"Кочевник" - читать интересную книгу автора (Хоук Саймон)

Одиннадцатая Глава

— Сорак. — Голос пришел снаружи. — Сорак, слушай меня.

Он парил в темноте. Он попытался открыть глаза, но не сумел. Он чувствовал себя отсоединенным от своего тела.

— Сорак, не пытайся сопротивляться. Тебе нечего бояться, если твоя вера крепка. Ты пришел сюда после очень долгого путешествия, но это только начало. Теперь тебе предстоит другое путешествие, путешествие внутрь собственного сознания. Ответы, которые ты ищещь, находятся там.

С ним говорил голос Мудреца, осознал Сорак, но он пришел издалека, хотя он отчетливо слышал каждое слово. Он потерял чувство пространства и времени, не было и никаких физических ощущений. Как если бы он всплыл из своего тела и сейчас летел неизвестно куда, лишенный формы и не ощущая ничего.

— Если тебе кажется, что мой голос все слабее и слабее, это означает, что ты летишь все глубже и глубже, забираешься в самые глубокие тайники своего сознания, — сказал Мудрец. Не пытайся остановить полет, дай себе свободу. Избавься от всех мыслей и соображений, от всех тревог и проблем, страхов и даже забудь о своей воле. Дай себе принять в свой рассудок новый-старый опыт, дай ему развернуться в себе.

И тут внутри себя Сорак услушал испуганный крик Кивары, Сорак, я боюсь! Остановись!

— Цыц, Кивара, — сказал Мудрец, и Сорак поразился тому, что старый маг услышал ее. Быть может он произнес слова Кивары вслух, своим физическим телом? Но тут голос стал слабее, как Мудрец и предсказывал.

— Я не пойду с тобой, — сказал Мудрец, подтверждая его мысль, — но я останусь здесь и буду наблюдать за тобой. Это путешествие ты должен проделать один. Долгое путешествие в глубь себя, и за пределы себя. Пока ты летишь в глубины своего сознания, ты возвращаешься назад, назад к тому времени, когда ты родился…

Сорак почувствовал, как будто медленно теряет сознание, примерно так, когда тело тонет в воде, а в легких уже нет воздуха. Голос Мудреца становился все слабее и слабее…

— Ты возвращаешься в то время, когда та часть тебя, которая была твоим отцом, встретила ту часть тебя, которая была твоей матерью, возвращаешься для того, чтобы узнать, кто они были и как встретились, возвращаешься к тому времени, когда все началось…

Племя эльфов путешествовало всю зиму, но теперь быстро приближались жаркие летние месяцы. Он пришли с востока, из Задних Земель, западных склонов Поюших Гор, пройдя длинным и узким ущельем, которое вывело их на восточные склоны. У них не было карты, по которой можно было бы идти, зато у них были видения вождя, который сказал, что путешествие будет тяжелым, но оно будет стоить всех их усилий, как они сами узнают в конце.

Мира и все остальные точно знали, что все видения вождя истинны, так как он рассказал им о горном ушелье, и они прошли по этому ущелью и ни разу не сбились, и он рассказал им о дымящейся горе, которую они все могли видеть сейчас, довольно далеко от себя, со склонов Поющих Гор. Прошлой ночью вождь собрал вокруг костра их маленькое племя, и рассказал им о новых предзнаменованиях, которые открылись ему во сне, и напомнил, почему они начали это длинное и опасное паломничество. Это была история, которую Мира хранила в своем сердце, как и все в их племени, и мерный, уверенный голос опять говорил возвышенные слова, пока они сидели кружком вокруг огня, глядя на их вождя, который рассказывал ее каждую ночь.

— Так и произошло, что благородный Аларон, последний из долгой череды королей эльфов был заколдован злым Раджаатом, который боялся силы эльфов и старался разрушить их единство, — сказал вождь. Племя слушало молча, много кивали, пока он говорил. — При помощи злой магии осквернителей, Раджаат наложил проклятье на благородного Аларона, так что у него не могло быть сына, и его королевская линия должна была умереть вместе с ним. И за то зло, которое он принес нашему народу, да будет имя его проклято навеки.

— Да будет имя его проклято навеки, — ответил печальный хор.

— Раджаат посеял рознь между племенами, используя подкуп, клевету и магию, и со временем ему удалось разделить эльфов на много враждующих кланов и племен. И только благородный Аларон продолжал сопротивляться ему, но он был не в состоянии опять сплотить племена. И королевство пало.

— И королевство пало, — отозвались как один все люди племени.

— Тогда благородный Аларон был вынужден бежать, преследуемый злыми миньонами Раджаата, — продолжал вождь. — Они нагнали его и остатки его племени в месте, известном как Озеро Золотых Снов и оно стало озером смертельных снов для нашего народа. Произошла страшная битва и все племя было уничтожено. Смертельно раненый, благородный Аларон сумел убежать в леса Поющих Гор и там он упал без сил, отчаявшийся и ждавший только смерти, которая должна придти и забрать его. Он потерпел поражение, но не склонился перед своим врагом. Да будет его мужество славиться вовеки.

— Да будет его мужество славиться вовеки, — сказала Мира в унисон с остальными членами племени.

— Так случилось, что пока он лежал, умирая, одна странствующая пирена подошла к нему, чтобы принести мир в его душу и облегчить ему последние мгновения. Мои видения не открыли мне ее имя, но они открыли, что благородный Аларон, испуская последний вздох, дал ей свой могучий меч, Гальдру, заколдованный клинок королей эльфов. И со своим последним вздохом он попросил ее о последней милости.

«Возьми это, мой меч, символ моего когда-то гордого народа», сказал он. «Сохрани его, да никогда он не попадет в руки осквернителей, так как он разлетится на куски, если они попытаются воспользоваться им. Я был заколдован и у меня нет сына и наша благородная линия умрет вместе со мной. Эльфы теперь пропащий народ. Возьми Гальдру и сохрани его. Моя жизнь была длинна, но это мгновение по сравнению с жизнью пирен, вроде тебя. Однажды, возможно, тебе повезет там, где не повезло мне, и ты найдешь эльфа, достойного носить этот меч. А если нет, хотя бы скрой его от осквернителей. Его они, по меньшей мере, не получат».

— С этими словами он умер. И королевство эльфов умерло вместе с ним.

— И королевство эльфов умерло вместе с ним, — печально повторил хор.

— И наш народ впал в упадок, и племена рассеялись широко и далеко, большинство стало жить в пустыне, как кочевники, нападая и крадя все, что только можно у людей и у своих братьев, потеряв свое достоинство и честь, а другие пошли и поселились в городах людей, где они занимаются торговлей и смешивают свою кровь с ними, и забыли о славе своей когда-то гордой расы. И теперь осталась только слабая искра надежды, осталась в сердце нашего народа. Эта слабая искорка, известная как легенда о Короне Эльфов, сохранялась на протяжении многих поколений, хотя большинство нашего народа считает это просто мифом, историей, которую эльфы-барды рассказывают сидя вокруг костра длинными холодными ночами, или приносят в убогие эльфийские кварталы городо в, в которых наш народ живет в нищете и унижении, чтобы утешить их души хотя бы на несколько коротких мгновений. Так мы все вспоминаем легенду.

— Так мы все вспоминаем легенду, — сказала Мира вместе со всеми остальными, которые с восторгом и упоением смотрели на своего вождя, пока он рассказывал, его лицо было освещено танцующими языками пламени.

— Когда придет день? Легенда говорит, — продолжал вождь, — когда седьмой сын вождя упадет и опять встанет, и с его подъема начнется новая жизнь. Из этой новой жизни родиться новая надежда для нашего народа, и он будет Короной Эльфов, он коронует великого, доброго правителя, который приведет эльфов обратно, в родные леса. Корона объединит народ, и новый восход встанет над зеленеющим миром. Так это сказано, так это и будет.

— Так это сказано, так это и будет, — пропели все.

— И вот мы собрались у костра, как мы делали это каждую ночь, чтобы подтвердить свою решимость достичь цели, — сказал вождь. — С того дня, как я упал и ударился головой о камень во время упражнения с оружием моего отца, главы племени Бегунов Луны, у меня начались видения. Я упал и поднялся, и начиная с того момента для меня началась новая жизнь. Новая жизнь, в которой я веду мой народ к новому восходу, который придет. Я знал, начиная с того самого дня, что моя судьба искать и найти Корону Эльфов, того единственного, кто сможет носить легендарный эльфийский меч Гальдра, меч Аларона и символ нашего народа. И я знал, так как видения сказали мне, что в один день я стану вождем нашего племени, и что я, Кетер, седьмой сын вождя, поведу мой народ на поиск, и мы найдем пирену, которой был доверен прославленный меч Аларона.

— Мы прошли очень большое растояние во время нашего поиска, — сказал Кетер, — и сейчас я чувствую, что мы почти достигли конца. Мы отбросили в сторону все другие заботы, страсти, зависть и вражду, мы посвятили себя мистической чистоте Дороги Сохранителей, мы встали на Путь Друида, мы освободились от жестокости, мелочной гордыни, эгоизма и зависти. Чтобы найти пирену, подателя мира, которая приведет нас к Короне, надо в первую очередь обрести мир внутри самих себя, стать достойным этого. Каждый день мы обязаны вновь и вновь обретать нашу цель и стремиться к ней с новым рвением. Мы должны нести в своих сердцах любовь и уважение к любому живому существу, и должны почитать наш умирающий мир, который в один день начнет жизнь заново. И этой благородной цели мы посвящаем всех себя.

— И этой благородной цели мы посвящаем всех себя, — сказали все, их глаза сияли в свете костра.

Кетер огляделся и увидел, что они все смотрят на него, полные надежды и веры. Мира спросила себя, на что это похоже, быть вождем и знать, что все племя зависит только от тебя и от правильности твоих решений. Это тажелое бремя, подумала она, но Кетер мудр и силен, и несет его с достоинстом. Он поднялся на ноги и стоял, высокий и гордый, глядя на свой народ. Его длинные серебристые волосы были завязаны сзади ремешком, и спадали до середины спины. Его лицо с резкими чертами, с высокими, выдающимися вперед скулами было сильным и красивым. Он был еще молод и не выбрал себе жену. Мира была одной из немногих подходящих девушек маленького племени, и надеялась, что придет день и он выберет ее. Она была бы горда выносить ему сильных сыновей, один из которых впоследствии станет вождем племени.

— Мы зашли очень далеко, мой народ, — сказал Кетер. — Сегодня ночью мы сидим все вместе на склонах Поющих Гор, недалеко от того места, где благородный Аларон умер много лет назад. Я знаю, многие из вас страдали от трудностей, которые нам пришлось преодолевать на этом долгом пути, но я чувствую, что мы почти пришли. Говорят, что где-то здесь, в величественных Поющих Горах, находится монастырь загадочных сестер-виличчи. Они долго живут, они следуют Путем Друида и Дорогой Сохранителя. Если кто и знает, где найти Корону Эльфов, то только они.

— Завтра мы немного отдохнем, соберем еды для нашей дальнейшей дороги, а на следующий день мы пойдем на юг, в горы. Там мы будем искать дом сестринства виличчи, и, когда найдем, будем просить их указать нам Корону. Надо верить, мой народ, и быть сильными. То, что мы делаем, мы делаем не для себя, но для всех грядущих поколений. Выспитесь получше сегодня ночью, и во сне, пусть вам увидится новый рассвет для нашего народа, и для всего этого мира, погруженного в темень ночи. Я желаю вам мирного и спокойного сна.

Племя медленно разошлось по своим палаткам, но Мира задержалась у огня, задумчиво глядя на языки пламени. Она спрашивала себя, как она часто это делала, что за будущее судьба приготовила для нее. Она была молода, ей не было еще и шестнадцати лет, невысока ростом и изящна для своей расы, у ней были длинные, серебристые волосы, острые черты лица и светло-серые глаза. Каждый год на протяжении всего своего детства она спрашивала свою мать, Гадру, когда же она вырастет и будет такой же высокой, как и все в их племени, и каждый раз мать смеялась и говорила, что скоро она начнет тянуться вверх как пустынный ракитник после муссона. Но в последние годы мать перестала смеяться, когда она спрашивала, и вскоре Мира поняла, что она никогда не станет выше, чем она была сейчас. Она останется низкой и непривлекательной, уродливая коротышка среди своего народа, и без сомнения было глупо и наивно думать, что ее кто-нибудь выберет, а тем более Кетер. А если ее не выберет никто из племени, тогда кто же ее возьмет?

Ее мать уже спала, когда она вернулась в палатку, но хотя она и постаралась двигаться совершенно бесшумно, она все-равно проснулась, когда Мира вошла внутрь.

— Мира?

— Да, мама. Прости меня, я не хотела тебя разбудить.

— Где ты была?

— Сидела у костра и думала.

— В последние дни ты проводишь слишком много времени одна, думая о своем будущем, — со вздохом сказала мать. — Я знаю, что это очень трудно для тебя, мое дитя. С того времени, как твой отец ушел, я пыталась воспитать тебя сама, я делала все, что в моих силах, но я знаю, как тебе было одиноко без отцовской любви. Прости меня.

— Это не твоя вина, мама.

Гарда опять вздохнула, пока Мира залезала в свой спальный мешок. — Да, конечно, — сказала она. — Возможно я должна была знать лучше. Твой отец был не из нашего племени, и когда я повстречала его, я заранее знала, что он не останется с нами. Он был очень похож на Кетера: тоже не мог жить без странствий, тоже искал смысл собственной жизни. Он никогда не говорил мне, что он останется, а я никогда не просила его об этом. Мы были совсем недолго вместе, но по меньшей мере я всегда буду помнить, как мы любили друг друга.

— Ты думаешь, он когда-нибудь вернется?

— Все это время я сама спрашивала себя об этом, — сказала ее мать.

— А сейчас?

Какое-то время мать молчала. Потом, совсем тихо, она сказала, — А теперь я больше не спрашиваю. Давай спать, доченька.

Мира довольно долго лежала молча, но когда ее мать задышала ровно и спокойно, она тихонько встала и вышла наружу. Сон убежал от нее. Внутри себя она чувствовала тревогу и смятение, и не знала почему. Она подошла к краю утеса, на котором они разбили свой лагерь, и уставилась на запад, на пустыню, освещенную светом обеих лун. Там, вдалеке, она видела дымящуюся гору, а под ее ногами лунный свет отражался в Озере Золотых Снов. Именно там Аларон сражался в своей последней битве, и где-то недалеко от него он умер.

Оно не казалось очень далеко, не для эльфа. Хотя она и была коротышкой, но она все равно была Бегуном Луны, и она подумала, что она может очутиться там за несколько часов. Она отлично знала, что не имеет права убегать из лагеря, они были на совершенно незнакой территории, но ее тянуло к этому отдаленному озеру, она ничего не могла поделать с собой. Это было слишком важное место для истории ее народа. Как она может не увидеть его вблизи? А эта вода…она просто приглашает ее…прошло так много времени с тех пор, когда она мылась в последний раз. Облизав губы, Мира бросила быстрый взгляд через плечо. Лагерь спал, огонь догорел. Она повернулась и пошла по старинной дороге, ведущей вниз со склона. А потом она побежала.

Они встретились на Озере Золотых Снов, на противоположном берегу от шахтерской деревни Мальда, и их видела только дымящая гора. Была ночь, и обе луны, Рал и Гутей бросали призрачный, серебристый свет на предгорья. Была теплая летняя ночь, и лунный свет плясал на спокойной поверхности озера, искрившейся под его лучами.

Она была из Бегунов Луны, странствующего племени, которое пришло из Задних Земель, и проделало очень длинный путь, чтобы достичь Поющих Гор. А он был юный халфлинг, и его звали Огер. Он был седьмой сын, рожденный седьмой женой вождя, выше, чем большинство членов его племени, мускулистый, с точеными чертами лица, раскошной черной гривой волос и беспокойными темными глазами своего отца-воина.

Он пришел с вершин, вниз, к озеру, чтобы исполнить свой Ритуал Обещания, который отмечал его переход от юноши к взрослому мужчине. Он должен был в одиночку убить горного кота, вооруженный только своим копьем, в бою один на один, и потом одержать победу в соревновании, принести клятвы обеим лунам-близнецам и спеть Песню Обещания. Горный кот был уже убит, и его мясом будет угощаться все племя. И он выбрал себе врага, который подходил сыну вождя-воина. Он убъет человека. Он пришел на берег озера, чтобы высмотреть лучшие подходы к шахтерскому поселку Макла, и там он увидел ее, в одночестве плавающую в озере.

Он осторожно подполз к тому месту на пляже, где она оставила свою одежду, и внимательно смотрел из своего укрытия, как она моет волосы в наполнненой лунным светом воде озера. Раньше он никогда не видел женщин-эльфов, и он был просто поражен ее красотой, особенно когда вода обтекала ее нежное, грациозное тело. Она была не так высока, как он ожидал, хотя если бы они встали рядом, она оказалась бы на голову выше его, и он не мог оторвать от нее глаза. Он скорчился на пляже, опершись о копье, смотрел как она плещется в воде и не мог насмотреться.

Было что-то невероятно привлекательное, мягкое и совершенное в ее движениях. Она что-то непевала себе негромко, пока вода струилась по ее телу, и первые лучи солнца уже отражались в капельках, блестевших на ее гладкой и совершенной коже. А потом треснула веточка, она застыла на месте и с тревогой поглядела на берег.

Огер был так зачарован ею, что прозевал их приход. И она тоже. Они двигались абсолютно незаметно, пока в самое последнее мгновение их не выдал один неуклюжий шаг. И тогда они бросились на нее.

Это была небольшая группа охотников, людей из лежавшего недалеко шахтерского поселка. Их было четверо, и они бросились в воду, крича и ругаясь, по двое с каждой стороны, отрезая ей пути отступления. Она повернулась и попыталсь уплыть в озеро, но либо она была в шоке от страха, подумал Огер, либо вообще не умела плавать, что естественно для кочевника. Она закричала, когда они схватили ее и грубо поташили к берегу, и судя по выражению их лиц и по их жестам легко было догадаться, что они собирались сделать.

Огер выпрыгнул из своего укрытия и побежал в воду, держа копье перед собой. Все четверо были так поглощены своей добычей и своими будущими удовольствиями, они делали столько шума, что они не только не слышали, как он бежит по пляжу, но даже не услышали, как он зашлепал по воде. Он подбежал к одному из них со своим копьем и вонзил его ему в спину. Человек закричал и умер, и только тогда другие осознали, что на них напали и повернулись к нему. Когда один из них, который был ближе всех, повернулся к нему, Огер ударил его в лицо толстым концом копья, а потом уже острием, как ножом, резанул по лицу второго. Человек закричал и поднял руки к лицу, кровь текла из глубокой раны, которая шла от его правого виска до левой скулы, проходя прямо через правый глаз.

Не останавливаясь ни на мгновение, Огер вонзил свое копье в живот третьего человека и повернул его. Человек закричал и инстинктивно схватился за ствол копья. Пока Огер пытался выдернуть его, четвертый человек выхватил свой обсидиановый меч, и одновременно халфлинг почувставовал, как второй, придя в себя после удара копьем, схватил его сзади. Он все-таки освободил копье и ускользнул из лап второго человека, но в суматохе потерял копье и остался с одним кинжалом. Прыгнув в воду, он нырнул, быстро обогнул человека под водой, схватил его за ногу и изо всех сил дернул. Человек, ругаясь, полетел в воду, но когда Огер вынырнул, четвертый ударил его мечом.

Огер быстро изогнулся, но клинок ударил его в плечо, оставив глубокую, болезненную рану. Выхватив свой кинжал, Огер попытался ударить им четвертого человека, но тот отпрянул и удар прошел мимо. Огер мгновенно нагнулся, иначе бы могучий ответный удар снес бы ему голову. Проскользнув под мечом, он прыгнул вперед и распорол человеку живот, сверху донизу. Тот ужасно закричал и обхватил живот руками, стараясь не дать кишкам вывалиться наружу.

Но пока Огер вставал после своего удара, он почувствовал нестерпимую боль, так как последний оставшийся человек ударил его кинжалом сзади. Ему сжало грудь от боли, но, преодолевая себя, он бросился вперед, развернулся, чтобы встретить угрозу, но потерял равновесие, боль охватила его всего и он упал, увидев как человек поднимает свой кинжал для последнего, смертельного удара.

И тогда, внезапно, человек что-то проборматал и застыл, когда конец собственного копья Огера возник из его груди. Его глаза расширились и остекленели, кровь хлынула из его рта, а потом он упал в воду, мертвый, и Огер увидел голую эльфийку стоявшую за ним с его копьем в руках. Потом перед глазами Огера все поплыло и он потерял сознание.

Пришел он в себя намного позже, когда солнце уже стояло высоко в небе. Он лежал на земле на берегу озера, хотя и не помнил, каким образом выбрался из воды. Он поразился про себя, что еще жив. А потом он увидел девушку-эльфа.

Она была уже одета, и перевязала его раны полосами ткани, оторванными от ее платья. Потом она наклонилась и посмотрела на него, открытым и любопытным взглядом. Он машинально подумал, что у нее самые прекрасные глаза, которые он видел в своей жизни. Медленно, он протянул руку и коснулся ее, потому что хотел почувствовать ее кожу, потому что она показалась ему почти прозрачной, но потом заколебался, осознав, что он собирался сделать, и оставился.

Она вытянула свою руку и легонько коснулась его пальцев, лаская их, потом протянула вторую руку и осторожно взяла его руку своими двумя. Потом она засмеялась и медленно поднесла его руку к своему лицу. Он почувствовал гладкость ее щек, и поразился, как она почувствововала его желание. Потом она поднесла его руку к своей груди и глубоко заглянула ему в глаза.

Они были два незнакомца, существа разных племен и рас, которые даже не знали язык друг друга, естественные враги, быть может, но оба юные и оба захваченные магией момента, чтобы думать об осторожности или о ненависти. Ни один из них не понимал на самом деле, что их привлекло друг к другу, но с того первого момента, когда их глаза встретились, в них зажглась искра, между ними возникла связь, они больше не были халфлингом и эльфом, но они были мужчиной и женщиной, и каждый видел в другом отражение своей собственной души.

— Пришло время для него покинуть нас, Мира, — сказала ее мать.

Они стояли у входа в их палатку, пока темное солнце медленно садилось за горизонт, глядя на Огера, который стоял один у костра, задумчиво глядя на языки пламени.

— Нет! — сказала Мира, поворагиваясь и с тревогой глядя на мать. — Как ты можешь говорить такое?

— Потому что это правда, моя девочка.

— Но он один из нас!

— Нет, — сказала Гарда, — он не один из нас и никогда не будет одним из нас.

— Но он мой муж, отец моего ребенка!

— Ребенок теперь достаточно большой, — сказала Гарда. — А для Огера настало время присоединиться к своему народу.

— Ты хочешь выгнать его только потому, что он халфлинг?

— Нет, — сказала Гарда. — Это не наш путь, Мира, и ты это знаешь. Кетер проявил высшую мудрость, преодолев старую ненависть. Прошло уже пять лет, и Огер тоскует по своему племени и по своей родной земле. Халфлинги очень сильно привязаны и к своему племени и к своей земле. Если он останется с нами, он заболеет от тоски и умрет.

— Тогда и я уйду вместе с ним, — сказала Мира.

— Ты не можешь, — ответила ее мать. — Они никогда не примут тебя, и никогда не примут твоего сына. Он будет проклятием для них, и они не разрешат ему жить. Если ты вернешься вместе Огером, это будет означать смерть, смерть для всех вас.

— И что мне остается делать? — в отчаянии выкрикнула Мира.

— Ты должна принять это, — сказала ее мать, вздохнув. — Как я приняла это, когда твой отец ушел от нас. У тебя есть маленький Аларон. Вырасти его, как я вырастила тебя, и благодари любовь, которая дала ему появиться на свет.

Мира и Огер проговорили всю ночь. За те пять лет, которые они прожили вместе, они выучили язык друг друга, и они стали так близки, что каждый из них стал частью другого. Мира пообещала себе, что она не будет плакать, чтобы не сделать Огеру еще хуже, чем уже есть. Вместо этого они полюбили друг друга, в последний раз, потом он снял с руки и дал ей браслет, на котором были выгравированы его имя и имя его клана. В ответ Мира подарила ему простое ожерелье из зеленых и красных керамических бусинок, которое она сделала собственными руками. Когда она проснулась утром, Огера уже не было в палатке. И тогда она зарыдала и забилась в судорогах.

Огеру потребовалось много времени, чтобы добраться до своего племени, и хотя его сердце становилось все легче и легче с каждым шагом, который приближал его к родной земле и к племени, его душа все больше больше тосковала при воспоминании о Мире и оставленном сыне, Алароне. Его всегда учили, что эльфы смертельные враги халфлингов, и тем не менее, когда он впервые увидел Миру, он не был в состоянии даже взглянуть на нее, как на врага. Да и ее племя никогда не обращалось с ним как со смертельным врагом. Наоборот, они приняли его, вылечили его, вернули ему здоровье, и никто не был более внимательным к нему, чем Мира, которая почти не отходила от него, пока к нему не вернулась вся его сила. И тогда он понял, что полюбил ее, а она полюбила его.

Когда Мира спросила Кетера, согласен ли он, что Огер станет ее мужем, Кетер спросил только, любит ли она его по настоящему, так как прекрасно знал, что Огер любит ее. Никто и не заикнулся о его расе, и никто не обращался с маленьким Алароном иначе, чем с любым другим ребенком племени, когда он родился. Как такой народ мог стать его врагами?

Огер решил, что расскажет отцу все о том что произошло, как только вернется. Его отец будет рад и горд за него, он знал заранее. Его сын не умер, как без сомнения думало племя все это время. И Огер не только выжил, но и вернулся с триумфом, убив даже не одного, но трех людей — Мира зарезала четвертого. Он выполнил Ритуал Обещания.

Но, еще более важно, он принесет им новость, что не все эльфы враги халфлингов. Он попросит разрешения у отца и приведет с собой жену и сына, и все племя узнает, что эльфы и халфлинги могут жить вместе…и даже любить друг друга.

Его племя действительно было радо его возвращению, и был большой праздник и большой пир, и его отец гордо сидел на своем месте вождя, пока он рассказывал ему, как он убил горного кота в поединке один на один, и как он потом убил людей. Но когда он стал рассказывать о Мире, все изменилось.

— Почему ты не убил эту эльфийскую девчонку? — спросил отец, и его лицо потемнело.

— Отец, она спасла мне жизнь, — запротестовал Огер.

— Спасла свою собственную жизнь, ты имеешь в виду, — насупившись ответил его отец. — Люди напали на нее, и она просто воспользовалась тобой, чтобы отвлечь их внимание, а потом ударить. Это и есть путь эльфов. Они двуличны и коварны.

— Отец, это неправда, — настойчиво ответил Огер. — Четвертый человек обязательно убил бы меня, если бы не ее помощь. Он уже тяжело ранил меня, и она легко могла бы оставить меня, если бы она хотела, чтобы я умер. Вместо этого, она вытащила меня из воды, положила на берег озера и перевязала мои раны. И потом она привела меня с собой к ее собственному племени, и они заботились обо мне, пока я не выздоровел. Они легко могли бы убить меня, Отец, но вместо этого приняли в племя.

— Ты стал членом племени эльфов? — с ужасом спросил отец.

— Они называют себя Бегунами Луны, Отец, — сказал Огер, — и они совсем не такие, какими мы все считаем эльфов. Они относились ко мне с уважением, как и к любому другому члену племени, и никто не презирал меня только потому, что я халфлинг. Я жил как один из них.

— Как их раб, ты имеешь в виду, — зло бросил его отец.

— Нет! Иначе как бы они разрешили мне жениться на одной из них?

— Что? — сказал его отец, вскакивая на ноги.

— Мира моя жена, Отец, — сказал Огер. — У нас есть ребенок. У тебя есть внук. Если ты захочешь увидеть его, а я уверен, что ты захо-

— Этот мой сын переспал с грязной эльфийской девчонкой и даже заимел щенка от нее! — закричал его отец так яростно, что все остальные члены племени бросились к ним. — Никогда я не думал, что мои старые глаза увидят свет такого дня!

— Отец, послушай меня, — попытался сказать Огер, но не смог перекричать шум, который поднялся после крика вождя.

— Ты обесчестил меня! — ревел отец, указывая на него. — Ты обесчестил все племя! Ты обесчестил всех халфлингов на свете!

— Отец, ты не прав-

— Молчи! Никто не разрешал тебе говорить! Да лучше бы ты переспал с горной кошкой, чем с эльфийкой! Больше ты не мой сын! Ты даже не настоящий халфлинг! Ты проклят и обесчещен, и мы должны очиститься от скверны, которую ты принес в племя! Слушайте меня, мой народ! Огер больше не мой сын! Я, Рагна, вождь Калимора, проклинаю его и осуждаю на смерть в огне, мы сожжем его и вместе с ним эту болезнь, которую он принес с собой! Уберите его с моих глаз!

Они набросились на него и схватили его, ругаясь и осыпая непрерывными ударами, потом надежно привязали к стволу дерева агафари, а сами пошли за хворостом для очистительного костра. Рано утром они проведут Ритуал Очищения, и каждый член племени формально откажется от него, проклянет его перед лицом вождя, и когда солнце сядет, они сожгут его.

Поздно ночью, когда все разошлись, мать Огера подошла к нему. Она встала перед ним со слезами на глазах спросила, почему он сделал такую отвратительную вещь, зачем он принес столько горя в ее сердце. Он хотел было попытаться объяснить ей, но сразу же понял, что это бесполезно, она не поймет, и не сказал ничего.

— Почему ты даже не хочешь говорить со мной, мой сын? — спросила она.

Он взглянул на нее, ища понимание в ее глазах. Он не увидел ничего. Но возможно еще была надежда, последняя. — Освободи меня, Мама, — сказал он. — Если я обесчестил племя, по меньшей мере дай мне уйти и я вернусь туда, где меня любят и принимают. Я вернусь к своей жене и сыну.

— Я не могу, — ответила она. — Хотя это разбивает мое сердце, слово твоего отца закон. Ты сам знаешь это.

— То есть ты разрешаешь мне умереть?

— Я должна, — сказала она. — Я должна думать и о твоих братьях и сестрах. Ради них я не могу вызвать ярость твоего отца. Да тебе уже некуда возвращаться.

Он взглянул на нее с внезапным подозрением. — Чти ты имеешь в виду?

— Твой отец послал бегуна к Безликому.

— Нет! — сказал Огер с ужасом. — Только не это!

— Ты ничего не можешь сделать, — сказала она. — Воля твоего отца закон. А я никогда не видела его в такой ярости. Он поклялся, что смоет кровью позор, который ты принес в племя, и он попросит Безликого наложить заклятие на Бегунов Луны, которое убъет их всех, до последнего младенца.

— Но они не сделали ничего!

— Они осквернили сына Рагна, — сказала она, — и тем самым осквернили Рагну. Он наложит на них проклятье, и никто не отговорит его.

— Освободи меня, Мама! Пожалей, освободи меня!

— Чтобы меня осудили на то же самое, от чего ты убежишь? — сказала она. — Чтобы твоих братьев и сестер сожгли на этом самом месте? Как ты можешь даже просить меня об этом! Верно, эльфы запачкали тебя своей скверной, и даже сейчас ты думаешь только о себе, а не о нас.

— Я думаю не о себе, а о моей жене и сыне, и обо всем маленьком племени, которое не сделало ничего, чтобы оскорбить вас!

— Да, я вижу твои настоящие чувства, вижу, кому принадлежит твоя преданность, — сказала она. — Рагна был прав. Ты больше не Огер. Ты больше не мой сын. Ты заботишься о племени проклятых эльфов больше, чем о своей собственной семье и о своем народе. Ты больше не халфлинг. Мой сын мертв. Я всегда думала, что он умер больше пяти лет назад, и я была права. Я всегда буду лить слезы о нем. Осталось только это.

Она повернулась и ушла прочь, оставив его одного, хотя он кричал и бился, стараясь порвать свои узы. Но они были очень крепки, и убежать было невозможно.

Они спустились с низких северных склонов предгорий, чтобы пересечь маленькую долину на краю пустыни, за которой, насколько глаз мог видеть, лежала неровная, зазубренная линия высочайших пиков Поющих Гор. Когда они подошли к долине, они увидели, очень далеко от себя, даже Зуб Дракона, высочайший пик Атхаса. Кетер видел его в своих видениях, и он верил, что именно там они найдут пирену. Когда он рассказал им, что их поиск почти закончен, Бегуны Луны очень обрадовались, и начали пересекать долину, направляясь к горам. В этот момент на них обрушилась песня.

Меньше чем через час они все были мертвы. Аларон стоял один среди их упавших тел, потрясенный и оцепенелый. Всю его душу терзал ужас, это было намного больше чем то, что он мог вынести, и он совершенно не понимал, что случилось. Его мать лежала у его ног, ее невидящие глаза были широко открыты, она прикусила себе губы в агонии, которая исказила и заморозила ее черты. Он наклонился к ней и позвал ее по имени, потом заплакал, но она не ответила. Она никогда не ответит ни ему, ни кому-либо другому.

Кивара, мертвая, лежала рядом с ней, а недалеко от Кивары Эйрон и Поэт, его юные товарищи по играм, они все вместе играли, а потом вдруг они все закричали и попадали на землю, сжимая себя за горло и извиваясь от смертельной боли, пока не испустили дух. Кетера, их могущественного вождя, больше не было. Один за одним они падали на землю, сраженные какой-то страшной, невидимой силой, и теперь остался один Аларон, почему-то совершенно нетронутый, когда невидимая сила убивала одного за другим всех членов племени. Наполненный ужасом и беспомощный, он смотрел, как гибнет его племя, гибнет в ужасных муках.

Теперь он стоял и бессмысленно смотрел на искаженные, выгнутые тела, лежавшие вокруг него на песке. Это зрелище было слишком страшно, чтобы его юный рассудок мог его вынести. Он стоял, тяжело дыша короткими, нервными вздохами, задыхаясь и чувствуя страшное давление в своей маленькой груди, слезы текли по его щекам и он жалобно выл. А потом что-то внутри его треснуло.

Он повернулся и пошел в пустыню, не зная, куда он идет, не думая, впрочем он даже не мог думать. Он просто поставил одну ногу перед другой, не видя куда идет, потом другую перед первой, потом он сделал несколько шагов и пошел быстрее, а потом побежал.

Хныча и тяжело дыша, он бежал все быстрее и быстрее, стараясь убежать как можно дальше от того ужаса, который лежал за его спиной. Он бежал в пустыню, все дальше и дальше, вдыхая горячий, сухой воздух, но невыносимая тяжесть, лежашая на его груди, заставляла его корчиться, извиваться и мычать от боли. Он бежал все быстрее, никогда в жизни он не бегал так быстро, он бежал до тех пор, пока у него не кончились все силы, но что-то в его сознании сломалось задолго до того, как его мышцы перестали работать. Он упал, воя, на песок пустыни и его пальцы начали скрести его, он ухватился за эту обожженную солнцем землю чтобы не вывалиться из этого мира.

В один день его отец просто исчез, а вот теперь и его мать, его страж и защитник, также ушла навсегда. Хорошенькая Кивара, его озорная, непослушная подруга…ушла. Веселый, счастливый маленький Поэт, который всегда смеялся и пел…ушел. Эйрон, который был на несколько лет его старше, и казалось всегда знал все лучше, чем кто-нибудь еще…ушел. Кетер, их благородный вождь, видевший вещие сны… ушел. Все, кого он знал, ушли, оставив его одного. Потерянный. Беспомощный. Почему он выжил? Почему? Почему?

ПОЧЕМУУУУУУУУ? закричало его сознание, и пока оно кричало, оно расщепилось, разлетелось на куски, исчезла его личность, и юный эльфлинг, которого назвали Аларон в честь давным-давно умершего короля, просто перестал существовать. И пока он лежал, без чувств, мертвый и не мертвый одновременно, разделившиеся куски его разума отчаянно старались сохранить себя, выжить, и начали заново образовываться. И как если бы его крик был услушан за пределами этого плана бытия, пришел ответ. Сначала один, потом другой, третий, четвертый…

— Я знаю, — тихо сказал он, открывая глаза. Он тяжело сглотнул и смахнул с глаз слезы. — Я…знаю.

— Да, — сказал Мудрец, участливо глядя на него. — Да, теперь ты знаешь. Это именно то, что ты хотел?

— Все эти годы, странствуя, я стремился узнать правду…а теперь я бы хотел никогда не знать ее, — жалобно ответил он.

— Да, ты узнал правду, страшную правду, Аларон, — сказал Мудрец.

— Ты знаешь мое настоящее имя? — удивился Сорак. — Но…ты же сказал, что не пойдешь со мной в это путешествие…

— Никогда, — тихо и печально сказал Мудрец, качая головой. — Мне вполне достаточно знать, что тогда произошло. У меня нет ни малейшего желания видеть это своими глазами.

— Так ты знал?

— Да, я знал, — ответил Мудрец. — Хотя жизнь и увела меня далеко от них, но есть связи, которые не рвутся никогда. Я почувствовал, когда она умерла.

— Она? — тупо переспросил Сорак.

— Твоя мать, Мира, — сказал Мудрец. — Она моя дочь.

— Отец? — сказала Страж, внезапно выходя наверх. — Неужели это правда? Это действительно ты?

— Да, Мира, — сказал Мудрец, опять качая головой. — Ты была только ребенком, когда я ушел. И я здорово изменился за это время. Не думаю, что ты меня помнишь.

Слезы потекли по щекам Сорака, но плакала Страж. Они все плакали. Все вместе, все племя, Бегуны Луны, которое умерло, и тем не менее еще жило.

— Я не понимаю, — сказала Страж. — Как это может быть? Мы все — часть Сорака.

— Часть тебя — часть Сорака, — сказал Мудрец. — А другая часть тебя — Мира, дух моей давно умершей дочери. И часть тебя — Гарда, моя жена, мать Миры и бабушка Аларона.

— Могучие псионические таланты, с которыми родился Аларон, но которые еще не проявились к тому времени, породили сильные, но незаметные связи с тобой, и со всеми остальными членами племени, и он не дал вам умереть. Он не знал, что он делает. Он видел, как вы все умираете, и не смог вынести это, так как внутри него была сила, которая отрицала саму смерть. Его измученное страшной болью маленькое сознание не смогло выдержать такую пытку, и разбилось вдребезги, он пожертвовал собой, своей личностью, чтобы вы все могли жить. Ты, и Кетер, и Кивара, Эйрон, Поэт и все остальные…

— Но…тогда кто же такой Внутренний Ребенок? А Темный Маркиз?

— Внутренний Ребенок это тот, кто в ужасе убежал от того ужаса, который он увидел, и запеленал сам себя в самых глубоких тайниках своего собственного сознания. А Маркиз — это та самая железная воля и основная сила самосохранения, та ярость, которую он почувствовал, увидев смерть, дерзкий мятежник против неизбежной судьбы.

— А Скрич? — спросил Сорак, выходя вперед и оттесняя Страж. — Как родился Скрич?

— Ты сам породил его, — сказал Мудрец. — Он — та часть тебя, которая знала свой путь с момента рождения, олицетворение твоего стремления выбрать Дорогу Сохранителя, и не случайно твоя судьба привела тебя на Путь Друидов. Он родился в тот момент, когда Аларон прекратил свое существование, когда в своей тоске и муке он уничтожил сам себя, создав твою личность. Скрич та часть тебя, которая впитала в себя весь Атхас и любое живое создание, живущее на нем. Ты — Корона Эльфов, Сорак, рожденный от седьмого сына седьмой жены вождя. Пророчесто не говорило, что это будет вождь эльфов. Твой отец упал, когда спасал твою мать, а потом он встал, когда она перевязала его раны и спасла его, и они вместе породили новую жизнь — тебя.

— А что о великом, добром правителе? — спросил Сорак.

— Не правитель, но тот, который, надеюсь, поведет и спасет мир, — ответил Мудрец. — Аванжеон все еще в процессе рождения, медленного рождения, из меня. А теперь, когда ты пришел и узнал правду обо мне и о себе, еще один цикл перерождения завершен. Или, возможно я должен сказать, может быть скоро завершен, в зависимости от того, что ты решешь.

— Что я решу? — недоуменно сказал Сорак. — Но…почему решение остается за мной?

— Потому что это должен быть твой собственный выбор, — ответил Мудрец. — Свободный выбор. Ты — Корона Эльфов, и ты можешь дать мне силы для следующей стадии метаморфозы, и без этой силы я не смогу совершить ее. Но само решение должен принять ты сам, совершенно добровольно.

— Почему…неважно… конечно, Дедушка. — Скажи мне, что я должен делать.

— Не соглашайся так быстро, не подумав, — сказал Мудрец. — Это очень большая жертва с твоей стороны.

— Скажи мне, — сказал Сорак.

— Ты должен отдать мне все племя, — ответил Мудрец.

— Племя? — глаза Сорака полезли на лоб.

— Да, это единственный путь, — сказал Мудрец. — Они не умрут, но они будут жить во мне. Не так, как они жили в тебе. Наше сознание будет единым и будет тем самым сознанием, который породит аванжеона.

— Но…тогда получается, что это была судьба, рок, чтобы все случилось именно так и не иначе? — спросил Сорак.

— Судьба — это просто серия возможностей, — ответил Мудрец, — управляемых желанием и волей. Тем не менее большую часть своей жизни ты прожил таким, как ты сейчас, племя в одном. Прежде, чем ты согласишься, подумай хорошенько: сможешь ли ты жить без них?

— Но…я все еще буду Сорак?

— Да, но только Сорак. Ты будешь жить без остальных, без их поддержки. Тебе придется самому иметь дело с тем, что несколько раз едва не уничтожило тебя. Ты будешь один.

Сорак взглянул на спокойно спящую Риану, на Кару, сидевшую рядом с ней и внимательно смотревшую на него. — Нет, — сказал он. — Я буду не один. Я не боюсь.

— А что думает племя? — спросил Мудрец.

— Мы понимаем, — ответила Страж. — Мы всегда будем скучать по Сораку, но по меньшей мере часть нас всегда будет частью его. И я буду рада видеть его…единым, как я буду рада объединиться с моим отцом, которого я никогда не знала по-настоящему.

— Тогда иди ко мне, — сказал Мудрец, протягивая руки. — Пусть Гальдра будет мостом между нами. Достань твой меч.

Сорак встал и вынул меч из ножен.

— Наставь его прямо на меня, — сказал Мудрец.

Сорак сделал, как он сказал.

Старый волшебник положил руки на меч и глубоко вдохнул. — Держи его покрепче, — сказал он. Сорак сжал рукоятку меча обоими руками.

— Что теперь? — спросил он.

— Теперь это все кончается, — сказал Мудрец. — И начинается.

С этими словами он насадил себя на меч.

— Нет, — крикнул Сорак, но было поздно. Меч вошел глубоко внутрь, из тела старого мага брызнула кровь. Сорак почувствовал сильное ощущение покалывания и тепла, которое начало распространяться по всему его телу, а потом его голова закружилась. Клинок Гальдры засиял синим светом, и Сорак почувствовал, как племя начало покидать его. Он закричал, когда почувствовал, как что-то рвется, высвобождаясь, в глубине его сознания, как эфирная, аморфная тень проходят через клинок, от него к Мудрецу. Это случилась еще раз, потом еще, каждый раз все быстрее и быстрее, сияющие духи многичисленных личностей, которые были его племенем, переходили в клинок, а оттуда в старого волшебника.

И когда это кончилось, Сорак и Мудрец без сил повалились на пол, контакт между ними прервался, и меч высвободился из тела старого мага.

Кара встала, подошла к Сораку и склонилась над ним, проверяя его пульс. Удовлетворенная, она вздохнула и проверила Мудреца, который, постанывая, лежал и тяжело дышал, из его раны на груди текла алая кровь. Она взяла Серебряный Нагрудник, как и сказал ей Мудрец, пока Сорак совершал свое внутренне путешествие, и надела его на старого эльфа. Пока она смотрела, талисман ярко вспыхнул и исчез из вида.

Она ждала, полная тревоги, несколько мгновений, которые прошли для нее как часы, а потом Мудрец опять начал появляться, медленно и неторопливо. Наконец он стал виден полностью, рана от зачарованного меча закрылась, как будто ее и не было, не было и следов крови. Серебряный Нагрудник тоже исчез. Она расстегнула его тунику и увидела, что он стал частью его плоти, его серебряные звенья, которые были светящимися чешуйками кольчуги, стали серебряными перьями у него на груди, груди птицы.

И тогда Мудрец открыл глаза. Они были полностью синие, без белков, без зрачков, просто синие сферы, которые, казалось, светились.

— Теперь мы все вместе, — сказал он. А потом он слабо улыбнулся. — Это началось.