"Русский щит. Роман-хроника" - читать интересную книгу автора (Каргалов Вадим Викторович)

ГЛАВА 2 ДМИТРИЙ НОВГОРОДСКИЙ

По заснеженному полю цепью скакали всадники.

Впереди несся на гнедом коне юноша, почти мальчик, в синем суконном кафтане и круглой бобровой шапке, надвинутой на лоб. Большие серые глаза юноши горели охотничьим азартом, правая рука крепко сжимала нагайку с зашитым на конце свинцовым шаром. Он не видел ничего, кроме лохматой волчьей спины, мелькавшей среди бурьяна.

Ветер упруго бил в лицо, из-под копыт летели комья снега. Мелькали кочки, канавы, рыжие головки репейника. Конь храпел, колесом выгибая шею.

Быстрей, быстрей!

Далеко слева на поле выехала еще одна цепочка всадников, отрезая волку дорогу к лесу.

Свист, улюлюканье, торжествующий рев охотничьих рогов.

Зверь заметался, прижатый к крутому скату, прыгнул вверх, стараясь преодолеть неожиданное препятствие и, сорвавшись, с воем бросился прямо под копыта коня. Юноша перегнулся в седле, взмахнул нагайкой.

Волк перевернулся и замер, уткнувшись лобастой головой в сугроб.

Подскакали приотставшие всадники, окружили удачливого охотника. Один из них соскочил наземь, взял под уздцы тяжело дышавшего гнедого коня.

— С добычей тебя, княже!

Юноша гордо улыбнулся, откинулся в седле.

— Матерый волчище… Третий уже… А зима только-только началась…

Из-за кустов выехал дружинник, закричал возбужденно:

— Из-за оврага еще волчий выводок согнали! Поспеши, княже!

Юноша взмахнул нагайкой, и всадники понеслись дальше по снежной целине.

Дружинник указывал дорогу.

Кони, утопая в рыхлом снегу, скатились в овраг. С головы юноши упала в сугроб бобровая шапка. Но он, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки, упрямо продирался сквозь кустарник к волчьему логову. И вот уже было видно, как, прижавшись спиной к обрыву, страшно оскалилась в полукольце загонщиков старая волчица.

Юноша спрыгнул с коня, обнажил длинный прямой меч.

Загонщики расступились, пропуская поединщика.

Шаг… Еще шаг… Еще…

Волчица прыгнула. Сверкнул навстречу меч, развалил надвое волчью голову. Уже мертвая, волчица тяжестью своей сбила охотника с ног и рухнула рядом, оросив снег кровью.

Юноша легко вскочил на ноги, нагнулся к поверженному зверю, сжимая в руке меч. Потом улыбнулся, с лязгом бросил меч в ножны и обернулся к своим спутникам:

— Четвертый!..

— Князь Дмитрий Александрович, — обратился к юноше высокий плотный воин, единственный среди охотников полностью оборуженный: в кольчуге, островерхом шлеме, с мечом у пояса. — Не пора ли возвращаться? Далеконько мы сегодня заехали от городища…

Дмитрий нахмурился, проговорил недовольно:

— Вечно ты, воевода Федор, охоту рушишь! А как славно было, как славно!

Затрубили рога, сзывая охотников. Юному князю принесли шапку, отряхнули с кафтана снег. Загонщики проворно рубили березовые жерди, чтобы привязать к ним убитых волков. Ближний отрок Илька держал наготове красный княжеский плащ: проезжая дорога рядом, негоже встречным людям видеть князя Дмитрия Александровича Новгородского без подобающего одеяния!..

К городищу, укрепленному княжескому двору в трех верстах от Новгорода, всадники подъехали уже в темноте — зимний день недолог. Дмитрий подумал, что воевода Федор опять оказался прав, надо было выехать пораньше. Усмехнулся про себя, крикнул ехавшему поодаль Федору:

— Мудрый ты, воевода, аки старец… Только седины в бороде не хватает…

Федор не ответил, только засопел обиженно. Знал он и сам, что казался людям пожившим старцем, хотя только четвертый десяток идет… Видно, заботы прежде времени состарили. Легко ли в такое тревожное время быть сберегателем при молодом князе? Кругом враги… Но раз поклялся на кресте великому князю Александру Ярославичу блюсти сына его — выполнит! В их роду неверных не было. Батюшка Иван Федорович был оберегателем у княжича Всеволода, сына великого князя Юрия Всеволодовича, и сберег княжича в страшном побоище с царем Батыгой под Коломной. Потом воеводой был у отца Невского — великого князя Ярослава Всеволодовича, а ныне вот уже много лет воевода у самого Александра Ярославича. И сына своего благословил на верную службу при старшем сыне великого князя, Дмитрии Александровиче Новгородском. Не порушит Федор до смертного часа этого отцовского благословенья…

Дубовые, окованные широкими железными полосами ворота городища отворились без стука: стража узнала своего князя и в темноте.

Въехав на широкий двор, Дмитрий с удивлением заметил возле коновязей ряды боевых коней, а под навесами, у дверей поварни, возле клетей и изб — множество дружинников в доспехах, со щитами и копьями.

Навстречу князю сбежал с крыльца дворецкий Антоний, молодой и быстрый в движениях переяславский боярин. Заботливо придержал золоченое стремя, помог князю соскочить с коня. Тихонько прошептал на ухо:

— Большой воевода Иван Федорович приехал с дружиной. Более четырех сотен воев с собой привел. Пошто приехал — не сказывает, но, чаю, не с добром — хмур воевода…

Большой воевода Иван Федорович ожидал князя не в просторных сенях, где толпились бояре и дружинники, не в парадной гриднице, предназначенной для приема послов, а наверху, в удаленной от любопытных взглядов ложнице. У дверей ложницы стояли в кольчугах и при мечах старые переяславские дружинники, которые всегда сопровождали великого князя Александра Ярославича в дальних поездках.

«Почему здесь телохранители отца?» — с тревогой подумал Дмитрий.

Иван Федорович тяжело поднялся навстречу молодому князю, склонился в поклоне, коснувшись пальцами правой руки пола.

— Будь здрав, господин Дмитрий Александрович…

Дмитрию стало жутко. Он знал, что большой воевода так обращался только к одному-единственному человеку на Руси — к великому князю Александру Ярославичу Невскому, своему господину…

— Что с отцом? — крикнул Дмитрий, метнувшись к воеводе. Тот склонил седую голову, сказал тихо, печально:

— Великий князь Александр Ярославич Невский, отец твой, преставился в Городце ноября в четырнадцатый день, на Филиппово заговенье…

Закрыв ладонями глаза, вздрагивая от сдерживаемых рыданий, слушал Дмитрий печальный рассказ о мытарствах великого князя в Орде, о неожиданном его недуге, о возвращении на Русь и смерти в дальнем заволжском городке. Ничего не забыл старый воевода, до мельчайших подробностей описал последний путь Невского…

Скрипнула дверь. Уверенно, по-хозяйски шагнул в ложницу княжеский духовник Иона. Зарокотал густым басом:

— На все воля божья. Скорблю вместе с тобой, княже, о господине нашем Александре Ярославиче. Много трудов принял сей славный муж за веру христианскую, за святую Русь. Вечная ему память! Ты, княже, дела его продолжатель. Покажись людям, ждут…

Иван Федорович вытер слезы с лица Дмитрия, заботливо оправил красный княжеский плащ, подал меч — знаменитый меч Невского, которым великий ратоборец крушил немцев на льду Чудского озера и шведов на Неве.

— Иди, княже!

В просторных сенях было тесно от собравшихся здесь бояр, воевод и дружинников. Только перед княжеским креслом оставалось небольшое свободное пространство, отгороженное от людей редкой цепью телохранителей.

Первым в сени вошел духовник Иона, подняв над головой большой золоченый крест. За ним — сам Дмитрий, воевода Иван Федорович, его сын Федор, дворецкий Антоний.

— С горькой вестью приехал я к вам, — торжественно заговорил Иван Федорович. — Преставился великий князь и господин наш Александр Ярославич Невский. Осиротели мы, люди. Слушайте последнее слово великого князя. На Дмитрия Александровича возложил он бремя забот княжеских, ему поручил меч свой и вотчину свою, Переяславское княжество. Целуйте крест на верность новому господину нашему, князю Дмитрию Александровичу!

Один за другим подходили бояре, прикасались губами к кресту, который протягивал Иона.

Дмитрий пытливо вглядывался в лица старых отцовских бояр, которые приехали вместе с Иваном Федоровичем. Что думают они сейчас? Признают ли его своим господином не на словах, а от души и сердца? Будут ли верны в любых испытаниях, как были верны отцу? Ведь с ними, с этими людьми, склонившими перед ним головы в глубоком поклоне, жить ему отныне и строить Русь…

Потом пошли к кресту дружинники — молодые и старые, седобородые и пламенеющие юношеским румянцем, — переяславцы, владимирцы, новонабранные молодцы из новгородской вольницы. Скрипели половицы под тяжелыми шагами, звенело железо доспехов. Дружина послушная, как копье в крепкой руке… Но и здесь много незнакомых лиц. Примут ли отцовские дружинники в свои суровые сердца нового господина?..

А дружинники шли и шли к кресту, сменяя друг друга, и казалось, не будет им конца. Давно уже сменились люди в сенях, а перед крыльцом еще стояла толпа тех, кто дожидался своей очереди.

У Дмитрия исчезло чувство тоскливого одиночества, охватившее его при известии о смерти отца. Живы соратники Невского, а потому и дело его будет жить!..

Только поздней ночью, когда разошлись по избам и подклетям уставшие дружинники, когда удалились ближние бояре, отвесив по обычаю поясные поклоны новому господину, когда схлынула первая нестерпимая горечь утраты, Иван Федорович заговорил о делах.

Молча выслушал Дмитрий отцовские напутствия, обещал твердо:

— Отцовскую волю исполню. Не буду спорить со старейшими князьями и в Орде места над ними искать не буду. Хотя мог бы, воевода, и поспорить! За мной Новгород!

— Твердо ли за тобой?

Дмитрий самолюбиво вскинул голову, сверкнул глазами.

Но старый воевода, будто не замечая обиды князя, спокойно повторил:

— Твердо ли за тобой Новгород?

— Твердо! — не задумываясь, ответил Дмитрий. — Любят меня новгородцы. Вместе на немцев ходили, кровью скрепили дружбу. Такое разве забудется? Да и то вспомни, воевода: пятый год княжу в Новгороде без мятежа! Многие ли князья подобным похвастаться могут? Не откажутся от меня новгородцы. Так думаю, воевода.

— А как думают бояре новгородские? — прервал Иван Федорович взволнованную речь молодого князя. — Как думает посадник? Как думает новгородский архиепископ Далмат? И как они будут думать, когда придет весть о кончине великого князя Александра Ярославича? А вести такой не спрячешь…

— Так же будут думать, — упрямо повторил Дмитрий. — Плохого ни я от них, ни они от меня за эти годы не видели. Не откажутся новгородцы от своего князя!

— Молод ты, княже, — вздохнул воевода, — потому и не ждешь от людей перевета. Многого не ведаешь, не ведаешь даже, что не князь ты Великому Новгороду…

— Как не князь? — крикнул Дмитрий. — Кто же тогда князь Новгородский? Может, утаиваешь чего от меня, воевода?

— Ничего не утаиваю, княже. Нет у Новгорода другого князя. Но и ты — не князь. Не с тобой заключили новгородцы княжеский ряд, а с отцом твоим Александром Ярославичем. Ты же в Новгороде только наместник его, хоть и зовешься князем. С кончиной великого князя свободен от договора Новгород, волен призвать другого князя. Иль забыл про обычай этот?

Дмитрий стукнул кулаком по столу.

— Не отступлюсь от Новгорода! Немало у меня в Новгороде доброхотов! Неужто забудут новгородцы, как бился на рубежах их, Новгород оберегая?! А если забудет кто, мечом вразумлю забывчивых… Мечи у переяславцев острые…

Иван Федорович невольно залюбовался молодой удалью князя. Дай такому волю — с одной дружиной помчится воевать Новгород. Помчится, как, бывало, мчался отец его в юные годы — врагов не считая. Знает, видно, Дмитрий, что самые большие победы, светлые как праздник, отец его одержал в самом начале жизненного пути, когда был ненамного старше: и на берегах Невы, и на весеннем льду Чудского озера… Но времена тогда были другие. Молодого Невского подпирал могучими полками и государственной мудростью великий князь Ярослав Всеволодович, направлял его лихой меч отцовским разумом. А за Дмитрием сейчас нет никого, кроме собственной дружины да невеликого Переяславского княжества. Нет у него времени, чтобы взрослеть, чтобы по капельке набираться житейской мудрости. Сегодня же, сейчас же должен понять, что меч только завершает годами подготовленное дело, а сам ничего решить не может. Только гибель принесет Дмитрию опрометчиво обнаженный меч! Жалко Дмитрия, славный он витязь, но нужно сказать ему горькую правду…

— Не гневись, княже, но нет у тебя силы противиться всему Великому Новгороду, — строго предостерег Иван Федорович. — Только напрасно кровь прольешь. И закроет тебе эта кровь навсегда обратную дорогу в Новгородскую землю.

— Что же делать, воевода? Смириться без боя?

— Смирись! Жди своего часа. Ты молод еще, ждать можешь долго. Не вечны твои дядья Андрей, Ярослав и Василий. А за ними — старший ты!

Дмитрий хмуро молчал. Не знал он, что и Ивану Федоровичу не по душе добровольный отказ от новгородского княженья, что и воевода втайне надеялся на многочисленных сторонников покойного великого князя в новгородских волостях. Но старый опытный воевода скрывал эту надежду, чтобы горячий Дмитрий не допустил опрометчивого шага.

Почувствовав молчаливую неуступчивость Дмитрия, воевода вдруг спросил:

— А если посадник от тебя откажется, тогда что?

— Тогда твоя правда, воевода. Отступлюсь от Новгорода, — и Дмитрий безнадежно махнул рукой…

Рано утром Иван Федорович в сопровождении десятка дружинников выехал за ворота городища. Путь предстоял недалекий: в это время года посадник жил в своей усадьбе за Волховом. Иван Федорович в прошлые годы бывал там не однажды, приезжая с поручениями от великого князя. Старым знакомцем был ему посадник Михаил Федорович. Уважал его воевода за прямоту, за ясный ум. Да и посадник, судя по всему, относился к воеводе не без уваженья. Как-то нынче встретит старый знакомец?

Посадничья усадьба была окружена могучим дубовым частоколом — хоть немцев встречай. Над воротами поднималась сторожевая башенка, а на ней сторож в тулупе, с копьем в руке.

Когда всадники подъехали к мостику над глубоким рвом, за частоколом залаяли собаки, между зубцов показалось сразу несколько голов в лохматых корельских шапках. Иван Федорович усмехнулся: «По-прежнему осторожен посадник, быстроглазую корелу в сторожу поставил».

На башенку поднялся какой-то сын боярский — без шапки, в расстегнутом буром кафтане. Видно, сидел в тепле, в караульной избе, а вылез только на крик сторожа. Крикнул, выглянув в бойницу:

— Кто такие? По какому делу?

Пришлось назваться.

Воротный сторож кинулся вниз, отпирать засовы.

Всадники гуськом въехали в приотворенные ворота.

А от крыльца уже спешил навстречу гостям сам хозяин, еще не старый крепкий боярин, в шубе, накинутой поверх длиннополого кафтана, в красных комнатных сапогах на тонкой подошве. Ловко поддержал стремя воеводы, помог соскочить на убитый снег.

Пока шли по длинным темным проходам в жилые комнаты, посадник расспрашивал о дороге, о здоровье, ничем не выдавая своего любопытства.

Ивану Федоровичу не понравилось, что посадник не спросил о здравии Александра Ярославича. А должен был спросить: не кто-нибудь, а большой великокняжеский воевода пожаловал на его двор.

«Неужели уже знает о кончине великого князя? — терялся в догадках воевода. — Тогда умнее будет промолчать о главном, подождать, пока сам начнет…»

Посадник ввел гостя в столовую горницу, захлопотал у накрываемого челядью стола:

— Откушай, батюшка Иван Федорович, новгородской снеди. Не взыщи, коли стол прост покажется: по-мужицки едим, как деды и прадеды ели. Милости просим, воевода!

— Всем бы такую простоту иметь! Подлинное обилие у тебя на столе, вся благодать земли Русской! — польстил воевода гостеприимному хозяину.

И действительно — стол был щедр, как осенняя нива. В другое время воевода, не считавший грехом обильный стол, отдал бы честь всей этой благодати. Но сегодня кусок не шел в горло. Иван Федорович только пробовал расставленную по столу снедь, чтобы не обидеть хозяина.

За обеденным столом, за пустячным разговором просидели долго. Холопы уже трижды сменили блюда.

Беседу вели об ордынских конях, о новых вратах Софийского собора, привезенных князем Дмитрием из последнего похода на немцев, о рейнском вине, которому все-таки далеко до новгородских медов, о причуде владыки Далмата, одевшего весь свой полк в черные доспехи. О чем только ни говорил посадник, развлекая гостя, но ни разу даже не обмолвился о великом князе Александре Ярославиче. И Иван Федорович понял окончательно: «Знает!»

Наконец, холопы убрали со стола яства, принесли кувшин с имбирным квасом и сладости. Посадник подсел ближе к Ивану Федоровичу, вопросительно посмотрел из-под лохматых бровей.

Воевода заговорил медленно, многозначительно, будто не догадываясь, что сообщает уже известное:

— Приехал к тебе со скорбной вестью. В городе Городце, на дороге из Орды, преставился великий князь Александр Ярославич…

Посадник оборвал его нетерпеливым жестом:

— Гонец с этой вестью в Новгород до тебя прискакал. Не хитри, воевода, говори о деле. Что надумали с князем Дмитрием?

Иван Федорович сердито поднялся из-за стола:

— Зря попрекаешь хитростью, Михаил Федорович! Не я первый хитрить начал. И я спросить тебя могу: что надумал? Но не спрошу. Не нужны мне посадничьи секреты. Не к посаднику ехал — к знакомцу старому, с коим одному господину служили. За советом приехал…

— Не удержаться князю Дмитрию в Новгороде, хоть и люб он многим, — прямо сказал посадник. — И мне люб за смелость, за прямоту душевную.

— А если люб, зачем указываете ему путь из Нова-города? — удивился воевода.

— Зачем, говоришь? Как будто сам не знаешь! Не надобен Великому Новгороду малолетний князь. Нечем ему оборонять новгородские рубежи от немцев, одной переяславской дружиной Новгороду не обойтись. За кем полки из Низовской земли, тот и нужен Новгороду. А полки у великого князя. Кому решит ордынский хан отдать ярлык на великое княженье — Андрею ли Суздальскому, Ярославу ли Тверскому, Василью ли Костромскому, — тот пошлет своего князя в Нова-город. И я, посадник новгородский, волю веча выполню, потому что служу не князю Дмитрию, а Господину Великому Новгороду!

— Значит, Дмитрию так и передать твой совет: собирай именье да переезжай в Переяславль? — с обидой спросил воевода.

Посадник задумался, потом проговорил тихо, доверительно:

— Если как посадника меня спрашиваешь, то отвечу — воля ваша… А если как знакомца — повременить советую. Плохо подумают в Новгороде, коли Дмитрий тайком уедет. Скажут, что не дорожит князь новгородским столом, сам бросает княженье. А ведь, поди, и ты, воевода, и князь Дмитрий думаете снова в Нова-городе сесть? Повремените с отъездом…

— И на том спасибо, посадник!

Прощаясь с воеводой у крыльца, Михаил Федорович еще раз повторил:

— Передай князю Дмитрию, что люб он мне. И еще передай, что воеводствовать над новгородским ополченьем его призовем, когда война случится с немцами. Пусть надеется!

На следующей неделе Дмитрий и боярин Антоний провожали большого воеводу Ивана Федоровича в Переяславль. Так порешили на совете: воеводе укреплять город и собирать дружины с переяславских областей, а остальным ждать на городище, как обернутся новгородские дела.

Иван Федорович еще раз посоветовал:

— Будь мудрым и терпеливым, князь! Гордость смири. Если укажут вечники дорогу прочь от Новгорода, выезжай не прекословя. Доброхотов своих в Новгороде береги, не допускай их дворы до разгрома — пригодятся!