафы возражают им, что они неверны...»{27} Для усмирения непокорных баскаки вызывали отряды ордынцев, которые внезапно обрушивались на жителей и истребляли их. Русские летописцы представляли баскаков как доносчиков хана, которые посылали «клеветы» в Орду и «наводили» на русские земли ордынские «рати». За вторую половину XIII в. ордынцы 14 раз вторгались в пределы русских княжеств, а «Дюденева рать» 1293 г. по своим масштабам напоминала «Батыево нашествие». Занозами сидели баскаки при княжеских дворах, и под их бдительным присмотром трудно было надеяться собрать силы для борьбы против завоевателей. Ликвидация системы баскачества облегчила бы подготовку к свержению иноземного ига, ослабила бы власть хана над Русью. Но баскаки находились под защитой грозного «царева гнева»{28}.

То, на что не решились князья, сделали безвестные горожане — «вечники». Первыми восстали «вечники» Древнего русского города Ростова. Ростовские князья поддерживали особенно тесные связи с Ордой. По свидетельству [23] летописца, в 1289 г. много было ордынцев в Ростове, «и изгнаша их вечьем, и ограбиша их». В 1320 г снова «собравшеся людие, изгониша их из града»{29}.

В 1327 г. произошло большое антиордынское восстание в Твери, куда пришел с отрядом ордынской конницы «посол силен зело царевичь Щелкан Дюдепевичь изо Орды, от царя Азбяка». В ответ на насилия и грабежи приезжих ордынцев в Твери поднялось восстание, бои на улицах продолжался до захода солнца, «и побели Щелкан Дюденевичь на сени, и зажгоша под ним сени и двор весь... и ту сгоре Щелкан и с прочими... И гостей ординских старых и новопришедших, иже с Щелканом Дюденевичем пришли, аще и не бишася, но всея изсекоша, а иных истопиша, а иных в костры дров складше сожгоша»{30}.

Городские восстания конца XIII — первой четверти XIV в. привели к ликвидации баскачества на Руси; под давлением антиордынских выступлений русских «вечников» хан пошел на серьезную уступку, которая объективно ослабляла его власть над Русью{31}. Таким образом именно выступления народных масс открыли национально-освободительную борьбу Руси против завоевателей, смели с русской земли «бесерменов» и баскаков.

К тому же времени относятся выступления против ханской власти отдельных русских князей. Старший сын Александра Невского великий князь владимирский Дмитрий Александрович открыто воспротивился решению хана передать ярлык на великое княжение своему брату Андрею Александровичу. Для того чтобы принудить его; к повиновению, хану пришлось посылать на Русь в 1281 г. большое карательное войско. Андрей сел на великокняжеский «стол», но ненадолго. Уже в следующем году он доносил в Орду, что Дмитрий «тебе, царю, повиноваться не хочет, и даней твоих тебе платить не хочет», и снова просил о помощи.

В 1282 г. хан послал на Русь «рать многую, Тураитемира и Алына». Дмитрий Александрович на этот раз уступил, но не прекратил борьбу за великое княжение, несмотря на явное противодействие ордынского хана. А в 1285 г. он сам нанес ордынцам серьезный удар. По словам летописца, «того же лета князь Андрей Александровичь Городецкий приведе царевичя изо Орды на старейшаго своего брата, великого князя Дмитреа Александровича». [24]

На этот раз Дмитрий не стал «отъезжать» от опасности на север, а выступил сам навстречу «царевичу», который по ордынскому обычаю «распустил облавой» свое войско для ограбления русских земель (и жестоко поплатился за недооценку противника): «князь же Дмитрей Александровичь собрався со многою ратью и иде на них, и побеже царевичь во Орду»{32}.

В исторической литературе установилось мнение, что первую победу в полевом сражении русские одержали над ордынцами лишь в 1378 г. на р. Воже. В действительности же победа «в поле» была вырвана полками старшего «Александровича» — великого князя Дмитрия — почти на сто лет — раньше. Удивительно живучими оказываются для нас порой традиционные оценки.

Ощутимые удары по ордынцам наносили и другие русские князья, не останавливаясь перед открытым вооруженным сопротивлением. В 1300 г. князь Даниил Московский разгромил под Переяславлем-Рязанским сильный ордынский отряд, пришедший на помощь местному князю. В 1310 г. под стенами своего города сражался с ордынцами князь Святослав Брянский. А в 1315 г. с завоевателями, которые пришли из Орды под Торжок, билось новгородское войско.

Тверской князь Михаил преградил в 1317 г. путь в свое княжество ордынскому войску полководца Кавгадыя. Как повествует тверской летописец, «великий же князь Михаиле съвокупися, и мужи тверичи и кашинци поидоша противу Юрию» (вместе с которым пришли ордынцы), «и ступишася обои, и бысть сеча велика», и «Кавгадый повеле дружине своей стяги поврещи, а сам поиде не люба а в стани», «неволею сам побежал»{33}. Неоднократно вступал в бои и князь Константин Суздальский и Нижегородский. Летописец отметил, что он «княжил лет 15, честно и грозно боронил свою отчину».

Однако эпизодические выступления князей против ордынских ратей и отдельные частные успехи не могли серьезно ослабить Орду. Для свержения ига была необходима общерусская борьба с завоевателями. Но на Руси еще не было центра, вокруг которого могли бы сплотиться для решительного боя с Ордой русские силы.

Такой центр начинает складываться только с возвышением Москвы. Начальный период истории Московского княжества почему-то не привлекал внимания историков. Вероятно, прав был академик М. Н. Тихомиров, когда [25] писал, что «в глазах позднейшего потомства имя Калиты вытеснило имена его предшественников и наследников, и только Дмитрий Донской оставил по себе такой же памятный след в родословцах»{34}. Не привлекала внимания историков и личность первого московского князя Даниила, младшего «Александровича». Между тем известные нам факты позволяют оценить время княжения Даниила Александровича вообще в отечественной истории, а в частности в возвышении Москвы.

Выделение Москвы из состава Великого княжества Владимирского относится к началу великого княжения Дмитрия Александровича, старшего сына Александра Невского. Став в 1276 г. великим князем, Дмитрий Александрович пробовал продолжать политику своего отца, направленную на усиление великокняжеской власти, и сразу встретил сопротивление других князей, особенно ростовских, углицких, ярославских. Чтобы усилить свои позиции, он выделил самостоятельные уделы своим младшим братьям. Андрей получил Городецкое княжество, а Даниил — Московское.

Дата образования Московского княжества, впервые названная А. В. Экземплярским, автором капитального труда о великих и удельных князьях Северо-Восточной Руси (1276), признана советскими историками{35}.

О первом московском князе Данииле Александровиче (1276 — 1303) известно немного — он не пользовался особым вниманием летописцев. Даниил родился в 1261 г., за два года до смерти своего отца Александра Невского, его мать Васса вскоре умерла. По мнению А. В. Экземплярского, Даниил находился под опекой своего дяди Ярослава Тверского, а после его смерти, в великое княжение, своего старшего брата Дмитрия, получил самостоятельный удел. Неизвестно даже имя жены Даниила, от которой он имел несколько сыновей: Юрия, Александра, Бориса, Афанасия, Ивана{36}.

Первоначально территория Московского княжества была небольшой. Она включала земли по среднему течению Москвы-реки с ее левыми притоками: Рузой, Озерной, Истрой, Всходней, Яузой, Пехоркой, и с правыми притоками: Сетупкой, Пахрой, а также верхнее течение р. Клязьмы с притоками Учей, Ворей, Шерной, Вохонкой и Дрезной. Верхнее течение Москвы-реки с городом Можайском принадлежало смоленским князьям, аижнее с городом Коломной — рязанским; рязанские владения [26] доходили на север примерно до р. Гжелки. Московское княжество протянулось с востока на запад на 150 — 200 километров, с севера на юг — на 100 — 120 километров. В нем было всего три укрепленных города: Москва, Звенигород и Радонеж. С этого небольшого клочка земли, затерянной среди лесов, началась Россия.

В первой четверти XIII в. Москва занимала Боровицкий холм, на котором стоял деревянный Кремль, часть Китайгородского холма и Подола — низины между Боровицким холмом и Москвой-рекой. Основная часть городского посада располагалась на этих возвышенностях и лишь в двух местах языками спускалась к Москве-реке: на Подоле и между Кремлем и болотистым Васильевским лугом, где были торговые пристани. «Великий посад», простиравшийся примерно до Богоявленского, монастыря, был опоясан рвом. За р. Неглинной и на другом берегу Москвы-реки, где расстилался «луг великий», поселений еще не было. В окрестностях были «села красные, хорошие» и монастыри. Обычный, ничем не выделявшийся из ряда других северорусский город, столица небольшого удела, каких много было на Руси.

Летописцы ничего не сообщают о первых годах княжения Даниила Московского. Создается впечатление, что московский князь старался избежать участия в междоусобной борьбе. Он не упоминается в летописях в связи с событиями феодальных войн, не участвует в неоднократных походах великого князя Дмитрия на Новгород. Нет его имени и в списках князей, периодически ездивших в Орду, «ко царю». Даниил Московский остался в стороне и от ожесточенной борьбы за великое княжение, разгоревшейся между старшими «Александровичами» — великим князем Дмитрием и князем Андреем Городецким. Поэтому ордынские рати 1281 и 1282 гг., которые Андрей «наводил» на своего старшего брата, миновали Москву. Значительная часть Северо-Восточной Руси, от берегов Клязьмы и чуть ли не до Торжка, подверглась ордынскому разорению, а Московское княжество уцелело. В этих событиях прослеживается основная политическая линия Даниила Московского: не вмешиваться в усобицы, поддерживать мирные отношения и с великим князем, и с его соперниками, накапливать силы и заботиться прежде всего о собственном княжестве. Впрочем, когда самой Москве угрожала опасность, Даниил действовал достаточно смело и решительно. Так, в 1282 г., [27] когда великий князь Дмитрий предъявил какие-то требования северо-западным русским князьям и Великому Новгороду, Даниил немедленно взялся за оружие. По свидетельству летописца, «князь велики Тферьскы Святослав Ярославич с Тферичи, и князь Данило Александрович с Москвичи, и Новогородци поидоша ратью на великого князя Дмитрия Александровича к Переяславлю»{37}. Великому князю пришлось уступить.

Очень важным для Московского княжества, для роста его авторитета и политического влияния был 1285 год. Москва впервые выступила активным участником вооруженной борьбы с внешними врагами. По сообщению летописца, тогда «воевали Литва Тферьскаго владыки волость Олешню, и совкупившеся Тферичи, Москвичи, Волочане, Новоторыщ, Зубчане, Рожевичи, и шедше бита Литву на лес в канун Спасову дни, и великого князя их Домонта убиша, а иных изъимаша, а овых избиша, полон весь отъяша, а инии розбежашася»{38}. Первый выход Москвы на «международную арену» закончился, таким образом, блестящей победой. В том же году московские полки с Даниилом Александровичем участвовали в разгроме ордынского «царевича». Летописную запись о том, что великий князь Дмитрий, «съчтася с братьею, царевича прогна», известный советский историк А. Н. Насонов расшифровывал следующим образом: вместе с великим князем против «царевича» сражались князья Даниил Московский и Михаил Тверской{39}. В 1288 г. московские полки в составе великокняжеского войска участвовали в походе на Новгород. Как покажут дальнейшие события, сближение с великим князем Дмитрием обернется серьезными неприятностями для Даниила.

Первые два десятилетия княжения Даниила Московского, небогатые внешними событиями, сыграли важную роль в возвышении Москвы. Объективные процессы, проходившие в Северо-Восточной Руси, предопределили изменения в соотношении сил русских феодальных княжеств и выдвинули молодое Московское княжество на первый план.

Именно в последней четверти XIII в. отчетливо выявились все выгоды географического положения Москвы в центре русских земель. Московское княжество меньше, чем другие, страдало от внешних врагов. От Литвы его защищала территория Тверского княжества, а от ордынских [28] ратей — леса и территории Рязанского, Переяславского, Владимирского и других княжеств. Приток населения из районов, постоянно разоряемых ордынцами, наблюдался и раньше, но в последней четверти XIII в., когда ордынские вторжения стали регулярными (вспомним 14 ордынских ратей за какие-нибудь 20 лет), бегство населения на северо-запад Руси, к Москве и Твери, стало массовым. Московские земли и раньше были районом развитых для того времени земледелия и промыслов. Теперь же в связи с постоянным притоком населения экономический потенциал княжества быстро возрастал. Вокруг Москвы появлялись новые деревни и села, умножались посадские дворы в городах. Избавленная почти на двадцать лет от опустошительных ордынских ратей и почти не принимавшая участия в феодальных войнах, Москва постепенно накапливала силы, создавала материальные и людские ресурсы для будущей борьбы за ведущую роль на Руси.

Возвышению Москвы способствовали важные речные и сухопутные торговые пути, которые делали Московское княжество центром торговых и иных связей между русскими землями, обогащали княжескую казну. Вокруг Москвы складывалось этническое ядро, из которого выросла великорусская (русская) народность.

Все эти подспудные, малозаметные со стороны процессы подготавливали новую расстановку сил на северо-востоке Руси: центр политической жизни постепенно перемещался с берегов Клязьмы на Москву-реку. Однако, прежде чем это произошло, Московское княжество ждали серьезные испытания.

В 1293 г. князь Андрей Городецкий снова «навел» на своего старшего брата великого князя Дмитрия Александровича «Дюденеву рать». На этот раз разгрому подверглось и Московское княжество. Андрей захватил великое княжение (Дмитрий Александрович в следующем году умер); ростовская группировка князей, возглавляемая им, восторжествовала. Даниил Московский, лишенный теперь поддержки старшего брата, оказался в опасности.

В середине 90-х годов начинает складываться союз трех княжеств — Московского, Тверского и Переяславского, которым правил единственный сын и наследник Дмитрия Александровича князь Иван. Они единым фронтом выступили против притязаний великого князя Андрея [29] Александровича, когда тот попробовал захватить Переяславль. По свидетельству летописца, «князь Андре Александрович собраша рати многы и въсхоте ити на Переяславль», но «князь же Давило Московъскы и брат его князь Михаиле Тверьски собраша противу многи же рати и шед сташа близ Юрьева на полчищи, и не даша ити князю Андрею к Переяславлю»{40}. Великий князь вынужден был отступить.

Значение этих событий далеко выходило за пределы спора из-за Переяславля. Фактически Москва отстаивала свою самостоятельность, свою независимую от великого князя политическую линию. Поражение великого князи Андрея в споре с Москвой и Тверью подорвало его авторитет, развязало руки Даниилу Московскому. Создавались условия для расширения территории Московского княжества: великий князь уже не имел возможности воспрепятствовать этому. Москва переходила к активной, наступательной политике. Первый удар был нанесен рязанскому князю, который владел землями в нижнем течении Москвы-реки. Лето-писец записал под 1300 г.: «тое же осени князь Данила Московски ходи на Рязань ратию и бися у города у Переяславля (Рязанского) и одоле князь Данило и много татар изби, а князя Константина Рязанского нанимав и приведе на Москву»{41}. Результаты своего победоносного похода Даниилу удалось закрепить на состоявшемся в том же году княжеском съезде, хотя там «о княженьях и бысть млъва велиа». А отвоеванные у рязанского князя земли были весьма значительными. Речь шла не только о Коломне, как обычно характеризуется «примысел» Даниила Московского в исторической литературе, а о всех рязанских владениях севернее Оки — от Коломны до Серпухова. По подсчетам М. К. Любавского, это «увеличило и территорию, и количество населения Московского княжества если не вдвое, то, по крайней мере, на 2/3»{42}.

Следующим крупным успехом Даниила было присоединение обширного и богатого Переяславского княжества. Бездетный Иван Переяславский перед смертью завещал свою «отчину» Даниилу, и тот сразу же, в 1302 г., «посла наместники своя на Переяславль, а княж же Андреяви намесницы избежаша». Это был смелый шаг, потому что по обычаю «выморочные» княжения переходили к великому князю, и присоединение к Москве «отчины» князя [30] Ивана неизбежно должно было встретить сопротивление великого князя Андрея. К тому же Андрей имел преимущественное право на Переяславль не только как великий князь, но и как старший «Александрович». Не могло не вызвать противодействия такому расширению территории Московского княжества и соперничество Твери. Но Даниил решился на этот шаг и выиграл. Знаменитые плодородные переяславские «ополья», бортные леса, соляные варницы и рыбные ловли на Плещеевой озере, славившиеся по всей Руси, обогатили московского князя. Присоединение Переяславского княжества имело большое военно-стратегическое значение: владения московского князя теперь непосредственно примыкали к территории Владимирского княжества. М. Н. Тихомиров высказывал предположение, что одновременно с Переяславлем к Москве отошел и город Дмитров{43}.

Несомненно, именно Даниилом Александровичем была проведена политическая и военная подготовка к присоединению Можайска. В Московском летописном своде под 1303 г. записаны рядом два известия: «Марта в 4 (день. — В. К.) преставись князь Данило Александровичь Московъскии... Тое же весны князь Юрьи Даниловичь з братнею своею ходи ко Можайску, и Можайски князь, а князь Святославль, изнима и приведе его на Москву»{44}. В результате этого похода к Москве отошли земли в бассейнах верхней части Москвы-реки и ее притоков: Иночи, Исконы, Колочи, верхней Протвы, Гжати с притоками, верхней и средней Вори.

«Примыслы» Даниила Александровича не только увеличили территорию Московского княжества по меньшей мере втрое, но и раздвинули ее до естественных границ: на юге — до р. Оки, на западе — до лесных массивов на водоразделе Волги и Днепра. Владение «младшего Александровича» превратилось в одно из самых обширных и сильных княжеств Северо-Восточной Руси и, как показали дальнейшие события, уже могло претендовать на ведущую роль в политических делах страны. Преемник Даниила — московский князь Юрий Данилович (1303 — 1325) — открыто вступил в борьбу за великокняжеский ярлык. Именно при Данииле сформировалась основная государственная территория Московского княжества, был создан материальный фундамент, на котором его преемники начали строить хрупкое здание главенства над Русью. В этом — главный итог княжения Даниила [31] Московского, сына Александра Невского, правнука Всеволода Большое Гнездо.

Соперницей Москвы в борьбе за великокняжеский ярлык выступала Тверь. При Юрии Даниловиче соперничество между Москвой и Тверью проходило с переменным успехом. Л. В. Черепнин, автор капитального исследования по истории образования Русского централизованного государства, так оценивал результаты этой борьбы: «из длительной феодальной войны между Московским и Тверским княжествами, ведшейся в первой четверти XIV в., первое вышло значительно окрепшим. Москва еще не стала центром государственного объединения земель Северо-Восточной Руси и ее национально-освободительной борьбы. Но ее политическая роль значительно возросла»{45}.

Перелом наступил в княжение следующего московского князя Ивана Даниловича Калиты (1325 — 1340). После восстания 1327 г. в Твери все княжество было разорено карательным ордынским походом и позиции тверского князя в споре за великокняжеский ярлык оказались ослабленными. Московский князь Иван Данилович Калита получил великое княжество Владимирское и больше уже не выпускал его из рук.

Иван Калита активно проводил политику подчинения Москве других земель и княжеств. В зависимость от Москвы попали ростовские князья, а в самом Ростове обосновался московский наместник. Л. В. Черепнин считает также, что «при Калите были установлены какие-то формы зависимости от московского князя Галича, Белоозера и Углича». Во всяком случае Дмитрий Донской называл эти города «куплями деда своего». Иван Калита широко практиковал приобретение земель в чужих княжествах, поощрял земельные владения своих бояр за пределами Московского княжества. Влияние московского князя в соседних землях неуклонно росло.

Однако и при Иване Калите Москва еще не превратилась в центр национально-освободительной борьбы русского народа против ордынского ига. Наоборот, Калита старался поддерживать мирные отношения с ханом, «откупаться» от него увеличенными данями и выражением покорности, старался обеспечить себе покровительство хана и пользоваться ордынцами для решения своих политических задач. Указывая на результаты «если не покровительства, то во всяком случае признания ордынского [32] хана», Л. В. Черепнин писал: «Калита использовал его для укрепления на Руси своей власти, которую в дальнейшем московские князья употребили против Орды». «Тишина великая», наступившая в связи с временным прекращением ордынских набегов, объективно способствовала общему подъему экономики страны{46}.

Сыновья Ивана Калиты — московские князья Семен Гордый и Иван Красный — продолжали политический курс на возвышение Москвы и политическое объединение Руси под ее главенством. Однако действовать им пришлось в более сложных исторических условиях. Быстрое усиление Москвы стало вызывать беспокойство в Орде, оно противоречило самим основам ордынской политики на Руси: не давать ни одному князю чрезмерно усиливаться, поддерживать слабых князей против сильных, не допускать образования центра освободительной борьбы. Ханы содействовали укреплению самостоятельности других великих княжеств: Суздальско-Нижегородского, Тверского, Рязанского, явно стараясь противопоставить их Москве. Становилось ясным, что Орда не допустит политического объединения Руси, что политика централизации невозможна без свержения ордынского ига. Сама логика развития исторических событий вела к превращению Москвы в центр национально-освободительной борьбы русского народа. Знамя общерусской освободительной войны против ордынцев поднял впервые внук Ивана Калиты князь Дмитрий Иванович Донской (1359 — 1389). Это он привел общерусское войско на Куликовское поле, но путь к. «полю Куликову» был длинным и трудным.