Глава 12

Приземистая буланая лошадка бойко цокала копытами, унося одинокого всадника все дальше от столицы и ближайшей Т-кабины. В свое время да Коста-старший, помимо традиционной смены государственного флага и перестановки мебели во дворце, вымостил дорогу от столицы к своему замку, и теперь по ней можно было путешествовать с относительным комфортом, но состояние дороги меньше всего волновало путешественника. Он отвык удаляться от кабины на расстояние нескольких дней пути, и сознавать это было чрезвычайно неуютно, хотя он и принял все возможные меры защиты. Потрепанная куртка, видавшая виды шляпа, стоптанные сапоги и плохонький меч в изрядно побитых ножнах создавали образ не слишком удачливого наемника, ищущего заработка. Несложное заклинание отвода глаз уберегало от лишнего внимания со стороны разбойников и патрулей, которыми изобиловала дорога вблизи столицы. На случай если общаться со стражами порядка все же придется, в кармане куртки мялись и терлись фальшивые документы, а уж на самый крайний случай скрывался под плащом вопиюще контрабандный короткоствольный автомат.

И все же Макс чувствовал себя очень неуютно.

Амарго предлагал съездить вместо него, убеждал, что лучше знает местность и людей, ссылался на свой партизанский опыт и напоминал о возрасте, словом, всячески стремился отдохнуть от дипломатических обязанностей и тряхнуть боевой стариной. Макс подумал и поехал сам. Во-первых, Амарго, при всех своих несомненных достоинствах, ни глаза отводить не умеет, ни разговорные чары накидывать, случись что — и ему останется только драться. Во-вторых, наверняка понадобится захоронения искать и окрестности на магию прощупать, а что толку в таком деле от обычного человека? Ну и, в-третьих, чего греха таить, не давала покоя старому Максу обещанная развилка, от которой напрямую зависела тяжесть равновесного плеча от Справедливого. В любом, даже самом незначительном, выборе ему мерещился скрытый подвох, незаметная на первый взгляд важность. Любое решение принималось после мучительных раздумий и сопровождалось столь же мучительным страхом ошибиться. А в таких вот случаях Макс уже по привычке из всех вариантов непременно выбирал тот, который сулил больше всего проблем лично ему. Вот и катался теперь почтенный мэтр по опасной дороге, высматривая описанное Ольгой место, возле которого нужно было свернуть к северу и углубиться в лес. Задача усложнялась еще и тем, что милейшая невестка отличалась редкостным топографическим кретинизмом и не умела ни ориентироваться в лесу, ни определять на глаз расстояние, ни чувствовать время. Все ее описания состояли в основном из «примерно», «вроде бы» и «кажется». А также уверений, что, если б ей дали карту, она бы показала. Карту Макс изучил сам, но, к сожалению, на ней не были отмечены ни троллья пещера, ни избушка ведьмы, поэтому сии достопримечательности мэтру предстояло искать самостоятельно.

Вопреки опасениям место поворота пропустить было трудно — разгромленная ночевка до сих пор видна была с дороги как на ладони. Еще бы, сначала туда-сюда проехали повозки, потом проломился отряд кладоискателей, и в результате от придорожных кустов остались только жалкие огрызки, робко пытавшиеся зеленеть.

Макс оглядел пустую дорогу и свернул в лес. Пещеру он нашел без труда — охотники за сокровищами протоптали к ней довольно заметную тропу, — но ничего интересного внутри, разумеется, не обнаружил. В поисках потерянного артефакта его предшественники выгребли из пещеры весь мусор, перебрали каждую косточку и даже, кажется, просеяли верхний слой земли. Хозяйку пещеры они на месте не застали — или заскучала да откочевала куда-то в поисках самца, или удрала, заслышав приближение людей. Кости закопать господа поленились, чем несказанно облегчили задачу почтенному мэтру. Видать, устали от поисков или торопились уйти из нехорошего места до темноты. Рельмо никуда не торопился, ни темноты, ни нехороших мест не опасался, но все же принялся за дело не откладывая. Перебирать кости в темноте — не самый верный способ разобрать их правильно, да и ночевать в пещере, до сих пор хранящей неповторимый запах прежних обитателей, — тоже удовольствие то еще. Следовательно, до сумерек ему нужно закончить работу и добраться до хижины, где можно переночевать с относительным комфортом. Причем лечь надо пораньше, чтобы ночную часть своей миссии продолжать не сонным. После общения с покойной ведьмой ему предстоит еще вернуться к дороге, не заблудившись в темноте, и поискать поблизости других призраков. Возможно, искомый господин бродит неподалеку от места кончины и готов пообщаться на интересующую мэтра тему. Словом, работы — непочатый край.

Макс расчистил и выровнял участок земли перед пещерой и принялся за разбор кучи. Кости были тщательно обглоданы, вымыты дождями и высушены солнцем, но их количество ясно намекало, что за один день с работой не управиться. Что же, мэтр не торопится, понадобится — задержится на денек, но разыскать в этой куче останки напрасно оклеветанного Хосе Игнасио все же проще, чем гоняться за всеми выжившими и выбивать из них информацию. Добычу делили, когда он был еще жив, значит, должен знать, кому достались чакра и кристалл. А потом уж отыскать одного конкретного человека будет проще…

Хотя коллеги и наделяли Макса сверхъестественными возможностями в области некромантии, шархийская школа не имела каких-либо особых преимуществ перед классической. Да, наличие тела и сохранность оного не являлись обязательным условием для общения с усопшими, что вызывало зависть у знатоков «шестой стихии», но при всем разнообразии возможных зацепок для контакта успех сеанса зависел от их количества. И разумеется, наличия. Это могло быть личное знакомство или посредничество кровных родственников, привязка к месту смерти или месту захоронения, колебания Сил от похоронных обрядов или астральные следы сопровождающих сущностей, ну и наконец, все те же банальные останки. От личного знакомства с покойным боги Макса уберегли, или вернее было бы сказать наоборот — уберегли покойного? Попадись он в руки почтенного мэтра в тот момент — вряд ли его смерть была бы такой же быстрой и легкой, как от удара тролльей дубины… Словом, ни самого Хосе Игнасио, ни его кровных родственников Макс не знал. Место смерти располагалось слишком близко к дороге, и колдовать там среди бела дня было бы неразумно. Захоронение не производилось, равно как и сопутствующие обряды. Зато останки имеются в наличии и точно уж никуда не денутся. Надо только отделить их от таких же останков других людей и животных, составлявших меню хозяев пещеры, а там уж — хоть самому заняться, хоть мэтрессе Морриган снести…

Рассортировать кости по принадлежности можно было только при помощи магии, и Максу пришлось работать с каждым кусочком, чтобы определить, кем был владелец при жизни. Тролли погуляли в этих краях неплохо — кроме невезучего солдата и ставшей призраком ведьмы в куче присутствовали: заплутавший охотник, молодой пастух, отбившийся от банды разбойник, непонятно как сюда попавшая дряхлая старушка, выполнявший контракт наемный убийца и… кто-то еще. Этот последний разрозненный скелет весьма сильно Макса заинтересовал. Он был пустой. Не в смысле отсутствия костного мозга — этой участи не избежала ни одна косточка во всей куче, — а в более высоком смысле. Каждая человеческая кость при магическом исследовании давала некоторое образное понятие о ныне отсутствующей духовной составляющей бывшего владельца. Этот же загадочный некто словно вовсе ее не имел. Надо будет собрать его да прихватить с собой, показать этакую научную аномалию мэтрессе Морриган, возможно, коллеге тоже будет интересно…

Сосредоточившись на сканировании костей и ловле прижизненных образов, Макс не заметил приближающегося человека. Более того, он его вообще не заметил, пока необходимая для колдовства концентрация неожиданно не была нарушена жизнерадостным восклицанием за спиной:

— Что это ты на старости лет гробокопательством занялся?! Неужели меня ищешь?

Рельмо сбросил очередной образ и обернулся. Вот оно что! Ну конечно, откуда бы взяться духу человеческому в этих костях, когда он вот живехонек стоит и тело, поди, уж раз несколько сменил…

— А что, есть смысл? — поинтересовался он, не торопясь сразу переходить к упрекам за сорванное опознание королевских бастардов, хотя и был уверен, что виной всему исключительно беззаботность и разгильдяйство покойного.

— От интересно, — задумчиво ухмыльнулся Казак, рассматривая аккуратно выложенные на земле восемь скелетов, — мои косточки тут тоже есть? И если есть, то которые?

Макс молча указал пальцем которые и поднялся с колен.

— Как тебя угораздило попасть на обед троллям?

— Наверное, труп подобрали. Мне тут какой-то поганец пулю в спину всадил, — охотно пояснил Казак, беззаботно помахивая чем-то странным, похожим на… Двуликие боги, вот ведь наглец!

— Ты давно вернулся? — поинтересовался Макс.

— Ну… почти только что.

— И уже успел кого-то убить? Что ты собираешься делать с этой головой?

— Тебе отдам, — сообщил Казак, действительно протягивая придворному магу чью-то отрубленную голову. — Змеючке Морриган подаришь. Ты мне лучше скажи, что это попугайское чучело делает во дворце и где все наши?

— На кой ты его вообще убил?! — возмутился Макс, опознав наконец перекошенную от ужаса мертвую физиономию Лауренсио да Косты. — А вдруг они следующим туда кого-то умного посадят? И как я теперь в столицу вернусь? Там еще как минимум неделю будет переполох и тотальный шмон! Удружил, нечего сказать!

— Так что, выкинуть? — деловито уточнил Казак, продолжая небрежно помахивать трофеем.

— Теперь уж не надо, раз ты этого придурка убил, придется хоть какую-то пользу из твоего сомнительного подвига извлечь. Отнесем к Морриган, пусть допросит.

— Так ты мне скажи, у вас тут что, опять переворот?

— Хуже, — проворчал Рельмо и отряхнул колени. — Только это надо рассказывать долго и обстоятельно, а у меня времени нет. Давай ты пока наведаешься в Лондру и обрадуешь Морриган подарком, а я еще поработаю, пока светло. А потом…

— Вот еще! Не хочу я с ней видеться, вредная она! Сам отнесешь.

— Сам я туда не попаду еще дня три, не меньше. Протухнет за это время твоя добыча. Давай-давай, отправляйся. И привези что-нибудь поесть и выпить, у нас долгий разговор намечается. Да, и раз уж такая оказия выпадает, мне нужно несколько живых кур на жертву…

— От же ж бесстыжий! — восхитился Казак. — Посылает как подмастерья какого — то отнеси, это принеси…

— Сам напросился. Чего тебя вообще в эти края занесло?

— Так ведь я возвращаюсь на то же место, где умер в прошлый раз, ты разве не знал?

— Да я имею в виду именно прошлый раз! Чего ты забыл в этом лесу?

— Ведьму одну знакомую повидать хотел.

— Вот эту? — Рельмо с некоторым злорадством указал на соответствующий скелетик.

— Ох ты… — растерянно произнес Казак и свободной рукой сдвинул на затылок шапку. — Я гляжу, тут много чего случилось, пока меня не было…

— Я тебе все расскажу, — пообещал мэтр. — Только позже. Мне надо дотемна успеть все кости разобрать, так что хватит мне мешать, иди делом займись. Только не вздумай в Ортан наведываться, а то опять кого-то не того убьешь!

Дорога от пещеры до обиталища покойной ведьмы получилась долгой и более чем нескучной. Казак в третий раз возмущенно пересказывал в лицах свою встречу с придворными магами, попутно комментируя каждое слово Морриган и объясняя, в чем она была неправа. Макс слушал молча, боясь сбиться с дыхания, если заговорит: два мешка с костями весили изрядно, а перегружать лошадь, на которую пришлось навьючить все остальные, он опасался. На помощь спутника рассчитывать не приходилось. В одной руке общительный переселенец тащил корзину с едой, а в другой — трепыхающийся мешок с жертвенными животными. Куры то ли не сознавали уготованного им высокого предназначения, то ли, напротив, сознавали слишком ясно. Они беспокойно кудахтали, рвались на волю и, судя по запаху, уже неоднократно выразили свой ужас примитивно-физиологическим образом. Как он будет доставать их из мешка, Макс изо всех сил старался не думать.

Попытки побеседовать с отрубленной головой невезучего политика оказались бесплодны. Хотя Морриган подняла духа без особых проблем и дух этот, тяжко травмированный своей неожиданной кончиной, с перепугу выложил все, что знал, ничего нового от него не услышали. Как и предполагал Макс, да Коста не имел понятия о расположении излучателей, даже того единственного, что находился в его владениях, а выяснить это самостоятельно, наблюдая за вампирами, как Шеллар, у него не хватило ума. Или желания. Более того, этот горе-правитель сам не знал, что делают его министры, а доклад о результатах экспедиции даже не прочел, удовлетворившись устным сообщением «ничего не нашли».

Одно хорошо: во время визита в Лондру Казаку подробно поведали обо всем, что случилось за время его отсутствия, и теперь Максу не нужно было объяснять это самому.

У пещеры они задержались до сумерек, и искать избушку пришлось уже в темноте. К счастью, Казак точно знал дорогу, а Рельмо догадался прихватить фонарик, а то блуждали бы они по этому лесу до утра. Обиталище покойной ведьмы показалось из-за деревьев как раз в тот момент, когда переселенец завел свои воспоминания по четвертому кругу, и Макс радостно прекратил это издевательство.

— Ты не знаешь, здесь есть вода и дрова?

— Вода есть, — охотно сменил тему Казак. — Тут ручей почти рядом, чистенький. А дрова — если с зимы остались.

— Ну раз ты знаешь, где вода и дрова, ты за ними и пойдешь, — сделал вывод почтенный мэтр. — А я займусь остальным. Кстати, конюшня или сарайчик возле дома есть?

— В том сарайчике коза еле помещалась, — припомнил Казак. — Но есть навес.

— А волки тут не водятся? Если я лошадь оставлю под навесом, с ней ничего не сделается?

— Если и были, их давно тролли сожрали, — рассудил переселенец. — Но я никаких волков не припоминаю. Христя свою козу всегда тут поблизости пасла, и ничего.

На этот раз он не стал возражать против того, что его посылают как подмастерье, — видимо, сообразил, что в обещанное «остальное» входит не только растопка печи и нарезка колбасы, но и извлечение из мешка перепуганных кур.

Сгрузив в сенях мешки и подвесив лошадке торбу с овсом, Макс занес в дом корзинку, водрузил на стол и первым делом огляделся в поисках хозяйки. Ольга, конечно, не могла видеть призрак, пока тот не явился в подобающее призракам время, но магу подобные условности ни к чему. Ведьмы не было видно — то ли в стене спряталась, то ли вышла по свежему воздуху прогуляться.

— Донья Кристина, — вежливо позвал Рельмо, полагая, что именно так звали хозяйку, а Казак, как обычно, переиначил ее имя на свой лад. — Мне нужно с вами поговорить. Не могли бы вы выйти в комнату? Являться необязательно, я и так увижу.

— Ой, может, не надо… — донесся из-за печки донельзя смущенный женский голос. — Можно и так поговорить…

— Да можно, конечно… Но все же удобнее разговаривать, видя друг друга. В чем проблема?

— Ой, нет, лучше не надо… — На этот раз в голосе почудился даже некий намек на кокетство.

Некоторое время ушло на тактичное выяснение причин неожиданной скрытности уважаемой дамы, и к приходу Казака Максу все же удалось вытянуть из привидения чистосердечное признание, совершенно бредовое, на его взгляд. Дама страшно стеснялась показаться перед «таким представительным кабальеро» в том виде, в котором ее настигла смерть, то есть не одетой подобающим образом.

— Что вы, сударыня, это такие условности… — начал было Макс, но тут явился Казак и прервал их куртуазные расшаркивания простецким заявлением:

— Христя, ты что, сдурела? На старости лет вздумала из себя благородную девицу корчить! Вылазь какая есть, можно подумать, я тебя не видел в исподнем и без оного, и можно подумать, я не знаю, что в тебе восемь пудов было при жизни!

— Грубиян! — с ностальгической нежностью отозвалась ведьма. — Ну кто тебя за язык тянул?! Вот ты видел, а кабальеро, к примеру, нет…

— И поэтому непременно должен увидеть! — вставил Рельмо, пуская в ход все свое обаяние. — Уверяю вас, пеньюар — вполне подобающая одежда для призрака.

— Ой, слова-то какие ученые… — окончательно оробела дама. — Постойте, а откуда вы знаете? Неужто видно?.. Или вы сквозь стенку видите?.. Ах, постойте-ка, это не ваша ли жена здесь побывала луну тому назад?

— Невестка, — уточнил Макс. — Совершенно верно, именно она мне о вас рассказала и просила позаботиться о ваших останках. Спасибо, что приютили ее.

— Хорошая девочка, — вздохнуло привидение за печкой. — Не обманула…

— Христя, вылазь наконец! — повторил Казак. — Вылазь, а то не стану тебя хоронить, если будешь ломаться, как сдобный бублик! А ты чего стоишь, даже корзинку не разобрал! Ну ты вечно — как бабу встретишь, так и забыл про все на свете! Даже если это призрак толстой тетки в ночнушке! Христя, не бери дурного в голову, мы тебя и в ночнушке любим, иди до нас, да поговорим! А то похороним, исчезнешь, и не попрощаемся даже!

Совместными усилиями они все-таки выманили стыдливую даму из укрытия и еще некоторое время убеждали, что все в порядке, никаких проблем и выглядит она так, что хоть сейчас на бал. Только когда покойница перестала кутаться в свою призрачную рубашку и глупо хихикать, дошло дело и до серьезного разговора. Других призраков, как сообщила ведьма, шлялось здесь несколько. Один даже в гости захаживал. Охотник который. Тоже очень приличный мужчина, если заглянет, гости сами увидят. И разбойник забредает, но этого злыдня хозяйка с порога половой тряпкой гонит. Последнее время не появлялся. Нет, ни старушку, ни пастуха, ни солдата она не видела. Наверное, или не остались, или слишком далеко отсюда умерли.

Макс прикинул, чего ему сильнее не хочется после сытного ужина — тащиться по темному лесу к дороге или добывать из мешка загаженную курицу, и, поняв, что в данном случае оба зла худшие, остановился на более рациональном варианте. В худшем случае ему все равно придется проделать и то и другое. А вот в лучшем, если начать с курицы, можно сэкономить кучу времени. Поэтому мэтр засучил рукава повыше, приготовил ведро воды и, доверив Казаку держать мешок и следить, чтобы не выпорхнул кто лишний, отважно сунул туда руку. На подвиг ушло всего несколько секунд, за которые Макс даже не успел испачкаться, зато жертвенные животные успели его злонамеренно клюнуть за палец. Возмущенно бранясь и вслух предсказывая подлым птицам их дальнейшую судьбу, маг мстительно окунул избранницу в ведро и как следует прополоскал, невзирая на оскорбленное кудахтанье (наверное, курица пыталась доказать, что она не утка какая — терпеть подобное обращение).

— А она тебе вся нужна или только кровь и какие-то особые потроха? — полюбопытствовал Казак, наблюдая за этим ритуальным омовением. — Может, остальное зажарить можно?

— Вся, — проворчал Макс и сунул ему мокрую курицу. — Подержи-ка.

— Ну вот еще!

— Она уже чистая.

— Зато мокрая!

— А ты держи крепко. Мне еще надо кости взять и из сумок кое-что достать, а у меня не четыре руки.

Погода последние дни стояла пасмурная, и луна даже не показывалась из-за густых облаков. Подсвечивая себе фонариком, Рельмо отыскал за оградой местечко почище, подстелил прихваченную в избе дерюгу и высыпал из мешка останки незадачливого наемника. Затем воткнул в землю четыре свечи по углам.

— А теперь что? — поинтересовался Казак, торопясь расстаться с неудобной и мокрой ношей.

— А теперь давай ее сюда и помолчи немного. Мне надо сосредоточиться.

Свистнул тяжелый нож, плюхнулась на подстилку куриная голова, струйка крови брызнула на обглоданные кости. Несмотря на волнения прошедшего дня и некоторое раздражение, нужная степень концентрации наступила быстро. Руки еще продолжали разделывать жертву быстрыми, до автоматизма отработанными движениями, раскладывая по местам сердце, печень, желудок, а сознание уже уносилось в глубины Лабиринта, к самому входу в тоннель, где шархийские некроманты обычно и встречались с вызванными покойниками.

Незадачливый Хосе Игнасио примчался, как верный пес на хозяйский свист, причем с таким видом, словно ему тут как минимум светило воскрешение. Увидев, кто его ждет, парень приуныл и даже слегка испугался — вспомнил, скотина, за каким недостойным делом застала его смерть.

— Что, — не удержался от злорадства Макс, — теперь тебе страшно? А когда беззащитную женщину в кусты волок — не страшно было? Ты ведь еще тогда знал, кто она такая.

— Так ведь патрон сказал, что вас все равно всех убьют… — бесхитростно поведал наемник. — Чего ж было бояться…

— Теперь понял чего?

— Э, теперь уже поздно… — Парень пригорюнился и зачем-то оглянулся на тоннель за спиной.

— Куда добычу пристроили, олухи? — с прокурорской суровостью вопросил Рельмо. — Кубик переливающийся кто прихватил? Говори быстрей: если мы успеем его перехватить, тебе спасение мира зачтется.

— Так Марио хотел его снести в лавку Крепыша Санчеса, что в Аррехо, — не стал отпираться покойник. — Наверное, и снес. И мою долю, поди, зажилил.

— А что там за лавка в Аррехо? — поинтересовался Макс, силясь вспомнить, где это самое Аррехо находится.

— А недавно открылась, волшебные штучки там всякие продаются. Ну и покупаются тоже, если чего непонятное попадется — можно туда снести…

— Ты сам там был или только от приятелей слышал?

— Был, конечно.

— И как, большая лавка? Помощники, охрана имеется?

— Там хозяин сам такой, что и охраны не надо. Но и два охранника у него есть, иностранцы, тоже здоровенные.

Любопытно… Не стоит ли узнать поточнее, что этот малограмотный юнец имеет в виду под «иностранцами»? Всего лишь северяне или нечто более… иностранное?

Макс поколебался, оценивая возможную опасность от близкого контакта. Казалось бы, обычный, далекий от магии вояка не должен представлять угрозы и даже догадываться не должен, что может ее представлять, но кто знает, что происходит с людьми по ту сторону тоннеля. Бывает, такие знания обретают, что страшно становится. Опять же вызывающего мага этот покойничек не любит и боится. Если только почует уязвимость… Хотя, если подумать, откуда у него такая необычайная тонкость чувств? Наверное, все дело лишь в том, что почтенный мэтр никак не может забыть этот самый тоннель, а также решетку, течение, гнущиеся трубы, уходящего вдаль отца и свой страх. Тьфу, так недолго и последовать стопами Скаррона…

— Ну-ка покажи мне этого Санчеса и его иностранцев, — произнес Рельмо и решительно перешагнул черту, отделявшую его от пустоты тоннеля. — Ты хорошо их помнишь?

— Ну как… — растерялся Хосе Игнасио. — Видел… белобрысые такие…

— Рассказывать не надо, просто вспомни и представь их. Представил? А теперь минутку не шевелись…

Он сделал еще шаг, сливаясь с призрачной фигурой вызванного и перехватывая зрительную часть его сознания. Охранник у дверей лавки, действительно белобрысый и голубоглазый, мог с равным успехом происходить как из Лондры, так и из Вышневолоцкого района Тверской губернии. Его напарника видно не было — наверное, дежурят по очереди. А вот при виде того самого «хозяина», которому и охрана не нужна, Макс едва сдержал ругательство и поторопился прервать контакт, пока пришелец не опомнился и не почуял его растерянность. Вот куда подевался Саня Сидоренко! Его все-таки припрятали и при первой же возможности задействовали по специальности. Молодцы, умно придумали — устроить скупочный пункт во владениях да Косты, куда придворный маг не заглядывает. Интересно, есть ли аналогичные точки в других регионах? И где у них кабина? Должна же быть, как-то ведь они добычу домой переправляют…

Стараясь не выказывать излишней торопливости, Рельмо сделал несколько шагов назад, с искренним облегчением покидая своды тоннеля.

— Иди, Хосе Игнасио, — с подобающей для магического действа торжественностью произнес он. — Ты мне очень помог, и тебе это в самом деле зачтется.

Не дожидаясь, когда покойник удалится во тьму тоннеля, мэтр повернулся и пошел прочь, размышляя на ходу, знают ли Казак и его подружка-ведьма о городке под названием Аррехо, как скоро до этого теплого местечка доберется наместник и как бы это исхитриться попасть туда раньше.

Кантор честно молчал, как его и просили. Он привык молчать, когда надо, и ему это даже не составляло труда. Но вот заставить себя не смотреть не получалось никак. Хоть и понимал: если знающий человек сказал «просматривать левую сторону», то не просто так это сказано, а все равно то и дело ловил себя на том, что украдкой пялится на легендарного героя и пытается сравнить его нынешний облик то с портретами, то с почтенной персоной придворного мага. Все не давал ему покоя один вопрос: как же могло так получиться, что никто из коллег не узнал воскресшего Вельмира, и возможно ли это было в принципе, если исключить опознание по голосу? Ведь пропавшего маэстро Эль Драко узнала первая же попавшаяся художница, и это невзирая на радикальные изменения во внешности. А если бы его лицо изменил не скальпель хирурга, а всего лишь несколько десятков прожитых лет? Или он все же недооценивает эти самые несколько десятков? С одной стороны, Амарго тоже здорово изменился с возрастом, а тот же мэтр его узнал с первого взгляда. И Шеллар, пусть и не с первого… Или такие примеры не годятся? Синеглазый мистралиец — это ходячая особая примета, а у Амарго глаза еще и цвет сохранили, не настолько он стар… У мэтра светлые были, выцветшие, поблекшие, поди угадай, серые они вообще или голубые. Это сейчас видно, что все-таки серые, со стальным отливом, точно как на той картине… Кстати, не потому ли почтенный мэтр столько лет от людей прятался, прикидываясь, будто по дальним странам путешествует, что автор картины узнал бы его в любом виде? Не дожидался ли наш отшельник, когда чересчур глазастый друг умрет от старости? Или все дело лишь во времени? Полторы сотни лет, тут кто хочешь забудет. Особенно если еще бороду отпустить — прощай четкая форма подбородка — и усы, в них так удобно мудро усмехаться, подчеркивая почтенный возраст… Но все же столько знакомых магов, и ни один?.. А ведь настоящий мэтр Истран, судя по всему, тоже существовал, куда же он подевался? И так ли уж были похожи два мэтра, чтобы их можно было перепутать?

Словом, даже неловко было за такой нездоровый интерес, хорошо хоть Мафей не заметил. Вернее, заметил, конечно, но не обратил надлежащего внимания — принц тоже постоянно посматривал на великого мага с трепетным восхищением и от других ожидал того же. Зато сам почтенный мэтр не просто заметил, а даже замечание сделал, и не один раз, хотя и в иносказательной форме — то напомнит о бдительности, то как бы между прочим опишет, какая опасная живность здесь водится, то просто поинтересуется — не видно ли чего интересного по левой стороне? К счастью, в первый день путешествия их путь пролегал по относительно безопасным местам и ничего такого, что могло бы опозорить невнимательного товарища, с левой стороны не выскочило. А вечером наблюдательный мэтр благоразумно решил, что небольшое объяснение обойдется ему дешевле, чем ежедневные косые взгляды.

Ночью дежурили по очереди — сначала Кантор, потом Вельмир и под утро Мафей. Жака освободили от ночных бдений, так как он и без того весь день за рулем, а девушку — просто потому что девушка. Хотя Кантор подозревал, что тактичный мэтр выдумал сии достойные причины, дабы не травмировать впечатлительных соратников публичным объявлением об их бесполезности как стражей. Жак еще ладно — этот скорее ложную тревогу пять раз поднимет, чем опасность прозевает, да и вполне возможно, что управление машиной и в самом деле так утомительно, а вот мечтательная девица в задумчивости может не углядеть даже Толикового мохнатого слона. Но не скажешь же ей этого напрямик, она и без того чересчур мнительна во всем, что касается ее персоны. Вот кто бы ей разъяснил, что людей любить — оно, конечно, хорошо, но надо же хоть чуточку любить и себя… К сожалению, сам Кантор знал только один способ излечения юных дев от подобных заблуждений, и что-то ему подсказывало, что в этом случае его способ не годится. Мало того что не поможет, так еще и почтенный мэтр голову открутит заодно с некоторыми противоположными частями тела.

Дежурство прошло на удивление спокойно — даже обещанные гигантские насекомые не подползали к защитному пологу в поисках поживы, не говоря уж о местных разбойниках, которые встречались в пустошах куда реже. О чем Кантор и отчитался, разбудив мэтра в полночь, чтобы передать пост.

— Хорошо, — кивнул тот, выбираясь из-под одеяла и приглаживая растрепанные русые пряди. — Надеюсь, мы еще и завтра поспим спокойно, тут по пути еще один Оазис, значит, местность тоже регулярно зачищается. А плохо кое-что другое.

— Что? — честно подбросил реплику Кантор, скорее по театральной привычке, чем по необходимости. И так ясно, что мэтр не нуждается в наводящих вопросах, раз уж сам заговорил.

Герой поднялся, отошел подальше от спящих товарищей, поманив за собой Кантора, и присел по другую сторону костра.

— Плохо то, что ты целый день пристально всматриваешься в меня, вместо того чтобы уделить надлежащее внимание окрестностям. Сегодня это еще не имело печальных последствий, возможно, обойдется и завтра, но, когда мы выедем в дикие пустоши, твой интерес к моей персоне может закончиться печально. Если ты хочешь что-то знать — спроси и не мучайся.

— Как? — выпалил Кантор, вложив в одно-единственное слово все вопросы, копившиеся в голове с самого утра.

Волшебник грустно усмехнулся:

— Мы с Истраном были немного похожи. Внешне. Раз уж мы оказались на одном острове и раз уж его угораздило там умереть, самым логичным решением было взять его имя.

— И никто не заметил?

— Морриган и Алиенна меня прикрыли — ради того чтобы я вернулся, они и не на то были готовы. В остальном… Я был сильнее Истрана как маг. А скрыть лишнюю Силу проще, чем имитировать недостающую. Мы принадлежали к одной школе, и, хотя изначально у нас была разная специализация, все же столько лет на острове надо было чем-то заниматься, просто чтобы не свихнуться со скуки. Я в совершенстве изучил пятую стихию, которой в юности уделял незаслуженно мало внимания, и приобрел базовые познания о школе Дубового Корня. Истран в свою очередь достиг заметных успехов в боевой магии…

— А характер, повадки, манера двигаться, речь, голос, в конце концов?

— И этот вопрос мне задает человек, который шесть лет успешно морочил головы всему континенту, включая старых друзей? — В голосе волшебника промелькнули хорошо знакомые нотки добродушной насмешки. — Все меняется, друг мой, и мы меняемся с годами. Особенно если двум разным людям доводится много лет жить вместе на ограниченном пространстве и ежедневно общаться только друг с другом. За эти годы мы стали похожи и в манерах, и в речи, и даже во взглядах. Многие потом говорили: «Отшельничество пошло Истрану на пользу, он стал не таким занудой, как раньше». Если учесть, что настоящий я никогда в занудстве замечен не был, можешь представить себе, что со мной сделали эти сорок лет в его обществе. Ты бы знал, каких усилий мне стоит сейчас удерживаться от чтения нотаций Мафею, который, должен заметить, ведет себя не то что неподобающе, а попросту безобразно! Я уж не говорю о нашем добром хозяине, господине Викторе, — если бы я высказал ему все, что в глубине души считаю нужным, он бы меня убил, наверное.

— Да ну… — недоверчиво протянул Кантор, но мэтр немедленно его перебил:

— Припомни сам, сколько раз ты испытывал желание пришибить на месте его величество или хотя бы огреть чем-нибудь тяжелым?

— А ваш сосед по острову, настоящий мэтр Истран, точно умер ненасильственной смертью? — не остался в долгу Кантор.

— К тому времени я к нему давно привык, — рассмеялся волшебник. — А вот в первые месяцы знакомства действительно испытывал сильное желание стукнуть его или придушить. Однако, будучи человеком цивилизованным и просвещенным, всякий раз отдавал предпочтение старой доброй «завесе безмолвия». Полагаю, теперь ты знаешь все, что хотел? Надеюсь, уж ты-то не станешь задавать мне глупый вопрос «почему?»

— Тоже не хотели становиться живой легендой? — невесело ухмыльнулся Кантор.

— Я знал, что ты поймешь. Только боюсь, получилось это у меня ничуть не лучше, чем у тебя.

— Может, еще выкрутитесь как-нибудь?

— Сомневаюсь. Я совершенно не контролирую свой внешний вид, возраст может смениться от чего угодно. Стоит мне один раз «поплыть» в присутствии Мафея так же, как это случилось пару недель назад, и плакали все мои тайны. — Мэтр грустно вздохнул и пристально всмотрелся в темноту. — Иди спи. И пожалуйста, завтра не рассматривай меня, как слона в зоопарке, а также не забывай, что ко мне следует обращаться на «ты». Иначе я сам сбиваюсь, начинаю величать Мафея его высочеством, а всех прочих господами…

— Я постараюсь, — пообещал Кантор, в глубине души полностью согласный с почтенным мэтром в том, что тайны его долго не проживут.

Макс помянул недобрым словом тяжкий физический труд и свою коварно подкравшуюся старость и с протяжным оханьем разогнул спину.

— Ото ж, — насмешливо отозвался Казак, откладывая кисточку и любуясь на свое творение. — Это тебе не принцессам глазки строить.

— В те времена, когда я строил глазки принцессам, я и копать мог без вреда для здоровья, — проворчал Макс. — Говорил же, надо было их в одну братскую могилу сложить и не мучиться.

— Нет, ну это ты совсем не прав, — возразил переселенец и, легко поднявшись на ноги, подхватил горшочек с краской. — Христя просила похоронить ее рядом с тем охотником, но не в одной могиле, а то ей неловко. Бабця и хлопчик тоже вряд ли были бы рады, если бы мы их в одну яму запихнули. Складывать вместе хороших людей и всяких злыдней опять-таки нехорошо. Этот твой Хосе Игнасио вовсе ни туды ни сюды: с одной стороны, скотина, а с другой — вроде и покаялся. Вот и осталось только два таких непотребных злодея, которых и в одну могилу закопать не жалко. Да нехай, ну подумаешь, покопали трошки, размялись… Сейчас вот пойдем отдохнем, а завтра зажарим ту курицу, что осталась, и подумаем, что дальше делать.

— Что тут думать… — вздохнул Макс. — Перво-наперво надо наведаться в Аррехо — проверить то, что порассказал мне этот покойник, и заодно лошадь тебе купить. А потом, видимо, придется мне к своим пешком добираться, лесами-горами. А ты меня проводишь.

Он еще раз оглянулся на ровный рядок свежих холмиков, украшенных крестиками, изготовленными из разобранной ограды и веревочек. На каждом красовалась дощечка — кое-где с именами и датами, а кое-где только с бесхитростной эпитафией. На последней дощечке мстительной рукой обиженного Казака было выведено: «Какой-то разбойник, как звать — не знаю; и тот подлюка, что меня бесчестно в спину застрелил».

— А что, сам ты по лесу гулять боишься? — хохотнул переселенец, но отказываться не стал.

— Я не бессмертный, — огрызнулся Макс.

— А в этом Аррехо ты чего забыл?

— Надо одно местечко прощупать, но самому мне туда соваться нельзя, меня там в лицо знают. Через эту лавку прошел один из артефактов, за которыми сейчас гоняется посланник Повелителя. Нам надо успеть выяснить куда, пока демон до этой лавки не добрался. А потом посмотрим, может, если в столице большого шума не будет или он к тому времени уляжется, то и через леса пробираться не придется. Подробности обсудим завтра, а сейчас пойдем спать. Во-первых, я устал, а во-вторых, может, меня кто-то сейчас по снам ищет, а я тут в добровольные могильщики записался.

Он сказал это просто так, без каких-либо намерений или ощущений, и даже удивился немного, обнаружив, что его действительно ищут. Вот таким же образом обычно проявлялась его способность к сглазу, отчего собственная догадливость приобрела некий нехороший привкус.

Едва только сон начал оформляться в нечто поддающееся пониманию — разумеется, это опять оказался проклятый храмовый зал! — в него вломился недовольный и вечно занятый Дэн.

— Опять с дамами полуночничаешь? — Конечно же он не преминул поддеть кузена именно с этой стороны. Неужели считает, что это смешно? — Я тебя по делу ищу, а ты непонятно чем занят и спать не ложишься.

— Тебе еще не надоела эта старая как мир хохма с путающейся в ногах бородищей? — огрызнулся Макс. — Сам бы так поразвлекся! Сначала рассортировать кучу из восьми скелетов, потом тащить мешок в тридцать с лишним кило пешком по лесу, потом два сеанса некромантии, а под конец мы еще вдвоем вручную вырыли семь могил. И зарыли тоже.

— Да, я вижу, ты сделался сторонником активного отдыха. — Кузен огляделся и присел на ближайшую скамью. — Знакомое местечко. Оно давно тебе снится или недавно начало?

— Оно мне снилось и после первого раза, — неохотно поделился Макс и, передвинув вторую скамью, сел напротив. — Но регулярно стало сам понимаешь когда и почему. Оставь, все равно ничего полезного ты на эту тему не посоветуешь. Лучше расскажи скорей, как там дела у вас с Татьяной и что передал мне Ресс.

— С Рессом и его видениями как раз все просто. Он передал, что интересующий тебя объект, условно обозначенный «роковая брюнетка», имеет все шансы успешно сыграть свою роль и остаться в живых при условии взаимодействия с другими объектами, условно обозначенными как «наконечник» и «железка». Точно Ресс не может сказать, там есть вилка, завязанная на неучтенные объекты, и еще одна, не поддающаяся предсказанию.

— То есть как? — Мэтр озадаченно затеребил косу. — Что может быть на свете такого, что вообще не поддавалось бы предсказанию?

— Например, объект, условно обозначенный «два огня».

— Но до сих пор он успешно просматривался!

— Значит, с ним что-то такое случится, что просматриваться он перестанет. Вернее, он-то просматривается, но там не то что вилка, а веер на бесконечность.

— А вторая вилка до или после?

— После.

— А как на нее выходит?

— Это только те варианты, которые хотя бы на что-то внятное выходят.

— А что там еще есть внятного после того… как ты сказал, веера? Особенно меня брюнетка интересует.

— Там такая интересная вилка получается… четверная. Есть вариант, где «наконечник» действует в прежнем режиме, брюнетка гибнет. Есть вариант наоборот. Соответственно, есть где гибнут оба и где оба остаются в живых. Варианты, в которых девушка выживает, завязаны как раз на неучтенный объект.

Макс заковыристо выругался и рванул себя за косу.

— Опять неучтенные объекты, вилки, веера и прочие неопределенности! И как я должен объяснить Шеллару, что каждый из них погибнет с вероятностью пятьдесят процентов?!

— Вероятностей Ресс не дает, — напомнил кузен, сочувственно разводя руками.

Мэтр еще пару раз подергал косу и мрачно уточнил:

— От самого Шеллара что-нибудь в этом раскладе зависит?

— Между двумя вариантами, в которых брюнетка выживает, а он либо да, либо нет, есть небольшая завязка на него, но она не решающая. Там намешаны и «железка», и «браслет», и неучтенный объект, и даже некие божественные сущности.

Макс отбросил на спину растрепанную косу и решительно поднялся:

— Пойдем навестим Шеллара. Лучше будет, если ты сам ему все объяснишь, а то у него могут возникнуть дополнительные вопросы, а я не буду знать, что ответить. А по дороге расскажешь, как там Татьяна.

Они вышли из храма и двинулись по мощеной дорожке среди кипарисов, наблюдая, как постепенно меняется пейзаж сна.

— С Татьяной… — задумчиво произнес Дэн, обходя неизвестно откуда взявшуюся канаву посреди дороги. — Нечисто там что-то. Нет, с ней самой все в порядке, и я на днях вернусь домой, но сам этот случай… не случай это был, Макс. Я говорил с ее тренером, он высказал подозрения насчет неслучайности происшедшего и происков соперников. Я говорил с двумя чиновниками от большого спорта, и они уверяли меня, что в таких экстремальных видах спорта травмы случаются часто, а сами в это время думали о том, как бы я чего не заподозрил и не поднял скандала. Сами они, конечно, не были причастны, но явно о чем-то догадывались и больше всего боялись именно скандала. А еще я уловил чью-то мысль… к сожалению, там было слишком много народу, и я не смог определить, чью именно… Кто-то с полной уверенностью полагал, что виной всему посторонний импульс, сбивший дистанционное управление полозьями, но доказать это будет невозможно. По возвращении я еще раз съезжу туда и попробую найти кого-нибудь, кто сможет сказать мне что-то полезное. Или подумать. А Татьяна пока посидит на Бете. Есть вариант, что это могло быть связано с одним из ее последних пациентов. Она рассказывала, незадолго до отъезда к ней приходил очень странный посетитель. Вроде бы с обычной депрессией, но вел он себя не совсем адекватно. И кроме того, Татьяна готова поручиться, что этот человек обладает магическими способностями.

— А точнее можно? — навострил уши Макс.

— Она не так много о нем рассказывала. Судя по всему, магия у этого клиента той же разновидности, что и у нашего дорогого Толика, вот и все, что Татьяна почуяла. А странности заключались в том, что он, придя на прием к психоаналитику, так ничего толком и не рассказал о себе. Постоянно сбивался, замолкал, переходил на малопонятные иносказания, словно боялся сболтнуть лишнего. Татьяна так и не разговорила его и, заинтересовавшись, посоветовала обратиться ко мне в надежде, что я пойму больше. Ко мне он не приходил. Или приходил, но позже, когда я уже уехал. Сейчас, вспоминая и анализируя его попытки высказаться, Татьяна предположила, что этот человек вляпался в какой-то криминал, от этого и депрессия, и боязнь разоблачения.

— Двуликие боги! Дэн, как только вернешься домой, обязательно проверь, что осталось у Татьяны от этого недопациента! Записи, заметки, какие-нибудь личные данные, что сможешь найти! Где-то в наших краях болтается неучтенный переселенец-маг, предположительно связанный с тем самым делом, на котором я летом чуть шею не свернул. Он мне нужен, желательно живым и способным к общению. Если его действительно вогнали в депрессию совесть и страх перед покровителями, мы сможем ему помочь в обмен на свидетельства.

— Размах твоих планов впечатляет, — хмыкнул Дэн. — Если тут действительно замешаны эти самые «покровители», как ты полагаешь, что я найду в ее кабинете?

— Все равно проверь. По крайней мере, это будет подтверждением. А домой Таня не носила работу? Например, интересные случаи, над которыми надо подумать?

— Хорошо, я, конечно, посмотрю. Даже если ничего не найду, можно освежить ребенку память, и она сама дословно перескажет все метания своего пациента.

На всякий случай Макс еще рассказал Дэну о своем сегодняшнем открытии. Мало ли, вдруг с ним случится что, пусть хоть кто-то еще знает. Было бы неплохо присниться заодно Амарго, или Стелле, или той же Дане, или хоть кому-нибудь, кто может в ближайшее время увидеть Толика, но Дэн никого из них не знает, а прежде чем искать Диего, надо расспросить Шеллара про Ольгу… Словом, ночка предстоит та еще, под стать прошедшему дню.

Новоиспеченного министра изящных искусств, брата Вольдемара, Шеллар невзлюбил с первого взгляда. Была ли тому причиной излишняя информированность советника или же его спонтанно работающий нюх, но неприязнь возникла прежде, чем их представили, а после знакомства и непродолжительного общения только укрепилась.

В юности брат Вольдемар подвизался на ниве искусства, что, собственно, и послужило в глазах наместника достаточным основанием для назначения. С творчеством несостоявшегося барда Харган ознакомиться не потрудился, по мнению Шеллара — зря. Советник искренне полагал, что чудовищные вирши непризнанного поэта повергли бы в ужас даже далекого от поэзии демона. Впрочем, лезть не в свое дело и указывать шефу на ошибки в расстановке кадров советник не стал, ибо умный и толковый министр не вписывался в его планы.

Несмотря на пятую ступень посвящения, брат Вольдемар в душе так и остался непризнанным поэтом, ибо, как полагал образованный советник, сие есть не профессия и даже не состояние души, а вовсе даже тип характера. Министр по-прежнему кропал ночами нетленные шедевры, жертвами которых становились безропотные подчиненные, носил противоречащие уставу кудри до плеч, о помывке коих вспоминал в лучшем случае раз в две недели, и обожал поговорить за кувшином сорельского о презренном быдле и бездарных ничтожествах, неспособных оценить глубину мысли и утонченность души истинного творца.

В то же время (не иначе как под действием посвящения) благо ордена и свои служебные обязанности брат Вольдемар понимал четко и в промежутках между сочинением стихов и беседами о возвышенном не ленился проводить разъяснительную работу среди столичных деятелей культуры. По расчетам Шеллара, за прошедшую луну министр изящных искусств успел снискать всеобщее неуважение и искреннюю ненависть всех мало-мальски стоящих бардов Даэн-Рисса. К счастью для брата Вольдемара, боги уберегли его от личного знакомства с Кантором, но можно было не сомневаться, что при малейшем намеке не то что на восстание, а даже на незначительные городские беспорядки творческая интеллигенция в едином порыве, не сговариваясь, ринется к министерству и поквитается с окаянным графоманом за все обиды и унижения. Советник понимал и разделял негодование столичных бардов, но мнение свое хранил при себе, стараясь по возможности держаться от брата Вольдемара подальше.

И как же велико было его удивление, когда в одно прекрасное утро господин наместник вдруг заявил:

— Сегодня отложи все дела до обеда и съезди с братом Вольдемаром в… как же его… в общем, в какой-то театр.

— В какой именно? — педантично уточнил Шеллар, неприятно удивленный поручением. — В котором часу? Что за спектакль?

— Да какой спектакль! — поспешно перебил шеф, пока советник не дошел до точных номеров мест, цен на билеты и списка исполнителей. — Брат Вольдемар уже неделю не может там выловить никого из начальства, а ты вроде как владелец. У тебя что, в самом деле есть свой театр?

— Половина, — опять уточнил советник.

— То есть как — половина?

— Вторая половина — Ольгина. Однако я просил бы вас не говорить об этом брату Вольдемару.

— Почему?

— Потому, что, если он явится к Ольге и прочтет ей несколько своих произведений, даже я не в силах точно предсказать, что будет. Не стоит подвергать таким испытаниям истрепанные нервы беременной женщины. Так что вы говорили о театре? Зачем брату Вольдемару потребовалась моя помощь?

— Ну я не знаю… Он просил. Вроде бы ему кажется, что его там за нос водят. Съезди разберись, что в этом театре происходит и почему министру не к кому обратиться. Вечно как он ни придет, то у них все больные, то потерялись, то не в курсе.

Шеллар немедленно вспомнил печальную историю маэстро Карлоса и вывел два возможных варианта, коими, впрочем, не спешил делиться с уважаемым начальством. Третий вариант после трехсекундных размышлений был отброшен. Если бы Карлос умер, это не прошло бы незамеченным, да и от министра не стали бы скрывать. Значит, либо прячется, либо действительно болен.

— А собственно, — предложил он, сделав вид, будто именно это и обдумывал, — зачем мне там нужен брат Вольдемар? Я сам съезжу и прекрасно разберусь без него.

— Нет, давай без самодеятельности. Брат Вольдемар просил, чтобы ты поехал с ним, вот и поедешь. Может, тебе он и не нужен, а вот ему наверняка что-то нужно в этом театре.

— И я даже догадываюсь, что именно, — вежливо улыбнулся советник. — Как скажете, съездим вместе, только пусть господина министра предупредят, чтобы воспользовался собственной каретой. Возможно, нам придется возвращаться врозь.

Шеллар все еще надеялся под каким-либо предлогом избавиться от назойливого министра и задержаться в театре, чтобы выяснить несколько интересующих его вопросов. К тому же кататься в одной карете с братом Вольдемаром и выслушивать его новые творения было, по мнению советника, неоправданным геройством.

Что об этом думает сам министр изящных искусств, Шеллар не стал даже интересоваться, ограничившись коротким приветствием, и быстро нырнул в карету.

Брат Вольдемар конечно же надулся и разобиделся. Как он сам заявил по приезде на место — из-за того, что намеревался по дороге ввести советника в курс дела и был лишен такой возможности. На самом же деле, как подозревал Шеллар, поэта огорчила упущенная возможность ознакомить советника со своим гениальным творчеством.

— Право же, вы напрасно огорчаетесь, — с примирительной улыбкой заверил он, выслушав сетования министра. — Уверен, что все наше дело можно изложить парой-тройкой фраз и займет это не более минуты. К тому же господин наместник мне уже почти все сообщил. Вы не смогли встретиться с руководством театра и подозреваете, что оно нарочно от вас скрывается. Верно?

— Не совсем. Я успел один раз поговорить с главным режиссером, и он отнесся к моим словам, как мне показалось, без должного понимания. А на следующий день внезапно заболел, да так серьезно, что его невозможно даже навестить.

— А кто вам об этом сообщил?

— Какой-то юнец, назвавшийся бухгалтером. Это еще надо проверить, настоящий он бухгалтер или это актеры развлекаются…

— Что ж, пойдемте, проверим, — охотно согласился Шеллар и первым шагнул в заботливо открытую телохранителями дверь.

Первым живым существом, встреченным ими в пустых гулких коридорах, оказался огромный тролль в коротких штанах, замысловатого кроя рубахе и явно самодельных тапках. Условно разумный гуманоид тщательно и сосредоточенно драил шваброй и без того чистый пол и никакой угрозы не представлял, однако брат Вольдемар при виде него сбился с дыхания и замедлил шаг, якобы случайно оказавшись за спиной советника.

Шеллар заинтересованно остановился и зашарил по карманам в поисках трубки.

— Доброе утро, сударь, — вежливо произнес он, так как занятый делом тролль гостей не заметил и продолжал загораживать им дорогу. — Вы позволите нам пройти?

Тролль оглянулся, выпрямился и отступил в сторону.

— Доброе утро, господа, — с учтивым поклоном пробасил он по-мистралийски. — Кого-нибудь ищете?

— Из начальства кто-либо присутствует? — тут же перешел на нужный язык Шеллар, с любопытством разглядывая уборщика.

— Господин Лукас, бухгалтер, он всегда у себя. А больше нету никого, театр не работает.

— Вот как… А вы, значит, здесь убираете?

— Убираю, — послушно повторил тролль. — И еще немножко сторожу.

— И давно?

Работник прислонил к стенке швабру и принялся загибать пальцы:

— Четыре дня.

— Вы умеете считать? Потрясающе! — восхитился Шеллар, уже представляя, как будет драть на себе косу мэтр Максимильяно, когда узнает. — Могу я поинтересоваться, как вас зовут?

— Пако, господин.

— Отлично. Покажите нам кабинет бухгалтера и можете продолжать работу.

По дороге Шеллар украдкой покосился на министра. Брат Вольдемар по-прежнему старался держаться подальше от окультуренного лесного чудовища.

Юный протеже господина Пуриша старательно скрипел пером, подсчитывая очередные убытки. К визитам министра он уже, видимо, привык, а вот Шеллара не ожидал увидеть. Слишком уж явно занервничал, запнулся на приветствии и без особой надобности вдруг принялся протирать очки.

— Вот, — с неуместным пафосом начал брат Вольдемар, — теперь вам уже не удастся вилять, обманывать и уклоняться от разговора! Извольте доложить вашему хозяину…

— Прошу вас, — мягко, но решительно перебил его Шеллар. — Позвольте, я сначала сам разберусь. Итак, Лукас, что вы можете мне доложить?

— Ох, вы ведь сами, наверное, знаете, ва… э-э-э…

— Обращайтесь ко мне «господин советник». Судя по профессиональному выражению вашего лица, вы намеревались доложить о катастрофических убытках?

— Разорение, господин советник, полное разорение! — запричитал бухгалтер с таким неповторимым страданием в голосе, словно собирался впарить уважаемым посетителям какую-нибудь ненужную безделушку по цене четверки лошадей.

Шеллар поторопился пресечь ненужное представление на первой же фразе:

— Хорошо, потом покажете мне баланс за прошедшую луну и первую неделю текущей, я сам оценю масштабы «разорения». А сейчас извольте объяснить, почему министр изящных искусств катается в наш театр, как проситель в канцелярию, и уже неделю не может увидеться ни с кем из руководства.

— А из руководства только вы и остались, — грустно поведал юноша, не торопясь выходить из образа. — Маэстрина Ольга пропала без вести, вы, наверное, сами знаете…

— Не то чтобы пропала, — уточнил Шеллар, — и не совсем без вести, но руководить театром, находясь под стражей, в самом деле затруднительно, в этом вы правы.

Брат Вольдемар навострил уши.

— Это что же, та самая?.. — начал он, но советник тут же вмешался. Не для того он тут сливал информацию, чтобы ею пользовался кто попало.

— Да, та самая, однако вам это ничего не даст. Если вы явитесь к господину наместнику и предложите выпустить из-под стражи его наложницу, чтобы она могла руководить театром, он вас, мягко говоря, не поймет. Продолжайте, господин Лукас.

Мальчишка не дрогнул. Он все понял, все уловил, но даже не показал виду, что его это заинтересовало или расстроило.

— Маэстро Карлос заболел, — доложил он. Как-то слишком заученно это прозвучало, что-то не так с этой болезнью…

— Чем? — уточнил Шеллар.

— Вы же знаете, у маэстро больное сердце…

Врет. Конечно, брат Вольдемар может и здорового человека до инфаркта довести, но тут что-то другое. Скорей всего, ранимого маэстро просто оберегают от встреч с министром, но вот повод для этого выбрали ну совсем неподходящий. Можно подумать, брата Вольдемара остановит чья-то там болезнь и он преисполнится сострадания и такта. Да не сегодня завтра этот деятель припрется к Карлосу домой, невзирая на его состояние…

— Сдается мне, господин Лукас, вы нам изволите фиалки за уши совать. Про больное сердце вы можете рассказывать брату Вольдемару, но я-то прекрасно знаю об истинных недугах маэстро Карлоса, и при всем моем уважении к вашим добрым намерениям мне все же стоит сказать правду. Я тоже глубоко сочувствую маэстро и не стану рассказывать на каждом углу о том, как он ловил в зрительном зале полярных белок или спасался от несуществующего пожара. У него опять белая горячка?

Парень тяжко вздохнул и обреченно кивнул:

— Он никого не узнает. Вы не подумайте, ребята от него все спиртное спрятали, он не пил уже неделю, но так и не пришел в себя. Ему кажется, что он в Мистралии, он путает сиделку со своей женой, актеров — с той, старой труппой… Полярных белок, правда, не ловит, но теперь ему везде мыши чудятся. — Молодец, действительно молодец. Все понял.

— Вот видите, брат Вольдемар, почему вам казалось, будто вас обманывают, — добродушно улыбнулся Шеллар, набивая трубку. — Господа любят своего главного режиссера и стесняются говорить посторонним людям о его… скажем так, не вполне пристойном недуге. Маэстро — алкоголик и в периоды запоя становится полностью неадекватен. Кто у нас еще остался? Хореографа трогать не будем, старушке за восемьдесят, и разбирается она только в танцах. Дирижер?

— Маэстро Вольф нашел другую работу, — грустно поведал бухгалтер. — Он обещал приходить в дни спектакля, если потребуется, но… Вы же знаете… У нас в репертуаре всего две готовые пьесы, из которых давать мы можем только одну, так как потеряли одного из ведущих актеров. У нас получается один спектакль в неделю, да и то зал полупустой. Словом, разорение, господа, чистое разорение…

— Итак, брат Вольдемар, — подвел итог Шеллар, не позволяя страдальцу завести «плач дядюшки Цыня» по второму кругу, — мы выяснили, что из руководства театра в вашем распоряжении имеюсь только я. Что вы хотите мне сказать в связи с этим?

Брат Вольдемар толкнул речь. Похоже, он произносил ее уже несчетное количество раз и барабанил как молитву. Лично Шеллару было глубоко начхать на его дурацкий пафос, многозначительные паузы и завуалированные угрозы, но если то же самое пришлось выслушать Карлосу… Маэстро запросто мог и сердечный приступ схлопотать, и запить, и покончить с собой. Надо будет потом все-таки выяснить, что же с ним на самом деле случилось.

Терпеливо дождавшись, когда министр выдохнется и умолкнет, Шеллар небрежно выбил трубку и поинтересовался:

— И что вы хотите конкретно от меня?

— Как — что? — захлебнулся негодованием брат Вольдемар.

— Простите, но то, что вы изложили, я прекрасно знаю без вас. Меня интересует не теория, а конкретные действия.

— Ну… — С конкретными действиями у непризнанного поэта дела обстояли не так блестяще, как с вдохновляющими речами. — Для начала выгоните этого алкоголика и найдите на его место благонадежного человека, пересмотрите репертуар…

— Как вы это представляете? Я должен бросить свою основную работу и заниматься кадровыми вопросами в убыточном театре? Вы у нас специалист по изящным искусствам, вот вы ими и занимайтесь. Между прочим, это заведение даже не является моей личной собственностью, оно принадлежало короне, и я им владел до тех пор, пока был королем. В настоящее время как основные средства, так и оборотные принадлежат ордену. Если вы желаете, чтобы я принимал участие в управлении театром, этот вопрос следует согласовать на высшем уровне, но даже тогда я смогу вам помочь только в материальной сфере. Художественная часть все равно останется в вашем ведении, поскольку я в этом попросту не разбираюсь.

Брат Вольдемар обиженно посопел, но спорить с советником не рискнул, будучи заранее уверен в поражении.

— Вы выяснили все, что хотели? — участливо поинтересовался Шеллар.

— Да, пожалуй, далее терять здесь время нет смысла, — горделиво изрек министр и поднялся, собираясь уходить.

— В таком случае позвольте проводить вас. А вы, молодой человек, — советник повернулся к Лукасу, — подготовьте мне пока те документы, о которых я упоминал. Я сейчас вернусь, и мы посмотрим, насколько фатальны понесенные вами убытки.