"Утраченная невинность" - читать интересную книгу автора (Миллер Карен)

Глава двадцать вторая

После бессонной ночи Дафна поднялась на рассвете, умылась, оделась и через силу позавтракала, потом спустилась в книжную лавку. Наведение порядка в лавке — прекрасное средство от беспокойства, к тому же еще и полезное занятие. Юная Поппи, нанятая в помощницы, аккуратно через день приходила на работу, была очень приветлива с покупателями, но уборка, похоже, вызывала у нее отвращение.

В книгах есть что-то успокаивающее. Даже новейшие романы Вев Гертсик благотворно действовали на расшалившиеся нервы. Она улыбнулась. Стоять у книжных полок и делать вид, что это и есть ее настоящая жизнь, и не вспоминать о снежных хлопьях, падавших на ее кожу…

Но память не подчинялась.

Эшер вызвал снег.

Рука дрогнула, и она выронила тряпку, Дафна никогда не думала, что его сила проявится таким образом. Погодная магия была уделом доранцев. Она никогда не слышала, чтобы олки ею владели.

— Дура, — выругала она себя и подняла тряпку. — Он — Невинный маг и рожден Пророчеством. Что ты решила? Что он — просто еще один олк? Ох, Эшер, Эшер. Если бы ты мне доверился…

Горечь неудачи жгла ее. Дафна рассчитывала, что если завладеет его телом, то наверняка подчинит и разум. Она не привыкла ошибаться.

— Я Наследница Джервала, — прошептала она полке, заполненной книгами по истории. — Мое предназначение — никогда не ошибаться.

Действительно, настала пора рассказать ему. Должным образом подготовить и, наконец, показать Эшеру, кто он есть. Явить ему предназначение и цель. Вейра лучше знает, где его спрятать, а значит, откладывать разговор со старухой больше нельзя. Придется во всем признаться Вейре. Что ж, так тому и быть.

Решившись, Дафна бросила тряпку и повернулась к двери, ведущей наверх, в квартирку, но тут услышала настойчивый стук в окно лавки. Это была молодая Финелла, ученица госпожи Таттл, спешившая на работу в булочную. Глаза девушки на бледном лице были широко раскрыты, она махала рукой, указывая на угол здания, потом исчезла.

Нахмурившись, Дафна отперла заднюю дверь лавки и выскользнула в крохотный внутренний дворик.

— Что случилось, Финни?

Девушка чуть не плакала.

— Ах, госпожа, я увидела, что вы в лавке, когда бежала мимо, и подумала, что надо вам рассказать, а теперь даже не знаю. Я не хочу неприятностей, но вы с ним работали, дружили и всегда были так добры ко мне…

Эшер. Подавив желание встряхнуть девушку, Дафна заставила себя улыбнуться.

— Все нормально, Финни. Переведи дух и рассказывай, что произошло.

— Ох, госпожа Дафна! — зашептала Финни. — Мастера Эшера арестовали!

— Арестовали? — быстро переспросила она. — Ерунда. Где ты слышала эти сплетни?

Финелла нахмурилась.

— От моего брата Дика! Он подметал улицу в аллее напротив казарм и видел, как привели Эшера. Связанного, с мешком на голове и веревкой на шее! Но мешок свалился, и Дик его увидел! Это было ужасно! Там были капитан Оррик и тайный советник Джарралт тоже.

Арестован, да еще таким унизительным образом. Она с трудом смогла собраться с мыслями, сердце в груди стучало как бешеное.

— А они Дика не заметили?

Финни от возмущения порозовела.

— Он не подглядывал, он выполнял свою работу! Однако они его не видели, потому что брат затаился как мышь. Дик говорит, что если умный человек стал свидетелем такой сцены, то должен притвориться глухим, слепым и немым!

— Но тебе он рассказал.

— Я всегда первая встаю, чтобы успеть в булочную, — пояснила Финни, пожав плечами. — Он говорил, что ему надо кому-то рассказать, потому что ему не по себе, а я буду держать язык за зубами. Я и буду! Я сказала только вам, потому что Эшер ваш друг.

Дрожа, Дафна обняла ее.

— И я очень благодарна тебе, Финни. Теперь беги к госпоже Таттл, а то тебя отругают за опоздание. И еще, Финни, никому ни слова. Обещаешь?

Финни усердно закивала.

— Да, да, конечно. Госпожа Дафна, а с Эшером все будет хорошо?

Дафна натянуто улыбнулась.

— Конечно. Уверена, что это какая-то ужасная ошибка.

Успокоенная, Финни упорхнула. Затаив дыхание от страха, Дафна вышла на связь с Вейрой.

Арестован? — переспросила старуха. Нить, связующая их, завибрировала — Вейра была потрясена. — Ты знаешь за что?

— Нет, — ответила Дафна. — Но, Вейра… Он владеет Погодной Магией. Боюсь, что его раскрыли.

Вейра выругалась.

— Прости! — молила Дафна. — Это целиком моя вина! Я должна была сказать ему, кто он, еще несколько недель назад, я должна была послушаться Мэтта, и мне не следовало…

Потом будем искать виноватых. Уложи все, что может выдать тебя, дитя, и сейчас же уходи из города.

— Уходить? — вскричала она. — Нет, Вейра! Надо спасать Эшера! Я должна…

Ты не сможешь, девочка. Ты одна. И в городе тебе теперь находиться опасно. Приходи ко мне, и вместе мы найдем выход.

Размазывая трясущейся рукой слезы по щекам, Дафна кивнула.

— Хорошо. Где ты?

Сведения перенеслись по связи Круга из мозга Вейры в голову Дафны.

— Черный лес? Значит, ты не так уж далеко.

Достаточно далеко. Не рискуй и не бери лошадь, чтобы не привлекать внимания. Закутайся в плащ и уходи городскими окраинами. Торопись. По дороге в Черный лес в это время года идти легко. Если кого встретишь, прячься, чтобы тебя не увидели. Я встречу тебя на дороге.

Она будет не одна… Дафна облегченно вздохнула, приходя в себя. Потом внезапно вспомнила о Мэтте.

— Мэтт! Вейра, надо предупредить Мэтта!

Предоставь Маттиаса мне. Думай только о себе, детка. Задержишься там — и в следующий момент могут постучать в дверь стражники, которые начнут задавать неприятные вопросы.

Она молча смотрела в пульсирующую сердцевину кристалла.

— Эшер решит, что я бросила его, — прошептала она. — Он подумает, что я его обманывала.

Может, и так, а может быть, нет. Откуда нам знать. Спеши!

Морг с удовлетворенным видом посыпал песком свежие чернила на прокламации, которую предстояло подписать Гару, и откинулся на спинку кресла. Из-за двери личной библиотеки доносились голоса слуг.

Наконец-то его планы начали приносить плоды. Назойливый Эшер скоро умрет, калека покинет трон, сам он станет королем, а там от проклятой Стены Барлы останется одно воспоминание.

Он понимал, как близок был к гибели, и в душе до сих пор кипела ярость. Сначала раны Дурма, затем неожиданное вмешательство этого негодяя, Эшера. От гнева его затрясло, и он крепко сжал свои новые великолепные кулаки. Его тошнило от этой страны. Тошнило оттого, что он в изгнании, за Стеной Барлы, отрезанный от огромного резервуара силы, снова в тюрьме из плоти и костей, такой уязвимый для любой неожиданности. Он вынужден ждать, плести интриги, вместо того, чтобы дать себе волю и взять то, что хочет взять!

Быть одураченным каким-то олком? От одной этой мысли появлялись позывы на рвоту. Он хотел уничтожить их всех. Уничтожить всех олков до последнего, да и доранцев тоже. Избавить королевство от скотов и предателей. Очистить землю кровью и огнем.

Но нет. Пока безграничный ум заключен в бренной плоти, он не смеет рисковать. Если вызвать серьезные опасения у магов королевства, то они могут объединиться и нанести ему невосполнимый урон, если не поражение. Осторожность прежде всего. В момент, когда рухнет Стена Барлы, он откажется от тела и воссоединится со своей большей и бессмертной частью. Но до тех пор следует быть осмотрительным. До тех пор Морг еще может умереть.

Из глубины сознания донесся шепот загнанного туда Джарралта. Да, да, умереть!

Морг улыбнулся. Глупый Конройд — воображал себя магом, с которым надо считаться. Ему только теперь стало понятно, что значит истинное честолюбие. Мастерство. Сила.

Он скрутил высохшие пергаменты, перевязал их лентой, взятой из выдвижного ящика, и засунул под мышку. Толстяк Уиллер ждал на скамье за дверью библиотеки.

— Господин! — закричал он. — Что дальше?

Полезный маленький подлец. Обиженные ядовитые твари всегда полезны.

— Возвращайся в Башню. Скажи этому жалкому старику, Даррану, что я велю назначить срочное заседание Общего Совета сегодня на два часа дня.

Уиллер согнулся в поклоне.

— Слушаюсь, господин.

Морг велел вызвать карету Джарралта и поехал в городской храм, где и нашел Холза, руководившего утренней службой.

— Конройд! — воскликнул Холз, когда служба завершилась и прихожане вышли из храма. — Ты выглядишь встревоженным! Что-нибудь случилось?

Морг придал точеным чертам Джарралта выражение трагизма и ужаса.

— Увы, дорогой Эфрим, боюсь, что да. Мы можем поговорить наедине?

— Конечно! Идем поговорим в моем кабинете.

Морг последовал за ним, едва сдерживая улыбку.

Когда они проходили мимо очередного портрета его любимой мертвой шлюхи, он послал ей воздушный поцелуй.

Очнувшись, Эшер понял, что лежит на полу в своей камере в казарме, но уже без пут, а Пеллен Оррик сидит снаружи в кресле и читает доклады. Боль, которую причинил ему Джарралт, ушла, но при воспоминании о ней пересыхало во рту, и весь он содрогался от мысли, что ее, возможно, придется перенести еще раз.

Неуверенно двигаясь, Эшер принял сидячее положение. Прислонился к ближайшей решетке.

— Я хочу видеть Гара, — прохрипел он. — Имею право.

Оррик взглянул на него. Никто и никогда не называл капитана отзывчивым человеком, но за последние несколько недель они привыкли непринужденно и весело общаться друг с другом. Эшер уже начал было думать, что этот человек может стать его другом. Однако теперь теплые огоньки понимания не светились в глазах Оррика — там был холод, а лицо застыло, словно высеченное из камня.

— Не говори мне о правах, Эшер, после того, что ты совершил. И не надейся избежать тяжкой участи. Ты признался, признался Джарралту и мне! Ты сам себе вынес приговор!

Он признался Оррику? Эшер не помнил. Боль украла из памяти последние часы.

— Я делал то, о чем просил Гар.

Оррик скривился.

— Ты так говоришь.

— Значит, теперь я лжец?

— Эшер, мне даже думать страшно, кто ты, — отрезал Оррик, встал и отвернулся.

Вцепившись пальцами в прутья решетки, Эшер поднялся на ноги.

— Джарралт тебе не сказал?

Капитан неохотно обернулся.

— Не сказал чего? — процедил он сквозь зубы.

— Гар лишился магии.

Наступило долгое молчание. Потом Оррик покачал головой.

— Это невозможно.

— Возможно. Так оно и есть.

— Значит, ты украл ее, — возразил Оррик, — хотя одной Барле известно, каким образом.

— Украл магию? Я что, похож на безумца?

— Ты похож на предателя.

Сил не было, Эшер не мог долго стоять. Застонав, он соскользнул на пол.

— Я не предатель.

— Ты нарушил Первый Закон Барлы!

— А Джарралт нарушил Второй! Он пытал меня с помощью магии, Пеллен! Или пытки в отношении меня не считаются?

Впервые за весь разговор Пеллен заколебался.

— Я не специалист по законам, Эшер. Согласен, что советник Джарралт был… не прав. Но ты его спровоцировал!

— Меня тоже спровоцировали! — закричал Эшер. — Ты что, думаешь, я делал это добровольно! Гар просил меня, Оррик! Ты знаешь, что это такое, когда тебя просит король? Он не хотел отдавать Лур в руки Джарралта, а у меня хватило глупости позволить ему уговорить себя. Спроси у него, Пеллен. Клянусь, он скажет тебе, что я не лгу.

Оррик провел рукой по лицу. Он слушал, но еще не был убежден.

— Ты украл магию у его величества?

— Нет.

— Тогда откуда она у тебя? — прошептал Оррик. Казалось, он разрывается между страхом и яростью. — Олков учат с колыбели: мы не владеем магией. Откуда же она пришла к тебе, если не от короля?

— Я не знаю, и мне плевать! Знаю только, что Гар обещал защитить меня, если правда выйдет наружу! И вот, Пеллен, тайное стало явным. И вместо того, чтобы действовать, как подобает капитану городской стражи, и лично спросить у короля, правду я говорю или нет, ты скачешь вокруг Конройда Джарралта как собачонка! Ты не сомневаешься в его словах, хотя он мучает человека с помощью магии. А ведь он всю жизнь мечтал о том, чтобы захватить корону. Я уверен, он сделает что угодно, лишь бы отнять ее у Гара и возложить на свою голову!

Оррик гневно смотрел на него.

— Я не собачонка!

Преодолевая боль во всем теле, Эшер встал на колени, тяжело дыша, вцепился в прутья решетки и посмотрел капитану в глаза:

— Докажи.

Оррик стоял, не говоря ни слова; в голове бурей проносились тысячи мыслей, хотя глаза оставались холодными как лед. Очень медленно откровенная враждебность на его лице сменилась подозрительностью.

— А зачем мне это? Ты в камере, а не я.

— Сегодня — да, — согласился Эшер, чувствуя себя все хуже. — Но если ты и пальцем не пошевелишь при виде такой несправедливости, то скоро все олки в Луре окажутся в опасности. Как ты не поймешь, Пеллен? Если он посмел меня мучить с помощью магии, то неужели он не тронет остальных?

Все еще сомневаясь, Оррик приложил кулак к губам.

— Ты должен понимать, Эшер. То, чего ты просишь, граничит с изменой.

Оррик боролся с сомнениями, но голос его оставался твердым. Эшер готов был умолять, но он в жизни никого не умолял.

— Я ничего не мог поделать. То, что я совершил, было сделано для Гара и королевства. Клянусь, Пеллен. Ты меня знаешь. Я не предатель.

Как при первом проблеске солнца на хмуром небе, лицо Оррика смягчилось.

— Если бы кто-то назвал тебя предателем до сегодняшнего дня, я бы хохотал до упаду.

Эшер с трудом сглотнул.

— Ничего не изменилось. Но без твоей помощи я этого не докажу.

— Господин Джарралт обязал меня хранить это дело в секрете, — произнес Оррик, хмурясь. — Я и шагу не сделаю из казармы, пока он не вернется.

Раньше Эшер не догадывался, что надежда может причинить такую боль.

— Тогда пошли к Гару человека. Тайно и с запечатанным письмом. Если ты пригласишь его, он явится. Он во всем разберется, я уверен в этом. Он обещал.

Оррик отошел от камеры. Положив ладонь на ручку двери, капитан произнес, не оборачиваясь:

— Я ничего не обещаю.

— Но ты попробуешь?

Последовал самый долгий в его жизни промежуток молчания. Пеллен Оррик едва заметно кивнул. Костяшки пальцев, лежащих на дверной ручке, побелели.

— Хорошо, Эшер. Я попробую.

Когда Конройд Джарралт вернулся в Башню и вошел в библиотеку Гара, он был не один — за его плечом стоял Холз. Стоило Гару взглянуть на него, как он понял — Джарралт рассказал служителю Барлы все. Мрачный взгляд, поджатые губы, непримиримое выражение лица — ничто не напоминало прежнего благодушного священнослужителя, выступавшего советником короля по духовным вопросам. Перед ним стоял человек из железа, при одном взгляде на которого пробирала дрожь.

Прикованный к креслу тяжелым враждебным взглядом Холза, Гар почувствовал, что уменьшается в размерах. Слабеет. Тает.

За время, прошедшее с момента, когда его вытащили из постели, он умудрился кое-как собраться с мыслями. Даже отчасти преодолеть отчаяние и взбодриться. Пусть Конройд рвет и мечет, он не король. Его угрозы — не более чем блеф зарвавшегося честолюбца. Ни один разумный доранец не поддержит убийства невинных олков. Ни один священнослужитель, следующий милосердному учению Барлы, не одобрит подобного зверства. Холз никогда не примет сторону Конройда. Он поймет, что сделанное королем совершено во имя всеобщего блага.

Он убеждал себя в этом, умываясь, облачаясь в одежды и стараясь восстановить внутреннее равновесие. Но вот Холз пришел, и то, что он думает, ясно читается на его лице.

— Ваше величество, — заявил Холз, — я даже не знаю, с чего начать.

Гар встал. Возможно, еще есть надежда.

— Холз. Эфрим. Я думал, что хотя бы ты поймешь меня.

— Пойму что? — бросил жрец, и голос его был подобен удару бича. — Что вы поставили личное тщеславие превыше священной клятвы? Что вы в погоне за властью допустили кощунство? Что вы составили заговор, чтобы извратить закон и порядок, нарушить священную волю Барлы, которую клялись соблюдать? Нет, господин. Я не понимаю. И никогда не пойму. И я благодарю Барлу, что ваш отец не дожил до дней, когда его сын совершил подобные грехи против королевства, на службу которому Борн положил жизнь.

— Как правда может быть кощунством? — вопросил Гар. — Холз, неужели ты не понимаешь? Мы все жили во лжи. Олки владеют магией. И зная об этом, как мы могли, вопреки голосу совести…

— Вопрос о магии олков здесь ни при чем, — возразил Холз. — Единственный судья в вопросах совести — Благословенная Барла и ее законы, а они предельно ясны. Магия — предназначение доранцев, хранителей королевства Барлы. Вам, как королю, доверили эту землю. А вы это доверие растоптали.

Гар перевел взгляд с Холза на Конройда Джарралта. Он никогда не думал, что ненависть можно смаковать, как вино — такое лицо было у советника.

— Мои поздравления, Конройд. Каким-то образом тебе удалось совратить доброго человека с пути милосердия.

Конройд улыбнулся.

— Это целиком твоя заслуга. Теперь придержи язык. Все, что нам от тебя требуется, — подпись под этими документами. После этого твое мнение никого в королевстве интересовать не будет.

— А за твоим будет весь авторитет королевской короны.

— Само собой.

Негодяй был предельно откровенен. Чувствуя, что его тошнит и завтрак просится наружу, Гар протянул руку, чтобы принять первый из свитков пергамента. Он развязал ленту и прочитал написанное.

— Это я подписать не могу, — заявил он, поднимая взгляд.

Холз с Конройдом обменялись взглядами.

— Почему же?

— Потому что это ложь. — Гар бросил пергамент. — Эшер не крал у меня магию. Не было заговора олков с целью свержения меня с трона или устранения доранцев от власти. Эшер сделал то, что сделал, потому что я просил его об этом, а не по какой-то другой причине! Вам мало того, чтобы я дал свое согласие на его казнь? Вы хотите убить память о нем, обо всем том добром, что он сделал?

— Если ты этого не подпишешь, то остается вероятность, что какой-нибудь глупец из олков усомнится в справедливости приговора, — произнес Конройд. — Это чудовище, созданное тобой, пользуется популярностью. Чтобы его уничтожить, надо обрисовать негодяя еще более гнусным, чем он есть, и тогда его будут вспоминать не с любовью, а с проклятиями. Его падение должно стать притчей во языцех до скончания веков, предупреждением любому олку, который посмеет нарушить покой в королевстве.

Спорить с Конройдом Джарралтом все равно что биться в стену головой. Гар посмотрел на Холза.

— Ты разве не видишь, что это ложь? Как ты можешь его поддерживать? И просить меня подписать это? Я думал, ты любишь меня!

— Я любил мальчика, который чтил свою семью, — сухо возразил Холз. — Я любил человека, который любил наше королевство, который понес утрату и проводил дни на службе стране. Я не знаю человека, которого вижу здесь перед собой сегодня. Как же я могу любить того, кого не знаю?

Гар почувствовал, что ноги его не держат, и снова сел в кресло. Внезапно ему стало трудно дышать.

— Я не могу поставить здесь свою подпись.

— Ты должен, — сказал Холз. — Эшер — это язва, способная погубить королевство. Его надо вырезать из сердца страны, пока ядовитое влияние не распространилось повсюду. Если ты этого не понимаешь, то у тебя столь же мало надежды уцелеть, как и у него.

Гар не думал, что Холз способен говорить так жестоко.

— Но он невиновен. Ни в чем не виноват.

— Он виновен, — возразил Конройд. — Он нарушил закон по твоему собственному указанию.

Снова посмотрев на Холза, Гар спросил:

— Знаешь, чем мне угрожал Конройд, если я не соглашусь на этот подлог? Знаешь, что поклялся сделать, если я откажусь стать соучастником убийства Эшера?

Холз покачал головой.

— Казнь на основании закона не является убийством.

— Он сказал, что оклевещет и опозорит память моей семьи!

— Ты уже это сделал.

— Он угрожал убить тысячи невинных олков.

— Если откроется, что есть другие олки, другие предатели, претендующие на силу, которой лишила их Барла, тогда, конечно, они умрут.

Конройд улыбнулся.

— Соглашайся, мальчик. Твое правление закончено. Ты отказался от власти, когда доверился Эшеру из Рестхарвена. Подпиши его приговор, свое отречение от престола, пади на колени и восславь Барлу за то, что, несмотря на твои усилия, она не позволила этому государству погибнуть.

Гар взглянул на второй свиток пергамента, и ему нестерпимо захотелось ответить отказом. Плюнуть в красивое ненавистное лицо Конройда и вверить себя и Эшера милости Барлы. Довериться любви народа, доранцев и олков. Поверить в их способность простить его слабость, несостоятельность как мага и нерешительность как короля.

Каким-то образом Конройд прочитал его мысли.

— Они могут — могут — простить тебя, парень, но они никогда не простят Эшера. Он уже мертв. Он умер в тот момент, когда ты убедил его нарушить Первый Закон Барлы. И если ты честен, если хотя бы способен на честность, то признаешь, что я говорю правду.

Он почувствовал, как внутри что-то ломается, словно кости стали стеклянными, а слова Конройда дробят их на мелкие кусочки. Он кивнул.

— Да. Я знаю.

В ящике стола находились ручка и чернила. Гар достал их и подписал документы. Писал аккуратно, твердой рукой, перечисляя все имена и титулы. Гap Энтин Бартоломью Дэннисон Торвиг, отпрыск Дома Торвигов, защитник Дома Торвигов, Заклинатель Погоды Лура.

Предатель… изменник… клятвопреступник.

— Не забудь об именной печати, — напомнил Конройд. — Как говорится, завершающий штрих.

Палочка воска для печатей лежала в другом ящике. Конройд размягчил ее для Гара едва заметной улыбкой. Прижав кольцо с печатью к кроваво-красным лужицам, он завершил акт предательства. Гар наблюдал за своими руками, словно они принадлежали другому человеку.

Конройд подхватил подписанные документы и быстро свернул их.

— Что касается остального…

— Остального? — глухо спросил Гар. — Чего остального?

— Моей коронации. Я созвал чрезвычайное заседание Общего Совета, на котором ты объявишь о своем отречении и удалении от мирской жизни. Меня ты назовешь своим законным преемником, новым королем Лура и Заклинателем Погоды. Затем ты вернешься в Башню и шагу оттуда не сделаешь без моего позволения.

Уж не сон ли это?

— Сегодня? Ты хочешь, чтобы я отрекся сегодня?

Конройд уже натягивал шитые золотом перчатки.

— Зачем откладывать неизбежное? Без магии ты не можешь быть королем. А Луру требуется Заклинатель Погоды. Только Барле известно, какой вред причинен чудовищем, которое ты допустил до Стены.

— Эшер не причинил вреда.

Конройд недобро усмехнулся.

— Откуда тебе знать? Ты калека, не обладающий магией.

Гар вздрогнул. Почувствовал ненависть и презрение к себе.

Отец никогда бы так не унижался… Он должен продолжать борьбу…

Заставив себя встать, Гар произнес:

— Да будет тебе известно, что возможно существование средства, которое излечит меня, Конройд. Я требую консультации с королевским лекарем Никсом. Я требую…

— Ничего, — возразил Конройд. — Ни сейчас, ни потом. Кроме того, такого средства нет. Теперь, что касается отчуждения твоего имущества.

— Отчуждения? Что ты имеешь…

Конройд его не слушал.

— Учитывая твое новое положение в королевстве и для сокращения бремени расходов на твое содержание, большая часть слуг будет переведена. В услужении останется только Дарран, чтобы заботиться о мелких повседневных нуждах. Надеюсь, он умеет готовить. И убирать.

— Один человек? — недоверчиво переспросил Гар. — Заботиться обо всей Башне? Дарран стар и недавно побывал в больнице! Нельзя ожидать от него, что он…

— Можно, — возразил Конройд, улыбаясь. — Наверное, ты и сам сумеешь о чем-то позаботиться. Видит Барла, времени у тебя будет предостаточно.

— Конройд, — негромко и с укором пробормотал Холз. Больше он ничем не помог Гару.

Советник невозмутимо продолжил:

— Конюшни мы, конечно, опустошим. Лошади и сбруя будут проданы.

Гар вскинулся.

— Продавать? Баллодэра? Нет! Это подарок моего отца, ты не имеешь права…

— Твое содержание надо чем-то оплачивать. Учитывая, что ездить верхом в ближайшее время тебе не придется, позволь спросить: зачем тебе лошади? Животных продадут вместе с упряжью. — Конройд подступил ближе, сверкнув глазами. — Ты смеешь жаловаться? Не стоит. У милосердия есть свои границы. Ты избавлен от страданий, мальчик.

— Избавлен? — переспросил Гар и рассмеялся. — Я твой пленник.

Холз громко откашлялся.

— Если эта Башня и стала твоей тюрьмой, то ты построил ее собственными руками.

— И вполне сойдет для тюрьмы, она даже не лишена удобств, — добавил Конройд. — Думаю, твой олк с удовольствием поменялся бы с тобой местами.

У Гара свело желудок спазмом.

— Не трогайте его, Конройд. Вы получили, что хотели. Он в тюрьме и осужден на казнь. Даже для вас этого достаточно.

Конройд стоял молча, и Гар обратился к Холзу:

— Служитель Барлы, молю тебя, повлияй на Джарралта. Если не ради меня, то хотя бы ради любви, которую ты питал к моему отцу.

Холз поморщился.

— Да уж, господин, ради вас я этого делать не стану.

— Ради тебя никто ничего делать не станет, — вмешался Джарралт. — Цени то, что я тебе оставил. Помни мою доброту. И помни о том, что олки остаются заложниками твоего разумного поведения и молчания. Если хоть слово о подвигах Эшера выйдет за пределы этих стен, то ты пожалеешь о последствиях.

— Понятно, — вымолвил Гар, обдумав услышанное. — Я не подчиняюсь, а страдают другие?

Конройд ядовито улыбнулся.

— Именно. Далее, я предлагаю тебе посвятить часть времени написанию короткой, но приятной слуху толпы речи, с которой ты выступишь в нашем высокочтимом Общем Совете. Что до заседания, то я пришлю за тобой после полудня. И не заставляй меня ждать.

Пересилив себя, Гар промолчал. Взглянул на Холза.

— Насчет Дурма…

— Я сейчас отправляюсь в королевский лазарет, — сообщил служитель Барлы. — Ему должен быть оказан всяческий почет и уважение. Он в этой неразберихе не виноват.

«Так ли это?» — хотелось спросить Гару. Он отчаянно жалел, что у него не хватило времени, чтобы обстоятельно побеседовать с Дурмом. Узнать побольше о дневнике Барлы и о том, как его использовал Дурм, если использовал, и почему он является последней надеждой. Необходимо найти дневник. Если есть избавление от этого кошмара, то, возможно, он отыщет его в нем?

— Благодарю, Холз, — сухо произнес Гар. — От себя лично и от имени отца. — Он снова повернулся к Конройду: — Вам необходимо найти преемника Главного мага.

Конройд пожал плечами.

— Конечно. Позже найдем.

— Нет. Сейчас. Закон ясно гласит, что вы должны…

— Закон? — Конройд рассмеялся. — Ты сидишь здесь истолкуешь мне о законе? Придержи язык. Помни, кто ты теперь есть.

Гар почувствовал себя очень странно. Тело словно распадалось на части, и он как будто выплывал из него.

— Буду помнить. Мы закончили?

— Пока да.

— Тогда уходите.

Брови Конройда приподнялись.

— Уходите, ваше величество.

Гар открыл было рот, чтобы произнести что-нибудь такое, о чем он наверняка потом пожалел бы, но ему помешало внезапное появление Даррана.

— Простите меня, ваше величество, но из городских казарм доставлено срочное сообщение. От капитана Оррика. Посыльный ждет внизу вашего ответа.

Конройд протянул руку.

— Дай сюда.

Дарран изумился.

— Господин, оно адресовано королю.

— Дай сюда.

Ничего не понимающий Дарран в замешательстве посмотрел на Гара, и тот кивнул. Получив письмо, Конройд взломал печать и прочитал послание. Затем сложил лист и сунул в карман.

— Скажи посыльному, пусть передаст капитану Оррику: я прибуду в казармы в надлежащее время.

Дарран шагнул к Гару.

— Господин?..

Гар смотрел в пол.

— Делай, что говорит Джарралт, Дарран.

— Слушаюсь, господин, — поклонился старик и вышел.

— Что в письме? — спросил Гар.

Конройд пожал плечами.

— Ничего такого, что теперь касалось бы тебя.

Джарралт и Холз удалились, забрав с собой подписанные Гаром документы. Гар бесцельно и бездумно бродил по комнате, словно лодка, унесенная отливом в море. Вернулся Дарран и остановился у дверей.

— Ваше величество…

— Не называй меня так.

Дарран шагнул в комнату.

— Господин, советник Джарралт отдает приказы. Он говорит…

— Я знаю, что он говорит, — прошептал Гар и пробежал пальцем по корешкам книг, стоящих на столе. — Джарралт любит поговорить.

На лице Даррана отражались недоумение и отчаяние.

— Господин, он говорит, что вы больше не король.

— Он прав. У меня было трудное утро, Дарран, поэтому не надо на меня так смотреть.

— Ваше величество…

— Не называй меня так!

Звенящая тишина. Дарран осмелился шагнуть поближе.

— Господин…

— Ты знаешь, чем я был занят с тех пор, как сегодня утром открыл глаза?

Теперь Дарран перешел на шепот:

— Нет, господин.

— Тогда я тебе расскажу. Я позавтракал, отказался от трона и погубил своего друга. И смотри, еще даже полдень не наступил. Дарран, побыстрее найди мне ребенка, чтобы я успел задушить его до обеда!

— Господин!

Гар с удивлением понял, что рыдает. Горячие слезы, льющиеся из ледяных глаз. Из холодного сердца убийцы.

— Ты не мог бы убраться отсюда? — крикнул он. — Убирайся, старик, оставь меня, старый дурак! Убирайся, оставь меня в покое!

Дарран выбежал из комнаты.

Казалось, долгие годы прошли, прежде чем Оррик вернулся. Когда дверь в подвал, где находились камеры, открылась, Эшер с трудом поднялся на ноги и шагнул к решетчатой двери.

— Пеллен! — позвал он нетерпеливо, вытягивая шею, чтобы увидеть, кто следует за капитаном. — Ты его привел? Он идет? Все разъяснилось? Что там у тебя за свитки? Это мое помилование?

Взгляд Пеллена был холоден и жесток, словно удар железной палкой по лицу.

— Замолчи.

Эшер почувствовал, как сжалось сердце.

— Пеллен, что случилось? Что… — Он замолчал, потому что в дверь вошел Конройд Джарралт. В руке он держал тонкую кочергу и на ходу постукивал ею по голенищу сапога. За ним следовал Уиллер, сияющий от радости. Последними вошли двое стражников с кандалами в руках — Окс Бандер и Трив Лэллард, его собутыльники и соперники по метанию дротиков в «Гусе».

У Эшера кровь отлила от лица, голова закружилась, и он на нетвердых ногах отступил от решетки.

— Пеллен? Что происходит?..

Оррик не обратил на него внимания — он смотрел на Джарралта. Тот кивнул. Оррик развернул свиток и начал читать.

Онемевший от потрясения, он позволял словам накатываться и омывать его, как не раз позволял делать это волнам в океане.

Оррик перестал читать. Ошеломленный Эшер не сводил с него глаз.

— Нет. Это неправда. Гар никогда… Это неправда. Это подлог! Джарралт…

Капитан шагнул к его камере и прижал пергамент к прутьям решетки.

— Это не подлог. — Его голос хрипел от гнева и боли. — Или ты не узнаешь подпись? И печать?

Подпись и печать принадлежали Гару.

— Ну и что? — возразил Эшер. Его начала бить дрожь. — Это ничего не значит. Гар не предал бы меня, не стал бы измышлять горы лжи о заговоре и захвате власти. Эту грязную работу, этот подлог состряпал Джарралт! Гар никогда бы…

— Довольно, Эшер! — крикнул Оррик, опуская пергамент. — Его величество отрекся от тебя. Все кончено.

Конройд Джарралт откашлялся.

— Ну, не все, капитан. Смерти предшествуют некоторые неприятности и неудобства. Если только Эшер не откроет нам здесь и сейчас имена своих сообщников.

— У меня нет сообщников, — ответил Эшер. — Мне никто не помогал, потому что не в чем было помогать. Не было никакого заговора!

— А король говорит, что был, — возразил Конройд Джарралт. — И я ему верю. Эй, стража!

Дверь камеры открыли. Бандер и Лэллард вошли внутрь. Они заковали его в кандалы, натянули и прикрепили цепи к прутьям боковых стен камеры так, что Эшер принял положение пугала, торчащего в поле.

— Прекрасно, — одобрил Джарралт. — А теперь оставьте нас.

— А как насчет суда и следствия? — спросил Эшер, когда стражники вышли, закрыв за собой дверь в подвал. Плечи у него уже болели от напряжения. Он видел, как Уиллер с горящими от возбуждения глазами подошел к клетке. — Что, суда не будет? Тимона Спейка судили!

— Ты не Тимон Спейк, — возразил Джарралт. — Сам король признал твою вину и приговорил к смерти.

— Он не стал бы этого делать! Он обещал!

Джарралт, не обращая внимания на Эшера, повернулся к Оррику:

— Капитан, скорее всего сообщников этого изменника мы найдем среди его близких знакомых. Поищите их и арестуйте, пока они не попытались скрыться от правосудия.

Дафна. Эшер подавил крик отчаяния. Только не это. Как предупредить ее? Возможно, с помощью магии, но как ею пользоваться?

Проклятая магия. Похоже, от нее одни несчастья.

Оррик тем временем поклонился Джарралту.

— Слушаюсь, господин.

— Уиллер.

— Да, господин?

— Помоги капитану Оррику. Ты лучше знаешь, кого искать и где именно.

Мерзавец раболепно согнул спину.

— Слушаюсь, господин. Конечно, господин.

— Да, Уиллер, и вы, капитан, еще одно… — Джарралт щелкнул пальцами, произнес какое-то слово, и Оррик с Уиллером замерли на месте как вкопанные. — Запомните. Эшера уличили в попытке овладеть магией, а не в использовании ее. Этой силы в нем нет. Знайте это и навсегда запомните.

— Это ложь, — произнес Эшер. Пеллен стоял неподвижно и смотрел, как слепой; казалось, душа его летает где-то далеко. Уиллер выглядел также — если только у слизняка была душа. — Я владею магией. И уничтожил бы тебя с ее помощью, если бы знал как!

Взгляд Джарралта был ужасен.

— И не узнаешь. Но если ты за тот короткий срок, что остался до казни, скажешь кому-то, что владеешь магией, я убью этого человека. И всю его семью тоже. Ты меня понял?

Эшер верил, что Джарралт так и сделает. Поэтому он кивнул:

— Понял.

— Молодец. — Джарралт еще раз щелкнул пальцами, и его остолбеневшие жертвы ожили. — Выполняйте приказ. И сделайте так, капитан, чтобы меня здесь не беспокоили.

Оррик поклонился. Похоже, он не пострадал от того, что с ним проделал Джарралт.

— Слушаюсь, господин. — Не взглянув на Эшера, он удалился; Уиллер семенил за ним.

Эшер видел, что Джарралт сделал пасс рукой над закрывшейся за ними дверью. Воздух перед нею потемнел и сгустился. Он ощутил, как сдавило грудь. Джарралт повернулся. Улыбнулся. Подошел.

— Ну, вот мы и одни.

Эшер чувствовал, что у него перехватывает дыхание.

— Гар не подписывал эти документы.

Джарралт вошел в камеру и сделал удивленное лицо.

— Ошибаешься. Он подписал.

— Нет. Ты их подделал. Ты…

— Эшер. — Губы Джарралта скривились, и улыбка переросла во что-то более многозначное. — Он их подписал.

И Эшер, наконец, поверил ему. Несколько мгновений он вообще не мог дышать. Он чувствовал гнев… тоску… ужас… Сердце его едва не остановилось.

— Тебе известно, что я действовал в одиночку. Ты знаешь, что заговора не было. Ты проникал в мой мозг. Тебе известно все.

Джарралт поднял кочергу и смерил ее взглядом.

— Это так.

— Тогда зачем…

— Потому что я так хочу. Потому что мне недостаточно, что тебе просто отрубят топором голову. Ты вмешался в мои дела, маленький олк, а я не выношу вмешательства. Поэтому я собираюсь наказать тебя… Старым добрым способом.

По спине и лицу Эшера градом катился пот. Он щипал глаза, и Эшер пытался смахнуть его с лица, тряся головой. Было в Конройде Джарралте что-то не то. Он всегда вел себя самодовольно, бывал порывист, нетерпелив, презрителен, любил показать свое превосходство и непохожесть на других. Но теперь было в нем что-то еще. Нечто большее. И оно исходило от Джарралта плотными удушливыми волнами. От этого леденела кровь, и наизнанку выворачивало желудок…

Зло.

— Гар был прав насчет тебя, — прошептал Эшер. — И Борн тоже. Ты гнилой. Ты прогнил насквозь. И больше ты не сможешь скрывать это. Когда твои друзья доранцы узнают правду, они не позволят тебе сохранить украденную корону. Королевство распадется на части, Джарралт. Оно погибнет, и погубишь его ты. Именно этого ты и хочешь?

— Да. А теперь побереги силы, — мягко посоветовал он. — Они понадобятся тебе, чтобы кричать. А когда ты не сможешь кричать, когда из твоего горла будет литься только блевотина и кровь, Оррик и его люди отведут тебя на главную городскую площадь, где посадят в клетку, чтобы тебя все видели и могли плюнуть в лицо изменника. И в назначенный день, в полночь — согласись, весьма драматичный момент — перед самой большой толпой, какую только удастся собрать, тебе снимут голову с плеч, тело скормят свиньям, свиней зарежут и накормят собак, а собак убьют из луков.

Со спокойным, даже равнодушным видом Джарралт поднял кочергу к потолку. Произнес одно-единственное слово, резанувшее Эшеру слух, как острый нож. На кончике кочерги загорелось пламя. В бесцветных глазах Джарралта блеснуло предвкушение удовольствия и что-то еще. Нечто темное, опасное, пропитанное кровью. Он улыбнулся и коснулся тела Эшера кочергой.

И его сознание растворилось в языках багрового пламени.