"Просторы Многомирья" - читать интересную книгу автора (Щербинин Дмитрий Владимирович)

III

Винд вернулся из приятного, светлого сна. И, хотя уже не мог вспомнить, что именно ему снилось — настроение у него было хорошее. Открыв глаза, он увидел, что сидит на палубе корабля Крылова, прислонившись спиной к мачте, а Эльрика ещё спит, улёгшись головой на его коленях.

Накануне, поднявшись на палубу, они уселись примерно на этом месте, и Винд начал рассказывать. Эльрика внимательно, с интересом его слушала: ведь это были истории из иных миров, из тех миров, на которые она так жаждала попасть…

А Винд увлечённо рассказывал ей. О том, как жил-поживал на Каэлдэроне, как собирал в лесах целебные травы-коренья, и как случайно нашёл на дне озерца яйцо, из которого вылупился летучий парусный корабль, и о своих дальнейших приключениях поведал ей. О том, как занесло его на соседний мир, и о том, как он вернулся домой, затем только, чтобы попрощаться с родными; наврав им, будто отправляет в двухнедельный поход за особо редкими растениями.

А на самом деле Винд отправился в полёт. За первые пять дней он побывал на пяти мирах, и везде его ждали новые яркие впечатления, и кое-какие приключения. Винд обо всём рассказывал, но здесь мы упустим это…

Главное, что на седьмой день, когда уже пора было подумывать о возвращении на Каэлдэрон, они увидели большую грозовую тучу, которая, клубясь и сверкая из своих глубин отсветами молний, весьма быстро двигалась, то поглощая миры, то выпуская их из своих тёмных недр — уже омытых дождём, радостно сверкающих в лучах солнца.

Винд начал подговаривать Крылова пролететь совсем близко от тучи; и, быть может, даже дотронуться до неё. Это была глупая жажда новых сильных впечатлений, попросту — мальчишество.

И, оказывается, в Крылове тоже много было такого мальчишеского, он возражал Винду совсем немного, а потом согласился…

Вскоре они подлетели к туче так близко, что уже можно было почувствовать порывы ветра. Этот ветер с каждым мгновеньем крепчал; потом загудел, резко развернул Крылова, а туча стремительно надвинулась и поглотила корабль.

Со всех сторон видны были отсветы молний, но вот солнечные лучи в это место не пробивались. Ветер гудел и выл так сильно, что Винду постоянно приходилось кричать:

— Пора возвращаться!

— Мне здесь самому не нравится! — отозвался Крылов. — Да только не могу вырваться, ветер будто намеренно меня держит и несёт вглубь тучи!

— Но ведь ты же такой сильный… Что же ты?! — изумлялся Винд.

— Ну, значит, не такой я и сильный… Ну, надеюсь, всё же удастся вырваться…

Вырваться им действительно удалось, но только спустя трое суток. А эти трое суток, проведённые внутри тучи были настоящим кошмаром и для Винда и для Крылова. Ветер выл, кидал их из стороны в сторону, вертел, бросал то вверх, то вниз, и только из тучи в ясное небо не выпускал. Молнии сверкали беспрерывно, и некоторые из них даже задевали Крылова — хотя уничтожить его не могли, но неприятности причиняли.

От постоянной круговерти и тряски Винда тошнило; и в первые сутки он совсем не хотел ни есть, ни пить; но на вторые — ему захотелось покушать. На всех мирах, где он успел побывать, юноша находил еду, но вот запасов сделать не догадался. Видя, что Винда начинает терзать голод, Крылов предложил:

— Можешь отломить от меня кусочек, и скушать. Очень питательно, и жажду утоляет, хотя ты без проблем можешь напиться дождя.

— Да ты что! Я не могу тебя есть, ведь ты мой друг — тебе будет больно.

— Нет. Мне не будет больно, что же касается кусочка, который ты от меня отломишь, то он вырастит заново, как только я попаду на солнечный свет… Я ведь тоже проголодался, без солнца…

Винд, поупрямившись ещё немного и наслушавшись жалобных стенаний своего совершенно пустого желудка, всё же отломил небольшой кусочек, попробовал, и оказалось… что по вкусу Крылов напоминал ту еду, которую Винд вспоминал в то мгновенье, когда его кушал; если же он не вспоминал еду, то вообще никакого вкуса не ощущал.

Съеденный кусочек действительно оказался очень питательным, и Винд перестал терзаться от голода…

Но и ему, и Крылову, и златопёрой Аше предстояло ещё немало помучаться, прежде чем свирепый ветер не метнул их на мир Хэймегон. Они врезались в полуразрушенный купол и окончательно его сломали.

Ну а дальше Крылов, с помощью своего изумрудного сияния отогнал волокнистое чудовище…

Эта была та история, которую Винд рассказал Эльрике, а потом его глаза, равно как и глаза девушки начали слипаться. Им вдруг очень-очень захотелось спать. В воздухе, едва слышная, звучала тихая, успокаивающая музыка. Откуда в этом месте было взяться музыке?.. Винд догадывался, что это Крылов им баюкал…


И вот теперь наступил день: ясный, солнечный. Так как купол полностью разрушился, то ничто не мешало потокам золотистого, тёплого света, который ниспадал вниз, обволакивал корабль Крылов, и смешиваясь с его изумрудным сиянием, образовывал мягкую, призрачную дымку…

Винду даже показалось, что Крылов мурлычет. И юноша спросил:

— Это ты размурлыкался, словно котёнок, которого гладят?

— Да. Это я, — ответил корабль. — Уж очень хороший сегодня свет…

Проснулась и Эльрика; тут же подняла голову с коленей Винда, и сама вскочила, спросила:

— Долго я спала?

— Как раз столько, сколько нужно, — ответил Винд.

Следующий вопрос девушка задала Крылову:

— Ты готов к спуску в подземелья?

— Готов, — ответил корабль, но в его голосе не было энтузиазма.

Но, прежде чем лететь в подземелья, Винд и Эльрика ещё сбегали к протекавшей поблизости, среди развалин речке и умылись в ней.

После этого наступило время спускаться. Винд и Эльрика стояли на палубе, златопёрая Эша сидела на мачте…

Корабль легко и бесшумно поднялся, поплыл к широкому провалу в центре залы. А после этого начался спуск…

Из яркого, словно бы праздничного солнечного царства сразу перенеслись в мир мрачный, тёмный и сырой. Полетели по широкому коридору, который уходил в глубины древнего мира-дворца.

Поначалу отблески дневного света ещё проникали через трещины в потолке, но, чем глубже спускались, тем меньше таких отблесков становилось. И, наконец, они оказались в таких месте, где уже ничего не увидели. Но, к счастью, был Крылов, и исходящий из него изумрудный свет выхватывал и стены и боковые коридоры, и многочисленные трещины…

Иногда они попадали в залы. Некоторые из них были настолько широкими, что свет Крылова не показывал их стены, и, как казалось, их окружала бескрайняя темнота…

Эльрика произнесла:

— Мне кажется, что это существо наблюдает за нами… Быть может, у него даже и глаз нет; но всё равно — оно наблюдает…

Винд ответил:

— А ты не волнуйся. Вот, если бы мы одни были, то да — боялись бы его. Но чудище это само боится света Крылова.

Тут и Крылов подал голос:

— Но не забывайте, что без солнечного света я слабею. А здесь тьма такая густая, едкая; здесь мне гораздо хуже, чем в грозовой туче. Так что, если мы слишком задержимся, то я уже не смогу светить…

— А ты летишь просто так, наугад, или видишь какие-либо следы чудовища? — спросил Винд.

— Я лечу туда, где тьма ещё больше сгущается, где мне хуже. Там должно находиться оно…

Винду и Эльрике казалось, что последующий полёт был очень долгим, хотя, на самом то деле, прошло не более часа. Но, чем глубже они спускались в каменные недра, тем больше ощущалось присутствие этого неведомого, зловещего. Иногда они явно ощущали, что за ними наблюдают…

Они почти не разговаривали, и только иногда обменивались негромкими репликами. Вот Винд произнёс:

— И как ты здесь раньше жила…

— Безрадостно, плохо жила. Поэтому и решила сбежать, — ответила девушка.

— Нет, я в общем спрашиваю. Как и ты, и все остальные твои хэймегонцы здесь жили, если рядом, под ногами, можно сказать, такое обитает?

— Не знаю. Но почему-то оно к нам не заползало…


Ни Винд, ни Эльрика уже и не надеялись, что путешествие закончится в скором времени, но вдруг Крылов произнёс:

— Мы достигли цели…

Они только что влетели залу, размеров которой не могли знать, потому что изумрудный свет не мог разогнать темноты далее чем на сорок метров, но, судя по обломкам громадных колонн, зала была самой крупной из всех, через которые они пролетали до этого.

Винд спросил:

— Ты видишь врага?

— Не вижу, но чувствую — он рядом. Насторожился и наблюдает. Ждёт, когда я потеряю силы. А здесь очень тяжело находиться; здесь, в воздухе паутина из тьмы, и она высасывает из меня силы…

Винд с Эльрикой не увидели паутины в воздухе, но, когда Аша перелетела с мачты на обломок колонны, и выхватила светом своих золотых перьев часть стены, то они увидели, что вся эта стена покрыта чёрными вуалями. Это были те самые вуали — живые волосы, который ночью утащили хэймегонцев, Яву и балдогов.

Кое-где вуали вздувались, образовывали контуры людей и животных, которые были словно бы приклеены к стенам.

— Это они! — воскликнула Эльрика. — Надо помочь им, скорее!

С палубы выдвинулась изумрудная лестница, по которой Винд и Эльрика перебежали на пол. Тогда они почувствовали, как в этой зале зябко, какой здесь спёртый, болезненный воздух; и захотелось им поскорее вырваться на волю. Но, конечно, сначала надо было освободить всех заключённых…

Крылов говорил им:

— Будьте осторожны. Помните, что прикосновение к этим вуалям может парализовать вас…

Винд и Эльрика подобрали достаточно длинные и острые куски камня; и, замахнувшись, одновременно ударили по той части вуалей, которые вздувались возле одной из фигур.

И, в результате, камни были вырваны из их рук, а сами Винд с Эльрикой отлетели назад и повалились на пол. Их била крупная дрожь, с которой они никак не могли совладать…

Винд простонал:

— Голова кружится, и тело такое слабое — едва слушается меня.

Эльрика произнесла:

— Мне знакомы эти чувства. Вчера ударила по такой вуали клинком, и тогда чуть не свалилась в пропасть — ты меня тогда спас. Скоро силы вернуться к тебе. Но мы должны придумать, что делать…

Тут заговорил Крылов:

— Можно было бы установить во всех этих коридорах зеркала так, чтобы солнечный свет, отражаясь в них, достиг от поверхности досюда; но на это уйдёт слишком много времени, да и не найдёте вы здесь столько зеркал. Сами вы слишком слабы, чтобы бороться, и поэтому удар нанесу я.

— Во молодец! — обрадовался Винд, и тут же спохватился. — Но ведь это, наверное, опасно для тебя?

— Да. Действительно опасно. Я потеряю много сил. Быть может…

— Что значит твоё "быть может"? Что ты хотел сказать? — спрашивал Винд, глядя как Крылов поднимается над полом.

— …Ничего, верьте в лучшее. Ну а если я совсем перестану светить — ваша единственная надежда, успеть добежать до поверхности. Там, где светит солнце, у него нет сил…

И тут Крылов сорвался с места, и словно ураган, словно снаряд, запущенный из пушки, ослепительно-сверкающим изумрудом пронёсся десятки метров, и врезался в средоточие тьмы.

Это был громадный клубок из чёрных, шевелящихся волокон; это был живой, страшный вихрь, который новой колонной, большей из всех, вздымался в центре этой залы. Это от него вытягивались во все стороны отростки, и тянулись, удерживая у стен безвольных, недвижимых пленников.

Когда Крылов столкнулся с ним, свет и тьма перемешались; изумрудные и чёрные полосы впились друг в друга, и неясно было, кто победит в этой схватке…

Пол и стены залы дрожали, откуда сверху сыпались куски камни, и Винду, Эльрике, а также и Аше приходилось увёртываться от них…

Потом зала передёрнулась так, что Эльрика и Винд покатились по полу, а Ашу вообще отшвырнуло в сторону.

Когда же Эльрика и Винд — пыльные, расцарапанные, поднялись, то увидели, что в центре залы уже не видно ни Крылова ни того тёмного существа; но всё же и полного мрака там не было, а словно бы тлели там изумрудные угли…

Они хотели подойти, посмотреть, что там с Крыловым — жив ли он, но тут услышали слабые стоны. Стонали и люди и не люди…

Обернувшись к стене, Эльрика и Винд смогли разглядеть, что вуалей, которые раньше там были развешены, больше нет, но зато на полу лежат и слабо шевелятся, силятся подняться фигуры.

И первой удалось подняться Яве. Ещё прежде чем юноша и девушка подбежали, она уже вскочила на лапы, и, глядя на Винда, угрожающе зарычала…

Эльрика произнесла:

— Он мой друг, Ява.

А Винду сказала:

— Не волнуйся. Она всё понимает, и, раз я сказала — не тронет тебя…

Среди стонов, всхлипов, причитаний и ругательств выделился один голос:

— Дочь моя…

— Отец! — воскликнула Эльрика и бросилась к императору Пудделу, который тоже лежал на полу, и был так слаб, что едва шевелился.

— Как хорошо, — что ты рядом, — говорил он. — Но что это за место? Почему здесь так холодно и темно?

— А ты ничего не помнишь?

— Я помню, как мы искали тебя — там, на поверхности; потом наступила ночь и началась буря. Сверкали молнии, лил дождь, и что-то начало хватать и утаскивать во тьму моих поданных…

— Мы здесь, ваше величество, — это говорили хэймегонцы, которые находились поблизости. Некоторые из них уже сумели подняться на ноги.

Тихонько повизгивали, чующие множество незнакомых, пугающих их запахов балдоги; а издали доносились ещё и другие, незнакомые голоса. Тем ни менее, можно было понять, о чём они говорят. Большинство недоумевало:

— Где мы? Почему здесь так темно и холодно…

— Если бы ни Крылов, то здесь было бы ещё темнее и холоднее, — произнёс Винд, но мало кто услышал его.

Зато зазвучал другой голос — сильный, раскатистый; и все, кто мог идти, пошли на этот голос.

Вот, что он говорил:

— Я — хранитель Хэймегонского зверинца, и я знаю, что случилось.

Когда они подошли, то увидели, что неподалёку от корабля, который лежал без движения, и источал слабое, готовое вот-вот оборваться изумрудное свечение, стоял невысокий старичок, с длинной, достающей до пола седой бородой.

Вот он-то и говорил:

— Видите вон там — тёмное, бесформенное?..

И он указывал на слегка подрагивающее нагромождение тёмных волокон за Крыловым.

— Это — Тумуз, порождение далёкого мира Ра. Он был одной из достопримечательностей нашего обширного зверинца…

Тут донеслись голоса:

— Да уж, конечно, знаем мы о Тумузе. Видали…

Это говорили те хэймегонцы, которые пробыли в подземелье особенно долго, и ещё помнили дни величия своей империи.

А длиннобородый продолжал:

— Тумуз питается снами. Кого угодно — человека, зверя или птицу оплетёт он своими волокнами и будет поддерживать между жизнью и смертью — годами, столетьями, тысячелетьями. Когда проклятые варвары напали, большая часть зверинца была уничтожена: особенно варварам понравилась украшенная драгоценными каменьями клетка, в которой сидел Тумуз. Клетку они разрушили, а Тумуза попытались убить своими стрелами, копьями и мечами. Но вреда ему причинить не смогли, зато он оплёл их, и они стали его первыми жертвами…

— Так они здесь должны быть! — закричали хэймегонцы. — Хватайте варваров! Бейте их!..

Но длиннобородый ответил:

— Варвары очнулись первыми, и убежали…

— Так они где-то поблизости?!

— Может, и поблизости, но сейчас они — меньшая ваша беда. Глядите…

И длиннобородый указал на Тумуза, который вздрагивал всё сильнее и сильнее. А его усыпляющие волокна уже начинали тянуться к собравшимся.

Для всех этих людей и нелюдей одна мысль о сне была ужасной — уж очень долго провели они в бездействии; теперь, казалось, они смогут бодрствовать столетьями.

Длиннобородый говорил:

— Тумуз опасается солнечного света, а также — кристаллов аратона с мира Таалл. Именно из этих кристаллов и была сделана его клетка. Кстати, этот корабль — не из аратона ли?

Тут вмешался Винд — он сказал:

— Нет, этот корабль не из кристаллов аратона, он — живой.

Прозвучало несколько вопросов:

— А ты кто такой? На хэймегонца не очень то похож… Скорее — варвар.

Напомню, что у всех хэймегонцев были зелёные волосы, а Винд отличался русой шевелюрой.

Эльрика проговорила:

— Он не хэймегонец, но он и не варвар, а благородный человек, он спас мне жизнь. А я — принцесса Эльрика, дочь императора Пуддела.

Тут, кстати, выяснилось, что в зале имеется ещё несколько императоров, принцесс и принцев, в разное время захваченных Тамузом. Но спорить, кто из них самый главный, не стали, так как Таммуз дёргался всё сильнее.

Длиннобородый говорил:

— Итак, все мы должны подняться наверх, к солнцу.

Ему возразил Винд:

— Далеко вы не уйдёте. Тамуз уже почти очнулся, он быстро настигнет вас, и придётся вам дрыхнуть ещё тысячу лет. Единственная надежда — это Крылов. Именно его света боится Тамуз…

Отростки тянулись к недавним пленникам, и приостанавливались только тогда, когда те заходили в изумрудное сияние корабля.

Винд подошёл вплотную к Крылову, приложил ладонь к его борту и спросил:

— Как ты себя чувствуешь? Можешь лететь?..

Крылов вздрогнул, немного приподнялся над полом, и Винд расслышал его шёпот:

— Этот удар дорого мне стоил. Я потерял почти все силы; и теперь мне надо скорее к солнечному свету. Иначе — я обречён, и все вы обречены…

Тогда Винд предложил:

— Мы будем тебя толкать, общими усилиями поднимем наверх, но только и ты помогай нам. Договорились?

— Да…, - прошептал Крылов. — Что смогу, то и сделаю…

Корабль приподнялся на полметра над полом. Тогда все, кто мог начали толкать его; остальные шли рядом, опасливо косились на тьму…


Это был долгий, тяжёлый путь…

Тумуз окончательно ожил и теперь клубился поблизости. Уж очень не хотелось ему упускать сразу всю свою добычу. И несколько человек, которые имели неосторожность слишком далеко отойти от Крылова, были схвачены, и канули в темноте. Их крики быстро обрывались — блаженный сон, долгое забвение ожидало их…

Спасительные тёплые лучи, мягкое, живое золото солнечного света прорвалось сверху, сквозь трещину в потолке, и Крылов начал двигаться быстрее, и уже не надо было прилагать таких усилий, чтобы толкать его. Теперь главным было — не отстать, не споткнуться…

Император Пуддел лежал на спине Явы, а пантера, казалось, не замечала этой ноши, а двигалась, как и прежде проворно.

Вышли они в некоем подобии амфитеатра. Оглядевшись, определили, что до обжитой части дворца — два-три километра. Здесь светило солнце, и Тумузу не оставалось ничего иного, как только шуметь под и ногами, в подземелье…

Между хэймегонцами: древними и современные уже начинались споры. Например, придворные указывали на императора Пуддела, и говорили:

— Он наш император…

Древние же хэймегонцы — по большей части статные, величественные, ухмылялись, говорили:

— Кто? Этот жирный пирог, император? И вы… Что в вас хэймегонского, кроме зелёного цвета волос? Вы больше подходите для зверинца! Да-да, зря вы оттуда ушли! В клетках вам самое место!..

Современные хэймегонцы огрызались, но не слишком активно, так как видели превосходство в силе у древних…

Ну а Пуддел нашёптывал Эльрике:

— Видишь, как твоего батюшку оскорбляют? Вступишься ли?

— А как я могу вступиться? Только посоветовать вам: не быть слишком заносчивыми?..

— Но. Как же…

— А что ты ждал? Что я с ними драться буду? Я и так уже задержалась здесь гораздо дольше, чем хотелось.

— То есть этот как же? Неужели ты не вернёшься к себе в покое? Доченька… Ведь, если уйдёшь, наш род прервётся…

— Не велика потеря для Многомирья. Но я не ухожу, а улетаю, — и Эльрика обратилась к Крылову.

— Ну как ты — набрался сил?

Корабль, который всё это время висел, слегка подрагивая, в полуметре над камнями, и жадно ловил щедрые потоки солнечного света, ответил:

— Готов! Я даже хочу лететь!! Полёт в такой ясный день только даст мне новых сил…

И тут они услышали новый голос. Это был тонкий, скрипучий голос, и вот, что он им вещал:

— Подождите-ка, у меня к вам есть дело чрезвычайной важности…

Они начали оглядываться, так как не могли сразу определить, откуда голосок исходит. Говоривший подсказал:

— Да здесь, я снизу…

Глянув вниз, они увидели, что, оказывается, к лапе Явы прицепился некто, кто человеком уж точно не являлся. Помимо своего лилипутского, пятисантиметрового роста, он ещё отличался множеством тонких, но хватких лапок, и треугольной головой с крошечными бусинками красноватых глаз.

И был он… железным. Вот только железо это не сверкало в лучах солнца, так как совершенно проржавело.

Теперь заметила незваного ездока и Ява. Пантера зарычала, смахнула его с себя, и существо, грохнувшись о камни, потеряло несколько из своих лапок. Ява ещё не успокоилась, и, продолжая рычать, надвинулась на него, явно намериваясь растоптать в порошок. Существо попыталось отбежать, но двигалось слишком медленно, и вообще: из-за своей чрезвычайной ветхости разваливалось буквально на глазах.

Эльрика сказала:

— Ява, не делай ему ничего плохого.

Пантера неохотно повиновалась, и продолжала поглядывать на существо с подозрением и угрозой.

А то скрипело:

— Какое несчастье! На корабль, на котором я летел, напали злодеи; все, кроме меня, погибли, а меня занесло на этот проклятый мир, где я стал жертвой Тумуза. Представьте только: я совсем не вижу снов, но он всё равно меня оплёл своими проклятыми чёрными волокнами, и я пролежал без движения пятьсот сорок пять лет.

— Очень сочувствую, — молвила Эльрика. — Но теперь вы свободны. Попытайтесь больше не попадать в объятья Тумуза.

— К сожалению, дни мои сочтены. Видите: я разваливаюсь? И вы не сможете меня починить… И все же вы можете помочь мне, и не только мне, а многим и многим.

— Чем можем, поможем, — пообещал Винд, который в эти минуты совсем забыл, что ему как можно скорее надо возвращаться на Каэлдэрон, где его уже ждут мать и отец.

А Эльрика спросила:

— Как тебя зовут-то?

— Можете звать меня Чипом… Дело в том, что у команды корабля на котором я летел была очень важная миссия…

Эльрика тут же возразила:

— Если с тех прошло пятьсот сорок пять лет, то ваша миссия уже устарела, и вы можете расслабиться.

Но Чип проскрипел:

— Нет, наша миссия не устаревает, и сейчас столь же важна, как и полтысячи лет назад… Я уже не способен выполнить её, но вот вы — молодые, сильные… Я надеюсь на вас.

— Так что же мы должны делать? — спросил Винд.

— А вот об этом узнаете, если поднимемся на борт корабля. Не хотелось бы, чтобы нас слушали посторонние.

Винд и Эльрика не стали возражать. В компании с недовольной Явой и златопёрой Ашей поднялись они на палубу. Там Чип продолжил рассказывать:


"Наша славная империя; великий Ой-Чип-он — дружелюбная и прекрасная, застыла после того, как его правитель — единственный и неповторимый ЧИП… Вот именно так — исключительно с больших букв, а не точно я — простой маленький чип!.. В общем, он, ЧИП стал жертвой злого колдовства.

Его прекрасная душа выпорхнула из нашего Многомирья, перенеслась в иной мир. Этот мир — невероятно громадный, заселённый миллиардами людей, поблизости от него нет иных миров, и воздушный океан там ограничен… Сложно это представить, правда?"

— Бывают же такие чудеса! — подивился Винд.

Чип продолжал

"…И в одного из миллиардов людей вселилась душа нашего добрейшего ЧИПА. И забыл ЧИП, кто он такой, и стал вести жизнь размеренную и тихую, недостойную его.

Мы, преданные поданные его, совершенно сил лишились; застыли, коростой покрылись. Но, к счастью, злое колдовство парализовало не всех; кое-кто ещё способен был двигаться. Вот и я — маленький чип, жалкое подобие великого ЧИПА, постепенно ожил; и смог разбудить некоторых своих собратьев…

Слишком долго рассказывать о том, как мы узнали правду, и о том, как мы добыли это…"

При этих словах металлическая грудь Чипа раскрылась и из неё выдвинулся миниатюрный чёрный ключик.

Чип продолжал:

"…Отсюда уже недалеко до цели. Всего-то пятьсот километров. Мир называется Ован-Тульбук. Там текут две реки — в одной сладкая, в другой горькая вода. Не советую пить не ту, не другую… На Ован-Тульбуке много холмов, но вам нужен тот, который такой же чёрный, как и этот ключ… У подножья холма найдёте дверцу. Откройте её ключом, и пролезайте… Окажетесь в странном, огромном мире; там, где душа ЧИПА томится…

Да — много времени прошло. Но время не властно над духом нашего императора — он переселяется из тела в тело, но только не может вспомнить, кто он на самом деле. Вам его найти следует, и заставить съесть вот это яйцо…"

Из груди Чипа выдвинулось яйцо — размером не больше перепелиного, и покрытое тонкой разноцветной пыльцой, которой невозможно было счистить.

"В этом яйце — необходимые знания, вся память его. Поглотив его, он вернётся к нам; и наша славная империя Ой-Чип-он, проснётся. Всё. Силы мои на исходе… Только выполните это. Помните, многие-многие надеются на вас…"


От Чипа отвалилось ещё несколько железных ножек, он раскрыл рот, но закрыть уже не смог… Настали его последние минуты.

И всё же Винд спросил у него:

— Если тот мир такой громадный, если в нём проживает невообразимое множество людей, то как же мы найдём вашего ЧИПА?

Малый Чип безмолвствовал. Тогда Эльрика поправила его застрявшую челюсть. Тот вновь заскрипел:

— Вы окажетесь неподалёку от места, где он живёт. Ну а яйцо с его памятью само притянет вас к нему… Помните: от вас зависит судьба целой империи…

И это были действительно последние слова Чипа: от чрезмерного усилия отвалилась не только его челюсть, но и всё туловище развалилось на несколько частей. А после того как Винд взял ключ и яйцо — подрагивающие останки распались в ржавую труху, которую унёс ветер.

— Обещаем. Сделаем, — пробормотал Винд, а затем обратился к Эльрике:

— Ну что: слыхала о таком мире — Ован-Тульбук?

— Читала о нём в одной из книжек, — ответила Эльрика. — Но там ничего особенного написано не было: мир, как мир…

— Но а ты поможешь мне? — спросил Винд.

— А ты действительно собрался туда? — удивилась Эльрика.

— Ну да. Ведь я же обещал Чипу!

— Просто я привыкла жить в таком окружении, где обещания не выполняются… Конечно, я тебе помогу!

— Ну а ты, Крылов, не против? — спросил Винд у корабля.

— Я то не против, но вот твои родители будут волноваться.

— Ну, да! Я обещал, что вернусь через две недели, а уже почти две недели и прошло.

— А ты очень далеко от дома…

— Ага… Значит, всё равно, вовремя не вернусь. Так что небольшой полёт на Ован-Тульбук ничего не изменит. Зато я сделаю доброе дело…

— Я готов, — спокойно ответил Крылов.

После этого кораблик начал подниматься. А снизу донёсся жалобный, прерывающийся всхлипываниями и кашлем голос уже почти не императора Пуддела:

— Куда же ты, дочурка единственная моя?!

Эльрика, перегнувшись через борт, крикнула ему:

— Ладно, так уж и быть — я потом вернусь! Не на совсем, конечно, а так, погостить, посмотреть, как устроилась вся ваша компания! Покедова! — и она даже послала ему воздушный поцелуй.

Обернувшись же к Винду, сказала:

— …Вот, даже немного жалко его стало. Хотя такое сентиментальное прощанье и не входило в мои планы.


Хотя Винд предполагал, что им ещё придётся залетать на разные встречные миры, и расспрашивать у тамошних обитателей, как попасть на Ован-Тульбук, всё оказалось легче.

Дело в том, что Эльрика, хоть и сказала, что этот Ован-Тульбук ничего существенного из себя не представляет, а всё же запомнила книжных карт, где этот мир находится относительно её родного Хэймегона, и она указывала Крылову, куда лететь…

Пантера Ява лежала на палубе, ожидала опасных приключений и кровавых схваток. Златопёрая Аша спокойно восседала на изумрудном парусе, ну а Винд и Эльрика стояли возле борта, глядели на те величественные облачные громады, возле которых они пролетали.

Пролетели они поблизости от мира, где, на возвышенности стояла громадная харчевня, и источала столь приятные ароматы, что в желудках начинало урчать и слюни текли.

На крыше харчевни лежал толстый, румяный парень, жевал пирог, запивал его каким-то напитком, и, глядя на пролетающий корабль, кричал:

— Э-эй, залетайте к нам! Угостим наславу!..

— Спасибо, но у нас дела очень важные и нетерпящие отлагательств! — крикнул в ответ Винд.

А Эльрика спросила у него:

— Разве не терпящие отлагательств? Ведь Чип опоздал на пятьсот сорок пять лет; так что ещё несколько часов ничего не решат. Зато мы можем очень вкусно перекусить.

На что Винд ответил:

— Честно говоря, мне страсть как хочется перенестись в тот загадочный, громадный мир, совсем не похожий на наши обычные миры.

— Смотри, не заблудись там.

— А ты что — не пойдёшь со мной?

— Посмотрим…

В кожаной сумке, прикреплённой к поясу Эльрики лежала книжка с её любимыми стихами, но девушке не надо было доставать эту книгу и читать: ведь она помнила все записанное там наизусть.

И вот, глядя на миры, возле которых они пролетали, начала декламировать:

Есть ли край у Многомирья? Есть ли грань, где все миры; Став холодной, мёртвой пылью, В тень уходят до поры? Есть ли край перерождений? Есть ли миг, когда все мы, Охладев от всех стремлений, Позабудем жизнь и сны? Был ты плотником, матросом, Королём, конём и псом; Был цветком и просто просом; Был один и был вдвоём… Ты сказал от жизни к жизни, Сквозь эпохи и миры; И, быть может, ты в пустыне, Создал эти вот стихи…

— А кто их автор? — спросил Винд.

— Макс Пустынник. Жил в пустынном мире, был отшельником и аскетом.

— И он верил, что душа после смерти перерождается в другом теле?

— Это была одна из его многочисленных теорий.

— Ну уж мне жизнь в пустыне точно не понравилась бы! Да ещё аскетизм! Не — это точно был не я… То есть, не я написал эти стихи в другой жизни. Хе-хе…

— Ну, не зарекайся. Ведь ты столь стоически отказался от предложенного нам угощенья; а вот я бы перекусила…

— Приключения превыше всего!


Через пять часов Крылов произнёс:

— Мир Ован-Тульбук в пределах видимости!

Голос у корабля был сильным и радостным: ведь он летел в потоках солнечного света, а это было самым прекрасным для него занятием.

Что же касается Ован-Тульбука, то он как и все неисчислимые миры в Многомирье своё неповторимое лицо. Две реки: одна зеленоватая, другая синеватая опоясывали его; кое где из сиреневой почвы пробивались кристаллы, а также — трубки из которых исходил радужный дым. Впрочем, этот дым не отлетал слишком далеко от Ован-Тульбука.

Никаких поселений там видно не было; зато холмов имелось превеликое множество; были там холмы высокие и низкие; светлые и тёмные, но трудно было сразу определить — какой же холм самый тёмный, то есть — нужный им.

Они сделали несколько кругов над Ован-Тульбуком, и даже глаза у них подустали от того, что они постоянно вглядывались. Наконец, Винд произнёс:

— Нет, не могу выбрать.

— Плохо, что ты такой нерешительный, — молвила Эльрика.

— Может, Аша нам поможет? — произнёс Винд. — Эй, Аша, хватит тебе там на мачте сидеть; давай-ка, выбирай, какой тут холм самый тёмный!

Повторять не пришлось — златопёрая птица прекрасно понимала своего хозяина, и, слетев с мачты, устремилась вниз; вскоре выбрала холм, который казался не таким уж и тёмным.

Казалось, Аша ошиблась, но всё же они решили проверить. Спустились…

И, оказалось, что холм был покрыт пылью; но, стоило только по ней провести ладонью, как открывалась совершенно чёрная поверхность.

Если воздух и почва под ногами были тёплыми, то из этого холма исходил нешуточный холод. Винд улыбнулся и произнёс:

— Молодчина, Аша! Без тебя мы полжизни потратили, чтобы отыскать это место…

Но дальше требовалось найти ещё и дверцу, к которой подходил бы тёмный ключик. А так как ключик был крошечным, то и дверца должна была быть под стать ему — миниатюрной. А нашим путешественникам хотелось, чтобы это были настоящие ворота, так как они уже подустали от постоянных поисков…

Просто обойдя этот холм, они никакой дверцы не обнаружили. Но вот Ява зарычала, и начала отодвигать своими сильными лапами камни, которые были навалены в одном месте.

Дотронувшись до этих камней, Винд и Эльрика обнаружили, что они ещё более холодные, чем остальной холм…

Через несколько минут общими усилиями камни были раскиданы и они увидели дверцу, которая действительно была совсем небольшой. Цвет же её был чёрный, то есть она сливалась с остальным холмом.

Но тут их ждал ещё один сюрприз. Только Винд протянул руку с ключом к этой дверце, как между ним и замочной скважиной появился некто, худенький, жилистый, ростом едва ли достающим Винду до колена, с большущими, выпученными глазами, и цепкими ручонками; вместо кожи его покрывала зеленоватая чешуя.

Этот некто, с неожиданной для своего тщедушного тельца силой, вдруг взял да и оттолкнул Винда от дверцы. Если бы его не подхватила Эльрика, то он больно ударился бы.

Винд воскликнул возмущённо:

— Э-эй, ну ты что козявка-забияка, драться вздумал?!

Коротышка ничего не ответил, но остался стоять возле двери. Его вытянутая, тонкая мордочка выражала решимость.

— Прочь с дороги! — крикнул Винд.

Коротышка и не шелохнулся.

Юноша двинулся было на него, намериваясь отмахнуть подальше это неожиданное и нелепое препятствие. Но не тут то было — коротышка схватил Винда за ногу, и вдруг дёрнул так, что оторвал его от земли, ещё пару крутанул и отшвырнул. Несколько раз перевернувшись, Винд повалился на палубу Крылова.

Тут вступилась Ява. Вообще-то пантера хотела помериться силами с достойным противником: то есть — большим, мускулистым; а этого заморыша она поначалу вообще серьёзно не восприняла. Но, увидев, как легко он расправился с Виндом, пантера прыгнула на него; и что было сил ударила лапой. Коротышка полетел, словно снаряд, выпущенный из пушки, и вскоре скрылся в зарослях кристаллического растения. Оттуда ещё некоторое время доносилось шебаршение, а потом и оно смолкло. Стало быть, коротышка убежал…

Охая и стеная, Винд спустился с палубы Крылова и вновь подошёл к двери. Предупреждая вопросы Эльрики, произнёс:

— Кажется, кости целы. Но, если бы здесь был не один, а целая орда таких, то нам бы не поздоровилось. Так что, надеюсь, здесь он единственный.

— А я на это не надеюсь. Так что давай быстрее… Раз уж решил ввязаться в это сомнительное дело.

— Не сомнительное, а благородное…

С этими словами Винд вложил ключ в скважину и повернул его. Раздался хруст, треск, и… ничего не произошло.

— Что такое? — озадаченно спросил Винд. — Неужели механизм испортился?

— Вот и хорошо, — молвила Эльрика. — Улетим отсюда.

— Ты будто не для того со своего пыльного мира-дворца бежала, чтобы приключения находить?

— У меня просто предчувствие, что это — очень плохое приключение.

Но слабая надежда Эльрики на то, что дверца не откроется, не оправдывалась. Винд заметил, что, после того как он повернул ключ, между землей и дверцей образовался узкий зазор. Стало быть, дверца должна была подниматься вверх, но почему-то этого не происходило.

Винд кое-как протиснул в этот зазор пальцы и начал тянуть вверх. От натуги он скрипел зубами, а глаза его выпучились. Усилия Винда не были напрасными, и дверца медленно-медленно, а всё же поползла вверх. И Эльрике пришлось ему помогать.

Бывшая принцесса произнесла:

— Каким холодом изнутри несёт! И гудит там, вроде…

Винд протиснул в отверстие руку и тут же выдернул её. На его ладони лежала горстка чего-то холодного, белого и рыхлого.

— Интересная штуковина, — проговорил он.

— Это снег, — молвила Эльрика.

— В первый раз о таком слышу. Он случайно не живой?

— Вряд ли. Я сама его прежде не видела, а только в книгах о нём читала; говорят — на некоторых отдалённых мирах, где сама почва почему-то дышит холодом, вместо дождя может идти такой вот снег. Но ты гляди — он уже тает, превращается в воду.

— Действительно тает. Чудеса да и только…

— Ты не на снег любуйся, а эту дверь помогай мне держать. Тяжело, всё-таки!..

Винд снова вцепился в дверь, которая столь отчаянно пыталась закрыться. Эльрика проговорила:

— Тут бы подпорку подставить. Камень, что ль, какой-нибудь.

— Куда ж тут камень поставишь? — пробормотал Винд. — Проход такой узкий, что и без камня едва в него протиснуться надо. Но протискиваться надо… Кто первый?

Кто знает, почему именно златопёрая Аша первой устремилась туда? Быть может, ей совестно стало, что в последней схватке с местным заморышем она совсем не помогала своему хозяину?

Но вот она пробралась между руками Винда и Эльрики в проём. Затем, уже изнутри прозвучал её голос. Винд пробормотал:

— Ну, вроде, всё нормально. Теперь я полезу.

Он достал из кармана яйцо, в котором хранилась истинная память ЧИПА, осторожно, несильно сжал его в ладони, а саму руку просунул в отверстие, в иной мир.

Рука-то прошла без проблем. С головой возникли некоторые сложности, но она, также как и правая предплечье всё же протиснулась. А вот левое предплечье, а также и всё остальное тело Винда никак не могло прорваться.

Впрочем, в первые мгновенья он особо и не дёргался, созерцая то необычное, что перед ним открылось.

Всё кругом было завалено снегом! Вот уж диво-то! В тех местах, где прежде бывал Винд снег никогда не выпадал, да и вода не замерзала; а тут и деревья, и кусты засыпаны были, да ещё и сугробов намело. За деревьями возвышались громады домов: чудные такие, прямоугольные; в окнах горел свет, но не обычный, от огня, а какой-то другой, но тоже весьма приятный (ведь не мог Винд знать, что это от электрических ламп, да он и слова то такого «электричество» — никогда не слышал).

Небо было совершенно завешено тучами, и поэтому Винд не мог сказать, висят ли близи от этого удивительного места другие миры. Вообще же было так сумрачно, что ему подумалось, что над этими тучами и неба-то нет, а находится он в недрах великой пещеры…

В первые секунды он не почувствовал холода, но уже совсем скоро именно холод начал донимать его…

Конечно, не весь Винд чувствовал холод, а только его правая рука и голова; оставшаяся же в Многомирье часть наслаждалась тамошним привычным теплом.

Из Многомирья донёсся окрик Эльрики:

— Ну, чего ты застрял?.. Как там?

— Холодно тут, — отозвался Винд. — А застрял потому, что проход больно узкий. Но ты можешь помочь! Толкай меня…

— Если я буду тебя толкать, то придётся отпустить дверь, и она рубанёт тебя по шее…

— Ладно, я сам как-нибудь прорвусь. Ты, главное, дверцу не отпускай! — крикнул Винд.

Юноша начал дёргаться, пытаться пробиться вперёд, но только больно ударялся плечом и шеей и постепенно всё больше застревал.

Аша сидела на пушистой от снега ветке дерева и вопросительно глядела на Винда. Тот крикнул ей:

— Ты не можешь мне помочь!

А в это время дела в Многомирье складывались совсем плохо. Неожиданно из кристаллических зарослей к чёрному холму бросились толпы коротышек-заморышей…

Но читатель-то уже знает, что, несмотря на незавидную комплекцию, они обладали проворством, ловкостью и силой. Ява, сильными ударами лап, раскидала нескольких из них, но другие вскочили на её спину и принялись немилосердно драть шерсть. Пантера повалилась на землю, и начала кататься из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть их.

Больше всего пользы было от Крылова. Из корабля вытягивались зеленоватые нити, хватали заморышей и уносили в трюм. Больше их никто не видел. Многих поглотил Крылов, но ещё больше их выбегало с разных сторон. Вот они добрались до Эльрики, вцепились в её ноги и начали оттягивать от двери.

Тогда Эльрика закричала:

— Винд, скорее, назад!.. Здесь нужна твоя помощь! Я не могу больше держать!

Юноша попытался выползти, но уж больно крепуо застрял…

Вот разом с десяток заморышей дёрнули Эльрику назад. Её пальцы соскользнули, она упала, придавив некоторых противников… А потом вскрикнула — громко, пронзительно. Лицо её побледнело, глаза расширились и выражали ужас.

Дело в том, что дверь захлопнулась, и легко перерубила шею и плечо Винда. Теперь его голова и правая рука были в другом мире, а всё остальное — в Многомирье.

И вот он, безголовый, поднялся, и упёрся рукой в камень, стукнулся… Потом, странно припадая и дёргаясь, пошёл вдоль склона холма.

Увидев это, коротышки бросились в разные стороны, и вскоре их не стало видно…

Тогда Эльрика спросила плачущим голосом:

— Что же это? Неужели он погиб?!.. Да-да, погиб, бедненький; без головы остался…

Но Крылов ответил:

— Подожди. Не паникуй. Лучше посмотри: кровь из него не хлещет, и двигается он, хоть и не совсем нормально, но всё же — не похоже это на предсмертные конвульсии.

— Действительно, — охотно согласилась Эльрика. — Но что же, всё-таки произошло? Эй, Винд, ты меня слышишь? Как самочувствие? Где твоя голова?..

— Вряд ли он тебя слышит, но вот почувствовать твоё прикосновение может, — ответил Крылов.

Эльрика подошла к безголовой фигуре, и дотронулась до локтя единственной руки. Фигура так сильно дёрнулась, что едва не сбила Эльрику с ног. Затем Винд с размаху ударился о крутой склон… Отступил, побежал, снова ударился, остановился…

— Да что же это такое? — спрашивала Эльрика.

Ответил ей Крылов:

— Я не знаю, как так получилось, но вот факт: несмотря на то, что голова и рука Винда в другом мире, связь с этой частью тела у него сохранилась. Чтобы передвигаться там, он вынужден двигать своё тело здесь…

— У него там не появилось новое тело?

— Нет, не появилось. Он чувствует, то, что происходит здесь, и, если в том, другом мире — воздух, а здесь — камень, то он не сможет пройти там, потому что здесь упрётся в камень.

— Но это же ужасно! — воскликнула девушка.

— По-крайней мере, он жив, — молвил Крылов.

— Да, ты прав. И теперь мы будем думать, как помочь ему.

— Прежде всего, надо не давать ему так вот врезаться во всё что попало, а то он совсем расшибётся.

— Конечно! Лишь бы он не брыкался больше…

— Представь, каково ему там? Ещё тяжелее, чем нам. А тут ещё за его тело, которое вдруг стало невидимым, кто-то хватается. Для него всё это — настоящий кошмар… Так что мы должны помогать ему.