Вторая часть Война

I

Но отставим на время Винда, Эльрику, Виша, Гхала, Нэнию и всю остальную отважную компанию, которая собиралась в полёт к Ой-Чип-Ону… А перенесёмся мы туда, где уже побывала часть Винда; туда, где так долго томился, меняя человеческие тела, забывший о том, кто он на самом деле — ЧИП. Перенесёмся из солнечного Многомирья, в громадный, и такой разный, но лежащий под одним небом мир, на планету Земля.

Там, в городе Москве, случилось одно происшествие — одно из бессчётных, в числе хороших и плохих… Это было происшествие которому суждено было попасть в новости, и довольно быстро забыться всеми, кроме жильцов одного дома…

Это был тот старый кирпичный дом, на восьмом этаже которого жил ЧИП. Как, должно быть, помнит читатель, ЧИП, вспомнив, что он правитель великой империи, очнулся от дрёмы, в которую древним колдовством была погружена его душа. И так велик был поднявшийся из него пламень, что он одним прикосновением своих ладоней вдребезги разбил окно, и, уже обратившись в вихрь, понёсся над московскими улицами, над крышами домов, туда, куда влекла его мистическое чувство — на городскую окраину к проходу между мирами.

А в оставленной ЧИПОМ квартире как раз и началось то происшествие, которое быстро забылось всеми, кроме жильцов кирпичного дома. На включенной конфорке сначала поджаривалась, а потом дымила и чернела яичница; сама же конфорка накалилась и источала жар. Но жар быстро растворялся в потоках холодного зимнего воздуха, который вливался на кухню через выбитое окно. В порывах ветра качались, задевали плиту шторы… Вот они задержались чуть дольше, быстро задымились, и уже вернувшись к окну, вспыхнули. Пламя поползло вверх, ветер разбрасывал искры и вскоре на кухне появились новые очажки огня. Наконец, вспыхнул и линолеум, которым был покрыт пол. Начался пожар…

Вот это и было происшествием. Соседи звонили «01», но, когда приехали пожарные то, вся квартира ЧИПА уже была объята пламенем…

Бывшая квартира ЧИПА совершенно почерневшая, выжженная, представляла и страшное и отталкивающее зрелище. Все очаги дыма уже залили пеной, а проходящий через выбитые и лопнувшие окна воздух быстро охлаждал стены.

— Ну что? — спросил у своего напарника пожарник Степан Вдовий.

— Трупов нема, — проговорил тот устало.

— Кто жил, выяснили?

— Ага…. Корбудзо Яков Фёдорович, шестьдесят седьмого года рождения, вдовый… Нет, это ты у нас Вдовий, а он просто — холост.

— Нашли его?

— На работу звонили. Сказали — ушёл в обычное время. По времени, уже должен был домой вернуться, а вот — вишь, задержался где-то.

— Но пожар ведь на кухне возник, — произнёс внимательный Степан Вдовий.

— Ага. От плиты всё пошло…

— Кто же плиту включил? Кто окно выбил? Выбросился, может, кто-то? Тогда почему под окнами труп не нашли?..

— Да ты что, Стёпа? Охота тебе голову ломать? Ты разве прокуратура? Вон, гляди, сыщики понаехали; сейчас и нас попросят удалиться, будут осмотр делать…

Степан Вдовий — тридцати трёх лет от роду, пожарник, мужчина серьёзный, женатый, отец двоих детей; обладатель роскошных, пшеничного цвета усов, слыл человеком рассудительным и деловым. Если кто-либо поступал неправильно, он таких людей поправлял; сам почти не пил, и совсем не курил, заработанные деньги нёс в семью… В общем, он был одним из тех людей, которым просто на раду написано — жить слаженно, как по расписанию, до конца своих дней, хотя его опасная профессия весьма остро ставила вопрос — когда наступит этот конец его дней.

Но сам Степан уже десять лет работал пожарным, многое за эти годы повидал, и поэтому саму службу свою — кажущуюся сторонним людям чем-то невиданно опасным — воспринимал как дело совершенно обыденное. И теперь, оглядывая сгоревшую квартиру ЧИПА (он же — Корбудзо), Степан Вдовий задавал вопросы машинально, просто играя эрудицией, представляя себя в роли настоящего сыщика. В то же время, Степан понимал, что забудет эту квартиру — встанет она в длинный ряд виденных им выжженных помещений; все они, в общем-то, на одно лицо — выгоревшие, изуродованные. Сам ведь верил, что такое лучше и не помнить, а забыть поскорее…

Он уже собирался уходить, но что-то замешкался, сделал одно неверное движение, и споткнулся об обугленный кусок серванта. Давненько с ним такого не было; обычно, на работе, он был точен и ловок, а тут, значит, уже расслабился, предчувствуя, что тяжёлый день закончен…

Степан не упал на пол, а, выставив перед собой руки, замер в таком положении, будто собирался отжиматься. Под обломками серванта была шкатулка: обугленная, с подплавленной крышкой, но внутри шкатулки что-то отчётливо билось.

И тогда Степан быстро, пока никто не заметил, запихнул шкатулку в карман. Никогда-никогда прежде не собирал он чужие вещи на месте пожаров; считал это мародёрством, а тут сделал это почти бессознательно, просто потому, что вдруг страстно, до боли в сердце, до нездорового жжения в висках захотелось ему узнать, что же там — в коробке. Он и не думал воровать, он собирался просто заглянуть туда, увидеть, а уже потом, когда Яков Фёдорович Корбудзе вернётся на пепелище, вернуть ему находку, заявив, что спас эту ценность из пламени.

В общем, Степан Вдовий совершил несвойственный для себя поступок и жизнь его вскоре совершенно изменилась. О чём и пойдёт речь.

Ночь… За окнами было совсем темно. Спал укутанный снежным покрывалом город..

Степан Вдовий сидел в своей комнате, за широким дубовым столом. На стене отсчитывали время часики; но их тиканье столь привычно, что Степан и не замечал его…

За дверью — спальня жены, за другой дверью — коридор, и дальше: детская, ванная, туалет, кухня. Все уже давно спали в этой квартире, да и Степан, после такого тяжёлого дня должен был бы спать. Но нет — ему совсем не спалось; странная шкатулка, подобранная в квартире погорельца Якова Фёдоровича Корбудзо, никак не давала ему покоя.

Что так шевелилось и билось в этой коробке? Зверёк? Нет — не мог это быть зверёк, потому что во время пожара шкатулка накалилась и он бы, несомненно, погиб.

Тогда что? Механизм? Но какой механизм может сидеть в шкатулке и стучаться?..

Надо сказать, что иногда, в свободное от основной работы время, Степан занимался механикой. Например, чинил часы, собрал миниатюрную железную дорогу, с поднимающимися и опускающимися шлагбаумами и другими прелестями — подарил её сыну Вите, дочери же Людмиле — собрал подвижную куклу. Сам считал эти дела своим хобби, но, тем ни менее, в ящиках его стола хранилось немало полезных инструментов.

Повертев в руках сплавленную шкатулку, Степан достал из ящика алмазную резку, и медленно, осторожно, чтобы не издавать резких, столь чуждых для ночной квартиры звуков, начал срезать налёты. Работа шла плохо: метал, из которого была сделана шкатулка, оказался слишком твёрдым.

Через полчаса Степан запыхался, на лбу его выступила испарина. Уже давно, даже во время тушения пожаров, он не уставал так, и уже не помнил, когда ему было так интересно…

Из спальни вышла жена, спросила:

— Ты что здесь сидишь? Завтра же на работу…

— Да вот, почитать, что-то захотелось, — молвил, быстро пододвигая к себе толстый фолиант Степан.

Спрятал под обложкой испачканную в золе ладонь и подивился на себя: в кои-то веки он так вот, словно нашкодивший школьник, обманывает, увиливает, скрывает? Жене хотелось верить своему мужу, а ещё больше ей хотелось спать, поэтому выслушав его обещание вернуться в кровать через десять минут, она удалилась в спальню.

Степан ещё несколько раз провёл резцом по неподатливой шкатулке, разочарованно вздохнул, а затем убрал и шкатулку и свои инструменты в ящик стола и закрыл ящик ключом.

Но он, должно быть из-за усталости, не заметил, что всё же проделал в шкатулке небольшое отверстие. Это была трещинка, но что там, за этой трещинкой, невозможно было разглядеть. В шкатулке пока что никто не шевелился.

Следующий день был вполне обычным: холодный, серый, морозный и снежный день в Москве. Но ни холод, ни снег не были властны над огнём, который словно ненасытный зверь вспыхивал то в одном, то в другом месте этого огромного города. И приходилось пожарным выезжать по вызовам. Вызовы, на которых был Степан оказались пустяковыми: задымление подъезда, помойка под окнами загорелась, ещё какая-то чепуха, и весь этот день Степан думал о шкатулке…

Узнавал, объявился ли Яков Фёдорович Корбузо, и ему отвечали, что этот Корбузо как в воду (или, скорее уж — в огонь) канул…

Наконец, рабочий день закончился и уже в сумерках Степан вернулся домой. Жена готовила ужин, дети гуляли во дворе. Пока Степан мыл руки в ванной, жена стояла за его спиной и говорила:

— Слушай, я сегодня в пять с работы пришла; в коридоре раздеваюсь, слышу — из твоей комнаты скрежет. Я — испугалась. Думаю, может, воры пробрались.

— Чего?

— Ну звук такой, будто кто-то что-то подтачивает, дерево режет и ещё железками скрипит. В общем, странный такой звук.

— И?

Степан прошёл на кухню.

— Я заглянула в комнату. Спрашиваю: "Есть кто?", а сама уже газовый баллончик держу. Перепугалась! А как спросила, сразу шорох этот прекратился. Я потом всё осмотрела, в каждый угол, в каждый шкаф заглянула и под диваном глядела. Нет никого.

— Ну и?

— Думаю, из твоего стола эти звуки.

— Из стола? — рассеяно спросил, поглощая мясные с запечёнными в них яйцами котлеты и запивая их молоком, Степан.

— Ну да. Ведь в стол я заглянуть не могла. Ты ж его запираешь, а ключ…

— А ключ — у меня, — ответил Степан.

— Ну и что там так двигаться-то могло, а, Стёпа?

— Мало ли, ерунда какая-то. Не бери в голову…

И Степан постарался изменить тему разговора, хотя сам вновь и вновь вспоминал про шкатулку. Неужели в ней опять что-то или даже кто-то шевелится? И, после обычного разговора о делах на работе, об успехах детей в школе, когда жена начала мыть посуду, он прошёл в комнату, достал из кармана ключ (он носил его в связке с остальными ключами) и открыл тот ящик стола, в который накануне положил шкатулку.

Прежде всего, обратил внимание на то, что инструменты и всякие детали, которые он прежде аккуратно раскладывал, теперь, либо были перемещены и разбросаны, либо же вовсе исчезли.

Пришла вполне логичная, хотя и невероятная мысль, что повинно в этом было нечто, выбравшееся из коробки.

И Степан Вдовий ещё дальше выдвинул ящик стола; при этом был уверен, что теперь-то непременно увидеть это загадочное существо. Но увидел только широкую овальную дырку. Оказывается, существо прорезало днище и пробралось в нижний ящик, где также хранились всевозможные и, в основном, весьма крупные детали.

Степан прислушался и смог уловить негромкий, едва приметный шорох, который доносился именно из нижнего ящика. Теперь не оставалось сомнений — существо было там. Он склонился и позвал негромко, чтобы жена ненароком не услышала:

— Эй, ты что за зверёк? Не бойся…

Но шорох не повторился и в тёмном отверстии ничего не было видно. Тогда Степан задвинул верхний ящик, и отпер ключом нижний. Но сразу открывать его не стал, так как испытывал вполне оправданные опасения. Ведь этот «зверёк» мог оказаться весьма опасным — не даром ведь прогрыз твёрдую обшивку ящика. Поэтому Степан взял один из лежавших отдельно инструментов, а именно — молоток и, держа его наготове, чуть приоткрыл нижний ящик.

— Тихо, тихо… — шептал он.

И сильно вздрогнул, когда сзади раздался громкий голос жены:

— Ну что, разобрался, кто у тебя в столе шумит?

— А… это-то… — вздохнул Степан. — Это я так — побаловаться решил; ещё один механизм собрал.

— А что этот механизм делает? — любопытствовала жена.

— Механизм-то?.. Он… Пока ничего особенного…

В это мгновенье нижний ящик стола весьма ощутимо вздрогнул и из него донёсся скрежет.

Жена возмутилась:

— Ничего особенного не делает, а шумит! А если ночью будет скрежетать? Заснуть не даст… Ещё замкнёт чего, пожар начнётся.

— Ничего не будет, не волнуйся, — уверенно заявил Степан.

Он решил, что окончательно разберётся с этим неведомым существом до того, как ляжет спать.

Но тут пришли дети, и надо было с ними поговорить по поводу их плохого поведения и оценок в школе, потом надо было разобраться с протекающим краном в ванной. Всё это отняло некоторое время; после чего Степан вернулся в комнату, и, сжимая в руке молоток, резко выдвинул нижний ящик стола…

Он ожидал увидеть зверька — возможно, экзотического; возможно — зубастого, но не увидел ничего: ни зверька, ни своих инструментов, ни запасных деталей… Ещё можно было бы понять, если бы Степан хранил там еду, и еда пропала бы — значит, зверь съел её, но куда могли исчезнуть всевозможные железки и провода?..

В днище нижнего ящика также появилась дырка. Стало быть, зверь выбрался наружу. Степан быстро оглядел комнату. Вроде бы, нигде не было видно следов этого чужака…

Жена сидела в детской комнате, наставляла непутёвых чад премудростям математики, русского языка и литературы; на кухне вещал телевизор. В общем, ещё оставалось некоторое время на то, чтобы разобраться с этой, самим Степаном принесённой в дом проблемой.

Понадёжней прикрыв коридорную дверь, он начал тщательно и стремительно обыскивать комнату. Заглянул под диван, отодвигал шторы, вставал на стул и смотрел на шкафы сверху (ведь могло же туда забраться это ловкое создание)

И тут услышал скрежет! Но доносились эти неприятные звуки из соседней комнаты. То есть — из спальни. Степан бросился туда. Сразу обратил внимание на то, что дверца шкафа приоткрыта. Подскочил и распахнул её, да тут и замер, глядя округлившимися глазами на это…

Не мохнатый зверёк, а некто совсем непонятный, не из плотни и крови состоящий, но составленный из железок — то есть, из и его же, Степановых, инструментов — глядел на него стеклянными, мягко светящимися электрическими глазами из шкафа.

Степан не знал, как этот механизм выглядел изначально, когда он ещё лежал в шкатулке, но теперь, за счёт прицепленных и закреплённых деталей, механизм разросся — в нём был уже целый метр роста.

И Степан сказал:

— Так вот куда все мои инструменты делись. Ты их, значит, для себя использовал. Ты строил себя из них… Но, кто ты? Ты вообще — понимаешь меня?

Не очень Степан надеялся на ответ, но всё же услышал голос: хриплый и трескучий; такой голос мог вырываться из испорченного приёмника:

— Понимаю. Проход открыт. Я должен двигаться за хозяином.

— А кто твой хозяин?

— Он создал меня. Он — главный.

— Яков Фёдорович Корбудзо, — догадался Степан.

— Яков Фёдорович Корбудзо, — проскрежетало железное существо. — Он вложил в меня часть самого себя. Он…

— Чудеса да и только только! — восхищался Степан. — Ну, выходи из шкафа, хочу тебя повнимательнее разглядеть.

— Я должен двигаться за хозяином. Проход открыт… — и существо начало царапать противоположную стенку шкафа.

Благодаря острым железным когтям, которые были сделаны из пилок и других режущих инструментов Степана, на дереве оставались глубокие борозды.

— Э-эй, прекрати, — потребовал Степан. — Ты ж шкаф разломаешь! Меня жена убьёт…

— Убьёт, — утвердительно проскрежетал железный и продолжил свою зловредную работу.

— Послушай, я ведь могу тебе помочь. Слышишь? Ну только прекрати это! — потребовал Степан.

Существо прекратило кромсать шкаф, и, обернувшись, спросило:

— Чем поможешь?

— Ну я это… Ведь тебе какой-то проход нужен, да?

— Проход, в который ушёл хозяин.

— Я… э-э… ты знаешь, где твой хозяин, этот Корбудзо?

— Он за проходом. Я должен ему служить.

— Уже лучше. А где проход?

— Там… там… там…

С этими восклицаниями существо вновь обернулось и продолжило кромсать заднюю стенку шкафу.

Степан был в отчаянии. Он бросился на железного, схватил его за выпирающие отростки и дёрнул назад. Вместе они повалились на пол. Над Степаном нависли разные колющие и режущие железяки.

— Стой! — вскрикнул Степан. — Я проведу тебя…

Прямо перед ним горели красным светом ничего не выражающие, стеклянные глаза. Острое шило застыло в сантиметре от его горла.

Степан говорил, как мог быстро:

— Без моей помощи ты только время потеряешь. А я знаю, как помочь.

— Начинай, — потребовало существо.

— Я просто догадался, что ты каким-то образом знаешь, где находится твой хозяин — Корбудзо. Возможно, у него имеется передатчик, и от него поступают сигналы к тебе. Ты выбираешь путь, кажущийся тебе кратчайшим, напрямик, через стены, но это не правильно. Тебе придётся резать не только дерево, но и бетон, а потом ты свалишься с высоты тринадцатого этажа, на котором я живу. В общем, надо уметь маневрировать: коридоры, двери, лифты, подъезды, разные улочки — примерно таким образом ты и доберёшься до своего Корбудзо. Ну а я тебе помогу.

— Пошли, — потребовало существо.

— Не сейчас. Ведь ночь скоро.

— Пошли.

— Но пойми, у меня жена, дети.

— Пошли.

— Хотя откуда тебе знать… Ты же просто машина, правда, весьма совершенная. Можно сказать, новое слово в робототехнике. Видать этот Корбудзо был очень умным типом. Может, его похитили? Как думаешь?

— Пошли.

— Вот ведь заладил… Ладно. Ты, стало быть, чувствуешь, где твой хозяин.

— Чувствую. Мы должны торопиться. Проход вскоре может быть закрыт. Пошли.

— Так, ладно. Раз ввязался в эту авантюру, то доведу её до конца. Жене скажу, что надо по служебным делам отлучиться. Как бы тебя незаметно из квартиры вывести?.. Ладно, что-нибудь придумаем. Но ты должен выполнять мои указания, чтобы добраться до Корбудзо.

— Я буду выполнять твои указания, чтобы добраться до Корбудзо.

— Ладно… А я тебя буду называть… ну раз ты из шкатулки выбрался, так будешь шкатулочником.

— Скорее. Враги могут закрыть проход, — хрипел наречённый шкатулочником.

Прежде всего, Степан выглянул в коридор. Жена уже вышла из детской комнаты, и была теперь на кухне, опять что-то там готовила; в его сторону пока что не глядела, но в любое мгновенье могла оглянуться…

А за спиной у Степана стояло железное существо, со множеством торчащих из него трубочек, проводков, а также весьма острых и устрашающих инструментов. Это был шкатулочник и он говорил хрипящим, похожим на испорченное радио голосом:

— Надо торопиться…

— Я только молю тебя: не шуми. Если нас заметят, то всё — появление робота я не смогу объяснить. Буду визги, обмороки, и… В общем, помалкивай.

— Мы должны идти. Сейчас же, — нудел шкатулочник.

— Двигайся прямо за мной.

Степан выскользнул в коридор, за ним, всё же скрежеща железными конечностями по полу, просеменило железное создание.

Степан быстро распахнул дверь, за которым начинался ещё один коридор, с дверьми в соседние квартиры. Шепнул:

— Стой там. Я должен одеться.

Шкатулочник повиновался.

Степан прикрыл дверь, а сам поспешно начал напяливать свою зимнюю одежду. Приготовления его не остались без внимания жены. Она прошла с кухни и спросила:

— Далеко собрался?

Степан не привык врать. Всё время честный, открытый, он и от других требовал таких же качеств. Поэтому теперь ему приходилось делать самое настоящее насилие над собой, чтобы сказать неправду:

— С работы вызывают.

— То есть это как? У тебя же смена закончилась.

— Ну да, закончилась. Просто надо срочно осмотреть место одного потушенного пожара; выяснить там кое-какие детали.

— И что — без тебя они никак не могут?

— Значит, не могут, — угрюмо ответил Степан. — Нужно заключение эксперта.

— Уж, можно подумать, ты такой эксперт.

— Двенадцать лет всё же в пожарке работаю, так что кое-чего знаю….

Всё это время голос Степана звучал совершенно неестественно, и он был уверен, что жена не поверит в его враньё, но именно потому, что он никогда прежде не врал, то всё же поверила, и спросила:

— Когда вернёшься?

— Постараюсь поскорее. Часа через три.

— Ты смотри: я ведь волноваться буду. Сотовый взял?

— Да, конечно.

— Ну, я тебе позвоню…

Степан вышел из квартиры, быстро закрыл за собой дверь и шикнул:

— Тихо. Не двигайся…

Железное существо стояло перед ним — несуразное, пугающее, совсем не подходящее для московских улиц…

И Степан проговорил, с сожалением:

— Ты понимаешь, что мы так далеко не уйдём? Слишком ты приметный и необычный.

Шкатулочник упрямо повторял:

— Надо идти к хозяину.

— Может это?

Степан кивнул на коляску, в которой прежде возил своих детей Витю и Людмилу. Это была большая, крытая коляска, в которой могло бы спрятаться железное существо, но проблема была в том, что коляска стояла разобранной, сложенной и закреплённой в ящиках у стены.

— Вот в этой коляске ты бы мог укрыться. Но её надо собрать, на это потребуется время, а ты все мои инструменты для себя использовал.

— Собрать коляску, — повторило существо, и тут начало действовать.

Стремительно двигались его железные отростки, и так же стремительно собиралась коляска. Менее чем через минуту всё уже было готово: коляска стояла готовой, а шкатулочник твердил:

— Идти у переходу. Хозяин…

Степан произнёс восхищённо:

— Да-а, этот твой Корбудзо действительно великий изобретатель. Я раньше думал, такие роботы как ты, только в фантастических фильмах бывают. Ну, давай — полезай…

После того, как шкатулочник залез в коляску, Степан прикрыл его лежавшим возле стены полотенцем, и повёз к лифту. Очень он надеялся на то, что не встретит соседей, однако соседи всё же встретилась на первом этаже.

Удивлённый взгляд бабуськи и её глупый вопрос:

— Неужели у вас пополнение?

— Нет, конечно, — пробурчал Степан. — Просто коляска старая, пора её выбрасывать.

Но тут эта коляска содрогнулась, и из неё раздался характерный железный скрежет. Предупреждая вопрос любопытной соседки, Степан произнёс:

— А это я кое-что из своих изобретений на помойку повёз. Безделушки всякие…

Прозвучал хриплый, словно из испорченного приёмника голос существа:

— Идти к переходу. Скорее. Хозяин ждёт.

Соседка отшатнулась, а Степан, проклиная себя, за то, что ввязался в эту историю, молвил:

— Говорящая безделушка. Неудачная попытка создать робота…

И, толкая перед собой коляску, поспешно вышел из подъезда.

На улице светили фонари, прохожие спешили от мороза в свои тёплые дома, а с неба медленно падали снежинки…

Степан, не оглядываясь по сторонам, стремительно двигался вперёд, и говорил:

— Я же просил тебя: не высовываться. И помалкивай…

Но через пару минут Степан сам нарушил тишину. Он спросил:

— Мы хоть правильно идём-то?

Коляска сильно вздрогнула, и хрипящий голос произнёс:

— Правильно.

— Долго ещё?

— По моим расчетам: примерно два километра.

— Ну, это ещё ничего. Терпимо. Только потом мне сразу домой надо будет возвращаться…

Тут коляска передёрнулась с такой силой, что Степан едва удержал её. Начал было ругаться, но шкатулочник прервал его:

— Надо двигаться быстрее! Проход может закрыться очень скоро…

И теперь коляска уже сама ускорилась, тянула Степана за собой. Тот глянул вниз: думая, что, может, начался обледенелый спуск, но никакого спуска не было, напротив — дорога здесь слегка поднималась вверх. Зато Степан обнаружил, что из днища коляски, пробив его, выдвинулись металлические стержни с проводками и присоединились к колёсам; вот за счёт них и ускорилось движение.

Сначала Степан быстро шёл, а потом уже и бежал за самостоятельно катящейся коляской. Он просил:

— Тише!

Ответ был неумолимым:

— Надо торопиться!..

В принципе, теперь Степан мог просто отпустить шкатулочника, и пускай бы он катился сколь угодно далеко. Ведь не вернулось бы оно к Степану в квартиру. А что касается вида самостоятельно мчащейся коляски, так пусть это повергает кого-то в шок. Ему то какое дело? Кто докажет, что это его коляска сбежала?..

И всё же Степан не отпускал коляски, и из всех сил бежал за ней. Ему просто интересно было, какова конечная цель этого механизма, что это за загадочный проход, который вот-вот должен закрыться и удастся ли найти гениального изобретателя Якова Фёдоровича Корбузо…

Коляска затормозила на берегу небольшого, расположенного на окраине города озерца. Это было то самое, уже знакомое читателю озерцо, возле которого накануне произошли драматические события: ЧИП вернулся в Многомирье, а Винд едва не погиб, но всё же, стараниями своих друзей, тоже вернулся туда…

Там по-прежнему лежало большое, пробившее лёд дерево; правда уже нарос новый лёд, обхватил его ветви. И именно к основанию этого дерева тащила Степана коляска…

Возле самых корней она остановилась и начала преображаться. Трещали, изгибались, составляющие её детали: собственно, коляска стала частью шкатулочника, который сделался уже даже чуть больше Степана…

Когда шкатулочник начал разрывать нанесённый под корни снег и сами корни, Степан спросил:

— Неужели Корбузо здесь?

— Он ушёл туда, — уверенно ответило существо и продолжило свою работу.

Степан стоял рядом, и увидел, что под корнями открылась чёрная каменная плита. Он спросил:

— Что это?

Шкатулочник ответил:

— Враги завалили проход.

— Значит, ты не пройдёшь?

— Это просто камень. Его можно раскрошить.

И шкатулочник действительно начал крошить камень. При этом летели искры, а составлявшие шкатулочника железки гнулись… Тем не менее, он не останавливался, и работа продвигалась. Если бы Степан не успел отдёрнуться, то просвистевший острый кусок камня ранил бы его…

Через пару минут Степан увидел то, чего уж никак не ожидал. Живущий в холодном и тёмном зимнем городе, он истосковался по этому свету… Хотя это был даже и не свет, а только отблеск света, но зато настоящий отблеск — тёплый, летний, бархатно-золотистый; он, словно ласковый, невесомый поцелуй прикоснулся к глазам Степана. И отблеск этот исходил из-под корней рухнувшего дерева, из заново пробитого существом прохода. Казалось, что само солнце, устав от весенних и летних трудов, устроило там себе берлогу…

Шкатулочник, изрядно помявшийся, но всё равно проворный и ловкий, начал протискиваться в проход.

Степан проговорил неуверенно:

— Э-эй, слышишь, а мне туда можно? Глянуть-то охота, что там…

Шкатулочник ничего не ответил, но продолжал двигаться. Вот проскользнули и скрылись в этом приятном свете его задние конечности, на которых ещё остались колёса от детской коляски.

И тогда Степан решил, что просто посмотрит, что там внизу, под корнями. Только одним глазком глянет, что источает такой приятный свет, ну а потом, конечно, вернётся — пойдёт домой.

Он согнулся и пополз. Свет становился всё более ярким; Степан уже чувствовал запахи иного мира, слышал непонятные голоса. Затем — выставил перед собой руки, хотел за что-нибудь схватиться, да тут его самого схватили. Это были маленькие, но чрезвычайно сильные, хотя и не железные ручонки. Степана потащили вперёд, и, как он ни сопротивлялся, просто вытянули в Многомирье…