"Рождение огня" - читать интересную книгу автора (Коллинз Сьюзен)

25.



Я просыпаюсь с восхитительным, хоть и недолгим, чувством счастья, которое каким-то образом связано с Питом. Говорить о счастье в таких обстоятельствах — полный дурдом. Судя по быстроте развития событий, со мной будет покончено в течение следующих суток. И это ещё будет наилучшей возможной развязкой — если до этого я смогу убрать с пути всех остальных претендентов на победу, включая себя самоё, и таким образом обеспечить Питу венок победителя в Триумфальных Играх. И всё равно — чувство, которое я испытываю, так неожиданно и так чудесно, что я не хочу, чтобы оно исчезало, цепляюсь за него — пусть побудет со мной ещё хоть несколько мгновений!

А затем секущий песок, раскалённое солнце и зудящая кожа возвращают меня к действительности.

Все уже на ногах и наблюдают за приземляющимся на берег парашютом. Нам опять прислали хлеб. В точности то же самое, что и накануне. Двадцать четыре булочки из Дистрикта 3. Значит, всего тридцать три. Каждый из нас берёт по пяти штук, в запасе остаются восемь. Никто об этом не упоминает, но восемь идеально разделятся без остатка после того, как первый же из нас умрёт. Почему-то при свете дня весёленькая шуточка насчёт того, кто останется есть булочки, теряет всю свою соль.

Как долго ещё продержится наш союз? Думаю, никто не ожидал, что за такой короткий промежуток времени количество участников так сократится. Что, если я ошибаюсь насчёт того, что остальные защищают Пита? Может, всё вышло чисто случайно? Или, может, всё это была лишь стратегия — завоевать наше доверие, а потом запросто разделаться с нами? А может, рассчитывают на то, что я не пойму, что происходит... Хотя стоп, какое там «может»! Я действительно не понимаю, что происходит. А раз так, то нам с Питом пора смываться.

Я присаживаюсь на песок рядом с ним и жую свои булочки. По непонятным причинам, мне трудно поднять на Пита глаза. Наверно, всё из-за этих объятий и поцелуев прошедшей ночью... Хотя мы уже столько раз целовались, подумаешь, невидаль... Он, может быть, даже и не почувствовал никакой разницы! Наверно, на нас так действует то, что мы знаем — нам недолго осталось. А тут ещё столкновение противоположных интересов в отношении того, кто должен выжить в этих Играх!

После еды я беру его за руку и веду к воде.

— Пойдём. Я буду учить тебя плавать. — Мне надо увести его подальше от других, чтобы мы могли обсудить детали нашего побега. Сбежать будет не так-то просто: как только они сообразят, что мы вышли из союза, они немедленно начнут охоту на нас.

Если бы я действительно учила его плавать, то заставила бы снять пояс, поскольку тот держит на поверхности. Но сейчас-то какая разница? Так что я показываю ему основные приёмы и даю попрактиковаться по пояс в воде. Поначалу, как я замечаю, Джоанна не сводит с нас пристального взгляда, но в конце концов ей это надоедает, и она отправляется соснуть. Дельф плетёт из лиан новую сеть, Бити возится со своей проволокой... Время удирать.

Пока Пит осваивает плавание, я кое-что обнаруживаю. Последние струпья начали отшелушиваться. Осторожно натирая руку снизу доверху пригоршней песка, я счищаю оставшиеся чешуйки, и из-под них проглядывает новая, нежная кожа.

Я прерываю Питовы упражнения, притворяясь, что хочу показать ему, как избавиться от противных струпьев, и пока мы отскребаем друг друга, заговариваю о побеге.

— Слушай, осталось только восемь участников. Я думаю, самое время рвать когти, — бормочу я себе под нос, хоть и сомневаюсь, чтобы кто-либо из других трибутов слышал меня. Пит кивает. Я вижу: он обдумывает моё предложение. Взвешивает, каковы будут наши шансы на успех.

— Знаешь что, — говорит он. — Давай не будем откалываться до тех пор, пока Брут и Энобария не будут выведены из игры. Мне кажется, Бити как раз готовит для них что-то вроде ловушки. А потом, я обещаю, мы уйдём.

Что-то мне этот довод не кажется убедительным. Но, вообще-то, если мы разорвём союз сейчас, то за нами начнут охотиться сразу две группировки соперников. А может, и три — кто знает, что там замышляет Чафф? Да ешё и часы эти... И ещё нужно позаботиться о Бити. Джоанна только привела его ко мне, и если мы отколемся, она его наверняка прикончит. И тут я вспоминаю: Бити мне всё равно не спасти. Победителем может стать только один, и это должен быть Питер. К этой мысли придётся привыкнуть. Отныне я должна принимать решения, основанные только на соображениях о его выживании.

— Хорошо, — говорю я. — Мы останемся, пока не будет покончено с профи. Но на этом конец. — Я оборачиваюсь и машу Дельфу:

— Эй, Дельф, чеши сюда! Мы тут придумали, как снова сделать из тебя красавца!

Мы все трое принимаемся соскребать с себя струпья, помогая друг другу очищать спины. Теперь мы такие розовенькие, как небо над головой. Снова обмазываемся мазью, уж больно кожа кажется нежной и тонкой — враз обгоришь. Правда, зелень на гладкой коже выглядит и вполовину не так жутко, не говоря о том, что в лесу она послужит неплохим камуфляжем.

Бити подзывает нас к себе. Выясняется, что за все те часы, что он возился со своей проволокой, у него действительно вырисовался план.

— Я думаю, и все со мной наверняка согласятся, что нашей следующей задачей будет убрать Брута и Энобарию, — рассудительно говорит он. — Сомневаюсь, что они решатся вновь напасть в открытую, ведь мы значительно превосходим их числом. Как я полагаю, мы могли бы и сами поохотиться на них, но это опасная, изматывающая работа.

— Ты думаешь, они узнали про часы? — спрашиваю я.

— Даже если и нет, то скоро узнают. Хоть, может, не так детально, как мы. Но они наверняка знают, что по крайней мере в некоторых зонах происходит нечто странное и страшное, и повторяется оно согласно некой периодической схеме. К тому же тот факт, что наша последняя стычка была прервана вмешательством распорядителей Игр, конечно же, не прошёл для них незамеченным. Мы знаем: это была попытка дезориентировать нас. Брут и Энобария вполне могут задаться вопросом, почему так произошло, и это, в свою очередь, тоже может привести их к мысли, что арена представляет собой часы, — говорит Бити. — Так что, я думаю, нам лучше сделать ставку на то, чтобы завлечь их в ловушку.

— Погоди, дай я разбужу Джоанну, — говорит Дельф. — Она взбесится, если проспит такое важное дело.

— А может и нет, — бормочу я, имея в виду, что она и без того всё время как бешеная. Но не останавливаю Дельфа, потому что и сама была бы вне себя, если бы меня не допустили к обсуждению такого важного плана.

После того как Джоанна присоединяется к нам, Бити просит нас немного отойти, чтобы у него было пространство для работы, и принимается чертить на песке. Появляется круг, разделённый на двенадцать клиньев — арена. Она не изображена так точно и выверенно, как у Пита, а только небрежно набросана — сразу видно, у человека, который рисовал, на уме кое-что куда более сложное.

— Если бы вы были Брут и Энобария, зная то, что вы знаете о джунглях, какое место показалось бы вам самым безопасным? — спрашивает Бити. В его голосе не ощущается никакого снисходительного тона, но мне так и видится школьный учитель, помогающий детям якобы самим додуматься до ответа. Может, всё дело в разнице в возрасте, но скорее — в том, что Бити в миллион раз умнее каждого из нас.

— То, где мы сейчас, на берегу, — отвечает Пит. — Это самое безопасное место.

— Но тогда почему же они тогда не на берегу? — задаёт Бити следующий вопрос.

— Да потому что мы здесь! — нетерпеливо бросает Джоанна.

— Совершенно верно. Мы заняли берег. И куда бы вы теперь направились? — продолжает Бити.

Я раскидываю мозгами: так, джунгли — смертельная западня, берег занят врагом.

— Я бы спряталась у самого края джунглей. Так, чтобы сдёрнуть, если начнутся штучки распорядителей. И так, чтобы можно было следить за нами.

— И добывать еду, — добавляет Дельф. — В джунглях, конечно, полно всяких странных существ и растений. Но глядя на нас, я бы знал, что морскую живность можно есть не опасаясь.

Бити улыбается так, как будто мы даже превзошли его ожидания.

— Да, отлично! Вы всё понимаете правильно. А теперь вот что: наступает двенадцать часов. Что происходит ровно в полдень и ровно в полночь?

— Молния ударяет в дерево, — отвечаю я.

— Верно. Так вот что я предлагаю: после того, как молния ударит в полдень, но ещё до того, как то же самое случится в полночь, мы протянем мой провод от дерева к центральному водоёму, солёная вода которого, само собой, обладает большой электропроводностью. Когда молния ударит, электрический ток пробежит по проводу и ударит не только в воду, но и в окружающий озеро берег — он всё еще будет мокрым после десятичасовой волны. Все, кто будет в это время находиться в контакте с упомянутыми поверхностями, поджарятся, не сходя с места, — говорит Бити.

Долгая пауза. Мы перевариваем Битин план. Как для меня, так он звучит несколько фантастично, даже, пожалуй, совсем нереально. Хотя почему? Я видела тысячи разных ловушек и капканов. Эта — тоже всего лишь большой силок с применением достижений науки, разве не так? Может ли он сработать? Да как мы, трибуты, разбирающиеся только в рыбалке, древесине и угле, можем иметь какие-то соображения на этот счёт? Что мы вообще знаем о том, как обуздывается мощь небес?

Первым высказывается Пит.

— Способен ли этот провод в действительности проводить такую огромную энергию, Бити? На вид он какой-то непрочный... А вдруг он просто перегорит?

— О, конечно, он перегорит. Но не раньше, чем по нему пройдёт ток. Фактически, наш провод будет чем-то вроде бикфордова шнура. За исключением того, что по нему будет идти электричество, — отвечает Бити.

— Откуда ты знаешь? — фыркает Джоанна, явно не убеждённая его доводами.

— Потому что... да потому что это я его изобрёл... — говорит Бити, похоже, сам немного этому удивляющийся. — Вообще-то, это даже и не провод в нормальном понимании этого слова. Так же как наша молния — вовсе не обычная природная молния, а дерево — не совсем настоящее дерево. Ты знаешь о деревьях больше любого из нас, Джоанна. Разве не было бы это дерево сейчас полностью уничтожено?

— Точно, — хмуро бурчит она.

— О проводе не беспокойтесь — он нас не подведёт, — заверяет Бити.

— А где будем в это время находиться мы сами? — допытывается Дельф.

— В джунглях, достаточно глубоко, чтобы быть в безопасности, — отвечает Бити.

— Профи тоже будут в безопасности, ну разве что они ни с того ни с сего окажутся поблизости от воды, — резонно возражаю я.

— Это верно, — говорит Бити.

— И вся наша морская еда сварится... — говорит Пит.

— Даже больше, чем просто сварится, — соглашается Бити. — Скорее всего нам придётся вычеркнуть морепродукты из своего меню навсегда. Но ты же нашла в джунглях другие источники пищи, разве не так, Кэтнисс?

— Так. Орехи и крысы, — говорю. — А ещё у нас есть спонсоры.

— Ну, вот видите. Так что никаких проблем, — говорит Бити. — Но поскольку мы союзники, а задуманное потребует от каждого вложить максимум сил, то решение предпринять или нет нашу попытку, зависит от вашей воли — всех четверых.

Ну мы точно — как первоклассники. Совершенно неспособны высказать по поводу его предложения что-то существеннее, чем самые элементарные соображения. Большинство из которых, кстати, вообще ничего общего с его конкретным планом не имеют. Смотрю на других — у них на лицах полное замешательство.

— Ну и почему нет? — говорю. — Если план провалится, то мы на том же месте. Если сработает — у нас классный шанс расправиться с Энобарией и Брутом. И даже если у нас ничего не получится, кроме уничтожения морской живности, так ведь и они тоже потеряют источник пищи.

— Я за то, чтобы попробовать, — поддерживает меня Пит. — Кэтнисс права.

Дельф смотрит на Джоанну, вопросительно приподняв брови. Он не примет решения, не выслушав её.

— Ну ладно, — наконец молвит она. — Это всё же лучше, чем преследовать их в джунглях. И не думаю, что им удастся разгадать наш план, раз мы и сами ничего в нём не разумеем.

Бити хочет исследовать дерево, прежде чем приступить к работе. Судя по положению солнца, сейчас около девяти утра. Всё равно нам скоро придётся уйти со своего пляжа. Так что мы сворачиваем лагерь, переходим на тот берег, что граничит с сектором молний, и углубляемся в джунгли. Бити всё ещё слишком слаб, чтобы самостоятельно карабкаться вверх по склону, поэтому Пит и Дельф по очереди несут его. Джоанна идёт во главе — всё равно путь к дереву почти прямой, так что не заблудимся. К тому же, я с моими стрелами, в случае чего, принесу больше пользы, чем она, с её двумя топорами. Так что мне лучше всего идти замыкающим.

Плотный, сырой воздух незримой тяжестью давит на плечи. Никакого спасения с самого начала Игр! Лучше бы Хеймитч прекратил посылать нам этот дурацкий хлеб из Третьего дистрикта и прислал то же самое, но из Четвёртого, потому что за последние два дня с меня точно можно было бы собрать несколько вёдер пота; и хотя я ела сырую морскую рыбу, моему организму требуется соль. А ещё бы неплохо заиметь кусок льда! И стакан холоднющей-зубы-немеют воды... Конечно, спасибо за влагу из деревьев, но она той же самой температуры, что и всё вокруг: вода в солёном озере, воздух, другие трибуты и я сама. Мы все сейчас как большие распаренные куски тушёнки.

На подступах к дереву Дельф предлагает, чтобы я шла в голове нашего маленького отряда.

— Кэтнисс слышит силовое поле, — объясняет он Джоанне и Бити.

— Слышит силовое поле? — изумляется Бити.

— Только тем ухом, которое восстановили капитолийские лекари, — поспешно говорю я. Подумать только, кого я собираюсь провести этой сказкой — Бити! Он-то, конечно же, помнит, как сам показал мне способ распознать силовое поле, к тому же знает, само собой, что силовые поля услышать нельзя. Но как бы то ни было, свои вопросы по этой теме он оставляет при себе.

— Ну, тогда, конечно, пусть Кэтнисс идёт впереди, — говорит он после паузы, во время которой протирает запотевшие очки. — С силовыми полями шутки плохи.

Не узнать дерево, в которое ударяет молния, нельзя — оно башней возвышается над другими. Я срезаю гроздь орехов и прошу других подождать, пока сама медленно взбираюсь вверх по склону, швыряя орехи впереди себя. Но я почти сразу же различаю силовое поле, даже раньше, чем об него ударяется орех — оно всего метрах в пятнадцати. Мои глаза, обшаривающие заросли прямо по курсу, мгновенно выхватывают волнистое «окошко» — высоко вверху справа. Я бросаю орех перед собой и слышу шипение — значит, поджарился.

— Всего лишь оставайтесь ниже нашего дерева, и всё будет в порядке, — предупреждаю я остальных.

Мы распределяем обязанности. Дельф охраняет Бити, пока тот исследует ствол, Джоанна извлекает из других деревьев воду, Пит собирает орехи, я охочусь поблизости. Похоже, что древесные крысы не боятся людей, так что я легко и быстро добываю три штуки. Рёв десятичасовой волны напоминает мне, что пора возвращаться. Вернувшись к своим сотоварищам, я свежую добычу. Затем провожу по земле черту в паре метров от силового поля — чтобы никто, зазевавшись, ненароком не угодил в него, и мы с Питом усаживаемся поджаривать орехи и кусочки крысиного мяса.

Бити по-прежнему ковыряется у дерева; что он там делает — ума не приложу. Вроде что-то меряет. В один прекрасный момент он отщипывает кусочек коры, подходит к нам с Питом и швыряет свою щепку в силовое поле. Та отлетает и падает на землю. Некоторое время она тлеет, потом возвращается к своему прежнему цвету.

— Ну что ж, многое становится ясным, — говорит Бити. Я бросаю взгляд на Пита и не могу удержаться, чтобы не прыснуть, потому что ничего не становится ясным — никому, кроме Бити.

В этот момент до наших ушей доносится постепенно набирающий силу щёлкающий звук. Он приходит из сектора, смежного с нашим. Значит, пробило одиннадцать. Щёлканье гораздо громче в джунглях, чем на берегу, где мы слышали его накануне. Мы сосредоточенно прислушиваемся.

— На машины не похоже, — решительно говорит Бити.

— Я думаю, это какие-то насекомые, — соглашаюсь я. — Жуки какие-нибудь.

— Что-то с клешнями, — добавляет Дельф.

Звук нарастает, словно наши тихие разговоры подсказали ему, что здесь есть чем поживиться. Что бы там ни щёлкало, уверена, что ему ничего не стоит в несколько секунд снять всё мясо с наших косточек.

— Нужно убираться отсюда по-добру по-здорову, — говорит Джоанна. — До светопреставления остаётся меньше часа.

Однако далеко мы не отходим. Всего лишь до такого же точно дерева в секторе кровавого дождя. Мы устраиваем что-то вроде пикника: рассаживаемся, угощаемся тем, что добыли в джунглях и ждём удара молнии, означающего, что наступил полдень. Когда щёлканье начинает стихать, Бити просит меня забраться повыше в крону. Оттуда я вижу, как ударяет молния, ослепительная даже в ярких лучах солнца. Всё «наше» дерево охвачено ярким бело-голубым свечением, заставляющим окружающий воздух трещать электрическими разрядами. Я соскальзываю вниз и рассказываю Бити о своих наблюдениях. Бити, кажется, доволен, хотя мой доклад не отличается особой научностью.

Мы кружным путём возвращаемся на берег десятичасового сектора. Песок, гладкий и мокрый, как будто вылизан недавней волной. Всю вторую половину дня Бити занимается своим проводом, а мы по большей части бьём баклуши. Поскольку это его оружие, а мы, все остальные, должны всецело полагаться на то, что он владеет им в совершенстве, то у всех возникает забавное чувство, будто нас пораньше отпустили из школы.

Поначалу мы все по очереди подрёмываем в тени крайнего ряда деревьев, но ближе к вечеру все возбуждены и не находят себе места. Мы решаем, что раз нам больше не придётся лакомиться морской живностью, то надо напоследок устроить себе праздник живота. Под умелым руководством Дельфа мы ловим трезубцем рыбу и собираем моллюсков, даже ныряем за устрицами. Это занятие нравится мне больше всего, и не потому, что я большая любительница устриц. Я ела их всего один раз, в Капитолии, и не в восторге от этих сгустков соплей. Просто в глубине, под водой, так здорово, так волшебно-красиво, как будто находишься в другом мире. Вода кристально прозрачна, в ней носятся стайки яркоокрашенных рыбок, а песчаное дно всё усеяно диковинными морскими цветами.

Джоанна стоит на часах, а мы — Дельф, Пит и я — чистим и сортируем свою добычу. Пит как раз ухитрился открыть устрицу и издаёт лёгкий смешок:

— Эй, вы только гляньте! — Он показывает нам прекрасную сияющую жемчужину размером с горошину. — Ты знаешь, — с совершенно серьёзной миной обращается он к Дельфу, — если на уголь как следует надавить, он превращается в жемчуг!

— Не мели ерунды, — пренебрежительно бросает Дельф. А я сгибаюсь пополам от смеха, вспомнив как эту самую ерудну молола Эффи Бряк, представляя нас капитолийской публике в прошлом году, когда нас ещё никто не знал. Дескать, мы — это уголь, под бременем нашего тяжкого бытия ставший жемчугом. Красота, выросшая из страдания.

Питер промывает жемчужину в воде и преподносит мне: «Это тебе». Я держу её на раскрытой ладони и любуюсь радужными переливами, которыми она играет в солнечных лучах. Конечно, я принимаю подарок. Недолгие оставшиеся часы моей жизни она будет со мной. Последний подарок Пита. Единственный, который я могу принять без возражений. Может, она придаст мне сил в самый решающий момент...

— Спасибо, — говорю я, зажимая жемчужину в кулаке. Я твёрдо смотрю в синие глаза человека, который отныне будет моим главным противником, человека, который будет спасать мою жизнь любой ценой. И мысленно я обещаю себе, что из его планов ничего не выйдет.

Веселье исчезает из этих глаз, и они так пристально смотрят в мои собственные, как будто хотят проникнуть в самую потаённую глубь моих мыслей.

— Медальон не подействовал? — спрашивает Питер, хотя Дельф сидит тут же, рядом. И весь Панем может слышать его слова. — Кэтнисс?

— Подействовал, — роняю я.

— Но не так, как мне бы хотелось, — говорит он, отводя взгляд. После этого единственное, что удостаивается его внимания — это устрицы.

И как раз перед тем, как мы собираемся приняться за еду, появляется парашют с двумя добавлениями к нашему меню: горшочек с пряным острым соусом и ещё одна порция булочек из Дистрикта 3. Дельф, само собой, немедленно пересчитывает их.

— Их опять двадцать четыре, — говорит он.

Итого тридцать две булочки. Каждый из нас берёт себе по пяти штук, семь в остатке. Их никогда не разделишь поровну. Это хлеб только на одного.

Солоноватая рыба, сочные моллюски... Даже устрицы, политые соусом, кажутся не такими противными. Мы налопываемся так, что никто уже не в состоянии проглотить ни кусочка, и всё равно у нас ещё остаётся порядочно еды. Долго она не протянет, так что мы бросаем всё несъеденное обратно в озеро, чтобы не досталось профи — ведь мы скоро отсюда уйдём. О рассыпанных повсюду створках раковин ни у кого не болит голова — их всё равно смоет волной.

Больше нечего делать, кроме как ждать. Я и Пит сидим у линии прибоя, рука в руке, и молчим. Вчера вечером он сказал всё, что намеревался сказать, но это никак не изменило моего настроя. И ничто из того, что могла бы сказать ему я, не повлияет на его решение. Время многозначительных подарков миновало.

Однако переливчатая жемчужина, завёрнутая вместе с желобком и мазью в накрепко привязанный к поясу серебряный парашютик, останется здесь, со мной. Надеюсь, она когда-нибудь попадёт в Двенадцатый дистрикт.

Я думаю, мама и Прим догадаются вернуть её Питу, прежде чем похоронят меня.