8. ТЕМЕНДРИ АЛЬФАРАН

Драконий путь оказался светящимся бело-золотистым туннелем, закругленным и извилистым, как змея: все время впереди был поворот, скрывающий дорогу. Спеша вперед со своей крохотной пассажиркой, Аурой ощущал растущий наплыв чувств: он был все ближе и ближе к дому. После многих лет добровольного изгнания он стосковался по родному миру, по обществу своих сородичей. Но он понимал, что везет Эйлию в изгнание, изгнание такое же одинокое, потому что было договорено, что она почти все свое время будет проводить с лоананами.

Поначалу Эйлия почти ничего не говорила, только цеплялась за его гриву.

Очень странное ощущение. Почему я не могу вспомнить, как тогда летела с тобой через Эфир?  — сказала она наконец, общаясь мысленно. — Мы же должны были там пролетать по дороге с Меры на Арайнию.

Он повернулся к ней огромным изумрудным глазом.

Трудно запомнить место-которого-нет,  — ответил он. — Когда мы выйдем на той стороне, мысль о нем снова ускользнет от тебя, ты это почувствуешь, хотя ты — обученный немерей и потому не забудешь полностью. А насчет странного ощущения — это тебя переносят. Ты стала эфирной, тело превратилось в чистую квинтэссенцию, как у эйдолона.

Эйлия тронула себя за лицо, пощупала складки платья. Он это заметил и сказал:

Ты видишь и ощущаешь тело, потому что твой разум к этому привык. На самом деле мы с тобой сейчас всего лишь части квинтэссенции, летящие через высшую плоскость.

Эти слова Эйлии не очень понравились. Она прижалась к хризантемового цвета гриве, цепляясь за рога дракона. Крылья дракон прижал к бокам, потому что на самом деле он не летел — наверное, поэтому, подумала девушка, на древних картинах небесные драконы иногда изображены без крыльев.

На что они похожи, эти люди других миров ? — спросила она, помолчав.

Есть такие же, как меранцы и элеи, чуть отличающиеся от жителей Меры и Арайнии,  — ответил дракон. — Есть и… другого вида. Понимаешь, принцесса, очень много времени прошло с тех пор, как твои предки были расселены архонами со своих родных планет на другие планеты древней Империи. Они — твоя кровная родня, но жизнь на других мирах и иной климат сказались на их облике. Есть еще и те, кого архонты намеренно изменили, и их вид покажется тебе сперва… несколько гротескным.

Впереди вспыхнул свет, золотистое сияние сменилось на игру ярких цветов — лиловый и индиговый, мазки темно-розового, все это вертелось и переливалось, как масляные круги на воде.

Смотри,  — сказал Аурон. — Это моя родина!

Эйлия моргнула, у нее закружилась голова от резкой перемены вида. Они вынырнули из Эфира и снова оказались в знакомой материальной плоскости. Но это не была Великая Пустота, издавна знакомая, холодный черный вакуум, скудно присыпанный звездами: здесь звезды соединялись в густые рои и огненные тучи, а за ними лежали области разноцветного сияния. Это, как сказал ей Аурон, была большая туманность, возбужденная к свечению звездами. Среди этих звезд были голубые и ослепительно яркие, проявляющие свою крайнюю молодость на путях вселенной, другие были едва ли не зародышами, бесформенными светящимися комками, сгущающимися из плаценты пылевых облаков туманности. Небольшая группа звезд, полностью сформировавшихся, все еще соединялись друг с другом пылающими синими нитями. Весь этот участок небес был звездной детской.

Эйлия не сразу смогла обнаружить планету на фоне этого радужного сияющего моря. Она, как и Арайния, сверкала ледяными кольцами, но облачная мантия у нее была непрозрачна и меняла цвета. По сфере шли горизонтальные полосы синего и золотого, фиолетового и светло-зеленого, там и тут вдруг вспыхивало горящим глазом красное пятно. Планету окружали яркие самоцветы лун, а в далеком небе пылала звезда, служившая планете солнцем. Эйлии показалось, что она не только видит планету, но и слышит — глубокий рокот, похожий на дальний гром, постоянный, как водопад, безмятежный, как храмовый хор, он будто отдавался в мозгу. Музыка планетной сферы, величественно плывущей в космосе.

Какой красивый мир!  — ахнула Эйлия. — И какой огромный!

Планета заполняла почти все небо впереди.

Да, это почти звезда. И стала бы звездой, будь она чуть побольше. Это Альфаран, планета-родина,  — объяснил Аурон. — Темендри Альфаран, куда мы летим, как раз под нами. Это одна из лун Альфарана. Держись крепче, принцесса,  — добавил Аурон, — потому что здесь почти нет воздуха, кроме той капельки, что вокруг меня.

Эйлия вцепилась покрепче, Золотой дракон метеором летел по чужому небу, прижав крылья к бокам. Девушка в изумлении смотрела на раскинувшийся внизу пейзаж, будто нарисованный ребенком или безумцем: резкие яркие цвета — синие, оранжевые и сернисто-желтые деревья, поля красной травы, светящиеся розовым озера и реки, лиловая вода. Потом только она сообразила, что вода, конечно же, отражает пылающие цвета туманности. Но деревья… в такой массе они скорее напоминали веселые клумбы, чем леса. За ними лишь мазок зеленого — не растительного, но как будто горная гряда с изумрудными пиками полупрозрачного камня.

Может быть, они и в самом деле изумрудные…

Дракон уже спустился ниже и сбавил скорость. Он расправил огромные золотистые крылья, но не хлопал ими, а продолжал только парить, используя набранную при спуске инерцию. К востоку лежала вода, широкая бухта одного из лунных морей Темендри Альфарана, и она сверкала под солнцем. Вдоль берегов бухты что-то блестело: формы хрустальных и металлических конструкций. Это был город — но такой город, который никогда не строили люди и никогда бы им такой не приснился. Самые красивые из человеческих городов кажутся хаотичным нагромождением, когда смотришь на них с воздуха, но этот город был построен существами летающими и построен так, чтобы он и с воздуха был красив. Купола, шпили и площади расходились радиальным узором, как лучи от звезды, и многочисленные фонтаны и бассейны переливались в бесчисленных оттенках небесных отсветов, как сапфиры или аметисты. Их окружали резные каменные конструкции, и казалось, что вода в руках лоананов — как драгоценный камень в руках ювелира.

Наконец-то крылья дракона пришли в движение, и он полетел еще медленнее. Город внизу уплывал назад, его сменила поверхность океана. Лоанан грациозно парил над бухтой поменьше, и его отражение казалось каким-то золотым драконом Воды.

Добро пожаловать на Темендри Альфаран, ваше высочество,  — сказал мысленно дракон, приземляясь на ковер мягкого розового мха прямо у белого берега.

Эйлия тихо-тихо сидела на шее дракона, оглядываясь вокруг. Над верхушками деревьев виднелись шпили города, а за ними еще выше поднимались голубовато-зеленые хрустальные пики гор, почти прозрачные у верхушек, где их пронизывало солнце. Это зрелище внушало благоговение, потому что пики были выше любых гор, которые девушка в жизни видела, даже гор Арайнии, но и они казались карликами рядом с огромными сестрами-лунами Темендри Альфарана и колоссальной окольцованной планетой в ярких полосах облаков и пятнах бурь.

Эти луны и планета висели в небе как фигурки мобиля или обнаженный внутренний механизм гигантских часов. Здесь действительно не нужны были бы часы — по крайней мере в ясные дни, — при таком росте и ущербе лун и их тенях, отмечающих каждый прошедший час. А дальше виднелась туманность — исполинским, никогда не гаснущим полярным сиянием — или закатом, приснившимся безумному живописцу. Среди водоворотов и арабесок фиалкового, красно-розового и синего многие звезды были видны отчетливо, большие и сверкающие сквозь горячее белое солнце, стоящее высоко над горизонтом.

— Сколько же здесь должно быть затмений! — заметила Эйлия. — И какое яркое тут солнце!

— Эта звезда моложе вашего солнца, — ответил дракон. — Ее называют Анатарва.

— Да, я знаю Анатарву! Одна из самых ярких звезд на небе. Только думать, что она еще и солнце…

Эйлия соскользнула по спине Аурона на мох и встала, стиснув рукой шкатулку, где лежал Камень Звезд. Другого багажа при ней не было: Аурон ей сказал, что все нужное ей здесь будет, хотя ей как-то неуютно было без своих вещей. В воздухе стоял слабый сладковатый запах, как от плодов или цветов, накладывающийся на какую-то неизвестную пряность.

— Никто не знает, что мы здесь? — спросила она, оглядываясь. В непривычном пейзаже никого не было.

— Я думал, что лучше не афишировать твое прибытие, — ответил Аурон. — Просто на случай, если где-нибудь здесь затаился враг.

Эйлия снова оглянулась на город. Среди шпилей роились драконы: такие маленькие на далеком расстоянии, они производили впечатление не силы, а изящества. Прозрачные крылья и длинные стройные тела напоминали стрекоз. И цвета тоже были стрекозиные: металлический красный и зеленый, синий и золотой.

— Мы идем в город? — спросила Эйлия, показав рукой.

— Пока нет, — ответил Аурон. — Тебе небезопасно в городе: там живет много существ, слишком много, чтобы нам за всеми следить. Ты останешься пока в гостевом доме лоананов.

Он пошел вперед, показывая дорогу, по полям розового мха, направляясь к чему-то вроде парка, где мимо ярких цветных деревьев бежала тропинка. Теперь Эйлия видела, что они не просто напоминают цветы, но и являются ими — стройные растения, высокие, как вязы, с гладкими зеленовато-белыми стволами и разноцветными лепестками размером с подсолнухи. От них-то и шел сладкий аромат.

— Твоя родина прекрасна, Аурон! — воскликнула девушка.

Он улыбнулся.

— Ты еще почти ничего не видела.

Тропу обступали эти древоподобные растения, и запах сгустился в теплом и влажном воздухе. Эйлия и дракон миновали рощицу более низких растений, у которых сучья склонялись чуть не до земли. Их отягощали огромные коробочки, некоторые из них уже лопнули, и из трещин вываливалась белая шерстистая масса.

— Что-то вроде хлопковых растений, — сказала Эйлия, подойдя поближе. — Но какие они большие!

Самые маленькие коробочки были ей по пояс.

— Это боромец, — ответил Аурон. Видно было, что ему ее интерес приятен.

Послышалось шуршание за деревом, и Эйлия заглянула за него. Там почти рядом стояло какое-то животное, белое, размером с овцу, и мирно паслось. Таких зверей Эйлия никогда не видела: вместо глаз — два ровных зеленых овала, и морда тоже светло-зеленая. Подойдя из любопытства ближе, Эйлия увидела, что создание это вроде бы зацепилось за ветку. Оно пыталось освободиться, но гладкий зеленый стебель держал как привязь. Присмотревшись, девушка увидела, что зверь вовсе не зацепился за ветку: он вырастал из его спины.

«Или само животное выросло из ветки!» — сообразила Эйлия, увидев вокруг белого зверя рассыпанную шелуху большой коробочки. Она протянула руку, потрогала спину животного. Хлопок — руно состояло из хлопка!

Она засмеялась от радостного удивления.

— Древесный агнец! — Она процитировала слова Бендулуса: — «Зверь сей не рождается живым, ниже из яйца вылупляется, но вырастает вместо того на древе, подобно плодам и орехам. В начале жизни своей слеплен он с ветвью, на коей вырос, и траву поедает у корней древа того».

Аурон улыбнулся.

— Да, здесь это создание называют «боромец», но действительно — ты видишь перед собой то, из чего Бендулус взял своего «древесного агнца».

Теперь Эйлия заметила несколько таких созданий, бродивших вокруг и поедающих мох. Из мохнатых спин торчали обломанные стебли. Растения или животные? Вроде бы и то, и другое — и в то же время ни то, ни другое.

— Это истинные обитатели Темендри Альфарана, — объяснил ей Аурон, когда они двинулись дальше. — Прежний мир лоананов давно перестал быть пригоден для жизни. Мы его покинули тридцать миллионов лет назад, прихватив с собой кое-каких животных и некоторые растения, но стараемся не мешать ходу естественной жизни на планетах, где селимся.

Аурон поднял руку, приветствуя троих людей, вышедших из леса. В среднем можно было безошибочно узнать элея: мужчина средних лет, гладкое лицо, светлые волосы, одет во что-то вроде мантии из белого полотна до щиколоток. Но у его спутников был более экзотический вид. Один из них был пожилой мужчина с длинной белой бородой, но такой низкорослый, что макушкой едва доставал первому до пояса. Третьей была женщина в светлом развевающемся платье — во всяком случае, лицо и фигура у нее были женские, но была она неимоверно худой и хрупкой, хотя все разно изящной. С ее плеч спадала переливающаяся радужная пелерина, метущая дорогу. Эйлия подошла ближе, и «пелерина» заиграла и зарябила, разделяясь на четыре части, отошедшие в стороны — по две с каждой стороны.

— Крылья! У нее крылья! — прошептала Эйлия.

— Это сильфида, — шепнул Аурон в ответ.

Трое вежливо поклонились, когда девушка и дракон прошли мимо, гном будто бородой подмел землю. Эйлия поймала себя на том, что по-дурацки уставилась на него, и вспомнила, что говорил ей Аурон: люди по-разному развивались на планетах, на которые их вывезли. И можно было ожидать даже таких крайних расхождений.

Ее взгляд обратился к женщине в белой одежде, идущей по дороге впереди.

— Отчего у нее волосы зеленые? — спросила Эйлия, понизив голос.

— Она — дриада. Легенда говорит, что ее народ происходит от союзов между людьми и гамадриадами — духами, населяющими деревья. Как бы там ни было, а они очень хорошо чувствуют деревья и другие растения. Волосы зеленые, потому что в них заводится микроскопическое растение, называемое водорослью.

— А посмотри, вот человек вполне обыкновенного вида, — зашептала Эйлия почти с облегчением, увидев пожилого седовласого мужчину, выходящего из дверей низкого белого здания среди деревьев справа от дороги. Он махнул рукой, приветствуя Аурона.

— Внешность бывает обманчива, — ответил Аурон с улыбкой и повел Эйлию к этому зданию. — Привет, друг мой Хада! Рад нашей встрече. Это принцесса Эйлия.

Стены в доме, были покрыты резной мозаикой, колонны — золотым листом, а в центре атриума играл фонтан.

— Очень рад видеть тебя снова, — с тяжелой одышкой ответил старик и сдержанно поклонился.

— Кстати, менять облик ради нас не было необходимости, — сказал Аурон.

— Весьма благодарен. Должен сказать, что в моем возрасте перекидываться весьма утомительно, — ответил человек, и вдруг его контуры зарябили и растаяли. На его месте появилась снежно-белая лиса размером с волкодава.

— Как жизнь, Хада?

Лиса оскалилась длинной волчьей улыбкой.

— Перед тобой прилетала делегация драконов и обвинила эту твою Трину Лиа в агитации за войну против их народа и меранских зимбурийцев. Я так понимаю, что это она?

— Да, — ответил Аурон, и лис наклонил голову.

— Зимбурийцев? — вскинулась Эйлия. — Это же они нам угрожали!

Лис кивнул вытянутой мордой.

— Да, но лакеи Морлина это отрицают, естественно. — Улыбка стала шире. Он улыбался как человек, или это выражение означало у его породы что-то другое? — Он хочет выставить тебя агрессором, строителем Империи, скрыв таким образом собственные подобные стремления.

— А принца Морлина уже видели? — спросил Аурон.

— Не здесь. Он использует других как шпионов и как свои орудия, наблюдает и выбирает время. Ходят слухи, что он стал предводителем лоанеев и открыл свое истинное имя тем лоананам, что идут за ним.

— Спасибо, старый друг. Надеюсь, ты будешь с нами, когда мы вскроем эту ложь.

— Ни за что на свете не упустил бы такую возможность, — ответил лис и коротко взлаял, что было очень похоже на смех. — Мне тут только надо кое-что сделать, но я вскоре к вам вернусь.

Он повернулся и затрусил в глубь дома. Эйлия с удивлением увидела, что фонтан и мозаика исчезли, а дворик превратился в небольшой мшистый сад с аккуратно разложенными камнями и миниатюрными кустиками.

— Он тоже лоанан? — спросила Эйлия, когда они пошли дальше.

— Нет, это его истинная форма, — ответил Аурон. — Он кицунэ — из лисьего народа. Они великолепно умеют принимать людской облик и наводить иллюзии. На самом деле дом у него очень простой и скромный, но он любит менять его вид просто ради собственного удовольствия. Кицунэ любят разнообразие.

— Но как могут люди быть лисами? С какого они мира?

— С того же, откуда твои предки. Архоны не только людей вывезли с Изначального мира. Многих других созданий они тоже взяли с собой и некоторых поселили на чужих планетах. Их потомки развивались не так, как их родичи на Мере. Примитивные создания, превратившиеся в лис, барсуков, змей, тюленей, лошадей, кошек и волков на Мере, стали на других мирах кицунэ, тануки, нагами, селками, пьюками, кошкодаками и ликантропами. Как и людской род, эти создания приобрели способность мыслить, а также силу немереев. Ради удобства они часто принимают людской облик.

— Но… но ведь их предки были животными !

— Как и ваши на самом-то деле, — сказал Аурон. — То же верно и для всех рас. Например, мы, лоананы, происходим от морских рептилий, которые миллионы лет назад жили на нашей родной планете.

И киты с дельфинами, которые плавают в морях Меры, тоже разумны, сколько бы вы, люди, ни считали их просто животными. Элеи это знали и научились издавна с ними общаться. В океанах этой планеты тоже есть дельфины и киты, потому что между водами планет, как и между сушами, тоже есть эфирные порталы. Я постараюсь тебя представить некоторым из китов.

Быть представленной киту !

— Как будто все древние сказки ожили — говорящие животные, волшебные растения…

— Все мы — говорящие животные. Все мифы растут из семечка правды, — сказал Аурон. — Элеи и меранцы все еще смутно помнят дни, когда они жили бок о бок с этими народами Империи. И может быть, что в далеких мирах вещуны-немереи видят другие миры и расы и представляют себе, как видят их. Ты еще не видела большинство рас, обычных для этого мира: многие из них даже отдаленным родством с человечеством не связаны.

Здесь все, как заметила Эйлия, говорили по-элейски, хотя произношение иногда слегка отличалось. Архоны, объяснил ей Аурон, научили этому языку каждую встреченную молодую расу — может быть, чтобы облегчить потом общение между ними.

Цветочный лес сменился открытым пространством. Там стояли дома, построенные из мрамора и алмаза. Они вполне могли быть творением рук человека, но Аурон объяснил, что их построили драконы. Эйлия вздохнула. Как аристократы играют в крестьян, напяливая на себя сермягу и проводя каникулы в сельских домиках, так и лоананы, очевидно, играют в людей: вряд ли это для них больше, чем досужее занятие, снисходительная забава. Зачем им принимать людской облик, если их разум помещен в такое прекрасное, огромное, сильное и грациозное тело? И что они думают о том человеческом облике, который временно принимают? Их забавляют эти голые, нескладные, неуклюжие тела, такие маленькие, слабые и невзрачные по сравнению с их настоящими? Ей вспомнилась лекция в Королевской Академии на Мере, и как живой зазвучал занудливый голос магистра Севера, цитирующий слова философа Элониуса: «И я заявляю, что Человек есть не менее чем Образец для Природы: ради суверенной Красоты его Формы, ради Благородства его Внешности и Достоинства его Осанки, но главным образом — за его владение Разумом, коий поднимает его до уровня Ангелов». Эйлия никогда не испытывала особой видовой гордости, особенно если ею оправдывалось жестокое обращение с животными. Но сейчас она не могла не ощутить некоторый укол этой гордости.

— У вас, лоананов, столько всего, — заметила она с некоторой горечью. — Интеллект, магия, сила, умение летать. Зачем вам вообще принимать наш облик?

— Потому что мы завидуем вам, — просто сказал Аурон.

— Завидуете людям? У нас же ничего нет такого, чего вам могло бы хотеться.

— Большие пальцы.

Эйлия споткнулась и остановилась.

— Прости, ты сказал: «большие пальцы»?

— Именно так. Противостоящий большой палец — вещь чудесная. Он позволяет держать орудия, строить — что-то создавать своими руками. Ни одно другое существо этого не может, и даже мы, лоананы, должны принимать ваш облик, если хотим строить. По этой причине мы называем вас Создателями.

— Но ведь архоны умели строить…

— Они тоже научились этому у вас. Они ведь умели точно предвидеть будущее, и еще до того, как вы зародились в своем родном мире, вы уже существовали как возможность — то, что может стать реальностью. Архоны в те времена часто одалживали ваш облик, но никогда не могли сделать его полностью своим. Они лишь открыли его, а с ним — все те вещи, которые вам позже предстояло сделать. Например, вот такие.

Он показал на многоцветное небо. Эйлия тоже подняла глаза, и перед ней предстала еще одна ожившая легенда: корабль, плывущий в небе, как в море. Между облаков повис сияющий золотом киль, и держали корабль в воздухе холщовые паруса с каркасом, похожие на крылья. Они то медленно ходили вверх-вниз, то застывали расправленные, и корабль парил, как чайка. Теперь до Эйлии дошло, сколько предметов, летающих вдали, она приняла за драконов, а это на самом деле были вот такие корабли.

Аурон тихо засмеялся:

— Вы, люди, никогда не перестаете нас удивлять. Отсутствие крыльев, сказывается, не препятствует полету! Вы просто делаете себе крылья!

— Корабль, Который Плывет над Сушей и Морем! — выдохнула Эйлия. — Значит, здесь искусство строительства таких кораблей не было утрачено!

— Да, и эти корабли могут входить в порталы Эфира, отправляясь к другим мирам.

— Как бы мне хотелось на таком покататься! Я всегда мечтала уметь летать, мне даже спится это иногда.

Он посмотрел на нее внимательно.

— Я думаю, принцесса, в тебе может быть доля крови лоананов.

— Во мне?! — воскликнула она, пораженная.

— Да. Твоя жажда полета, умение вызывать бурю — это некоторые указания. И действительно, в давно ушедшие времена многие из нашего народа принимали людской облик и смешивались с твоими предками. Тело помнит то, чего не может знать разум. Твоя сущность, дитя, записана в крови и в костях. Твоими предками со стороны отца вполне могут быть лоананы. В далекие дни на Арайнии вместе с людьми жили обратившиеся в людей драконы, и у многих представителей ее народа есть в предках один-другой дракон. У большинства это родство настолько далекое, что уже практически не сказывается, но в тебе, потому что от матери ты получила такую силу, любая примесь драконьей крови усилится и обретет истинную мощь.

— От матери… Аурон, я все никак не могу с этим смириться — с тем, что о ней говорят!

На это Аурон не ответил, а сказал совсем другое:

— А вот с кем тебе надо обязательно познакомиться, принцесса!

Что-то непонятное лежало в тени цветочного дерева: какое-то огромное животное, по крайней мере с виду. Сделав несколько шагов, Эйлия разглядела, что это, и глаза ее, и без того пораженные чудесами, расширились в благоговении. Ее не было с Дамионом и его спутниками, когда их спасали на Мере херувимы, и она никогда не видела ни одного представителя этой замечательной расы, прославленной в священных скульптурах и мифах под именем грифонов. Херувим был великолепным созданием с львиным телом, с крыльями и клювом большой хищной птицы. На голове между совиными ушами возвышался гребень из золотистых перьев. И он не выглядел нелепым, как горгулья: птичьи и звериные элементы тела гармонировали друг с другом. Сложенные крылья плотно прижимались к бронзовым бокам, перья остроконечных ушей оттеняли перья гребня. Херувим поднялся, расправляя крылья, захлопал ими, и белый свет солнца высветил маховые перья, будто они сами засверкали.

— Это один из Стражей Камня, — сказал Аурон. — Его имя, Фалаар, переводится на ваш язык как Охотник-За-Солнцем. Он здесь, чтобы охранять Камень, пока его носительница будет занята своими уроками.

Огромное создание приблизилось величественной львиной походкой. Херувим посмотрел вниз, на алебастровую шкатулку в руках девушки, и издал серию трубных кличей, которые тут же сами по себе перевелись у нее в голове в официальное приветствие:

— Радуйся, Носитель Камня. Я прислан защитить тебя и то, что несешь ты.

— Это честь для меня, — ответила она, склоняя голову. — Я никогда не видела никого из твоего народа, Фалаар, но я в глубоком долгу у него за спасение жизни моих дорогих друзей на Тринисии.

— Я был среди них, твое высочество, и я отнесу эти слова тем, кто был со мною на Мере. Но это был всего лишь наш долг: ради таких деяний создали нас архоны. Мы творение их, а не дети природы.

В трубном голосе херувима звенела гордость.

— Это объясняет ваш причудливый вид, — заметил чей-то голос откуда-то сверху. Все подняли глаза и увидели что-то вроде весело раскрашенного детского бумажного змея, застрявшего в ветвях цветущего дерева.

— А, вот и ты, Талира! — воскликнул Аурон.

Огненная птица слетела с ветки и встала рядом с ним.

— Причудливый? — У херувима встали дыбом перья на шее, мех на спине ощетинился. — Это ты нас называешь причудливыми?

— Э-э… гм! — вмешался Аурон. — Очевидно, Талира имела в виду, что ваше анатомическое строение очевидным образом не могло получиться путем естественного процесса приспособления.

— Это верно, — сказал Фалаар, смягчаясь. — Мы не возникли из слизи, как простые смертные, но созданы расой архонов как соединение сильных сторон многих видов. И некоторые архоны приняли наш облик и сочетались с нашими предками, и потому мы — одной крови с ними. — Огромный зверь поднял гребень так, что он стал напоминать плюмаж на царском шлеме. — Наши предки были элиры, старейшие и сильнейшие из архонов, обладавшие властью над самими звездами. И потому магия звезд подчиняется нам, а не мы ей. Люди, драконы, даже элайи боятся холодного железа, но не мы, херувимы. Мы неуязвимы для него. Я хорошо буду охранять твой Камень, принцесса.

— Можешь оставить Камень с ним, — сказал Аурон.

Эйлия наклонилась и опустила шкатулку у ног Фалаара.

Тот лег и накрыл шкатулку мощными передними лапами.

— Вот и хорошо! Теперь, когда с этим разобрались, я пойду в гостевой дом и приготовлю ее высочеству комнату, — заявила Талира и упорхнула в вихре красных, зеленых и золотых перьев.

Аурон положил Эйлии руку на плечо.

— Пойдем, ты познакомишься кое с кем из лоананов. Кажется, сейчас птенцы вылупляются.

Девушка и дракон вышли на широкую расчищенную поляну. Эйлия поняла, что это пространство предназначено для драконят: много прудиков, плоские камни, чтобы на них загорать, и камни повыше, где молодые дракончики могли испытывать крылья в первых полетах. Вода парила, нагретая снизу искусственно, но в подражание естественным горячим источникам, и поверхность прудов светилась смягченным отражением красок туманности. Драконята в разных стадиях развития, некоторые с крыльями, некоторые еще без, плескались в воде и валялись на берегу. Среди первых были недавно «оперенные» — мембраны между нервюрами крыльев были похожи на тонкую мыльную пленку, натянутую между пальцами. У детенышей постарше крылья были потемнее, непрозрачные, крепкие на вид. В основном все это были эфирные драконы, хотя несколько было и золотой окраски имперских лоананов. Аурон остановился и принял облик дракона. Громким рокочущим голосом он позвал драконят, и они бросились к нему гурьбой, вытягивая шеи и тараща горящие энтузиазмом глаза. Потом они стали резвиться вокруг взрослого дракона, теребя его за бока и за ноги, забирались ему на спину, как щенята, играющие с большим псом.

— Хватит, молодежь! — сказал наконец Аурон. Бережно поймав молодого эфирного дракона, он стал шутливо катать его по земле, и серебристый детеныш выл от восторга. — А ты, Галлада? — обратился Аурон к другому детенышу. — Ты сегодня летала?

— Нет! — задиристо ответила молодая имперская драконица, расправляя янтарные складки крыльев. — Надоело мне учиться летать! Я хочу выйти в Эфир, как ты!

— Все в свое время, — наставительно сказал взрослый дракон. — Никто не летает, не научившись ходить, и не уходит в туннели драконов, пока не будет обучен держаться в воздухе. А теперь, несносные создания, посидите минутку тихо, если можете. Я хочу представить вас Эйлии, принцессе Арайнийской.

— Она теперь будет с нами играть? — спросил маленький бескрылый драконенок.

— Она ваш новый школьный товарищ, будет вместе с вами изучать миры Империи. А теперь к инкубатору.

На краю ближайшего пруда лежала груда вроде бы хрустальных шаров, окруженная загородкой и сверкающая на солнце. Эйлии они напомнили круглые стеклянные буйки, на которых меранские рыбаки ставили сети.

— Эти сферы, которые ты видишь, — яйца моего народа.

Эйлия пригляделась и увидела, что внутри яиц извиваются какие-то миниатюрные фигуры. Вдруг одна из прозрачных сфер лопнула, и драконник стал проталкиваться наружу. Эйлия смотрела, затаив дыхание, как он выбрался и лег поблескивающим комочком на каменный край. Через секунду он пополз к фиолетовой воде пруда. У него на этой стадии не было ни ног, ни крыльев, и он был похож на змейку. На голове возвышались крошечные бугорки будущих рогов, но кристаллы драконтия еще не проявились. Возможно, у детеныша были и жабры.

— Я чувствовал, как он вырывается из яйца наружу.

— Это имперский дракон! — воскликнула Эйлия. — Он золотой, как и ты.

— Да. Мой народ хотел вывести особый тип дракона, побольше и с дополнительными когтями, чтобы охранять Небесную Империю и ее правителей. Так появилась паша порода.

Эйлия в восхищении смотрела, как дракончик нырнул в пруд и начал плавать, раздувая жабры.

— Через несколько столетий он будет выглядеть очень похоже на меня, — сказал Аурон. — У него отрастут ноги и крылья, и он будет ходить и летать. И драться, если понадобится.

Они пошли дальше, к морю. На берегу росли любопытного вида деревья, и их переплетающиеся корни торчали из воды, как мангровые заросли. Среди листвы мелькали быстрые тени, слишком большие для насекомых или колибри, но кружащие точно так же, и висели плоды с грубой кожурой вроде кокосовых орехов, которые время от времени с плеском срывались в воду. Эйлия лениво глянула на один из таких орехов, и вдруг он лопнул и оттуда показалось что-то — пушистая масса вроде пуха одуванчика или тоненьких перышек. Эта масса развернула два крыла и взмыла вверх с быстротой стрекозы. На секунду эта штука зависла над девушкой, и стала видна длинная шея, подобная стеблю, и почти птичья голова. Растительное создание взлетело вверх с лиственным шуршанием зеленых крыльев и исчезло в деревьях.

— Много здесь сегодня жизней началось, — сказал Аурон.

Солнце наконец-то село, и туманность засияла ярче. Волны осветились вдоль гребней огромным окольцованным шаром Альфарана и его адъютантов-лун. Одна большая волна поднялась, и в ней видны были темные силуэты на фоне освещенного неба, как листья в янтаре. И эти силуэты были живые. Они плавали в волне, взмывали вместе с ней, выпрыгивали из пенного гребня в воздух. Слышно было, как они кричат в прыжке — пронзительный звук, среднее между смехом и птичьей песней. Но чудеснее всего было приветствие, которое они мысленно посылали ей.

Все было правдой, все, что говорили мифы и легенды, старейшие из преданий, старше неба и земли. В удивлении Эйлия забыла даже драконов и животных-растений. Они же все это время существовали, плавали в морях Меры — они, говорящие звери. Не надо было лететь к звездам, чтобы их увидеть. Сколько раз ее приемный отец говорил ей, как эти «животные» играют с детьми, подталкивают к берегу тонущих моряков? Как же она не поняла эти ясные признаки мысли и разума? Человечество никогда не было одиноко, только по страшному невежеству полагало себя таким. Эйлия будто вернулась к рассвету своей расы, к самому началу времен, будто человечество никогда не впадало в ошибки, исказившие его историю, но могло заново начать жизнь, на этот раз — в гармонии с окружающим миром.

Она вдруг рассмеялась во весь голос и побежала к воде навстречу дельфинам.

Дамион стоял молча, в изумлении оглядывая Зимбурийскую пустыню.

Зрелище было давящее: лига за лигой катились под небом, почта выбеленным жарой, холмы тускло окрашенных дюн. К востоку уходила гряда низких коричневых холмов, будто львиный прайд спал под палящим солнцем, а вдали высились мощные спины гор — хотя Дамиону они показались просто большими холмами, настолько он привык к парящей громаде горных пиков Арайнийских хребтов. Позади нависали две каменные фигуры, обезглавленные и выветренные. Они лежали на песке, вытянув передние лапы. Еще виднелись на их боках остатки обломанных крыльев, а между лапами стояли разбитые колонны из того же темного песчаника. Врата, построенные элеями, — наверное, самый старый из эфирных порталов Меры. Сквозь их невидимую щель и явились несколько дней назад арайнийцы, ошеломленно моргая, как внезапно разбуженные.

А к западу не было ничего, кроме пустыни. Кажется, можно было разглядеть мерцание марева, будто водной глади, там, где песок встречался с небом, — и ничего больше.

— Великая пустыня. Мой народ зовет ее Муандаби , — сказал подошедший сзади Йомар. — Звал, когда эти земли были нашими и еще не явились зимбурийские захватчики.

— Должен признать, — ответил Дамион, — что не понимаю, как можно сражаться за такую землю.

— Она не всегда такая, — пояснил Йомар. — В Муандаби чередуются циклы сухой и влажной погоды. Дожди приходят лишь раз в шесть лет, но тогда эта пустыня превращается в огромный луг с тысячей водопоев, где пасутся и пьют самые разные животные: антилопы, носороги, слоны. По крайней мере раньше так было. Теперь сезона дождей не бывает десятилетиями. В моем народе говорят, что проклятие засухи идет от зимбурийцев. Когда-то были плодородные земли и у реки, но зимбурийцы привели свой скот, и он выел эту землю до пыли. Теперь здесь ничего расти не будет. — Йомар рассеянно пнул ногой ком сухой земли. — Так они действуют, зимбурийцы. Приходят, отбирают землю у ее обитателей, истощают все пастбища и деревья вырубают, чтобы больше места им было. Потом, когда всю почву сдует ветром, потому что ни деревья, ни трава ее больше не держат, они идут дальше, оставив за собой пустыню. Вот так.

— Так это сделали люди ? — воскликнул Дамион в возмущении.

— Так это же они не назло никому. Просто их слишком много, в том вся их трудность. Всегда не хватает еды. Бедняки не заглядывают дальше сегодняшнего ужина, а до следующего зеленого сезона еще дожить надо.

— Его просто не будет, если так поступать.

— Они тогда просто двинутся дальше — объявят войну, отберут землю еще у кого-нибудь и ее тоже разорят.

Дамион помолчал, вспоминая пышные леса и луга Арайнии.

Потом они с Йомаром вернулись в лагерь. Он расположился возле скудных полей рядом с главным городом. Мелкие ирригационные канавы несли грязные воды близлежащей реки к сухим полям, где грустно прозябали жалкие ростки посевов. Обитатели фермерских лачуг сбежали при появлении арайнийской армии раньше, чем Йомар и его люди могли бы их убедить, что опасности нет. Брошенные дома придавали земле еще больший оттенок запустения. Дамиону печально было думать о беднягах, которые в ужасе бежали — от нас, напоминал он себе. И не важно, что страх этот был необоснован, — от этого он не становился меньше.

Вокруг стоячего пруда в конце оросительного канала расположились палатки арайнийской армии, в том числе большой шатер самого Йомара и его офицеров. Ипотриллы стояли рядом с надменным выражением на длинных мордах — только им не досаждала жара и сушь. Лошади жадно пили воду из пруда и паслись в чахлых камышах, растущих вдоль берега. Где-то за горами лежала Фелизия, столица Зимбуры, и голый каменный бастион Йанувана.

Дамион и Йомар прошли среди палаток, слыша обрывки разговоров, глядя, как солдаты чистят оружие или играют в кости. Под чахлой тенью навесов жара стояла немилосердная. Дамион увидел неподалеку Лотара и Раймона — оба переоделись в свободную легкую одежду, но Раймон для красоты оставил у себя на голове шлем с опущенным забралом. Йомар это тоже заметил.

— Шуточки, — сказал он раздраженно. — Этак его солнечный удар хватит. Эти дураки могут о чем-нибудь думать, кроме своих волшебных сказок? Мы сейчас на территории врага, что угодно может случиться в любую минуту.

При этих словах Дамион ощутил волнение. Да, там, за этими выжженными холмами, — Фелизия, Халазар, Мандрагор, их армии. Противник с большой буквы. И опасность затаилась в холмах… так близко! Но насколько же лучше наконец встретить опасность лицом к лицу, бросить ей вызов — и победить!

— А кто командует их армией? Этот твой генерал Мазур?

Так звали человека, который выкупил Йомара с царской арены и заставил стать солдатом и шпионом.

— Нет, Мазур был человеком царя Зедекары. Его убили, когда Халазар свергнул Зедекару. Сейчас генералом стал Гемала — тот, кто привел Халазара к власти.

Они вошли в большой шатер, где собрались предводители армии, рыцари и немереи. Великий элейский волшебник из Мелнемерона, Эзмон Волхв, поднял глаза, когда они вошли. С внушительной фигурой, облаченный в синюю со звездами мантию астроманта, с сединой, выдающей возраст не менее ста арайнийских лет. Перед ним стоял стол, заваленный картами и заставленный наблюдательными кристаллами.

— Я ощущаю, что противник собирается выступить против нас, — сообщил он Йомару. — Но наших врагов окружает барьер, подобный стене черного дыма. И это говорит мне, что на их стороне тоже есть немереи. Скорее всего маги Валдура, искусные в темных чарах.

Йомар поморщился — ему даже сейчас трудно было воспринимать разведданные от чародея. Он предпочитал простые факты.

— А что там наши друзья-драконы? Они видят какие-то наземные перемещения?

— Да, и много. Армия собрана, но из-за этого чародейского барьера мы не можем сказать, когда она собирается атаковать и собирается ли. Я информировал короля Тирона и совет Арайнии, и они советуют нам оставаться здесь, но быть настороже.

— Если они нападут, то скоро — ночью, — сказал Помар.

— Ночью? — переспросил Дамион. — Но ведь ночью им тоже ничего не видно?

— Они возьмут факелы. В этой стране никто днем не сражается, — пояснил Йомар. — Иначе солдаты зажарятся в доспехах. Не нравится мне это, — сказал он уже одному только Дамиону, когда они вышли из шатра, и показал в сторону города. — От них пока что ни знака, они даже не показали, что знают о нашем присутствии.

Дамион глянул вверх, где два союзника-дракона барражировали в краснеющем небе.

— Можно подождать. Может быть, из-за наших летающих друзей зимбурийцы нас испугались, — предположил он с надеждой.

— Может быть, но Халазара они все равно боятся больше, — ответил Йомар. — И Мандрагора. Много бы я дал, чтобы знать, где он сейчас.

Напряжение в лагере усилилось, когда по-пустынному быстро спустилась ночь. Немереи будто накручивали друг друга, и тяжелое настроение передавалось как заразная болезнь. Дамион поднял глаза на луну, на ее знакомый узор пятен и кратеров, здесь, в небе Антиподов, перевернутый, и подумал, какая она большая по сравнению с маленьким спутником Арайнии. Как говорит арайнийское предание, эта луна тоже была когда-то обитаемой: светлым зеленым садом Нумии была она, пока кометный дождь Катастрофы не превратил ее в безжизненный булыжник. Сам он в своем видении далекого прошлого Тринисии видел этот яркий диск зеленым и окруженным белыми облаками. Сейчас он изрезан шрамами и гол, как лицо, обезображенное оспой. И сама Мера едва избежала подобной судьбы.

Он повернулся, чтобы идти к себе в палатку, и тут глаза его уловили какое-то движение в небе: едва заметную вспышку света, что появилась и пропала, как падающая звезда… Ему показалось? Нет, вот опять — вспышка пламени над дальними холмами. И не метеор: эта штука взлетала, а не падала. И летела со стороны Фелизии.

В тот же миг раздался крик лоанана — сверху, над головой. Нечленораздельный звенящий крик, как звон огромного колокола — тревога! Даже нетренированное немерейское чутье Дамиона уловило оттенок предостережения. Другие драконы подхватили крик, и Дамион уже сам бежал к лагерю, вопя, чтобы разбудить спящих и предупредить часовых.

— Драконы огня!