"Русский щит. Роман-хроника" - читать интересную книгу автора (Каргалов Вадим Викторович)

ГЛАВА 3 ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ЯРОСЛАВ ЯРОСЛАВИЧ

По узким улицам Сарая, столицы Золотой Орды, злой степной ветер гнал колючий снег пополам с песком. Саманные стены жилищ покрыла седая изморозь. Дым от костров, возле которых сидели воины городских караулов, прибивался к самой земле.

«Кого сейчас сторожить? — раздраженно думал Ярослав Ярославич, проезжая мимо караульных. — Ни одна живая душа и носа не высунет из дома в такую метель!»

Сам князь тоже не собирался выезжать в такую стужу. Он с утра сидел возле казана с горящими углями в тесной комнате караван-сарая, где определили постой тверскому посольству. Но неожиданно прискакал мурза, передал строгий приказ: тотчас же ехать к хану Берке. Тут уж было не до погоды. Решалась судьба великого княженья.

Второй месяц жили в Орде братья Ярославичи — Ярослав Тверской и Андрей Суздальский, оспаривая друг у друга ярлык на великое княжество Владимирское, а с ним и власть над всей Русью. К Берке князей не допустили. Приходилось разговаривать о делах с ханскими родственниками и мурзами, без пользы раздаривать привезенное добро. Надеялись только, что сказанное дойдет до ушей самого хана.

Князь Андрей Ярославич Суздальский напирал в разговорах на свое старейшинство перед младшим братом Ярославом Ярославичем. Но, видно, не забыли в Орде прошлого своевольства Андрея, когда десять лет назад он пытался противиться хану, принимали суздальского князя холодно.

Не обнадеживали и Ярослава. В злосчастную зиму «Неврюевой рати» тверские дружины Ярослава бок о бок с суздальцами Андрея сражались с татарскими туменами и разделили горечь пораженья. Семья князя Ярослава попала в плен, а сам он бежал от ханского гнева в далекую северную Ладогу. Только через несколько лет вымолил опальный князь прощенье у хана. В Орде тверского князя стали после этого принимать с той же честью, как и прочих князей, но недоверие к нему, видно, осталось. Отправляясь в Орду за великокняжеским ярлыком, Ярослав надеялся, что в ханском дворце помнят: зачинщиком того восстания был не он, а князь Андрей, соперник нынешний. У Андрея вины перед Ордой больше…

Пока еще были подарки, в караван-сарай часто приезжали корыстолюбивые ордынцы, обнадеживали, обещали замолвить словечко перед ханом. Но все имеет свой конец. Кончилась и привезенная князем Ярославом серебряная казна. Последний драгоценный перстень с пальца, дедовское наследство, отдал князь мурзе Мустафе, ближнему человеку хана. Теперь оставалось только ждать.

Ярослав ждал, теряя уже надежды на благополучный исход посольства.

И вдруг как снег на голову — ханский гонец с приказом. Неужели удача? Забегали по караван-сараю разволнованные бояре и дружинники, конюхи поспешно седлали лошадей. «Поторопитесь! Поторопитесь!» — покрикивал Ярослав.

По дороге Ярослав нетерпеливо взмахивал плетью, горяча коня. Ехавший рядом ханский гонец угрюмо молчал, загораживаясь лохматым воротником от порывов ветра.

Посольские бояре кутались в разноцветные плащи, дрожали от холода. Дорожные тулупы князь надевать запретил, а дорогие шубы, припасенные боярами на этот случай, давно были раздарены ордынцам…

Путь был неблизкий. Хан Берке не любил свой дворец в Сарае и часто, даже зимой, выезжал с женами и родственниками в степь. На этот раз хан остановился на волжском берегу, верстах в десяти от города.

На заснеженном поле, в кольце юрт личного тумена хана Берке, высился большой белый шатер. Вокруг стояли, опираясь на длинные копья, нукеры-телохранители. Ханский гонец, сопровождавший послов, соскочил с коня. Спешилось и тверское посольство: по обычаю, к жилищу хана на лошадях не подъезжали даже высокородные эмиры и мурзы.

Тверичи побрели по сугробам, навстречу резким порывам ветра. Красный плащ князя Ярослава волочился по снегу.

В прошлые годы перед ханским шатром пылали костры, между которыми проводили князей. Татары-язычники верили, что дым освобождает от злых мыслей, и неукоснительно требовали выполнения позорного обряда. На Руси хорошо помнили князя-мученика Михаила Черниговского, преданного татарами страшной казни за отказ от очищенья огнем…

Но теперь, слава богу, от этого обычая ордынцы отказались. Хан Берке, установивший дружбу с мамлюкским султаном Египта, принял ислам. Рассказывали, что ездил он для принятия новой веры в далекую Бухару, к святому шейху ал-Бакерзи. Три дня простоял Берке у ворот ханаки, смиренно ожидая, пока примет его шейх. А на четвертый день, будучи допущенным в ханаку, одарил бухарское духовенство несметными богатствами и поклялся блюсти веру Магомета. Тогда и многие ханские приближенные стали мусульманами.

Нукер откинул полог шатра, пропустил князя и бояр внутрь.

В шатре ярко пылали факелы, струйки дыма поднимались к круглому отверстию вверху. Вдоль стен протянулись скамьи, покрытые коврами, а на них неподвижно сидели родственники хана, мурзы, темники, тысячники.

Откуда-то сбоку подскочил Мустафа, прошипел злобно:

— На колени! На колени, дерзкий раб!

Ярослав опустился на ковер, пополз на четвереньках в ту сторону, где мерцал драгоценными каменьями ханский трон. За ним, тяжело отдуваясь, ползли бояре.

Мустафа, непрерывно кланяясь, шел впереди. Ярослав видел только желтые узконосые сапоги мурзы, мелькавшие перед глазами.

Наконец мурза остановился. Ярослав Ярославич поднял голову и замер, ослепленный богатством ханского трона, привезенного Батыем из императорского дворца в Пекине. Золото, ослепительно белая слоновая кость, красные огни рубинов, серебристые переливы жемчуга, прозрачное свеченье алмазов…

Среди этого ошеломляющего блеска Ярослав не сразу заметил самого Берке, сидевшего на троне с любимой женой. Ханша была укутана до самых глаз в алый индийский шелк.

Берке равнодушно смотрел на руситских вельмож, распростертых у его ног.

Хан был уже не молод — Ярослав знал, что ему недавно исполнилось пятьдесят шесть лет. У хана была жидкая седая борода, большое морщинистое желтое лицо, волосы зачесаны назад. В одном ухе блестело золотое кольцо с восьмиугольным камнем, приносящим удачу. Одет был Берке в гладкий шелковый кафтан, перетянутый под грудью поясом из зеленой кожи с золотыми пластинками, на голове его был высокий колпак, а на ногах — башмаки из красной шагреневой кожи. У Берке не было ни меча, ни ножа, но на поясе его висели два черных, витых, украшенных золотом рога. Рослые нукеры-телохранители с саблями наголо стояли по сторонам трона.

Вперед вышел ханский визирь Шереф ад-Дин ал-Казвини, арабский мудрец, привезенный Берке из Бухары. На поясе визиря висели символы власти — красная печать и большая золотая чернильница.

Шереф ад-Дин неторопливо развернул свиток пергамента, исписанный красными и золотыми буквами, и принялся читать сухим, ничего не выражающим голосом.

Ярослав, напряженно вслушиваясь, различал знакомые слова: ярлык, Володимер, тамга, мыт…

Мурза Мустафа зашептал на ухо:

— Кланяйся, благодари хана за милость… Отдан тебе ярлык на великое княженье владимирское…

Когда визирь кончил читать, Берке молча склонил голову.

К тверичам, стоявшим на коленях перед ханским троном, подскочили нукеры, волоком потащили их из шатра.

У высокого шеста с конским хвостом на верхушке — бунчука, князя поставили на ноги. Проворные руки рабов сорвали с плеч княжеский плащ, натянули прямо поверх кафтана блестящий персидский панцирь.

Улыбающийся Мустафа пояснил, что хан жалует данника своего, великого князя Владимирского, сим доспехом.

Подошел еще один мурза, тоже дружелюбный, веселый. Протянул пергаментный свиток с золоченой печатью на красном шнуре.

— Жанибек это, посол ханский, поедет с тобой во Владимир, возвестит прочим князьям волю хана Берке, — пояснил Мустафа. — Одари его, великий князь, хорошо одари!

Нового великого князя посадили на вороного коня и повезли, как велел обычай, вокруг ханского шатра.

Следом, спотыкаясь, толпой бежали бояре.

Ярослав Ярославич, подняв над головой ханский ярлык, смотрел поверх черных юрт, поверх татарских воинов, сидевших у костров, — туда, где за белыми курганами спускалось неяркое зимнее солнце.

Ярослав ликующе повторял: «Великий князь! Великий князь!»

Обратная дорога из Орды показалась тверичам короткой и легкой. Отдохнувшие за сарайское зимованье кони стремительно мчали веселых всадников. Ехали налегке. Санный обоз Ярослав приказал бросить в караван-сарае: все равно везти было нечего, казна раздарена жадным мурзам.

Но Ярослав не жалел о растраченных богатствах. Ханский ярлык на великое княженье окупил все. Только бы добраться благополучно до стольного Владимира! А там великокняжеская казна пустой не останется…

Ордынские сторожевые заставы, выезжавшие навстречу посольству, поспешно расступались, увидев ханский ярлык. А какими дерзкими были раньше, как настойчиво вымогали подарки! Сердце Ярослава переполняла гордость.

А по другой дороге — окольной, через волжские города — медленно полз санный обоз суздальского князя Андрея, вечного неудачника. Мрачны были суздальские дружинники, угрюмы и молчаливы бояре. Не дался суздальцам великокняжеский ярлык… Ну да бог с ним, с ярлыком. Хуже, что своего князя не уберегли. После пира у коварного мурзы Мустафы, после чаши фряжского вина, собственноручно поднесенного им князю, занедужил Андрей Ярославич. Так больной и поехал — в санях, под тяжелыми медвежьими шкурами.

Не знали еще суздальцы, что всего один месяц жизни отпущен их князю, но худого ждали. Шептались украдкой, что, наверное, так же вот опоили ядом в Орде и отца Андрея, блаженной памяти великого князя Ярослава Всеволодовича…

Торжественно гудели колокола стольного града Владимира, встречая нового великого князя.

Гул владимирских колоколов вскоре долетел и до Новгорода.