Билл Флэш Бэтмен возращается

Самые удивительные вещи, самые невероятные истории случаются всегда накануне Рождества. В это время, кажется, сама природа расположена пошутить, и в воздухе витает что-то странно тревожное; такое бывает только утром, когда заводятся часы.

В канун Рождества, наверное, тоже необходимо завести какой-то механизм, чтобы жизнь вертелась дальше. Ведь недаром есть примета: как встретишь Рождество, так проживешь и весь год. В это время как раз и происходят все те странные, иногда ужасные вещи, которые в один миг меняют всю жизнь.

И невозможно припомнить, в каком году и что именно произошло. Цифры, как маленькие звездочки, тают в черной бездне времени, и остается только событие — Рождество. В памяти всплывают имена, обстановка, место действия… Например, поместье Кобблпотов, расположенное всего в трех милях от Готэма… необыкновенно милое, поэтичное место.

Зима в этом году выдалась на редкость снежная и холодная. Обычно осенние дожди заканчивались гололедом только к концу декабря, и лишь в середине января выпадал серый мокрый снег, который держался недели две-три, не больше. На этот раз пронизывающий северный ветер принес свинцовые тучи еще в ноябре. Стало неуютно, и повалил снег. Он шел каждый день, заваливая город, укутывая его пушистым белым одеялом.

Таккер приехал домой поздно, в десятом часу вечера. Выезжая из Сити, он застрял в дорожной пробке, которые уже стали привычными для жителей города из-за снежных заносов, и проторчал там три часа с четвертью. Ужинать он не стал, просто выпил чашку чая с парой галет, намазанных соевым маслом.

Толстый престарелый слуга с большими залысинами на удлиненном черепе поставил на поднос чашку, сухарницу и собрался уже уйти.

— Как себя чувствует госпожа Эстер? — спросил Таккер.

Он достал из золотого портсигара тонкую сигарету и вставил ее в длинный сандаловый мундштук, украшенный замысловатой резьбой.

— Миссис Эстер с утра чувствовала легкое недомогание. К обеду у нее отошли воды. Сейчас с ней врач и сиделка из госпиталя.

— Что говорит доктор?

— Что к одиннадцати или к одиннадцати с четвертью вы станете отцом.

Слуга поднес к сигарете золотую зажигалку, вспыхнуло пламя, и Таккер глубоко затянулся терпким дымом. Он медленно поднялся со стула с высокой спинкой и подошел к жарко пылающему камину, глядя, как зачарованный, не бегущие по черным поленьям оранжевые языки пламени.

— Что-нибудь еще, сэр?

— Да… А впрочем, нет, Рон, вы свободны.

Слуга взял поднос и тихо вышел.

Рыжебородый врач протянул Таккеру папку с дюжиной листков.

— Что тут? — Таккер раскрыл ее и пробежал взглядом первый лист.

— Я не хочу пугать вас, мистер Кобблпот, но думаю, вам было бы неплохо с этим ознакомиться. Это результаты обследования. Полагаю, что вы должны быть готовы к любым неожиданностям.

— К черту! — Таккер швырнул папку на стол. — Вы что, боитесь сказать мне прямо и просто?! Извольте объясниться!

— Понимаете, ваш ребенок скорее всего будет уродом, мистер Кобблпот. Такой вывод мне позволяют сделать проведенные исследования. Слишком уж большая вероятность…

— Что значит — урод? Почему?

— Крайне неудачное сочетание генов. Такое бывает очень, очень редко. Ребенок родится нежизнеспособным.

— И что же вы посоветуете сделать?

— Теперь уже — ничего. Да и раньше тоже ничего нельзя было предпринять. Надо сохранять спокойствие и мужество.

— Может быть, просто прервать эту беременность?

— Нет. Уже слишком поздно, так что лучше подождать. Зачем зря травмировать миссис Эстер?

— Так значит, вы считаете, что через месяц она не будет волноваться? Через месяц ребенок-урод не будет травмировать ее? Вы думаете, что говорите?

— Нет, конечно, нет! Но все же удар будет не такой сильный.

— Черт! — Таккер вскочил со стула, сжимая кулаки. — Почему вы раньше ничего мне не сказали? Ведь было время!

— Мистер Кобблпот, сохраняйте спокойствие! Вы не представляете себе всей ситуации!

— Так объясните мне ситуацию, доктор! Можете говорить всю правду.

— У вашей жены, мистер Кобблпот, беременность протекла совершенно нормально. Но потом спонтанно начали возникать лавиноподобные генные мутации. Понимаете, плод развивался нормально и лишь в конце начал видоизменяться.

— Господи! — Таккер тяжело вздохнул. — На что же это будет похоже?

— Пока неясно. Но то, что изменение будет весьма существенным, уже ясно. Скорее всего, ребенок умрет сразу же…

— Бедная Эстер! А мне остается только ждать…

Доктор взял со стола брошенную папку и протянул ее Таккеру:

— Ознакомьтесь все же с документами, сэр.

В большом зале царил полумрак. Неровный мягкий свет исходил лишь от ярко пылающего камина и двух тяжелых витых канделябров над ним.

Таккер любил этот старый дом, старые традиции, доставшиеся ему от предков. Он любил этот строгий, чопорный и во многом наивный образ жизни. Эти стены давали ему силы бороться с трудностями, уверенность в себе и в завтрашнем дне.

Таккер стоял у высокого окна, выходящего в сад, и курил. Падал снег. Мягкие пушистые хлопья осыпались на деревья, на землю, словно лебяжий пух, легко и нежно.

Вдруг истошный женский крик взорвал тишину. Он вырвался из спальни, кривляясь и подпрыгивая, понесся по коридорам, наполнил до краев залу, и затих, ударившись о тяжелые бархатные портьеры у внутренних ставен.

Пепел сорвался с конца сигареты и упал на паркет. Неприятно и остро закололо в груди, душный обруч сдавил горло, не давая вздохнуть.

Крик повторился с еще большей силой, но теперь это был крик ужаса. Так кричат от ночного кошмара.

Таккер услышал поскуливание и торопливые женские шаги. Он обернулся. По коридору, ведущему из спальни, опрометью бежала сиделка. Ее большие серые глаза были полны слез, а правая рука, словно действуя сама по себе, запихивала в рот розовый батистовый платочек. Сиделка, всхлипывая, пробежала к двери, ведущей на лестницу.

Таккер поправил монокль и быстрым решительным шагом двинулся к спальне. В дверях он столкнулся семейным врачом Кобблпотов Уиллисом Ротшем. Тот суетился, отводил взгляд и явно не был расположен объяснять что-либо. Таккер вошел спальню.

Через мгновение он вновь содрогнулся от вопля ужаса и отчаяния.

Монокль тускло поблескивал в правом глазу мистера Таккера. Он поставил на стол бокал с шампанским и повернул голову к мистеру Уиллису. Тот тоже пригубил и отодвинул от себя бокал. Таккер тяжело вздохнул и произнес:

— С Рождеством, доктор.

— Да, с Рождеством, — кивнул Уиллис.

Немного помолчав, он повернулся к красивой брюнетке, сидевшей в кресле у камина, и спросил:

— Как вы сегодня себя чувствуете, детка?

— Спасибо, доктор, хорошо.

Таккер встал и медленно прошелся до рождественской елки и обратно. Помедлив мгновение, он произнес:

— Дорогой Уиллис, мы просто в отчаянии. Не могли бы вы, как человек достаточно хорошо знающий нашу семью, как наш старый друг, помочь нам в одном очень щекотливом деле?

Врач отхлебнул из бокала, промокнул пухлые губы салфеткой, кивнул и проговорил скороговоркой:

— Конечно, дорогой Таккер, вы можете рассчитывать на мою помощь.

— Понимаете, в чем дело, — мы хотели бы посоветоваться с вами относительно этого несчастного младенца. Вы понимаете?

— О, конечно! Но вы совершенно зря волнуетесь. Он в полной безопасности и чувствует себя превосходно! Конечно, это очень редкий случай, сэр! Очень. Пожалуй, такого еще не знала мировая наука. Но все идет как нельзя лучше. Ваш крошка развивается быстро. Просто нечеловечески быстро, но, наверное, так и должно быть.

— Мне это известно. Проблема тут совсем в другом…

— Не волнуйтесь. Как врач, я могу с полной ответственностью заявить, что ребенок вполне нормален психически, и вы совершенно зря держите его в клетке. Это не идет ему на пользу. Конечно, выглядит он странно, но ведь это только внешне. Скоро вы к нему привыкнете…

— Нет, — вздрогнув, сказала миссис Эстер, — мы не сможем привыкнуть к такому никогда. Уже несколько дней мне снятся кошмары с этим маленьким чудовищем. Боже… Доктор, что вы нам посоветуете? Может, отдать его в приют?

— Нет, дорогая, что ты, — повернулся к ней мистер Таккер, — мы не можем это так просто сделать. Это исключено. Ты забываешь, что если это произойдет, моя репутация не просто пострадает, — она погибнет! Трудно даже представить, что будет если об этом узнает пресса. Нас просто заклюют, как белых ворон.

— Но, мистер Таккер, ваш сын — милое смышленое создание. Конечно, это не обыкновенный ребенок, но я считаю, что вы зря переживаете. Пройдет совсем немного времени — и все привыкнут.

— Нет, доктор, — Таккер метнулся к столу и наклонился над мистером Уиллисом. — Это исчадие ада! Это — демон, который появился на свет только для того, чтобы уничтожить нашу семью! Он разрушит этот дом. И лучшее, что мы можем сделать, это избавиться от него, и как можно скорее, пока об этом не узнал весь Готэм.

— Что? — глаза доктора полезли из орбит. — Вы отдаете себе отчет в своих словах, сэр?

— Да. И прошу вас мне помочь.

— Нет. Боюсь, что в этом случае я ничем не смогу быть вам полезен.

— И тем не менее, я вынужден настаивать. Вы ведь знакомы с историей болезни Эстер и материалами обследования в клинике.

— Да, разумеется. Но причин умерщвлять малыша я не вижу! И прошу вас прекратить этот разговор.

— И тем не менее, — настаивал Таккер, — в документах ясно сказано, что ребенок нежизнеспособен. Это значит, что он все равно умрет. Это же ваше заключение!

— Я не Господь Бог и могу ошибаться. Сейчас я знаю только одно: ребенок жив, и здоровье у него в полном порядке.

— Он умрет, доктор, — Таккер еле сдерживался. — Этот урод делает невыносимым наше существование!

— Да, доктор! — поддерживала мужа Эстер. — Я просто боюсь подходить к нему, не то что брать в руки.

— Но это не причина убивать ребенка! — настаивал Уиллис.

— Нет, причина! Я не хочу, чтобы нашу семью считали проклятой. Сохранить его, упустить драгоценное время и дать умереть своей смертью сейчас непозволительная роскошь. Это значит обречь себя на заточение в этих стенах на бесконечно долгий срок. Не дай Бог, он проживет достаточно долго! Когда он станет старше, все будут тыкать пальцами и говорить: «Вон пошли те, у которых сын — урод. Наверное, они очень плохие люди, если их так наказал Бог». Мы станем презренными изгоями. Помогите нам, доктор!

— Вы просто чудовище, мистер Кобблпот! — с чувством сказал доктор.

— Вы оба сошли с ума! — Эстер вскочила с кресла и подошла к столу. Мистер Уиллис, как вы могли такое подумать! Мистер Таккер совсем не то имел в виду! Он страшно, безумно устал и, поэтому, наверное, не смог достаточно точно сформулировать нашу просьбу. Но как вы могли?! Вы же лечили еще наших родителей, как же вы…

— Извините, дорогая Эстер, — растерянно проговорил Уиллис. — Но мне показалось, что мистер Таккер предложил мне нечто, не соответствующее моим представлениям о порядочном человеке. Или это не так? Я, понимаете ли, врач, а не детоубийца!

— Я повторяю, доктор: вы неверно поняли моего мужа!

— А как же вы прикажете истолковать то, что сейчас было услышано мной?

— Нам нужно свидетельство о смерти ребенка. Только бумага! Нам надо, чтобы официально, для всех, наш сын умер. А вообще мальчика никто убивать не собирается; как такое вообще могло прийти в голову, а тем более вам?! Право, я удивлена! Малыш просто будет жить в одной семье. Мы уже обо всем договорились. Это достаточно далеко отсюда, чтобы ни у кого не возникли подозрения. Мне будет нелегко это сделать, я — мать, но поверьте, нам это крайне необходимо. Вы нам поможете? Правда?

— Я, право, не знаю, мадам, — замялся Уиллис. — Поймите меня тоже! Я — врач… Боже… Извините! Ради всего святого, извините меня! Действительно, как могло такое прийти в голову! Наверное, я переутомился. Это все же был сложный ребенок!

— Но этот разговор останется между нами? Да, доктор? — Эстер посмотрела Уиллису в глаза и взяла его за руку.

— Мне надо подумать, — нерешительно пробормотал доктор, — я не знаю…

— Не переживайте, милый Уиллис, — снова вступил в разговор Таккер, я рад, что мы наконец поняли друг друга. Думайте. Когда решите — дайте знать. Мы очень на вас надеемся.

— Да, мне надо все обдумать.

— Ну, разумеется, — успокаивала его Эстер, подмигивая супругу; тот кивнул.

— Мы обещаем, мистер Ротш, что ребенок будет жив и здоров. Нам нужно только свидетельство. Мы не можем дать ему то, что должны дать родители, но, тем не менее, он Кобблпот, и мы попробуем купить ему любовь чужих людей. Может быть, это хоть как-то облегчит его участь. Мы не можем оставить его в доме, это превратит нашу жизнь в ад, но мы купим ему рай.

Странный подтекст на промелькнул в последних словах Эстер.

— Я подумаю, — ответил Уиллис.

Стенные часы в дальнем углу пробили два раза. Доктор тяжело поднялся, поклонился и произнес со вздохом:

— Мне пора идти. Позвольте откланяться. Завтра слишком трудный день.

— Ну что ж, — мистер Таккер натянуто улыбнулся, — еще раз счастливого Рождества.

— Да, да, и вам счастливого… Будьте здоровы.

— До свидания, милый Уиллис. Мы ждем вашего решения и очень надеемся на вас…

Снег бесконечно падал на белую землю. Эстер стояла у окна, смотрела на призрачную искрящуюся карусель, и бокал слабо дрожал в ее пальцах.

Таккер, словно на крыльях, влетел в зал и, напевая какую-то мелодию, подхватил Эстер на руки и закружил.

— Что с тобой, милый?

— Все прекрасно, все просто великолепно! Он сделал то, что нужно!

Мистер Таккер вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его жене:

— Читай! Это — свидетельство.

Эстер поспешно раскрыла конверт и, вынув бумагу с гербами и печатями, начала ее быстро читать.

— Да, да, это именно то, что нужно! Вот его подпись!

— Дорогая, это лучший рождественский подарок, не правда ли? Кобблпот-младший умер пяти дней от роду, бедняжка, прямо на Рождество! Все кончено!

— Да, кончено. Но…

Эстер перевела взгляд на клетку, стоящую возле сияющей огнями елки. Оттуда доносилось лепетание ребенка и позвякивание погремушек. Улыбка сползла с лица мистера Таккера. Он бросил пальто прямо на пол, подошел к столу, положил на него бумагу и замер.

— Что мы будем с ним делать? — Эстер тихонько подошла к нему и обняла за талию, пропустив руки под пиджаком. — Нам надо это решить.

— Да, надо это решить, и немедленно.

Таккер налил шампанского и отошел к окну. Снег все еще шел.

Пушистый рыжий кот спрыгнул с каминной полки и важным шагом подошел к клетке. Обнюхав ее, он принялся тереться мордой о прутья. Звук погремушки стих. Маленькая нечеловеческая ручка внезапно схватила кота и быстро утащила в клетку. Кот дико взвыл, клетка заходила ходуном и из нее во все стороны полетели клочья кошачьей шерсти. Через несколько секунд крик кота стих, и снова, как ни в чем не бывало, залепетал ребенок и забренчала погремушка.

Мистер Таккер залпом выпил шампанское и молча посмотрел на жену. Та тоже осушила свой бокал и еле заметно кивнула.

— Одевайся, — мистер Таккер швырнул пустой бокал в камин, — и заверни это, — подняв с пола пальто, он вышел.

Был праздничный рождественский вечер. Легкий мороз бодрил и приятно освежал. Огромные пушистые хлопья снега бесшумно падали на высокие сугробы, сверкающие в свете уличных фонарей и праздничной иллюминации, развешанной на карнизах домов.

Мистер Таккер поставил плетеную из лозы коляску на заднее сидение автомобиля и, поцеловав жену в щеку, сел за руль.

— Куда мы поедем? — Эстер захлопнула дверцу.

— Никуда, — монокль в глазу мистера Таккера зловеще блеснул, — мы просто погуляем.

— Погуляем? Так поздно?

— Да. Сейчас многие гуляют. Ведь сегодня праздник. И мы тоже поедем гулять.

— Но куда?

— Туда, куда решили.

— Да-а-а… Конечно, куда решили, — задумчиво проговорила Эстер. Послушай, милый, я тебя просто обожаю. Конечно, зоопарк — это прекрасное место для нашей прогулки.

Машина остановилась у перекрестка. Мистер Таккер открыл жене дверцу, затем с заднего сидения вынул коляску и поставил ее на колеса. На улице было многолюдно и шумно. То и дело взрывались хлопушки, люди громко смеялись, осыпая друг друга конфетти. Семейство Кобблпотов тихо направилось к парку.

— С Рождеством вас! — белокурая девушка, катившая перед собой нарядную коляску, улыбнулась, а ее спутник приподнял шляпу.

— Вас также, — Кобблпоты принужденно улыбнулись и ускорили шаг.

Они вошли в парк, широкие аллеи которого вели к входу в зоопарк. Было тихо, пусто и белым-бело. Таккер шел впереди по заснеженной дорожке, спрятав голову в воротник пальто, и нервно курил сигарету. Эстер катила следом коляску и что-то бормотала себе под нос. Ворота зоопарка были открыты. Здесь тоже было тихо и безлюдно. Лишь скрип снега под каблуками и легкий шорох ремней коляски нарушали тишину.

Странен и непривычен вид зимнего зоопарка. Звери спрятаны в утепленных подземных помещениях, а на поверхности — лишь замерзший луна-парк, да занесенные снегом огромные бетонные фигуры животных.

Обогнув гигантского краба с растопыренными клешнями, внутри которого располагался аквариум и водные аттракционы, Кобблпоты остановились на горбатом мостике, переброшенном через небольшой ручей. Эстер подошла к каменным перилам и перевела дух:

— Ты так бежишь!..

— Извини, любимая, но у нас слишком мало времени.

Эстер быстро и ловко расстегнула ремешки, поддерживающие корзинку коляски на металлическом остове. Таккер подхватил плетенку и одним движением перебросил ее через парапет мостика. Корзинка упала в темную воду и, мерно покачиваясь, медленно поплыла, увлекаемая слабым течением полузамерзшего ручья. Через несколько минут коляска скрылась в темноте гигантского провала трубы, через которую ручеек уходил под землю неведомо куда.

Таккер и Эстер еще долго стояли на мосту и смотрели вслед. Их обоих переполняло ощущение свободы и какой-то животной радости.

Урод исчез, унося с собой проклятие семьи Кобблпотов.

Добропорядочной семьи Кобблпотов.

Готэм. Такой маленький, но такой благополучный городишко! Кажется, все невзгоды и неурядицы обходили его стороной. Менялись президенты, поли-тика страны, инфляция и кризисы жестоко терзали державу, но только не Готэм. Ничто, казалось, не может нарушить благополучия и спокойствия, царившего здесь. Потому что все жители стремились только к одной цели своему личному благополучию и процветанию родного города. Это, и только это, считалось хорошим тоном и настоящим патриотизмом.

Во всяком случае все здесь делали вид, что дела в Готэме обстоят именно так.

Шла предрождественская распродажа. Магазины, переполненные товарами и покупателями, кипели и бурлили. Все готовились к предстоящему празднику, запасались продуктами, сувенирами, подарками. На улицах появились шумные компании подростков. Они галдели и резвились, но полиция не обращала никакого внимания. Каникулы…

Маленькая Готэм Плэйс был самым красивым и нарядным местом города. Большая рождественская ель, купленная мэрией на севере страны, возвышалась перед зданием центрального банка. Возле елки соорудили помост для ораторов, который сейчас окружала толпа пенсионеров и безработных. Они ждали подарков, которые обычно раздавали городские благотворительные организации после церемонии зажигания рождественской елки. Щелкали затворы фотоаппаратов, сверкали вспышки — это работали корреспонденты местных газет, собирая материал для праздничного выпуска.

Из небольшого шатра позади помоста вышла высокая стройная длинноногая девушка в короткой норковой шубке. Она грациозно прошлась перед публикой и объективами, ослепительно улыбаясь, и остановилась у микрофонов. Сбросив с плеч шубку и оставшись в пестром купальнике, отороченном пушистым белым мехом, она томно проговорила:

— Ну что? Нравится?

Толпа одобрительно загудела и захлопала в ладоши.

— Дамы и господа! — уже громким официальным голосом продолжала красавица. — Граждане Готэм-Сити! Прошу внимания! Пора зажигать елку!

Она подошла к большому красно-белому кубу, разукрашенному цветными лентами и блестками, и обеими руками нажала огромную синюю кнопку. Елка вспыхнула разноцветными огнями, раздались взрывы петард и на собравшихся посыпались тучи конфетти.

Лицо девушки сияло неподдельным счастьем, толпа ревела. Восторженный вопль отразился от стен окрестных домов и, усиленный многоголосым эхом, понесся в разные стороны по улочкам, отходившим от площади. Гул оваций докатился до самых окраин, затихая в глубине малоэтажных районов…

Самый большой небоскреб Готэма был погружен в вечерний мрак. Только вывеска над стеклянной дверью подъезда светилась алыми огнями: «Шрекки» и зубастые кошачьи мордочки — символ компании — ехидно улыбались прохожим. Свет горел в стеклянном куполе, где размещался кабинет главы фирмы.

За большим круглым столом сидело пять человек. Все они выглядели не лучшим образом: казалось, что наступающее Рождество празднуют все, кроме них. До праздника оставалось совсем немного времени, а эти люди, наверное, последние во всем городе, еще были на работе.

Полнеющий мужчина средних лет медленно поднял руки и, заложив их за голову, еле заметно потянулся, пытаясь размять затекшую спину.

— Надеюсь, — со вздохом проговорил он, — это Рождество будет счастливым.

Сидевшие рядом кисло заулыбались, опуская глаза.

Высокий худощавый человек в роскошном костюме поднялся с кресла и подошел к небольшому столику, на котором ровными рядами стояли разнообразные бутылки. Выбрав одну из них, он налил в высокий бокал золотистый напиток и медленно вернулся на свое место.

— Господа, — его голос был тихим, но с отчетливыми властными нотками, — мне неприятно говорить о моих проблемах в этот вечер. — Он немного помолчал, выдерживая паузу.

— Какая разница. Все равно тебе придется это сделать, дорогой Макс, не сегодня, так завтра.

— Вы правы, господин мэр. Вы прекрасно знаете, что если мы будем строить, то нам понадобится разрешение на строительство, подписанное, между прочим, не только вами, а также документы на аренду участков земли. Вы, наверное, в курсе, что это будет электростанция?

— Электростанция? — мэр удивленно поднял брови. — Макс, подожди. Зачем нам электростанция?

— Но ведь мы договорились, что я начну постройку какого-нибудь объекта, полезного всему городу.

— Да, был такой разговор. Но электростанция… Господи, Макс, да у нас электричества столько, что хватит, наверное, до середины следующего столетия, даже если во всей стране будет электрический кризис. Почему бы тебе не заняться чем-нибудь другим?

— Другим? Чем же? У вас есть конкретные предложения? Я вас внимательно слушаю.

— Вы хоть изредка читаете газеты? Хоть что-нибудь, кроме бумаг вашей фирмы.

— На что вы намекаете?

— Ни на что. Возьмите вечерний номер любой газеты. Это просто средневековье какое-то. «Снова видели пингвина», «Ужас живет в нашей канализации!»

— Ах, это! — Макс взял со стола толстую подшивку газет и, перелистав ее, процитировал: «Пингвин — человек или миф?» — Я в курсе, господин мэр.

— Но надо же что-то делать!

— Но я — бизнесмен, а не супермен и не член муниципального совета. По-моему, этот вопрос нужно адресовать главному архитектору, ассенизационной службе, наконец, полиции, которая, похоже, не лучшим образом справляется со своими обязанностями, если до сих пор она не в силах прекратить скандальные мистификации каких-то шалопаев и хулиганские выходки банды клоунов, которые будто бы тоже живут в городской канализации. Именно это я считаю настоящим ужасом.

— Сейчас мы говорим не о работе полиции, господин Шрекк.

В зал вошла секретарша Шрекка с большим металлическим кофейником в одной руке, и подносом с миниатюрной сахарницей и молочником — в другой. По очереди она подходила к сидящим мужчинам наливала дымящийся кофе в стоящие перед ними чашечки. На мгновение мэр запнулся, провожая хищным взглядом покачивающиеся бедра секретарши, но почувствовав на себе иронический взгляд Макса, продолжил:

— Дело совершенно в другом.

— В чем же?

— Почему бы вам не вложить свои деньги в решение проблемы с канализацией? Мы восстановим обветшавшие коммуникации, и все будет в полном порядке. Мы спасем город от страха перед надвигающейся опасностью. Общественность не забудет этот гражданский подвиг.

— Бороться с мифом — не подвиг. Настоящая опасность в том, что в один прекрасный день нам не будет хватать электричества. Наступивший в городе мрак поглотит куда больше средств и жизней, чем какие-то бездомные сумасшедшие, греющиеся на трубах отопления под землей. Мне известно, что город растет со скоростью один процент в год. Это не рост, это — взрыв! Готэм-Сити! И какое же будущее уготовано этому гиганту? Сияет как звезда. Включается и выключается, включается и выключается. Выключается! Почему? Потому что не хватает электричества. А ведь именно оно — источник жизни города. Мы сделаем его дешевым и доступным всем. Я считаю, это намного важнее, чем копаться в дерьме.

— Мне очень жаль, но ваши планы придется задействовать в общем порядке.

— Господин мэр…

— Пойми, Макс, я ничем не могу тебе помочь. Я не Господь Бог, и не могу самостоятельно принимать решения.

За время этого разговора Селина Кайл налила всем джентльменам кофе и теперь неподвижно стояла возле стойки с документами, не решаясь выйти и раздумывая, что же делать дальше. Ее страшно интересовал разговор шефа с мэром. Макс Шрекк как всегда был на высоте; несмотря на то, что получение необходимых ему документов откладывались на неопределенно долгий срок, он выглядел победителем.

Идея постройки в Готэме электростанции просто поразила Селину; она задумалась — и совершенно неожиданно для себя произнесла:

— У меня есть предложение…

В наступившей тишине ее голос прозвучал вызывающе резко, и все присутствующие удивленно посмотрели на нее.

— Ну, скорее это… вопрос… — Селина мучительно покраснела и умолкла.

— Ну-ну, мисс Кайл, — голос Макса был ровным и спокойным, как будто ничего не произошло, — надеюсь все в порядке у вас в хозяйстве? — он взял чашку и, отхлебнув из нее, обвел всех довольным взглядом. — Она прекрасно готовит кофе. Пусть об этом узнает пресса.

Селина засуетилась, пытаясь носиком горячего кофейника поправить сползшие на кончик носа очки. Она смертельно побледнела и, пытаясь оправдаться, беззвучно открывала и закрывала рот.

Тишину нарушил звук открывающихся дверей. В зал вошел хорошо сложенный парень в дорогом пальто. Он держал в руках трость черного дерева, украшенную конской головой из слоновой кости. Подойдя почти вплотную к столу и бросив по пути быстрый взгляд на съежившуюся Селину, он громко проговорил:

— Папа! Господин мэр! Все готово. Пора спускаться и радовать массы.

Макс извинился, быстро встал и направился к двери. Мэр лениво вылез из кресла и, кивнув своим помощникам, тяжело зашагал следом, положив обе руки на затекшую поясницу.

Зал опустел, но Селина еще долго стояла, не двигаясь. Оцепенение прошло лишь через несколько минут. Внезапно поднос и кофейник заплясали у нее в руках, на лбу выступил холодный пот. Словно во сне, она подошла к столу, поставила на него кофейные принадлежности и тяжело опустилась в ближайшее кресло.

— Господи! — выдохнула она. — Это просто идиотизм какой-то. Дура чертова, корова несчастная. Нет, это же надо! Хватило ума такое ляпнуть, да еще при мэре! Господи! Надо же было идиотке рот открывать!

Гигантские часы в виде оскаленной кошачьей рожи с торчащими из носа стрелками показывали без четверти семь. Дверь небоскреба Шрекков распахнулась. Толпа журналисток и зевак бросилась к ней, пытаясь пробиться сквозь плотную стену полицейских, мигом окруживших мэра и Макса, только что вышедших на площадь.

Замигали вспышки, через цепь полицейских потянулись растопыренные руки зевак, пытавшихся если не получить рукопожатие сильных мира сего, то хотя бы коснуться их.

— Господи! Здесь только автографы раздавать, — Макс пожимал чьи-то руки.

— Ну а что еще делать? — мэр поморщился.

Ослепительно улыбаясь, Макс продолжал:

— Носи перчатки. Лично я ношу. Они уже стали моей второй кожей.

— Тогда мне нужна еще перчатка для лица.

— Не переживай. Может, тебе будет легче, если ты воспримешь это как карнавальный костюм?

— Ой, не надо! — мэр вновь поморщился. — Не напоминай! Эти проклятые клоуны и пингвины лишают меня чувства юмора!

— Простите, господин мэр!

— Ладно.

Наконец официальные лица взобрались на сцену и выстроились перед елкой возле горы подарков, словно тоже выпали из красного мешка Санта-Клауса. Глава городской администрации тихонько сказал: «Сыр» и бодрым шагом подошел к микрофону.

— Большое спасибо, дамы и господа!

Толпа взревела с новой силой, в воздух снова полетели блестки и конфетти.

— Я от лица мэрии и от себя лично хочу поздравить вас с наступающим праздником. С Рождеством вас, дорогие земляки!

Бурные и продолжительные аплодисменты мешали продолжать речь. Жестом мэр попросил тишины.

— Сегодня, сейчас среди нас находится один человек, которого специально представлять не надо. Он очень много сделал для нашего города. Давайте поприветствуем его, этого настоящего гражданина — Макса Шрекка!

Мэр захлопал в ладоши и скромно отошел в сторону.

Толпа вновь взревела и зааплодировала…

Шум, доносившийся с площади, привел Селину в чувство. Истерика отступила, и мисс Кайл снова вернулась к свои обязанностям. Она переносила чашки, складывала какие-то бумажки на своем маленьком столике, над которым почему-то висели семейные фотографии Шрекков. Но такова была прихоть хозяина, и, хотя сначала это раздражало Селину, потом она привыкла. Бывали даже времена, когда она представляла себе, что это фотографии ее семьи. Очень уж они были благообразны и красивы.

Макс с покойной женой. Чипу пять лет. Макс на заседании в Вашингтоне. Чип на выпускном балу в университете…

Работа секретарши мистера Шрекка была несложной, но отнимала уйму времени. Необходимо было готовить кофе во время бесконечных деловых встреч Макса, перемывать горы чашек, раздавать целые кипы проспектов. В общем, девушке приходилось несладко, но она не жаловалась. Ведь каждый праздник раздавали разнообразные премии, надбавки к жалованию, и это позволяло безбедно существовать в небольшой квартирке и посылать немного денег матери, живущей в Нью-Джерси. Ни на какой другой работе Селина не смогла бы так хорошо зарабатывать. Так что, несмотря на постоянные мамины уговоры вернуться, она собиралась продолжать работать в фирме Шрекка.

Да и найти себе парня Селине хотелось именно здесь, в Готэме, городе неограниченных возможностей… Именно здесь она должна была найти того сказочного принца, который посадит ее в роскошный белый кадиллак и увезет в рассвет.

Бред, конечно, но в рассвет все же очень хотелось.

Собрав со стола чашки, она уже намеревалась их вымыть и подготовить к следующей встрече мистера Шрекка, но…

— Так, — задумчиво бормотала Селина, — контракты подготовлены, бумажные полотенца…

Тут взгляд ее упал на какие-то странные листочки, исписанные мелким почерком Макса.

— О Боже!..

Она быстро сгребла листочки со стола и, прижимая их к груди, бросилась по коридору к лифту.

Улыбаясь, Макс подошел к пирамиде, составленной из пестрых коробок и, широко размахнувшись, бросил подарки вниз, прямо на головы стоящих возле трибуны людей. Гул одобрения пронесся по рядам. Он, отечески улыбаясь, кивал головой. Еще несколько пакетов, перевязанных алыми ленточками, полетело в толпу.

Макс Шрекк надел очки и, откинув полу пальто, запустил руку во внутренний карман. Речи на месте не оказалось. Не переставая ослепительно улыбаться, он повернулся к Чипу Шрекку, своему сыну, и прошептал:

— Я забыл речь. Эта, как ее, наверное, убрала… Черт! Совсем голову задурила своими идиотскими выходками.

Потом Макс вновь повернулся к микрофону, аккуратно снял уже бесполезные очки и, положив их в футляр крокодиловой кожи, вернул в карман. Слегка прищурившись, он обвел толпу холодным ироничным взглядом и выдохнул в микрофон.

— Санта-Клаус? Боюсь, что нет, — он говорил искренне и задушевно, а все внимательно слушали; слова его шли явно от чистого сердца, и всем это нравилось. — Я просто несчастный бедный тип, которому повезло в жизни. Но я скажу вам прямо. Черта с два, чтобы я отдал хоть что-нибудь обратно! Я только об одном жалею — что не могу подарить вам мир во всем мире и любовь без всяких условий. С Рождеством вас!

Гром аплодисментов наполнил площадь. Макс вернулся на место; только сейчас он заметил, что из темного провала одной из радиальных улочек выехал большой куб, обшитый алой и голубой материей. Покачиваясь и, чуть не сбив с ног разносчика газет, он пересек проезжую часть и остановился. Тихо звучала рождественская музыка.

Мэр тоже заметил это сооружение:

— Хорошая идея, — довольный и удивленный, сказал он.

— Но не моя, — ответил Макс Шрекк.

Он вдруг почувствовал, что в этом кубе заключена какая-то опасность; ему вдруг захотелось оказаться где угодно, только не на этом помосте, не на виду. Провалиться сквозь землю, что ли?

Внезапно грянувший рождественский марш:

«С Рождеством, вас, с Рождеством,

С ярким светлым праздником…»

заставил людей обернуться. Красно-синие полотнища трепетали на крышке куба. Как на башне танка, откинулся люк, из которого хилым фонтанчиком выплеснулось облачко мишуры. Взорвались петарды, и фонтанчик начал расти. В воздух уже выбрасывались целые тучи конфетти, блесток, вот полетели какие-то цветы, яркие тряпки, куклы в пестрых клоунских костюмах…

Одна из них, перелетев через головы, угодила прямо в рождественскую елку и покатилась вниз по веткам, как по ледяной горе, сметая на своем пути гирлянды и лампочки. На помост упал до зубов вооруженный клоун и, резво вскочив на ноги, начал стрелять в воздух из автоматического пистолета.

Вдруг взревели невидимые моторы, стены куба лопнули, и наружу вырвалась целая банда клоунов-мотоциклистов в огромных безобразных масках в виде черепов, в глазницах которых дергались шарики для пинг-понга. Мотохулиганы принялись методично разносить все, что попадалось им по дороге: заграждения, лотки торговцев, фигурки зверей и сказочных персонажей.

Толпа бросилась врассыпную.

Разбив все, что можно, мотоциклисты с воем и улюлюканьем принялись гоняться за зазевавшимися прохожими и не успевшими убежать полицейскими.

А в это время куб изрыгал все новых и новых разбойников. Вот появились толстые огромные ребята, тоже одетые в костюмы клоунов, которые уверенным шагом пошли в разные стороны, за ними медленно вышел какой-то зудящий тип, одетый пионером дикого Запада, с шарманкой и несчастной мартышкой.

Эта вакханалия распространилась на ближайшие улочки: бегали, стреляли и все громили неизвестно откуда взявшиеся злые клоуны.

Только стоящих на трибуне никто не трогал. Они словно оцепенели и удивленно наблюдали за происходящим. Первым пришел в себя мэр. Он засуетился, задергался, забегал и набросился на полицейского комиссара с требованием срочно вызвать патрульные машины и вертолеты.

Шарманщик остановился недалеко от трибуны и поворотом ручки открыл переднюю дверцу шарманки. Из музыкального ящика показался обруч стяжки шестиствольной турели. Мечущийся взгляд горящих голубых глаз встретился со взглядом Макса Шрекка. Шарманщик восторженно взвыл, его лицо исказилось ужасной гримасой, зубы оскалились, и он медленно пошел к помосту, вращая ручку.

Макс Шрекк лежал на припорошенных снегом досках и скрежетал зубами. Более дурацкой ситуации представить себе было нельзя. Пули свистели над головой, разнося вдребезги стойку с микрофоном, елку… Деревянные ящики и осколки стеклянных шаров, осколки металла и пластика градом сыпались на него. Неожиданно стрельба прекратилась. Послышались приближающиеся шаги. Макс поднял голову. К помосту подходила группа клоунов.

— Нам нужен главный, — выкрикнул шарманщик, поправляя ремень своего смертоносного инструмента. — Самый главный среди вас.

Мэр посмотрел на Шрекков, на полицейского комиссара и сделал шаг вперед.

— Что вам нужно?

— Не ты, говнюк! — шарманщик скорчил недовольную рожу, из толпы медленно выскочил толстенький коротышка и ударил мэра в челюсть. Мэр отлетел назад и упал прямо на руки своих помощников.

— Нам нужен Шрекк!

Макс было дернулся, но перед ним возникла фигура Чипа.

— Прежде, господа, вы поговорите со мной.

В ответ несколько длинных ножей и пистолетных стволов уперлось в его грудь.

— Чип! — Макс бросился к сыну.

— Папа, беги, беги, спасайся!

Еще секунду Макс неподвижно стоял и раздумывал, но потом кто-то схватил его за рукав и резким движением сдернул с трибуны.

…Альфред открыл тяжелую дубовую дверь, окованную металлом, и вошел в широкий просторный холл. Поставив большой красный пластиковый пакет на низенький столик под овальным зеркалом в витой раме, он снял припорошенный снегом котелок, встряхнул его и направился к небольшой дверце в другом конце зала, расстегивая пальто.

— Мистер Вейн, я уже пришел, — проговорил он в пустоту, и его слова эхом отразились от высоких потолков.

— Как там в городе? — послышался в ответ голос, источник которого, казалось находился везде, в каждой стене этого старого замка. — Как сегодня погода?

— Погода? Великолепная, сэр. Настоящий канун Рождества.

Альфред вернулся к пакету и, взяв его обеими руками, направился в кухню.

— На площади зажгли елку, собралось много людей…

— Да? — удивился невидимый собеседник. — Наверное, наш мэр снова вытащил на всеобщее собрание Шрекков?

— Конечно! Ведь это самые популярные люди в нашем городе. Кроме того, они очень много сделали для всех нас.

— Ну, ладно, ладно. Что у нас сегодня вкусненького?

— Вы проголодались, мистер Вейн?

— Не отказался бы перекусить.

— Хорошо. Сейчас я приготовлю что-нибудь.

Альфред вынимал из пакета банки, коробки, свертки и клал все это на стол.

— Альфред, вы купили газеты?

— Нет, сэр. Сегодня я не стал этого делать.

Нарезанная тонкими прозрачными ломтиками ветчина ложилась на миниатюрное блюдечко.

— Почему?

— Мистер Вейн, вы бы видели этих сумасшедших парней с пачками газет в руках, просто бандиты какие-то… — На огромной плите зашипела сковородка. — Сегодня их будто с цепи спустили. Прохода не дают.

— И поэтому вы решили оставить меня без новостей?

— Не только поэтому, — Альфред поморщился, поправляя очки. — На площади ко мне подошел парнишка и ткнул газету прямо в руки. Я чуть не выронил пакет…

— Ну так почему же вы ее не купили?

Старик подошел к плите и поставил чайник на огонь.

— Я успел прочитать заголовки передовиц и не нашел ничего путного. Все те же надоевшие статейки: «Видели Пингвина», «Ужас живет в нашей канализации» и тому подобное. А так как все наши газеты все равно пишут одно и то же, то я подумал…

— По-моему, это интересно. Может быть, к Рождеству нашли что-то новое, сенсационное.

— Вы так считаете? — Альфред хмыкнул. — Ну где это видано, чтобы к празднику появилась хоть какая-нибудь захудалая сенсация?

Он медленно налил в фарфоровый чайник кипяток и поставил на поднос сахарницу.

— Ну ладно, Бог с ним. Лучше несите скорее чай.

— Все уже готово, мистер Вейн.

Альфред вышел из кухни, держа перед собой большой серебряный поднос и стал медленно подниматься по мраморным ступеням широкой лестницы.

Брюс откинулся на спинку кресла и, заложив руки за голову, смотрел из-под прикрытых век на пламя свечи, стоящей в тяжелом бронзовом подсвечнике. Странное чувство, преследовавшее его с утра, не прошло и после заката. Неясное предчувствие того, что это Рождество пройдет не так, как всегда, не давало покоя.

— Вы плохо выглядите, господин Вейн, — Альфред поставил поднос перед Брюсом, — вам нужно чаще выходить на улицу, гулять. Свежий воздух пойдет вам на пользу.

— Спасибо, — он взял чашечку и с видимым удовольствием сделал маленький глоток, — очень вкусно. Может, вы и правы.

— Я знаю, что с вами, сэр.

— Ну, слава Богу, хоть вы знаете это.

— Сейчас это называется модным словом «меланхолия». Вы просто заскучали, мистер Вейн. Городу больше не нужен защитник и покровитель, а вы очень близко к сердцу принимаете свое бездействие.

— Вы ошибаетесь, Альфред. Как раз наоборот. Меня никак не оставляет предчувствие, что в эти праздники мне придется еще раз надеть свой карнавальный костюм.

— Вам виднее, сэр. Может, вы и на этот раз не ошиблись.

Яркий луч света ударил в небо. На черных снеговых тучах появился четкий силуэт летучей мыши, расправившей крылья. Натужно взвыли моторы, разворачивая огромные блюдца зеркал. Еще один луч ударил в круглое окно в правом крыле замка. Тень гигантской летучей мыши легла на стену. Альфред прикрыл ладонью глаза от нестерпимо яркого света.

— Вот видишь, — Брюс медленно поднялся с кресла, — мое звериное чутье не подвело меня и в этот раз!

Его глаза горели когда он смотрел на гигантский силуэт крылатого существа, а грудь распирало от предвкушения предстоящих приключений.

— Я понимаю, что вы заняты, сэр, — Альфред поправил очки, — но только один вопрос. Вы будете к ужину?

— Не знаю. Я постараюсь, — Брюс улыбнулся и вышел.

Макс Шрекк бежал так, как не бегал никогда в жизни. Вокруг него, крича, метались по площади люди, стараясь спастись от снующих повсюду клоунов. Дорогу неожиданно преградил громадного роста толстяк с татуировками на гладко выбритой голове. В огромных ручищах он держал детские салазки, которыми орудовал, как булавой, рассыпая удары во все стороны.

Макс вынужден был упасть на землю и на четвереньках ползти прочь от ревущего, как бешеный лев, громилы. Потом он опять бежал. Бежал до тех пор, пока не очутился на соседней улице возле каких-то грязных ящиков. Здесь он остановился и перевел дух.

Вдруг послышались выстрелы и визг женщин. Мимо пробежали две женщины с пакетами — очевидно они только что вышли из магазина — а за ними, визжа и стреляя, ехала парочка клоунов на одноколесных велосипедах. Мистер Шрекк вцепился пальцами в разбитые кирпичи стены, еле удерживаясь на ногах.

Все, окружавшее его, казалось, начало плыть и искажаться, казалось игрушечным, нереальным. Люди, события, улицы — словно в каком-то бредовом сновидении, из которого никак не можешь выйти…

Он снова побежал, стараясь не оглядываться и не смотреть по сторонам. Дыхания не хватало. Впереди возле игрушечного магазина сумасшедший арлекин играл в огнемет. В одной руке клоун держал бутылку, а в другой огромный факел; отхлебнув из бутылки он подносил факел к губам и поливал потоками вырывавшегося изо рта пламени прохожих. Люди вспыхивали, как спички, и с воплем убегали. Улица опустела. Но неугомонный арлекин тут же нашел себе новое развлечение.

Он, дергаясь и кувыркаясь, побежал к стеклянной двери игрушечного магазина, за которой сидел огромный рекламный медведь, и выбил ее ногой. Подпрыгнув от радости, пестрый поджигатель дунул огнем в помещение. Медведь вспыхнул, едко дымя и наполняя улицу отвратительным смрадом. Через мгновение из магазина выбежало несколько человек, которые, не успев сделать и двух шагов, вспыхнули и заорали.

Макс больше не мог смотреть на это. Сорвавшись с места, он побежал дальше по улице.

Сзади послышался рев мотоциклетного двигателя. Он приближался, нарастая с каждой секундой.

Улица внезапно закончилась тупиком — грязным мрачным каменным колодцем. А грохот мотора становился все громче и громче. Макс оцепенел, вжавшись в грязные кирпичи.

И вот появился клоун. На голове — огромная маска в виде черепа с бегающими шариками глаз. Он поднял машину на заднее колесо и, визжа тормозами, сделал разворот перед самым носом Макса. На мгновение тот даже ощутил тепло работающего двигателя и запах теплого бензина. Инстинктивно Макс прикрыл лицо руками и закрыл глаза. Но ничего не произошло. Мотоциклист посигналил, взвыл, дал газ и умчался прочь.

Черная приземистая машина с закрылками, как у самолета, и широкими колесами «Формулы-1», неслась по заснеженной трассе, оставляя позади себя узкую сухую полоску асфальта, высушенную факелом реактивного двигателя. Над сияющими огнями Готэма в черных ночных тучах светился желтым пятном диск с силуэтом летучей мыши. Город звал на помощь Бэтмена, и теперь ничто не могло остановить это странное существо.

— Что же произошло на этот раз? — озабоченно прошептал водитель черного автомобиля, вглядываясь в ночь.

Его лицо, закрытое черной маской, было спокойно, но глаза горели, а губы были решительно сжаты.

Вот и Готэм-Сити. На улицах паника, тротуары усеяны разрезанными полиэтиленовыми кульками с продуктами и шляпами. Жителей, пытающихся укрыться в подъездах и магазинах, подстерегают вездесущие клоуны. Они выгоняют всех на проезжую часть прямо под колеса озверевших мотоциклистов. Вот несколько черепоголовых обогнали машину Бэтмена и понеслись вперед, сбивая несчастных готэмцев с ног.

Рука в черной кожаной перчатке коснулась тумблеров на панели управления — и автомобиль сразу ощетинился оружием. С боков выползли металлические конструкции, напоминающие крылья маленького самолета, не позволяющие приблизиться к нему, распахнулись миниатюрные дверцы, из которых показались стволы малокалиберных пушек.

Стиснув зубы, Бэтмен увеличил скорость и, догнав двухколесных хулиганов, вдавил алую кнопку в приборный щит. Стальные шары бесшумно вылетели из пушечных стволов и врезались в тела мотоциклистов. Миг — и они, кувыркаясь через голову, полетели в грязный подтаявший снег. Ревущие мотоциклы проехали еще с полсотни футов и рухнули, рыча и вращая колесами.

А черный автомобиль понесся дальше по улице.

На перекрестке образовалась пробка. Два клоуна с бейсбольными битами вдохновенно разносили полицейскую машину, взобравшись на ее крышу. Оставшиеся внутри стражи порядка визжали, как поросята, и закрывая головы руками, пытаясь защититься от ударов и фонтанов стекла.

— Где-то я уже это видел, — процедил сжатые зубы Бэтмен.

Черная машина замерла всего в десяти ярдах от беснующихся клоунов, которые трудились не покладая рук и не обращая ни на что внимания.

На крыше черного автомобиля открылся небольшой люк — и тонкая стальная сеть накрыла нападавших. Электрический разряд прошел по клеткам, на мгновение осветив улицу светом голубых молний. Тела под сетью забились в судорогах, как только что вытащенная на берег рыба.

— Еще двое, — спокойно подытожил Бэтмен и, развернув машину, понесся дальше, к Готэм Плаза.

В зеркальце заднего вида он успел заметить, как двое полицейских, выбравшихся из разгромленной машины, обрабатывают пойманную дичь резиновыми дубинками.

Под небольшим пешеходным мостиком, перекинутым через дорогу, бежала растрепанная женщина на высоких каблуках. Она громко звала на помощь и не выпускала из рук сумку с покупками. Было видно, что ей не хватает сил, что она скоро упадет, смертельно устав от погони. За ней на цирковом одноколесном велосипеде ехал долговязый тип с отвратительной разрисованной рожей. Он улюлюкал, визгливо хохотал и безостановочно стрелял в воздух из небольшого автомата.

Нога в черном сапоге резко нажала на тормоз. Машина остановилась точно между жертвой, так ничего и не заметившей и, голося, убегавшей все дальше и дальше, и гадким клоуном, который, не успев затормозить, врезался в черную громаду. С мостика на подмогу спрыгнул еще один разноцветный тип.

Бэтмен рванул машину с места, и она помчалась вперед, неся на капоте двух зацепившихся мерзавцев. Оба принялись ожесточенно стрелять в лобовое стекло. Пули рикошетили.

Прокатив их таким образом примерно квартал, Бэтмен развернул машину у небольшого павильона. Клоуны, словно подхваченные ветром цветные фантики, слетели с капота и, барахтаясь в воздухе, влетели в гигантскую витрину дорогого галантерейного магазина.

Из ближайшей арки выбежал, жонглируя факелом, кривоногий арлекин с неестественно раздутыми щеками. Подбежав к автомобилю, он поднес факел к губам — и облако алого пламени окутало машину.

— Ах, вот ты как, — легкая улыбка пробежала по губам человека в маске. — Ну что ж, поиграем в твои игры.

Машина приподнялась на выползшем из днища цилиндрическом основании и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, опустилась на прежнее место. Тугой сноп ревущего пламени вырвался из сопла и ударился в пляшущую фигурку. Арлекин вспыхнул, как брошенная в костер соломинка. Реактивная струя подняла тело в воздух и ударила о стену ближайшего дома. Ураган огня стих.

— Ну что? Нравится? — Бэтмен посмотрел в зеркальце.

В сугроб упало нечто бесформенное.

Широкие мощные колеса взвизгнули и, выпустив облачко дыма из-под подгоревших протекторов, сорвали черную стрелу с места…

Едва Селина Кайл переступила порог, как ей тут же под ноги упала какая-то женщина. Громко причитая, она пыталась собрать рассыпавшиеся из разорванного пакета покупки. К ней подошел мужчина в маске, схватил за талию, поднял и, сунув, как сверток, под мышку, уволок в подъезд. На противоположной стороне улице толстяк в ярком комбинезоне с цветными пуговицами бил корявой палкой витрины магазинов.

— О! Неужели это начался карнавал? — проговорила Селина. — Боже… Официальная часть, наверное, уже закончилась! Мистер Шрекк будет очень недоволен…

Она остановилась, раздумывая, как теперь поступить с забытой речью. Нести ее боссу или вернуться обратно и просто положить бумаги на место? Эти раздумья продолжались до тех пор, пока полноватый респектабельный господин не налетел на нее и не выбил из рук листочки, которые тут же разлетелись по тротуару и мостовой. Пытаясь их удержать, девушка замолотила руками по воздуху и заорала. Не удержавшись на носу, слетели очки. В довершение ко всем неприятностям, кто-то начал стрелять из автомата.

— Стоп! Не психуй! — скомандовала себе барышня. — Сначала — очки. Иначе все равно ничего не получится.

Близоруко щурясь, она осмотрелась. Вот они, лежат на проезжей части всего в каких-то пяти шагах от нее. Увидев цель, Селина вытянула руку и медленно, словно на охоте, пошла к очкам, не обращая никакого внимания на бешеный танец людей вокруг нее. Она была настолько увлечена восстановлением нормального зрения, что не заметила, как черный приземистый автомобиль вылетел из-за поворота, и, резко затормозив, остановился в двух шагах от нее.

— Минуточку, я только… — произнесла Селина в ответ визжащим за ее спиной тормозам, надевая очки. — Вот…

Вдруг она почувствовала, что кто-то подхватил ее на руки и потащил по тротуару. А рука с очками почему-то никак не могла достать до лица.

— Извините, — обратилась он к держащему ее человеку, — я вам очень благодарна, но…

Брызжа слюной прямо в лицо, тот проревел:

— Заткнись, сука! — и поднес к ее глазам искрящуюся дугу электрошока.

— Молодой человек, — Селина дернулась и нацепила непослушные очки.

— Заткнись! — орал прямо в ухо странный спаситель, сгребая ее в охапку так, что она не могла двинуться.

Мисс Кайл наконец-то сообразила, что перед ее носом шуршит электрошок, за спиной стоит какой-то злоумышленник, а из черной машины, вылазит ОН! Тот самый Бэтмен! Нет! Она, конечно, испугалась, как и положено в таком случае, но мысль о том, что вот сейчас Бэтмен, тот самый герой, покровитель Готэма, будет спасать ее, простую секретаршу, наполняла ее сердце гордостью.

Тем временем спаситель шел твердой походкой на помощь. Вот он ближе, ближе. Вот перед ним проскочил мотоциклист и, словно споткнувшись, свалился со своего двухколесного чудовища. Вот к Нему подбежал черепоголовый в сиреневых шароварах. Движение было настолько быстрым, что Селина даже не заметила, когда Бэтмен нанес удар. Она заметила только летящее сиреневое пятно. Человек за спиной покрепче прижал к себе Селину и проговорил дрогнувшим голосом:

— Еще один шаг, мистер Бэтмен, — и ей конец.

«Боже мой! Как красиво!» — подумала девушка. — «Он спасет меня от смерти!»

Она была очень благодарна схватившему ее клоуну. Ведь каждый ребенок знает, что электрошоком можно убить муху, ну или, самое большое, мышь. Но вот так, на улице — и Бэтмен!.. Такое бывает раз в жизни. Селина чувствовала учащенное биение сердца стоящего позади и понимала, что он боится. Это ей совсем не нравилось. Еще сбежит и испортит такой сюжет газетчикам. Хоть бы они были поблизости!

Тем временем Бэтмен резко откинул полу черного блестящего плаща. На широком поясе под плащом висела небольшая коробочка. Он быстрым точным движением рванул ее вверх, выпрямляя руку. Стальная стрела, просвистев над ухом клоуна, с визгом врезалась в стену. Тонкий тросик, тянувшийся от нее к руке Бэтмена слабо вибрировал. Клоун посмотрел на стрелу, и его улыбающийся красный рот расползся в настоящей счастливой улыбке:

— Вот тебе и раз! Ты промахнулся…

Договорить ему не удалось. Человек-легенда сделал неуловимый жест другой рукой — и большой кусок штукатурки рассыпался на голове злодея. Еще мгновение он не выпускал из рук Селину, но затем сознание оставило его, и, закатив глаза, он рухнул на тротуар как подкошенный.

«Ну же, корова, скажи ему хоть что-нибудь!» — думала мисс Кайл. «Хоть рот открой, что ли!»

Пнув носком туфли неподвижного клоуна, она глупо засмеялась, размахивая руками и открыла рот, но не произнесла ни звука.

«Господи! Что это я?! Ну, быстро! Собраться и сказать!»

— Тот самый Бэтмен, — заикаясь проговорила она, — или просто Бэтмен…

«Уйдет! Нечего навязываться! Точно, уйдет!»

Он поправил плащ и все так же молча, не проронив ни единого звука, развернулся и пошел к своей черной машине.

— Конечно, — засуетилась Селина, пытаясь хоть на мгновение задержать внимание своего таинственного спасителя.

Но Бэтмен уже садился в машину и никак не хотел обращать внимания на уже кричащую девушку:

— Каким хотите, таким и будьте, но…

Люк захлопнулся, и автомобиль, взревев, сорвался с места.

Теперь Селина окончательно пришла в себя.

— Ну ладно, — заметила она, пожимая плечами, — это, конечно, был очень короткий разговор, впрочем, как и все в моей жизни.

Чувствовала она себя отвратительно. Тело ныло, болела рука, за которую ее держал шут, Бэтмен ушел, так и не сказав ей ни слова, и вообще она вдруг вспомнила о забытой, а теперь уже и безвозвратно погубленной речи. Наверное, шеф просто взбесится. Она вздохнула и стала собирать разбросанные листочки.

— А с тобой-то что? — поинтересовалась она у безжизненного тела клоуна. — Тебе, наверное, сейчас надо к врачу? Что? Нападать на беззащитных женщин так просто, но так вредно для здоровья!

Вдруг она заметила, что в руке клоуна все еще зажат приборчик электрошока. Такой странной конструкции она никогда не видела. Осторожно вытащив из расслабленной руки продолговатую трубочку, Селина внимательно осмотрела ее и, не долго думая, ткнула ею в бок лежащее тело. Клоуна подбросило, тело задергалось в страшных судорогах, на губах появилась кровавая пена.

— Ого-го, — прошептала она.

Быстро сунув шокер в карман и подхватив собранные листочки речи Макса, мисс Кайл побежала в здание компании.

Макс Шрекк прошел вдоль стены и увидел небольшой узкий коридор между домами, заваленный всяким хламом. Протиснувшись через него, Макс выбрался на глухую темную улочку, совершенно безлюдную. По большим сугробам и нетронутому снегу было видно, что здесь уже с неделю никто не ходил. Он сделал несколько шагов. Неожиданно что-то звонко лязгнуло у него под ногами, тело потеряло устойчивость и полетело вниз, в какой-то глубокий темный колодец.

Что произошло потом, Макс видел как в тумане. Голоса, падающие тяжелыми каплями откуда-то сверху, гулким эхом разносились по темным влажным тоннелям. Мелькали какие-то фантастические лица.

Очнулся он сидящим на высоком табурете в огромном зале со сводчатыми закопченными потолками. Серый полумрак бетонного мешка освещался огнями чадных костров, горящих в металлических бочках.

За длинным столом, заваленным вскрытыми консервными банками и коробками со снедью, сидели странные люди, одетые в клоунские костюмы. Среди них Макс увидел того самого бородача в шляпе, который совсем недавно расстреливал трибуну под елкой из своей жуткой шарманки. Он что-то молча жевал, глядя прямо перед собой таким же, как и тогда, на площади, диким взглядом. Напротив него сидела худая, ширококостная белокурая девица с густо набеленным лицом и кроваво-красными губами. Ее большие ярко-голубые глаза не выражали ничего, кроме брезгливого отвращения.

Над столом висела тяжелая тишина, все молчали и почему-то не двигались. Только некоторые монотонно жевали. От всего этого Максу стало совсем не по себе. Он вновь осмотрелся. Место, где они сидели, оказалось площадкой возле большого бассейна с мутной бордово-черной водой, от которой дико несло гниющими помоями. На краю бассейна стояла довольно большая группа гигантских императорских пингвинов. Один из них, ковыляя на коротких кривых лапках, подошел к Максу и попытался клюнуть его в глаз. Макс отогнал надоедливую птицу рукой. Она медленно отошла в сторону и остановилась, как вкопанная, неподалеку.

На противоположной стороне бассейна находилась крутая бетонная лестница, уходящая вверх, к расписанной северными пейзажами стене.

Теперь Макс понял, где он находится. Это был «Павильон севера» в старом зоопарке, закрытом еще лет тридцать назад из-за какой-то катастрофы, происшедшей не то на его территории, не то где-то поблизости. Этого Макс Шрекк вспомнить никак не мог, но зато припомнил, как еще ребенком он приходил сюда с родителями поглядеть на диковинных птиц, которые никогда не летали. И вот по прошествии стольких лет он вновь оказался здесь, да еще в такой странной компании. Это было интереснее, чем все детские сказки вместе взятые.

Вдруг пингвины бросились в разные стороны — и перед Максом предстало странное скрюченное существо. Наверное, самое странное из всех, увиденных им сегодня. Оно походило на гигантского толстого пингвина, одетого в старый синий стеганый халат, согнувшегося у воды. В руках существа было большое желтое пластиковое ведро с нарезанной рыбой, которой он кормил обступивших его со всех сторон птиц. Существо повернулось к Максу и, подняв голову, прохрипело:

— Привет!

Шрекк обмер. Перед ним стоял человек пяти футов ростом с огромной лысой головой, от затылка длинными засаленными шнурами тянулись тонкие длинные пряди волос. Утопленные в лоснящийся белоснежной кожей череп глаза походили на большие черные пуговицы, пришитые к темно-фиолетовой подкладке глазных впадин. Длинный тонкий крючковатый нос без переносицы, как клюв, начинался от середины лба. Узкая щель беззубого рта расползлась по круглому мясистому лицу в ехидной улыбке.

— Наверное, ты думаешь, что бы сказать? — человек сделал несколько шагов по направлению к Максу. — Скажи просто: «А-а-а-а!».

Гулкое вибрирующее эхо взлетело под грязные своды и, отразившись в бетонных арках, сползло со стен в серый океан пингвиньих голосов. Человек отставил ведро и, протянув к Максу трехпалые кисти ластоподобных рук, прохрипел:

— Вообще это всего лишь кошмар. Сейчас ты дома. Спишь. Принял снотворное и отдыхаешь. Ты умираешь от канцерогенов, которые успел проглотить за всю свою жизнь. Что это? Несправедливость? Или наоборот? Поэтическая справедливость? Скажи мне!

— Что? Господи! Так все это правда? Человек-пингвин из канализации?!

Макс достал платок и, промокнув взмокший лоб, поднес его к носу, чтобы не слышать зловония этого мерзкого подземелья.

Человек-пингвин подошел к столу, отдал белокурой ведро с рыбой, она подала ему блестящие черные перчатки, которые он тут же натянул на свои уродливые руки. Затем он поднес клешни к лицу, осмотрел их и с довольным видом продолжил разговор:

— Тебе это покажется странным, Макс, но у нас с тобой очень много общего.

Он подошел к большой металлической бочке, из которой торчала дюжина зонтиков с диковинными изогнутыми ручками. Пингвин достал один из низ и не раскрывая, поднял над головой. Струя голубого пламени вырвалась из острия зонтика и ярко осветила уродливое лицо. Через мгновение огненный факел погас, а Пингвин, бросив этот, достал следующий зонт.

— Нас с тобой называют чудовищами, монстрами, — тонкая игла, словно змеиное жало, звеня, вылетела из острия второго зонтика. — Но ты почему-то уважаемое чудовище. А я, — Пингвин бросил и этот зонт и потянулся к третьему, — пока нет.

— Но-о-о, — Макс говорил спокойно, но подбирая слова, — я вообще-то не знаю… Я — бизнесмен. Жестокий? Да. Хитрый? Хорошо. Но все-таки я — не чудовище.

Ехидная улыбка вновь появилась на лице Пингвина. На этот раз он раскрыл зонт — огромный, белый, с черной спиралью, вьющейся по всему полю — и принялся вращать его перед собой.

— Да ладно, — он дружески хихикнул, — не стесняйся, Макс! Я все про тебя знаю. Все, что ты прячешь, я узнаю. То, что ты выбрасываешь в туалете, я ставлю себе на камин. Понял?

— Ты что, хочешь меня загипнотизировать? — спросил мистер Шрекк, указывая на зонтик.

— Нет, — Пингвин ускорил вращение, спираль стала расползаться в стороны белыми кругами, — просто хочу, чтобы у тебя голова заболела. А что?

— Да так, — Макс пожал плечами, — не получится.

Пингвин захлопнул зонт. Грохот выстрела ударил по сводам. Макс взмахнул руками и отшатнулся.

— А-а-а, — чудовище расхохоталось, — ты — трусливый сосунок! Это холостые патроны, — он отшвырнул зонт. — Неужели ты думаешь, что я бы ломал перед собой всю эту комедию, если бы собирался просто убить тебя? Нет, Макс, — он вплотную подошел к нему, — у меня совершенно другие планы. Я готов, Макс! Мне пора уже подняться на поверхность. Снова появиться в вашем мире. С твоей помощью. Для этого мне нужны твои знания.

— Тебе нужно наверх?

— Да. А тебя это не удивляет? Я родился не в канализации все-таки. Как и ты, я — оттуда, — подняв руку, Пингвин указал на небольшое окошечко высоко под потолком. — И я, как и ты, хочу, чтобы меня уважали. Не только эти, — он указал на сидящих за столом клоунов. — Мне хочется, чтобы все признали, что я — человек, хотя бы в душе. Но прежде всего я хочу выяснить, кто я. Узнать, как меня зовут, кто мои родители, — и в его хриплом голосе появились жалобные, плачущие нотки. — Это у вас там, наверху, все это очень просто и кажется само собой разумеющимся. А здесь все по-другому, Макс. Здесь — другая планета.

— С чего ты решил, что я помогу тебе?

Пингвин прищурил блестящие глазки и, тяжело дыша, уселся в большое потертое кресло, покрытое разноцветным тряпьем.

— Ну, хорошо, — сквозь зубы процедил он и кивнул сидящим, — давайте начнем.

Бородач торжественно извлек из-под стола огромный красный рождественский сапог и подал его Пингвину.

— Так. Посмотрим, что у нас здесь. Наверное, подарки. Правда, интересно?

Кривляясь и подмигивая, он извлек из сапога старый помятый термос и, отвернув крышку, выплеснул все дымящееся содержимое на большое грязное блюдо, стоящее возле него.

— Сначала — ядовитые отходы. Хочешь попробовать?

Ярко-зеленая бурлящая масса растеклась по блюду, дымясь и источая резкий запах серной кислоты. Макс зажал нос платком и поморщился.

— Что? Не подходит угощение? — глаза Пингвина горели. — Это богатство с твоей, якобы экологически чистой, текстильной фабрики. Видишь, вполне хватит для ленча! — он отодвинул от себя дымящийся смрадный кисель.

— Это могло взяться откуда угодно.

— Да? — Пингвин заерзал в кресле, запуская руку в сапог. — А документы, которые доказывают, что у тебя нет очистных сооружений? Что ты на это скажешь?

— Если бы такие документы были, — Максу стало неудобно на табурете. Я не признаю этого… — он попытался улыбнуться.

— Нет, ну все же, если бы они были?

— Я бы уничтожил их, разрезав на мелкие кусочки, — по лицу мистера Шрекка волной прошла судорога.

— Хорошая мысль, — Пингвин кивнул, — твои слова не расходятся с делом. Мне это нравится, Макс.

Покопавшись в мешке, он извлек оттуда сверток с длинными узкими полосками бумаги и бросил его к ногам Шрекка.

— Много клейкой ленты и много терпения. Вот эти документы. Восстановлены. Можешь почитать на досуге. Да, кстати, а как поживает твой партнер, Фрэнк Эткинс?

— Фредди? — Макс удивленно и со страхом посмотрел на хитро щурившегося Пингвина. — С ним все в порядке.

— Точно? А где он?

— Вообще, он… Он… в длительном отпуске. Он в полном порядке.

— Все в порядке, говоришь? Да? — Пингвин поднял брови, и его рот вновь растянулся в омерзительной улыбке.

Он покопался в тряпье, лежащем в кресле, и, вытащив оттуда что-то, заорал:

— Привет, Макс! Помнишь меня?! — он тряс перед носом Шрекка обрубком руки воскового цвета, покрытым пятнами пролежней. — Я — рука Фреда! горланил он. — Помнишь меня?

Макс вскочил с табурета. От увиденного ему чуть не стало дурно. Белые круги хороводом поплыли перед глазами. Пингвин подошел к нему, спрятав обрубок руки за спину, и, хитро прищурившись, прошипел:

— Хочешь познакомиться с другими частями тела?

Макс, прикрывая платком рот, отвернулся от него.

— Помни, Макс, — в его голосе звучали угрожающие нотки, — ты выбрасываешь — я подбираю.

— Знаете что, мистер Пингвин… сэр. Я думаю… Может быть я и смогу разработать сценарий возвращения. Так, чтобы нам обоим было хорошо. Ведь мы можем помочь друг другу!

— О'кей! — Пингвин протянул Максу руку, которую тот с энтузиазмом пожал, — ты не пожалеешь об этом.

Пингвин развернулся и захромал к столу. Макс опустил взгляд и увидел, что все еще сжимает кисть обрубленной руки Фреда.

Желтая дверь с изящным витым номерком распахнулась в темный коридорчик, который незаметно переходил в гостиную и кухню. Маленькая уютная квартирка, расположенная на втором этаже, отличалась редкой опрятностью и чистотой. Глядя на большие, круглые, идеально вычищенные половики и сверкающую кухонную утварь, расставленную по своим местам, можно было подумать, что здесь никто не живет. Что это просто рекламная квартира или студия.

Но нет.

На пороге появилась стройная светловолосая девушка. Она включила свет и весело закричала:

— Дорогой, я уже дома!

Красавица захлопнула дверь и замерла, держась за дверную ручку.

— Ой, — ошарашенно прошептала она, — я и забыла, я не замужем.

В этот миг очаровательная девушка превратилась в усталую измученную клячу, с растертыми ногами и головной болью. Щелкая выключателями, эта образина двинулась по дому, прихрамывая и подвывая. Доковыляв до ближайшего стула, и бросив на него только что содранную с себя драповую куртку, она поползла к холодильнику.

Через открытую над кухонным столом форточку с улицы проскользнула тонкая вертлявая черная кошка. Немного помявшись на подоконнике, она решила обратить на себя внимание и вежливо произнесла:

— Мяу!

— А, привет, киса!

Селина открыла дверцу и тупо уставилась на полки с разноцветными пакетиками и коробочками.

«Интересно, зачем это я сюда полезла», — мелькнуло у нее в голове.

— Мяу, — очень кстати напомнила кошка.

— Ах, да!

Выбрав пакет с молоком, и захлопнув дверцу, барышня подошла к блюдечку, стоящему на полу. Черный пушистый комок спрыгнул со стола и принялась тереться о ее ноги.

— Мур-р-р.

— Ну-ну. Вернулась, наверное, из какого-нибудь увлекательного и бурного сексуального путешествия. Хочешь поделиться со мной?

Кошка принялась молча обнюхивать пустое блюдечко.

— Ну вот, даже ты на меня обижаешься. Да нет, я тебя ни о чем спрашивать не буду… Вот, держи.

Селина плеснула молока. Кошка, урча, принялась за еду. А хозяйка замерла рядом, опершись локтями на стол и закрыв глаза, очевидно, уснула.

— Мур-р-р.

— Что?! — Селина вздрогнула. — Ты меня хочешь спросить, как человек может быть таким жалким? Да?

Она, прихрамывая, подошла к этажерке, на которой стоял телефонный аппарат с автоответчиком, и нажала кнопку перемотки.

— Тебе я кажусь жалкой. Конечно! Но я работаю. И мне надо платить за квартиру.

«Господи, ну почему так идти неудобно?»

Держась за стены, чтобы не потерять равновесие, и продолжая все включать на своем пути, Селина вошла в спальню.

Клац. Большая лампа под потолком.

Клац. Неоновая корявая надпись на стене: «Привет, милая».

Клац, клац, клац. Настольная лампа, бра, ночники.

Включив все, что можно, Селина подошла к встроенной в стену откидной кровати.

Включился автоответчик:

— Селина, дорогая, это твоя мама. Звоню, чтобы поздороваться с тобой…

Она вытащила кровать и, закатив глаза, со вздохом произнесла:

— Да, но…

«Господи, и так каждый день. Наверное, я могу даже не приходить сюда… Черт, но до чего же болят ноги!»

Автоответчик продолжал:

— Но я разочарована, что ты не приедешь домой на Рождество. Я хочу обсудить с тобой, почему ты так долго торчишь в этом Готэме и работаешь там какой-то секретаршей.

— Какой-то помощницей, — гордо надерзила красавица-кляча и бросила на кровать подушки.

— Селина? — промурлыкал автоответчик приятным мужским голосом.

«Да, да», — у нее перехватило дыхание. Она облокотилась на притолоку и с видимым удовольствием приготовилась слушать.

— По поводу нашей поездки на Рождество… — ворковал аппарат.

«Я готова. Только в душ и…» — она прикрыла глаза и расцвела в улыбке, рисуя себе предстоящую поездку.

Но голос в записи нежно проговорил:

— Я уеду один. Доктор говорит, что мне лучше побыть одному, а не быть каким-то придатком…

Радостное выражение лица сменилось разочарованной миной. Селина нажала клавишу «Пауза» и, тяжело вздохнув, плюхнулась на небольшой диванчик, заваленный мягкими игрушками. — Тоже мне, при-да-ток, — сквозь зубы процедила она, откидываясь на спинку и нервным движением срывая туфли.

Она провела ладонью по лицу и задумчиво проговорила:

— Да, веселье у Селины Кайл не прекращается. Наверное, нужно было поддаться ему тогда, когда мы играли в теннис. А может, и не нужно было.

Еще немного погоревав, она нажала клавишу, и автоответчик заговорил хорошо поставленным женским голосом:

— Алло! Селина Кайл? Мы звоним, чтобы рассказать вам о новых духах, разработанных нашей фабрикой.

На полу валялась продолговатая черная коробочка.

«Интересно, что это», — не узнала шокер девушка, — «и откуда… А… да-да-да…»

Для того, чтобы достать коробочку, не надо было даже вставать. Селина протянула руку.

«Да. Хорошая игрушка…»

— Женщины считают себя неотразимыми, — распинался женский голос, мужчины тоже не жалуются…

«У-у-у, надоели!» — она перемотала рекламную речь. — «Еще есть что-то?»

— Эй, Селина, это я, — раздался из автоответчика ее собственный голос. — Я звоню, чтобы сказать, что ты напрасно пришла домой. Тебе нужно вернуться на работу и приготовить документы для встречи Макса Шрекка с Брюсом Вейном.

— О Боже!.. — она, как ошпаренная, подскочила с дивана и заметалась по комнате.

Было уже около одиннадцати вечера, когда мистер Шрекк вошел в кабинет сына. Было тихо и темно. Горела только лампа на большом рабочем столе Чипа. В полумраке, возле больших металлических ящиков с документацией, Макс с удивлением увидел мисс Кайл. Даже не видя ее лица, можно было точно сказать, что она очень устала и теперь уже почти заснула, повиснув на выдвинутом металлическом ящике с бумагами. Бесшумно ступая по жесткому ковру с фирменной кошачьей головой, Макс подошел к ней и прошептал на ухо:

— Что-нибудь интересное?

Селина вздрогнула и, побледнев, резко обернулась.

— Я… я… Я просто, — голос ее срывался, — просто готовлю ваши документы для встречи с Брюсом Вейном.

— Да? — Макс сделал удивленное лицо. — Ну и как?

Она уже пришла в себя и стала отчитываться о проделанной работе:

— Я просмотрела файлы относительно электростанции. И… И последние капиталовложения мистера Вейна, — тараторила Селина, быстро сложив в папку бумаги и засовывая ее в ящик. — Я даже просмотрела секретные документы… — в трудовом порыве гордо произнесла она и тут же по огорченному лицу Шрекка поняла, что сделала еще одну большую глупость в своей жизни.

— Как интересно! — Макс не дал ей закрыть ящик шкафа, накинув на него свое пальто.

Селина отошла к столу и стала раскладывать по стопкам бумаги. Делала она это четко и быстро, как хорошо запрограммированная машина.

— Только я никак не могу взять в толк, — сказал мистер Шрекк, — как вам удалось проникнуть в компьютер? Вас можно спросить об этом?

Она посмотрела на него и тут же опустила взгляд.

— Ну-у, — протянула Селина, — я подумала, что кодовое слово, это «Геральдо», наверное.

С этими словами она указала на чучело карликового дога, стоящее позади стола на высокой полке с книгами и видеокассетами. Макс медленно подошел к фигурке и прочел надпись на металлической табличке, прикрепленной к деревянному основанию: «Дорогому Геральдо на вечную память».

— Да, его так звали. Вы так быстро сообразили… — одобрительная улыбка появилась на лице Макса. — Вам понравилось?

— Что? — не поняла секретарша.

— Ну, вам нравится работать с компьютером?

— О, да. Это все так интересно. Хотя я не понимаю технической стороны этого проекта, но все же мне стало ясно, что электростанция — это не электростанция.

— Что вы говорите? А что же это тогда?

Макс сел на край стола и приготовился слушать.

— Ну… Вообще-то… Это — накопитель.

Он одобрительно кивнул.

— И она будет не производить электроэнергию, а забирать ее, высасывать и складировать, то есть накапливать. Будет работать гигантским аккумулятором.

— Да. Правильно, — Макс снова одобрительно кивнул.

— По-моему, это совершенно новая, очень интересная идея.

— Ну и кому вы теперь собираетесь об этом рассказать?

То ли ей показалось, то ли действительно в глазах Шрекка появились холодные огоньки, но, почему-то испугавшись, Селина шепотом ответила:

— Никому, — и встала со стула.

Макс тоже поднялся, подошел к ней вплотную и страшным шепотом произнес:

— Вы помните одну старую-старую поговорку, мисс Кайл? «Любопытство убило кошку».

Она никак не могла понять, почему вдруг всегда такой спокойный и сдержанный шеф так странно себя ведет. Она в ужасе пятилась от него, пока не прижалась спиной к огромной раме широкого, во всю стену, окна. Дальше идти было некуда.

— Но я не кошка. Я просто помощница — секретарша.

— И очень хорошая секретарша, — Макс понимающе кивнул и вновь двинулся к ней, Селина в ужасе вжалась в холодный металл рамы. — Может быть, даже слишком хорошая секретарша.

— Послушайте, давайте это будет наш секрет. Хорошо? — залепетала она.

Теперь Селина вдруг сообразила, что узнала слишком много лишнего, слишком много такого, чего ей, пожалуй, знать не следовало. И сказала слишком много такого, чего говорить не стоило. Это так огорчило ее, что она чуть было не разрыдалась. Она так старалась, все сделала, а он… Теперь либо убьет, либо уволит.

— Ну как вы можете быть таким злобным, отвратительным человеком?

Макс склонился над ней и прошипел прямо в лицо:

— Эта электростанция… Это мое наследство, которое я оставлю Чипу. И ничто не сможет помешать мне. Слышишь, девочка, ничто.

Его большие серые глаза смотрели на Селину так странно, что ей вдруг померещилось, что он смотрит не на нее, а на что-то за ее спиной.

— Ну, хорошо, — она сложила на груди руки. — Давайте, пугайте меня! Запугивайте! Вы ведь не можете меня просто убить! Да?

— Ну-ну, — Макс покачал головой. — Вообще-то, я об этом как раз сейчас и думал.

Селина побледнела и вжалась в холодное стекло окна. Ей вдруг показалось, что Макс протянул руки к ее горлу, продолжая смотреть сквозь нее, длинные пальцы в тонких мягких перчатках коснулись подбородка и, удлинившись, как змеи, плотными кольцами охватили шею. Она ощутила себя маленькой лабораторной мышкой, которую поймал проголодавшийся удав. Во рту пересохло. Селина попыталась крикнуть, но звуки свернулись ежиками и, застряв в горле, больно царапали голосовые связки. Сердце так прыгало, что чуть-чуть не выскочило прямо в прижатые к груди руки. Вот уже закрылись глаза, воздуха не хватало… Все!

«Интересно, куда он денет мой труп», — это было последнее, о чем подумала умирающая секретарша.

— Ха, — вдруг сказал мистер Шрекк.

И Селина увидела, что она почему-то еще не умерла, а совсем напротив, стоит перед боссом. И он улыбается и стоит уже не над ней, а в двух шагах. И ничего страшного не произошло.

— Ха, — повторил он.

Идиотская улыбка стала непроизвольно расползаться по испуганной мордашке помощницы, и она расхохоталась.

«Действительно глупо. Чего это я?»

— Честно говоря… Ой! Вы меня действительно напугали, — она совсем расслабилась, поправила очки и сделала шаг от окна.

Макс отвернулся от нее. И в эту же минуту его правая рука нанесла Селине хлесткий удар по лицу. Одним молниеносным прыжком он налетел на девушку и со страшной силой бросил ее на оконное стекло. Оно взорвалось, не выдержав удара.

Селина почувствовала, что падает в холодную пустоту ночного города.

Дикий истошный крик. Эхо, отраженное от соседних домов…

Последнее, что она увидела — это желтый прямоугольник окна на черном мрачном здании. Он удалялся, стремительно уходя вверх.

Макс выглянул из разбитого окна. На снегу неподвижно лежала мисс Кайл. Матерчатый тент с изображением все той же кошачьей рожи зиял черной рваной раной там, где раньше скалились острые зубки. Кошка Шрекков сожрала не в меру добросовестную юную секретаршу.

«И чего это ноги болеть перестали? Стоп. И не только ноги… И тело почему-то не чувствуется. Нет, правду говорят: „Если ты проснулся утром, и у тебя ничего не болит, значит ты умер“. Но… Где я? Так-так… Мусорка какая-то. Грязная. Женщина в снегу лежит. Красивая. Боже мой! Знакомое лицо! И имя ее… На языке вертится, щекочет, а не вспоминается. Ну… Ой, а что это с ней, интересно, произошло? Как бы не замерзла. Ну, сейчас. Сейчас я. Давай… А! А! А!.. Руки! Где? Взять ее не могу! Где я? Я?! Я?!

Ага… Вот я. Это, значит, я лежу, и я хочу. Значит… Действительно, уже ничего не болит. А жаль. Миссис Киска одна останется. Позвать бы. Миссис Киска! Кис-кис! Ох! Кричи не кричи… Все равно никто не услышит».

— Почему это не услышит!

— Кто ты?

— Глаза разуй, детка.

— Ой, киска, ты пришла! Моя хорошая! Я тебе так благодарна. Я, понимаешь ли, умерла…

— В который раз?

— ?..

— Ой, извини, я забыла. Это у кошек девять жизней. И поэтому, когда мы умираем, то девять раз понарошку, в вот в десятый — уже навсегда. Хочешь попробовать?

— Ну… Я не знаю. Я все-таки не кошка. Я — помощница, секретарша…

— Ну и будешь опять секретаршей! Никто тебя не заставляет на четвереньках ходить. И вообще, за людьми обычно приходят либо сверху с золотым сиянием, либо снизу с чернильными волнами. А за тобой что-то никто не торопится. Не пришли. Совсем. Значит, ты не человек.

— То есть как? Всю жизнь была секретарша, человек, а теперь умерла и никто?

— Кошка, наверное. Ну… В душе, конечно. У нас тоже так. Девять раз никто не приходит. Хочешь оживай, хочешь так, без шкуры привидением бегай. Но вот только, если шкуру уничтожат, то ты так привидением навсегда и останешься. Хочешь?

— Не знаю…

— О святой Томас! Для чего я тебя, тупую крысу, уговариваю?! Ну подумай сама. Всю свою дурацкую жизнь ты провозилась с кошками. А кошка кошку видит издалека. Так?

— Ну… Всю или не всю…

— Так! Уж я-то знаю. Столько лет вместе в одной кровати проспали. Это раз! Живешь ты в каком-то кошачьем домике, только бантика на шее не хватает. Так? Так! Создала себе корзинку и спишь там. Одомашнилась. Это два! И, между прочим, за тобой не пришли. Это уже три! Хватит?

— Ну, дожила! Ругаюсь с собственной кошкой!..

— Это не «дожила», это называется по-другому. Ну так что, будешь оживать или поговорим через недельку?

— Подожди! Не убегай! Я как-то… Ну… Я не думала…

— Думала — не думала. Не видишь что ли? Остываешь уже! Тебя потом что, неделю реанимировать?

— Да, действительно. Вот и кожа уже синеет. Боже мой! Ведь на мусорке! Как некрасиво! Нет! Ни за что! На мусорке мне умирать совсем не нравится! Может, пойти другое место поискать? Как ты думаешь?

— Поищи, поищи. Вот и я говорю. Грязно здесь. Негигиенично и непоэтично.

— Ладно, давай. Как это делается?

— Все просто. Сейчас других котов позову. Отогреют тело. Ну, просто лягут вокруг и отогреют. А ты подойдешь и ляжешь прямо сверху. Как только температура приблизится к нормальной, ты провалишься внутрь. Там темно, но ничего, пытайся сразу открыть глаза, пошевелиться, почувствовать хоть что-нибудь. Главное — не бойся. Мы рядом, мы поможем. Ну что? Мяу?

— Мяу!

Желтая дверь с изящным витым номерком распахнулась в темный коридорчик, который незаметно переходил в гостиную и кухню. Маленькая уютная квартирка, расположенная на втором этаже, отличалась редкой опрятностью и чистотой. Глядя на большие, круглые, идеально вычищенные половики и сверкающую кухонную утварь, расставленную по своим местам, можно было подумать, что здесь никто не живет, что это просто рекламная квартира или студия.

Но нет.

На пороге появилась растрепанная, необычайно бледная девушка с кровоподтеком на лбу. Она включила свет и проговорила безжизненным голосом:

— Дорогой, я уже дома. Ой, я забыла, я же не замужем.

Затем дошла до ближайшего стула, положив на него изящную черную кошку, которую до этого, как папку, держала под мышкой, сняла изодранную драповую куртку и аккуратно повесила ее на спинку. Подойдя к холодильнику, девушка вытащила пакет с молоком и, так и не захлопнув дверцу, подошла к кошачьему блюдечку. Она двигалась медленно и четко, словно заведенный автомат, глядя прямо перед собой и не обращая ни на что внимания.

Селина плеснула молока, рука с пакетом «задумалась», и молоко пролилось на пол. Не обращая внимание на образовавшуюся белую лужу, она подошла к столу, поставила локти на его край и отхлебнула из пакета. Рука снова чуть промедлила, и струйки белой жидкости побежали по лицу, по платью, вниз, вниз, словно два молочных водопада.

Вздохнув, девушка вновь поднесла пакет к губам и, обливаясь молоком, но не отрываясь от пакета, медленно подошла к этажерке, на которой стоял телефонный аппарат с автоответчиком. Нажала кнопку перемотки. Отошла от этажерки, все еще обливаясь молоком, и остановилась возле стола.

Включился автоответчик:

— Селина, дорогая, это твоя мама. Позвони мне.

Она отняла пакет от губ.

— Селина, это твоя мама, — приставал аппарат, — почему ты мне не позвонила?..

— Алло? Селина Кайл? — из динамиков вновь донесся хорошо поставленный женский голос из рекламного отдела парфюмерной фабрики. — Мы звоним вам, чтобы спросить, Вы уже пользовались нашими новыми духами? Попробуйте их, настаивал голос, — и ваш шеф попросит вас задержаться после работы.

Она взвыла и бросила в автоответчик пакет с молоком. Белые брызги разлетелись по всей комнате, оставив следы даже на потолке. Но тот продолжал соблазнять:

— Попробуйте, и он пригласит вас на ужин. В ресторан! Эти духи мы приготовили специально для таких работающих девушек, как вы.

Селина подошла к аппарату и, вырвав его из сети, ударила об угол этажерки. Пластиковый корпус лопнул, и детали внутренностей брызнули во все стороны.

Глаза девушки блеснули, в них внезапно появилась жизнь, губы растянулись в улыбке. Казалось она наконец проснулась и поняла, что надо делать.

Отшвырнув растерзанный автоответчик и опрокинув этажерку, она бросилась к диванчику, сгребла с него плюшевых мишек и тряпичных клоунов и понесла их к кухонной раковине. Тихонько напевая и хихикая, она вынула из ящичка стола нож и принялась вспарывать животы игрушек. Она резала и рвала их матерчатые тела, тучи ваты и тряпок поднимались в воздух. Сейчас Селина походила на расправляющуюся с птицей кошку, рвущую пух и перья, в надежде добраться до вожделенной сладкой и теплой плоти. Затолкав останки игрушек с ток раковины, она включила измельчитель. Взревел моторчик, и из отверстия слива, как из жерла вулкана, фонтаном полетели клочья пушистой обшивки и пуговицы глаз.

Отшвырнув нож, она взяла с плиты тяжелую чугунную сковородку и двинулась в гостиную, орудуя ею, как булавой, обрушивая страшные удары на все, что попадалось на глаза.

Срывались маленькие картинки, билось стекло ажурных рамок, на их месте на стене оставались глубокие рваные провалы от ударов сковороды. Ухнула и разлетелась вдребезги зеркальная полочка с тюбиками кремов, флакончиками дезодорантов и фарфоровыми фигурками поющих птиц.

Селина носилась, как фурия, металась из стороны в сторону, разнося миленькую уютную квартирку, расположенную на втором этаже. Похоже, это было именно то, что нужно. Ее лицо раскраснелось, а глаза блестели, как у девчонки, пришедшей в луна-парк.

Последней жертвой сковородки стал телевизор. Артиллерийским залпом взорвался кинескоп, засыпая комнату мелкими, острыми осколками. Фанерный корпус разваливался, вывернув наружу свои электронные внутренности.

Селина на мгновение остановилась, наслаждаясь беспорядком, и вдруг почувствовала, что это все слишком просто и безвкусно. Она бросилась к дверцам кладовки и, перевернув там все вверх дном, вытащила из какого-то ящика большой пузатый баллончик черной краски в аэрозольной упаковке. Нажав на головку форсунки, она принялась расписывать стены кухни и гостиной. Медленно ведя струей по стене, девушка вошла в спальню и приблизилась к платяному шкафу. Начертив на его белоснежных дверцах авангардистскую композицию из ломаных и кривых линий, она распахнула дверцы и остановилась, раздумывая, что бы сделать с его содержимым. По внутренней стороне двери тем временем расползалась клякса.

Раздумье продолжалось недолго.

Струя черной краски прошлась по всему ряду одежды и принялась выписывать вензеля на тонкой розовой футболке, заливая нарисованные на ней смешные мордашки веселых котят. Изрисовав футболку, Селина сдернула ее с плечиков и, разорвав пополам, бросила под ноги. Та же участь постигла одну за другой и остальные вещи, находившиеся в шкафу. Разгром шкафа прекратился только тогда, когда девушка вытащила большую черную дождевую накидку. Она полюбовалась ее глянцевой поверхностью, блестящей в свете ламп и ночников, а потом удовлетворенно произнесла:

— Есть!

Она вприпрыжку подбежала к небольшому столику возле кровати, на котором стоял домик куклы Барби с маленькими комнатками и обстановкой, в мельчайших подробностях передающих стиль и образ жизни хорошей преуспевающей куклы, которую так любит ее нежная маленькая «мама». Не выпуская из рук плащ, Селина обрушила на эту наивную идиллию струю черной краски; она заливала каждую комнатку, каждую вещь в этом игрушечном мире. Но завершить работу не удалось. Баллончик иссяк. Тогда, взбесившись, секретарша пустой аэрозольной упаковкой просто разнесла дом вдребезги. Образовавшиеся развалины она смела на пол и растоптала. Дом умер.

Повернувшись, Селина запустила бесполезным баллоном в светящуюся корявую надпись: «Привет, милая». Буквы разлетелись, хлопая, как праздничные хлопушки.

Внезапно она совершенно успокоилась и, безмятежно улыбаясь, вытащила из-под стола большую пластмассовую коробку. Раскрыла ее, вывалив на стол гору катушек, лоскутков, кружев, иголок, взяла в руки плащ, и, повертев его перед глазами, принялась резать на мелкие кусочки, которые тут же сшивала толстыми белыми нитками.

За окном жалобно мяукали коты, расхаживая взад-вперед по подоконнику и заглядывая в комнату.

Селина ощутила: все, что она сейчас делает, происходит не по ее воле. Руки сами брали ножницы, сами кроили и сшивали материал, отрезали куски проволоки, выгибая из нее причудливые очертания кошачьих ушей. А ей было просто хорошо и спокойно. Она была счастлива.

Сшив узкую перчатку, Селина натянула ее на руку — и тут же поняла, что шьет себе не маскарадный костюм, а вторую кожу. Перчатка была именно тем, чего не хватало руке.

Селина принялась разгребать хлам на столе и вдруг почувствовала укол. Это под пальцы попалась шпулька от швейной машины. Девушка надела ее, подобно обручальному кольцу, на безымянный палец, отогнув лепесток крепления. Никелированное острие блеснуло в свете лампы, как железный коготь.

Кошка облизнулась, сдернула перчатку и продолжила работу.

Через час окно на втором этаже старого дома со звоном вылетело в ночной холод, разгоняя перепуганных котов. Тихий кошачий плач наполнил улицу, он усиливался, рос, и, дойдя до апогея, замер.

В это время одна кошка призналась своей подружке:

— Знаешь, киса… Не знаю как тебе, но мне сейчас гораздо лучше!..

Утро выдалось хмурое и пасмурное. Серое небо, как тяжелое одеяло, придавило город. Настроение природы совпадало с настроением граждан, начинающих потихоньку оправляться от потрясений вчерашнего вечера. На улицах было пустынно и тихо. И только возле большой скульптуры атланта, держащего на плечах модель атома, толпился народ в ожидании выступления мэра. Площадь была совершенно непригодна к проведению на ней каких-либо мероприятий и поэтому здесь, прямо на ступенях городского парка, была установлена небольшая трибуна, а внизу под лестницей расставили стулья для почетных гостей.

Мэр быстро подошел к трибуне и, облокотившись на нее, обвел присутствующих напряженным взглядом. Сидящий слева от него мистер Шрекк слабо кивнул. Мэр начал:

— Дамы и господа! Сегодня я хочу подвергнуть критике тот хаос, который творится сейчас в нашем городе. Это должно прекратиться и будет прекращено. Мы не допустим, чтобы такой большой и процветающий город, как наш, терроризировала шайка каких-то клоунов! По-видимому, они решили, что им все дозволено? Но это — их большая ошибка. У нас хватит средств и выдержки, чтобы положить конец этому вопиющему безобразию. Наш город, господа, распадается на части, вместо того, чтобы быть монолитным, как скала, как глыба, для отражения надвигающейся опасности. И мы — я и мэрия — полны решимости прекратить эти безобразия. То, что произошло вчера, не должно больше повториться никогда!

Слушатели одобрительно зашумели.

— Я знаю, — продолжал мэр, — может, сегодня и не стоит об этом говорить, но тем не менее, сейчас Рождество. Нужно веселиться и хоть на время забыть о неприятностях. Я говорю это не как чиновник, а как муж и отец.

Мэр указал рукой в сторону сидящей справа от него женщины, держащей на руках маленького ребенка, одетого в красный комбинезон Санта-Клауса с оторочкой из белого меха. Все с умилением смотрели на эту настоящую американскую семью и никто не заметил, как сзади, делая сальто и кульбиты, приблизился щуплый человек, одетый в шутовской наряд. Он подбежал к жене мэра и, выхватив ребенка из ее рук, ринулся к трибуне, оттолкнув плечом опешившего мэра.

— Я не буду говорить долго, — улыбаясь и показывая гнилые зубы, проговорил он. — Я буду говорить коротко. Спасибо.

Растолкав бросившуюся было к нему охрану, он перекувырнулся через голову и покатился в толпу. Люди шарахались от него, как от бомбы. Прижимая к груди ребенка, клоун высоко подпрыгнул, еще раз перевернулся в воздухе и нырнул в открытый кем-то канализационный люк.

Жена мэра вскрикнула и упала без чувств. А все собравшиеся бросились к зловещему отверстию, всматриваясь и вслушиваясь в зияющую темноту, не смея произнести ни звука.

Из люка послышался детский плач и чей-то истошный крик.

— Нет! Нет! Это человек-пингвин! — раздавалось из мрака. — Забери, забери ребенка! Забери, только мне ничего не делай! — верещал омерзительным голосом кто-то внизу.

Через мгновение все стихло. Толпа безмолвствовала. И вдруг в гробовой тишине из люка показалась лысая блестящая голова человека с гигантским птичьим носом и большими синими губами под глубоко посаженными черными глазами. Он медленно поднимался, держа в уродливых руках-ластах громко плачущего ребенка.

Люди хором ахнули и стали испуганно отступать, оглядываясь друг на друга, освобождая дорогу. Никто не решался приблизиться к тому странному полу-человеку, полу-пингвину. Только вездесущие, безрассудно смелые репортеры, наконец сумевшие пробить живой заслон, придвинули к нему свои микрофоны, направили объективы фотоаппаратов и телевизионных камер.

Пингвин вышел из люка и, быстро перебирая кривыми коротенькими ножками, подошел к мэру. Тот, как во сне, взял из его рук ребенка и передал жене, которая только что пришла в себя. Она обняла младенца и, прижав его к груди, поспешила укрыться от бросившихся было к ней репортеров за непроницаемыми спинами охраны.

Альфред придвинул стремянку и, взобравшись на нее, прицепил к верхушке елки маленького серебряного ангела с расправленными крыльями. Брюс подал ему шар и, подойдя к телевизору, покрутил ручки настройки.

На экране появилось взволнованное лицо спецкора.

— Это произошло несколько минут назад, — проговорил он, тяжело дыша в микрофон. — В сквере, где проходил митинг, организованный мэрией, таинственный Пингвин спас жизнь ребенку мэра. Он появился совершенно внезапно…

На экране замелькали лица мэра, шерифа, Макса Шрекка, полицейских. Брюс увеличил громкость и уселся на диван.

Камера подъехала к странному маленькому человеку.

— Я хочу только одного, — заявил тот, — найти своих родителей: маму и папу. Выяснить, кто они и кто я. А затем вместе с ними постараться понять, почему они сделали то, что, по-видимому, считали необходимым. Почему они поступили так с ребенком… — Пингвин поднес к лицу свои руки-плавники, затянутые в блестящую кожу перчаток. — С ребенком, который родился немного другим, не таким, как все, — он провел длинным пальцем по своему длинному птичьему носу, — С ребенком, который свое первое Рождество, и все последующие тоже, справил в канализации.

Альфред спустился со стремянки и подошел к Брюсу.

— Мистер Вейн, — спросил он, поправляя очки, — что-то не так?

— Нет, — не оборачиваясь, ответил Брюс. — Его родители…

— Он их потерял?

— Надеюсь, он найдет их.

— Какой ужас!

На экране вновь появился корреспондент, пробирающийся сквозь ряды своих коллег в Пингвину и стоящему рядом с ним Максу Шрекку. Достигнув цели, он продолжал репортаж:

— Вот рядом с этой живой легендой стоит знатный гражданин Готэма Макс Шрекк. Вы все его хорошо знаете. — Он ткнул микрофон прямо под нос Максу: — Что вы думаете по поводу этого чудесного спасения, мистер Шрекк?

Макс поднял брови.

— Я считаю, — протянул он, — что этот человек достоин восхищения. Он настоящий герой. По крайней мере мэр должен быть ему признателен.

— А почему Пингвин не появился раньше? Ведь о нем ходили такие слухи!

— Спросите об этом его самого, — Макс подтолкнул репортера к Пингвину.

— Мистер Пингвин…

— Я боялся появляться наверху. Про меня насочиняли море небылиц. Пингвин то и дело закрывал лицо руками, защищая глаза от света вспышек. Мне нужен был повод… Нет! Скорее случай!

Брюс выключил телевизор и, откинувшись на спинку дивана, посмотрел на Альфреда.

— У меня какое-то нехорошее предчувствие, старина, — он тяжело вздохнул.

— Мистер Вейн, вы видели? Этот Пингвин — действительно реальный человек. Подумать только!

Альфред достал из коробки новое украшение и полез на стремянку.

У входа в городской архив цепь дюжих полицейских с трудом сдерживала натиск нахальных корреспондентов.

Дверь парадного открылась и из него вышли Макс Шрекк и шериф. Газетчики бросились к ним, безостановочно клацая фотоаппаратами и выставляя вперед микрофоны.

— Пингвина не беспокоить! — взревел шериф.

Бойкий журналист в широкополой фетровой шляпе ткнул микрофон ему прямо под нос и громко затараторил:

— В архив для всех свободный доступ! И для прессы в том числе. Как насчет свободы прессы у нас в городе?

Макс взял микрофон из его рук и вышел вперед.

— Минуточку, — он поднял руку. — А как насчет свободы человека выяснить, кто он и откуда?

— Почему вы так беспокоитесь о нем? Он что, ваш личный друг? — не унимался досужий журналист.

— Да! Он — мой личный друг. И я думаю, что он, также, личный друг всего города!

— Но свобода печати, конституция!..

— Пусть конституция немного отдохнет. Все-таки сейчас Рождество. Макс ослепительно улыбался, спускаясь по ступеням.

Журналистская братия одобрительно загудела и осталась дожидаться Пингвина.

Брюс седьмой час сидел за компьютером, перебирая файлы видеоряда городских газет за последние сорок лет. Он выискивал статьи и заметки о странных уродах, неординарных событиях, происходивших в городе. Петли лязгнули и тяжелая стальная дверь открылась. С темного каменного потолка пещеры, влажного от сырости, сорвалась стая летучих мышей и с писком унеслась в провал грота.

— Мистер Вейн, мне придется снова вам напомнить, что долгое пребывание в этом сыром и холодном помещении может вредно сказаться на вашем здоровье.

— Разумеется, — кивнул Брюс, — сказаться на здоровье…

Он ничего не слышал, вчитываясь в очередную статью.

«…в шесть часов утра…»

Слуга налил суп в овальную тарелку и протянул ее Брюсу. Тот, не отрываясь от экрана, взял ее, и, набрав ложку, отправил еду в рот. Через секунду он совсем пришел в себя и удивленно заморгал. С трудом проглотив, Брюс облизал губы и пристально посмотрел на старика.

— Холодное, — постучал ложкой он по краю тарелки.

— Но сэр, — невозмутимо произнес тот, — это такой суп. Его подают холодным.

— Да? — Брюс хмыкнул и принялся есть. — Да, да. Конечно. Хорошо…

«…в шесть часов утра произошла авария на химическом заводе, принадлежащем… облако токсичных веществ движется по направлению к городу…»

Брюс сменил страницу на экране и продолжил:

«…городской зоопарк практически уничтожен… специальные отряды полиции высланы для истребления зараженных животных…»

Брюс потер вспотевший лоб и посмотрел на Альфреда.

— Где вы были во время гибели старого зоопарка?

— Я… — тот задумался и через мгновение ответил, — не помню точно, но, по-моему, на кухне, мистер Вейн.

По экрану продолжали ползти строчки текста:

«…предполагают, что исчезнувшие пингвины были тайно вывезены в лаборатории Техаса для проведения над ними опытов…»

— Бред! — Брюс нажал несколько клавиш и замелькали страницы. — А здесь что?

— Вот, — Альфред указал на экран. — Пять лет спустя. Забавное сообщение.

«Как сообщает профессор Лингрос, готэмские пингвины обнаружены в системе канализации города. Они настолько приспособились к этой среде обитания… развитие головного мозга и столь странного поведения дает право утверждать… это, безусловно, новый вид, появившийся вследствие неожиданной мутации… Через несколько лет нам придется бороться с пингвинами так же, как в других городах борются с крысами».

— Ну и как? — поинтересовался Брюс.

— Что вас интересует, мистер Вейн?

— Боролись ли с пингвинами?

— Нет, сэр, что вы! О них просто забыли.

— Ну да, Бог с ними… А здесь что?

«…в цирке был показан парад уродов…»

— Так, — Брюс полистал следующие номера, — интересно, интересно… Вот!

«…цирк вернулся …свободный бесплатный доступ…»

Альфред прошел вглубь пещеры, сел в кресло у заваленного электронным хламом стола и спросил:

— Вам кажется, что этот Пингвин скрывает что-то из своей биографии?

«…самый толстый человек в мире… тихий мальчик-птица…»

Брюс продолжал просматривать газеты, не отвечая на вопрос.

— Но почему вы хотите сказать, что этот Пингвин не такой, каким хочет казаться?

— А? Что? — Брюс обернулся. — Видите ли, дорогой Альфред, в этой истории участвует не только Пингвин, но и Макс Шрекк, а с ним всегда связаны какие-нибудь темные истории со спрятанными концами. Я не доверяю ему.

— Что вы, мистер Вейн! Сегодня утром в газете писали, что этот Пингвин — просто несчастный одинокий человек.

Брюс лишь пожал плечами и продолжал читать статью.

«…после выступления полиция закрыла цирк… по крайней мере один участник парада уродов исчез до того, как его успела допросить полиция…»

— Ну, теперь вам легче, сэр?

— Нет. Пожалуй, мне тяжелее.

Брюс выключил экран и, поднявшись со стула, поставил на поднос недоеденный суп.

— Вы правы, старина! Самое лучшее средство от хандры и усталости это свежий воздух.

— Вы отправляетесь на прогулку, так и не закончив трапезу? — Альфред поднялся со стула и, вздохнув, подошел к подносу. — Вечером будет овсянка и ваши любимые тосты с сыром.

— Согласен, — Брюс улыбнулся.

Маленький монитор, встроенный в приборную доску, запищал и вспыхнул. На экране появился Пингвин сидящий за большим столом, заваленным бумагами.

— Мистер Вейн, — поинтересовался слуга, — почему вас так волнует этот странный героический Пингвин?

— Понимаете ли, Альфред, я как раз сейчас наблюдаю за ним.

— Да? И что же вы видите?

— По-моему, он знает, кто были его родители. Что-то другое его интересует в архиве… что-то совсем другое…

— Что же именно?

— Мне бы очень хотелось это узнать.

— Значит, вы не отказались от мысли, что Макс Шрекк и этот Пингвин… — Альфред замялся, не зная, как лучше сформулировать свою мысль, чтобы не сказать какой-либо бестактности.

— Это очень зыбко, Альфред. На грани интуиции. И пока у меня нет доказательств.

В окне архива горел яркий свет. В большом зале за письменным столом, заставленным гигантскими пирамидами папок, сидел Пингвин, ожесточенно скрипя остро заточенным страусиным пером. Он то и дело перебирал сложенные аккуратной стопкой копии свидетельств о рождении, делал какие-то выписки на желтых листках бумаги и постоянно оглядывался на стоящих у входа полисменов.

Чувствовалось, что эта работа доставляет ему удовольствие.

Бэтмену надоело наблюдать за дергающимся Пингвином, который в жизни выглядел ничуть не лучше, чем на экране, и он бесшумно тронул автомобиль с места. Свернув за угол, машина понеслась по пустынным ночным улицам к восточной окраине города.

Пингвин медленно шел по узкой дорожке между рядами заснеженных могил. Он был одет в огромную тяжелую шубу, семенящая походка делала его похожим на катящийся по земле большой черный шар. Пройдя мимо посеревшей от времени кладбищенской часовни, он остановился у большого черного надгробья с высоким мраморным крестом. Отбросив в сторону зонтик и сорвав с головы цилиндр, Пингвин упал на колени, всматриваясь в надпись на камне: «Таккер и Эстер Кобблпоты».

Склонив голову, он положил на припорошенный снегом камень две алые гвоздики и, сложив на груди уродливые руки, остался стоять на коленях, вслушиваясь в вой холодного ветра.

Постояв так с минуту, он поднялся с колен, водрузил цилиндр обратно на голову, сложил зонт, и опираясь на него, как на трость, таким же мелким семенящим шагом направился к воротам, у которых толпились газетчики и зеваки, пришедшие поглазеть на диковинного человека-птицу.

Пингвин подошел к чугунной ограде. Люди загудели, напирая на стоящих в оцеплении полицейских.

— Пингвин! Пингвин! — послышались выкрики из толпы.

— Мистер Пингвин, — обратился к нему какой-то взъерошенный газетчик.

Он, как ребенок из кроватки, тянул сквозь решетку руку с микрофоном. Пингвин остановился и, поморщившись, произнес:

— Пингвин — это птица, которая не умеет летать. А я — человек, — он гордо поднял голову и поправил цилиндр. — У меня есть имя!

Пораженные его красноречием, люди притихли, вслушиваясь в слова. Всем, конечно, хотелось узнать как зовут этого загадочного человека. Он обвел их холодным надменным взглядом и крикнул:

— Освальд Кобблпот!

— Освальд, Освальд!.. — подхватила толпа.

— Мистер Кобблпот, — не растерялся репортер, — вы так и не смогли поговорить со своими родителями…

— Это верно, — уголки рта Пингвина поползли вниз. — Я был их первенцем, а они относились ко мне, как к выродку, — он тяжело вздохнул. Но такова природа человека. Он боится всего необычного. Может быть, когда я в первый раз взял погремушку в свой сияющий плавник, — Пингвин протянул вперед свои уродливые руки в блестящих перчатках, — а не в пять пухленьких пальчиков, может быть, именно тогда, они испугались.

Люди замерли. Освальд поднял голову и посмотрел на небо. Сквозь рваные дыры в серых тучах пробивался солнечный свет. На его лице застыла трагическая маска и несколько слезинок скатилось по пухлым белоснежным щекам. Он вновь тяжело вздохнул и выговорил тихо, но четко:

— Но все же… Я их прощаю.

Посреди улицы, мешая движению, толпились люди. Они рвали из рук счастливого торговца вечерний выпуск «Готэмского глобуса» и тут же, не отходя, читали и обсуждали. Это была настоящая сенсация.

Щуплая девушка подошла к мальчику с кипой газет и протянула мятую банкноту. Деньги мгновенно исчезли, и в руках девушки оказался свежий, пахнущий типографской краской номер. На первой полосе было набрано жирным шрифтом: «Пингвин прощает своих родителей».

— Как вы считаете, это ничего, что у него нет пальцев? — услышала она старческий голос за спиной.

Обернувшись, девушка увидела сгорбленную старушку, похожую на высушенный гриб, которая поправляла сползающие на кончик носа очки.

— Это неважно, — девушка улыбнулась, — главное, что у него доброе сердце.

К ним подошел полный мужчина в надвинутой на глаза шляпе.

— Я не верю во все эти сказки, — сказал он хриплым голосом.

— Этот Пингвин, как лягушка, которая стала принцессой, — пролепетала старушка, указывая корявым пальцем на фотографию Освальда.

— Нет, — толстяк поморщился, — скорее пингвином.

Девушка свернула газету и, положив ее в сумочку, пошла дальше.

На боковой улице было тихо и безлюдно.

«Кэт, наверное, заждалась, да и гости уже, должно быть, в сборе. Эта давка на площади…» — размышляла барышня, переходя дорогу.

Вдруг крепкие руки схватили ее за плечи и поволокли в грязную подворотню, на какую-то свалку, заставленную смердящими мусорными баками. Она закричала.

Широкоплечий громила встряхнул девушку, больно ударил о покрытую инеем стенку и зашипел, скаля редкие острые зубы:

— Тихо, сука, тихо…

Он одной рукой зажал рот своей жертвы, а второй вырвал из ее трясущихся рук сумочку и, раскрыв замок, высыпал содержимое в карман куртки.

Девушка попыталась вырваться, но здоровяк, чуть не задушив ее, рявкнул:

— Не дергайся, сволочь, а то голову оторву! Есть еще деньги?

И неизвестно чем бы все это закончилось, если бы на стену возле грабителя не упала тень. Бандит обернулся. В пятне слабого света, идущего из окон соседних домов, обозначился силуэт женщины, затянутой в блестящую облегающую одежду. Она медленно приближалась, играя длинным гибким хлыстом, то размахивая им над головой, то накручивая его на свое изящное тело.

— Как приятно видеть большого сильного мужика, — нежно и нараспев проговорила она, — который не боится полезть к слабой женщине… настоящего мужчину…

Парень отпустил девушку и, отбросив в снег сумочку, проревел:

— Это еще что за дерьмо?

Он выставил вперед грудь и пошевелил руками, разминая кисти.

— Ну, пожалуйста, — женщина собралась в комок и отбросила хлыст, будь со мной поласковей. Это мой первый раз.

Здоровяк, не вслушиваясь в этот бред, развернулся и нанес удар своим огромным, как кувалда, кулаком. Но женщина увернулась и, высоко подпрыгнув, как отпущенная пружина, ловко пнула громилу в плечо. Тот пошатнулся, но устоял на ногах. Еще прыжок, и тонкая шпилька каблука врезалась в грудь хулигана. Он глухо взвыл и прижался к стене, боясь пошевелиться.

— Мяу! — мурлыкнула загадочная женщина, подходя к нему.

Мелькнула растопыренная пятерня, сверкая в слабом свете стальными когтями — и широкие кровавые борозды пролегли на испуганном лице парня.

— В следующий раз будешь думать прежде, чем делать, — зашипела победительница, и когти блеснули еще раз.

По стене на снег сползло окровавленное тело с дырами на месте глаз. Спасительница щуплых девушек хищно оскалила ряд белоснежных зубов и, мягко ступая по снегу, грациозно подошла к насмерть перепуганной девушке.

— Ох, — зашептала было та, — спасибо, я не…

Она не договорила. Рука в липкой окровавленной перчатке закрыла ей рот.

— Как все просто… Да? Небось, красотка, ждешь, чтобы тебя спас какой-нибудь Бэтмен?

Девушка попыталась кивнуть, а эта в черном продолжала:

— Я не Бэтмен, я — женщина-кошка. Понятно?

Только сейчас барышня заметила, что у незнакомой женщины на лице маска, а на голове — кошачьи ушки.

Черное облако метнулось во мрак подворотни. Падал снег. Было тихо. И лишь скрюченное тело у стены говорило о том, что это не страшный сон. Подобрав сумочку, девушка бросилась бежать, тихонько поскуливая, как побитый щенок.

Брюс вышел из мэрии и направился к Готэм Плэйс. Настроение у него было паршивое. Бессонная ночь давала себя знать тяжелой усталостью во всем теле и гудящей, как церковный колокол, головой. Обогнув разгромленную елку, над восстановлением которой трудились рабочие, он двинулся к небоскребу с лаконичной надписью «Шрекки», над которым висел аэростат в виде круглой кошачьей головы.

После разговора с мэром тревожное чувство не давало ему покоя. Макс Шрекк явно хотел построить в Готэме никому не нужную электростанцию. Но для чего? Он что-то скрывал от всех. Но что? От всего этого Брюсу было не по себе.

Чип открыл дверь кабинета отца и пропустил его внутрь. Макс поднялся навстречу, надев привычную ослепительную улыбку. Пожав руку, Шрекк предложил Брюсу садиться.

— Я бы вам предложил кофе, но моя помощница в отпуске. Слава Богу, он сел в кресло напротив и сейчас же продолжил, — сейчас Рождество и никакой особой работы нет.

Они немного помолчали.

— Мне нравится твое влияние, Брюс, — почему-то тихо проговорил Макс.

— Ну, пока еще у меня никакого влияния нет, — громко и четко ответил мистер Вейн.

— Я тороплюсь с этим проектом, — как ни в чем не бывало продолжал Макс, — потому что вскоре он будет стоить гораздо дороже. А всем известно, что сэкономленный миллион — это заработанный миллион.

Брюс перебросил через стол толстую пачку бумаг.

— Вот заключение комиссии. Дело в том, Макс, что в Готэме полно электричества и мой вопрос заключается вот в чем. Что тебе нужно?

Макс пролистал страницы и, отложив папку, улыбнулся:

— Господи, ну как тебе не стыдно, Брюс! Мы ведь оба занимаемся бизнесом и оба знаем, что чем больше энергии, тем больше власти. А это самое главное в жизни.

— Я буду противником этого проекта, — предупредил мистер Вейн.

— Жаль.

— Я был у мэра и разговаривал с ним. Он тоже против твоего плана.

— Мэры меняются, — философски проговорил Мистер Шрекк. — Ты думаешь, что будешь судиться со мной пятьдесят раз? Не надоест ли такая борьба?

— Я не знаю, — Брюс пожал плечами. — Наверное я не смогу быть таким убедительным, как этот человек-птица.

Макс, как ужаленный, вскочил с кресла. Его лицо исказила гримаса.

«Странная реакция», — подумал Брюс, тоже поднимаясь.

— Человек-пингвин, этот Освальд, Господи, Боже мой… А? Между прочим, ему не повезло в этой жизни больше, чем нам всем вместе взятым.

— Этот Освальд, — перебил его Брюс, — стоит во главе банды клоунов. У меня нет пока доказательств, но я их постараюсь достать. Он… Тебе он не нравится потому, что он — урод?

— Мне все равно, как он выглядит. Просто… — Брюс замолчал, переведя взгляд за спину Макса на дверь кабинета, в которую вошла элегантная блондинка с взъерошенными волосами, вся в бинтах и пластыре.

— К сожалению, сейчас здесь нет моей помощницы. Но…

Макс заметил, что взгляд мистера Вейна устремлен не на него и тоже начал поворачиваться к двери. На полпути его настиг голос Селины:

— Я могу помочь, если нужно.

Она медленно подходила к ним, изящно покачивая бедрами. Удивление и испуг появились на лице мистера Шрекка. Он бросил молниеносный взгляд на Чипа, нерешительно мявшегося у дверей. Тот лишь развел руками.

«Что за чертовщина», — мелькнуло в голове Макса.

Тем временем секретарша подошла к нему и нахально спросила:

— Может, мы поедем куда-нибудь, отдохнем в каком-нибудь ресторане?

Затем, так и не дождавшись ответа, не обращая никакого внимания на обалдевшего Макса, она подошла к Брюсу и тронула пальцами его пиджак.

— Хороший костюм.

— Спасибо, — он кивнул.

— Селина, Селина, Селина… — как заевшая пластинка, повторял Макс.

Она облокотилась о спинку кресла.

— Да, меня так зовут, Максимилиан, — ее голос походил на урчание кошки. — Не нужно повторять так часто мое имя, а то я заставлю тебя купить мне новое.

Не находя, что сказать в ответ, Макс просто представил гостя:

— Это мистер Вейн.

— Да. Мы уже встречались, — выпалил Брюс и понял, что сказал что-то совершенно ненужное.

— Правда? — удивилась Селина.

— Ой… — Брюс замялся. — Извините. Знаете что, я спутал вас с другим человеком! Извините, — промямлил он, стараясь не поднимать глаз на Селину.

— Спутали меня? — переспросила она.

— Да, — кивнул мистер Вейн, — спутал вас. А что, разве я не так сказал?

— Нет. По-моему, не так.

— А что с вами? — Брюс постарался быстро перевести разговор на другую тему и указал на повязки.

Макс был готов разорвать эту улыбающуюся куклу в клочья: «Господи! Сейчас она ляпнет что-нибудь такое!..»

Поэтому, чтобы, не дай Бог, чего не вышло, он тоже задал помощнице вопрос, делая страшные глаза:

— Ты что, упала там, на горнолыжном курорте? И решила прекратить отпуск, вернуться? Да?

Улыбка сошла с лица Селины и, потупив взгляд, она доверительно проговорила:

— Понимаете, это все как будто в тумане. Решительно все, — она потрогала пальцами большой пластырь на лбу. — Ну, не совсем все, конечно… Не полная амнезия.

Она отошла от кресла и принялась расхаживать взад-вперед по кабинету, странно улыбаясь, рассказывая и жестикулируя.

— Я помню сестру Маргарет, которую вырвало в церкви. Я помню, как я забыла одеть трусики в школу и как звали мальчика, который заметил это. Рики Фриберг, — глупая сумасшедшая улыбка исчезла, уступив место не менее глупому выражению трагической скорби, — он умер. Но вчерашняя ночь…

Макс замер. Он готов был выть от злости, что сейчас…

— Ничего не помню.

Он облегченно вздохнул.

— Все как в тумане, — невозмутимо продолжала бредить Селина. Подумать только! Так ведь и умереть можно. Правда?

Брюс понимающе кивнул.

— Селина, — ласково сказал мистер Шрекк, — пожалуйста, проводи мистера Вейна.

Он старался улыбнуться, но попытка не удалась. Лицо, подергавшись, восстановило испуганную маску.

— С удовольствием, — она взяла Брюса под руку. — Ах, ваше пальто, мистер Вейн!..

— Да, да. Спасибо.

Брюс взял из кресла пальто и портфель и вышел из кабинета, неотрывно глядя на Селину. Она повела его по длинному пустому коридору к лифту.

— Мистер Вейн, вы не похожи не человека, который имеет дело с мистером Шрекком.

— А вы не похожи на человека, который работает на него, — парировал Брюс.

— А! — Селина махнула рукой. — Об этом долго рассказывать.

— Нет, отчего же… У меня есть много свободного времени. Мы можем…

Они остановились у дверей лифта.

— Вам это интересно?

Двери открылись.

— Да.

Брюс вошел в кабину.

— Я работаю, — Селина улыбнулась, исчезая в проеме захлопывающихся створок.

— А я уезжаю, — вздохнул Брюс и нажал кнопку с цифрой «1».

Чип подошел к отцу и пристально посмотрел на него.

— Пап, ты что, действительно веришь, что она ничего не помнит?

— Ну, женщины… — Макс развел руками. — Меня ничего не удивляет, Чип. Только твоя покойная мама меня удивляла. Кто б мог подумать, что у Селины есть мозг, который она могла повредить?

— Ну, все-таки в голове не может быть совсем пусто… — усмехнулся Чип.

— Короче, — Макс поправил галстук, — если она вздумает меня шантажировать, то я выпихну ее с этажа повыше. А пока у меня еще есть другие дела. — Макс подошел к встроенному в стену шкафу и, накинув на руку пальто, вышел из кабинета.

Погода была отвратительная, но тем не менее он не стал брать машину, а пройдя два квартала пешком, зашел в рыбную лавку. Свернув с центральной улицы, он очутился возле двухэтажного дома со стеклянной вывеской «Все для охоты». Через черный ход он поднялся на второй этаж по старой железной винтовой лестнице, которая шаталась и гудела под ногами.

В большом зале, лишенном какой-либо мебели, царил полумрак. Солнечный свет с трудом пробивался внутрь через щели металлических жалюзи.

— Освальд! — позвал Макс в пустоту зала и прислушался. — Это Макс! Ты дома?

Ответа не последовало. Макс осмотрелся. Справа от него в большой нише прямо на полу сидели уже знакомые ему клоуны.

— Привет, — мистер Шрекк поднял шляпу.

Верные своим традициям, они сидели как изваяния, молча и не шевелясь. Лишь бородач бросил на пришедшего свой безумный горящий взгляд и слабо кивнул.

В глубине зала за большим столом с круглыми толстенькими ножками сидел, склонившись над бумагами, Пингвин. Он удовлетворенно щурился и ожесточенно скрипел пером. На мгновение подняв голову, монстр посмотрел на Макса и, блеснув моноклем, вновь углубился в работу.

— Твоя большая семья? — обратился Шрекк, указав на клоунов. — Если их можно назвать семьей…

Пингвин отшвырнул перо, сполз со стула и мелко засеменил к пришедшему.

— Я же просил, чтобы меня не беспокоили! — злобно выкрикивал он на ходу.

— Пойдем вниз, Освальд, у меня для тебя есть сюрприз, — гость указал рукой на лестницу, ведущую на первый этаж.

— Я не люблю сюрпризов, — проскрипел Пингвин прямо в лицо Шрекку.

Тот отошел к колонне, поддерживающий сводчатый потолок, и, запустив руку в карман пальто, извлек из него небольшой пакет, завернутый в плотную дорогую почтовую бумагу, с вензелями и сургучной печатью. Пингвин остановился и с любопытством уставился на конверт. Макс медленно сломал печать и долго разворачивал хрустящий сверток. Пингвин стоял, как зачарованный, не отводя жадного взгляда от рук Макса, изредка подергивая носом. И вот пакет раскрылся. На белоснежном листе, как на парадном блюде, лежала большая свежая рыба, подрагивающая наджаберными пластинками. Глаза Пингвина вспыхнули, нижняя губа задергалась и оттопырилась, обнажая ряд редких зубов, нос зафыркал, втягивая запах. Макс поднял рыбу за хвост и помахал ею перед носом Освальда. Она заплясала свой серебряный танец, распространяя вокруг ароматные волны.

— Ну что? — нежно поинтересовался мистер Шрекк.

Пингвин ошалело смотрел то на рыбу, то на Макса, но оставался неподвижным. Через несколько секунд он запыхтел, задергал носом и пошел, протягивая к рыбке свои короткие ручки.

— Да, да, — поощрительно говорил Макс. — Молодец. Это тебе. Пошли.

Дойдя до лестницы, он разжал пальцы, и Пингвин, ловко подхватив тушку, прижал ее к груди.

«В сущности, обыкновенная тупая скотинка, — подумал Макс. — Тем лучше».

Пингвин затопал по лестнице, на ходу разделывая рыбу и запихивая кусочки в рот. Шрекк откинул широкую полу своего пальто, закрывая ею все видимое пространство нижнего этажа.

— Не смотри, не смотри, Освальд! Сюрприз должен оставаться сюрпризом, — приговаривал он, закрывая шляпой лицо Пингвина.

Когда до конца лестницы оставалось две-три ступени, Макс убрал шляпу. От грома аплодисментов, казалось, содрогнулся дом. Пингвин чуть не подавился куском рыбы.

В большом зале первого этажа, оборудованном по последнему слову техники под офис, стояло человек двадцать. Они улыбались во весь рот и хлопали в ладоши. Все стены здесь были облеплены большими яркими плакатами с изображением Пингвина на фоне готэмских небоскребов, который держал в руках конституцию. Внизу красовалась надпись: «Выборы», а под ней алыми буквами было жирно набрано: «Освальд Кобблпот — этот тот, кто достоин стать мэром». К столам и крышкам компьютеров были привязаны воздушные шары, а под потолком растянуты гирлянды серпантина.

Увиденное не укладывалось в его птичьем мозгу, и он лишь бегал ничего не понимающим взглядом по стенам и лицам собравшихся. Макс, довольный произведенным эффектом, спустился вниз и, широким жестом радушного хозяина обведя зал, торжественно проговорил:

— Да, Освальд, да. Поклонение это тяжелый крест. Но кто-то должен помочь тем, кто не желает, чтобы мешали прогрессу. Мистер Кобблпот, вы как раз то, чего так не хватает нашему прекрасному городу! У вас есть бесценное волшебство очарования. Пошли, — вдруг резко скомандовал он и поманил Пингвина пальцем.

Тот, переваливаясь, спустился со ступеней и, подойдя к Максу, подтянул его за лацкан пальто к своему носу.

— Что здесь написано? — прошипел он.

— Ты разучился читать? — Шрекк по-отечески улыбнулся и похлопал Освальда по плечу.

— МЭР?!

— Да, мэр.

— Но, Макс, — возбужденно шипел Пингвин, — выборы были в ноябре.

— Ну и что?

— А сейчас конец декабря!

Освальд испуганно косился на собирающихся вокруг них людей.

— Не волнуйся. Вот Джинн и Джойл, они мои консультанты, — Макс указал на долговязую девушку с тощим резиновым лицом и коренастого бесформенного очкарика в клетчатом костюме.

Одинаково улыбаясь, они подошли к Пингвину и участливо склонились над ним. Очкарик достал из длинной бархатной, неизвестно каким образом появившейся у него в руках, коробочки позолоченный мундштук и бесцеремонно засунул его в рот человека-птицы.

— Вот то, что вам принадлежит по праву, — прошепелявил он, извиваясь, со слащавой улыбкой на лице.

Пингвин несколько мгновений подержал во рту холодный металл и затем, подняв голову, выплюнул мундштук, целясь парню в очки. Тот ловко увернулся и безделушка, упав на пол, откатилась под ближайший стол. Потерпевший неудачу консультант отошел в сторону. Освальд, освободившись, развернулся было к Максу, но тут красотка с резиновым лицом преградила ему дорогу.

— Я Джинн, — затараторила она. — Привет.

Она деловито взяла со стола пару обычных перчаток и принялась охотиться за рукой Освальда.

— Ну-ка. Прежде всего вам нужно вот это, — ее прищуренные глаза бегали, попеременно останавливаясь то на Пингвине, то на Шрекке. — Мы знаем, что избиратели очень любят, когда им пожимают руки.

Пингвин некоторое время отбивался, а потом, видимо решив, что все равно придется подчиниться, протянул приставучей красавице свой плавник. Улыбка стала медленно сползать с лица консультанта. Она беспомощно и жалобно посмотрела на Макса, но тот лишь приподнял брови и прищурил глаза, что должно было означать: «Разбирайся, мол, сама».

— Ну… Наверное… Это мы пока отложим, — заюлила она, переводя взгляд с руки Освальда на злополучные перчатки. — Нет? Да… Ну тогда в другой раз. Хорошо?

Ей было крайне неловко, а Пингвин, видя ее смущение, злорадно захохотал. Но тут на помощь сотруднице пришел очкарик.

— Это пустяки, — он расплылся в улыбке. — Тем более, что в мэрии не так уж много зеркал.

— Да?

Пингвин широко раскрыл рот и загоготал. Нет, он не смеялся, он орал. Орал зло и надсадно, но это, конечно, был лучший выход из создавшегося двусмысленного положения — и помощники Макса тут же поддержали его, захохотав во все горло.

— Могло быть и хуже, — сквозь поддельный смех утешал их разбушевавшийся Кобблпот, — у меня из носа могла бы течь кровь.

— Из носа?.. — пронзительно верещала девица, словно ничего более смешного ей не доводилось слышать за всю жизнь.

— Да, да!

— Течь кровь?..

Очкарика смех согнул пополам и его смазливая рожа чуть не уткнулась Освальду в плечо.

Остальное произошло так неожиданно, что…

Пингвин вцепился зубами в очкариков нос. Консультант взвыл от боли и несколько раз дернулся, пытаясь вырваться. Но тщетно. Тонкая струйка крови веселым фонтанчиком била вверх, заливая белоснежную блузку девицы…

Человек-птица разжал челюсти. Парень отлетел в сторону и, причитая, побрел к столу, на котором стояло большое зеркало. Девушка бросилась ему на помощь, сочувственно повизгивая. Все замерли, ожидая, что же будет дальше. Освальд был взбешен бестактным поведением и глупыми выходками резвящихся консультантов. Его черные глаза бегали по лицам, высматривая новую жертву. Он уже сделал несколько шагов вперед, но… Макс вовремя понял, что еще немного — и вместе в подаренной рыбкой в желудке кандидата в мэры окажутся носы и уши его сотрудников. Он хлопнул в ладоши и громко крикнул:

— Ребята! Ребята! Не отвлекаться! Все за работу! Сделаем из него мэра!

Стоящие бросились по своим местам, то и дело боязливо оглядываясь на стоящего посреди зала Пингвина. Макс осторожно взял его за плечо, подвел к аппарату с газированной водой и сунул ему в ласты пластиковый стаканчик.

— Запей, — посоветовал мистер Шрекк, — и не злись. Извини их. Они еще не сообразили…

— Тебе не кажется, Макс, что вы немного опоздали? — перебил его Пингвин, облизывая окровавленные губы.

— Да. Мы действительно опоздали, но лишь чуть-чуть. Ты запросто сможешь стать мэром!

— И как же это я смогу им стать?

— Мэра могут отозвать избиратели, — терпеливо разъяснял Шрекк, подвергнуть импичменту.

— Не знаю. Не думаю…

— Сам представь, — Макс указал на рекламные плакаты, — Освальд Кобблпот — мэр Готэма. Великолепно, правда? Ты заполнишь образовавшуюся пустоту…

— Хотел бы я заполнить ее пустоту, — проговорил он, указывая на круглую кокетничающую попку возле стола.

— Все это будет, Освальд, — Макс понимающе улыбнулся. — Поработать языком как следует…

— Да, да, именно! — горячо согласился Пингвин, продолжая смотреть на округлые формы. — Поработать… — он внезапно замолчал, почувствовав на себе насмешливый взгляд Шрекка. — Ну так что для этого нужно?

— Нам нужно только одно…

— Что одно? — Пингвин положил рыбу на крышку автомата. Наверное, она мешала ему мечтать. И продолжил: — Потрясающие женщины, да? Чтобы город был красив!

— Да, — согласно закивал Макс. — Совершенно верно. Но еще нам нужен какой-то катализатор.

— О да, именно катализатор! Господин мэр, мистер Кобблпот, ваш столик!

Пингвин прищурился и погрузился в сладостные мечты. Растянув губы в похотливой улыбке, он пел, разводя руками и шевеля носом:

— Я хочу тебя, Освальд! Хочу тебя прямо сейчас, здесь!.. Ах, аккуратно, мои трусики… Это самый большой зонтик, который я видела в жизни… И потом эту…

— Да, это конечно хорошо. НО!

Макс встряхнув, вернул его из иллюзорного мира. Пингвин тяжело вздохнул и озадаченно посмотрел на Шрекка, который как ни в чем не бывало продолжал объяснять ему свою программу:

— Тогда начнем операцию, как в Тонкинском заливе?

— То есть? — не понял Кобблпот.

— На огонь ответим огнем.

— А… — Пингвин расцвел хитрой улыбкой. — Кажется, я понял. Тебе нужны мои друзья.

— Не мне нужны, а тебе.

— Ага! Значит, нам нужно, чтобы мои ребята тут наверху довели людей до исступления? Чтоб у всех кровь в жилах стыла?

— Совершенно верно.

— Это разумеется, будет весело…

— Ну что, ты согласен?

Пингвин стоял и задумчиво переводил взгляд с мистера Шрекка на плакаты, висящие на стенах и обратно.

— Нет, нет, нельзя отвлекаться, — сосредоточенно проговорил он и засеменил к лестнице. — Все это хорошо, весело… Но у меня есть и другие дела.

— Отвлекаться? — Макс ошарашенно посмотрел на него. — Освальд! Да ведь это твой шанс! Ты понимаешь? Это же твоя судьба, которой лишили тебя твои родители!

Пингвин остановился, резко повернулся и, щурясь, посмотрел Максу прямо в глаза.

— Это то, что мне принадлежит по праву? — тихо спросил он.

— Да, конечно. Если бы с тобой не случилась эта трагедия. Я просто уверен, что ты создан для этой карьеры. Представь себе, — доверительно зашипел Шрекк, — ничто не будет стоять у тебя на пути. Что бы ты ни задумал, все будет в твоей власти.

— Ну, Макс, — после секундного раздумья промолвил Пингвин, и кривая недобрая ухмылка появилась на его лице, — с тобой трудно торговаться. Хорошо. Я буду мэром.

Он взобрался на лестницу и, развернувшись в зал, заорал дурным голосом:

— Давайте, ребятки, жгите их всех!

Кругломордые кошачьи часы на площади показывали без четверти три. На темных улицах было тихо-тихо. Только какая-то странная черная кошка, бесшумно приплясывая, как тень скользила вдоль спящих домов. Внезапно она замерла у большой витрины, за которой красовались оскаленные мордочки зубастых кошек. Она подняла голову и прочла неоновую переливающуюся надпись: «Все, что нужно для жизни, дадут вам Шрекки».

Кошка пробежала вдоль витрины, царапая острыми иглами когтей холодное стекло. У больших, запертых, так красиво вращающихся днем дверей она остановилась и осмотрелась. Ни души.

— Милый Макс, — протяжно замурлыкала кошка, — неужели тебе жалко пары дешевых безделушек для своей киски?

Она сняла с пояса длинный черный хлыст, широко размахнулась и хлестнула им по стеклам вертушки. Прозрачная конструкция потекла серебряным водопадом, на мгновение нарушив ночную тишину улицы. Мягко ступая по битому стеклу, кошка вошла в огромный зал, заставленный ровными рядами полок, буквально проседавших от наваленного на них товара. Тонкий кончик хлыста прошелся по полкам, увлекая за собой пивные банки, пакеты с концентратами, кульки и коробки с разнообразной снедью.

Кувыркаясь и приплясывая, кошка понеслась дальше. Дорогу ей преградил прилавок с выставленными на нем спортивными принадлежностями. Она остановилась и долго рассматривала блестящие глянцевые упаковки. Снова просвистел хлыст — и на гранитные плиты пола рухнуло витринное стекло, падали и разбивались красочные коробки, прыгали во все стороны теннисные мячики.

Но кошке это показалось скучным. Шипя и скаля зубы, она осмотрелась. Взгляд остановился на манекенах, рекламирующих модели сезона. Она медленно подошла к ним. Просвистел хлыст, и один из пластиковых человечков лишился головы. Это показалось ей настолько забавным, что она не успокоилась до тех пор, пока все манекены не лишились голов, рук и ног.

Кошка присела возле больших контейнеров, заполненных разнокалиберными банками с краской и растворителями. Руки цепкими коготками принялись вскрывать их одну за одной и опрокидывать на пол. Постепенно образовавшееся разноцветное море залило всю секцию. Оно нестерпимо воняло ацетоном, олифой и еще Бог знает чем.

— Фр-р-р, — поморщилась кошка и, подхватив из ящика охапку баллонов с краской, бесшумно исчезла в глубине бесконечного зала.

На пол стали падать длинные стойки, на которых рядами висели, запечатанные в хрустящий целлофан, дорогие костюмы, куртки, плащи. Кошка острыми коготками рвала прозрачную упаковку и рисовала на одежде диковинные картины. Эти шедевры падали на пол истерзанными тряпками, вместе с пустыми баллончиками, похожими на отстрелянные гильзы артиллерийских снарядов.

Залп. И ряд падал, перепачканный алой краской.

Залп. И различные геометрические фигуры покрывали экраны телевизоров.

Залп. И уродливые лоснящиеся амебы расползались по капотам автомашин.

Залп. И нарядные дорогие книги превращались в безликую массу одноцветной макулатуры.

В отделе кухонной мебели и утвари кошка принялась метать сковородки и кастрюли в блестящую полировку шкафов и столиков, крушить изящные комбайны, выворачивая наизнанку их металлические внутренности, не забывая в то же время поливать развалины краской из баллончиков.

Двое полицейских, держа револьверы наготове, медленно обогнули лужу краски. Кошка стояла в глубине ряда, мерно размахивая кончиком хлыста, как собственным хвостом.

— Это кто такая? — озадаченно проговорил длинный худой полисмен, косясь на толстенького пожилого напарника.

Тот скорчил мину и пожал плечами:

— Уж не знаю, стрелять в нее или влюбляться.

Они переглянулись. Кошка переминалась с ноги на ногу.

— Вы, бедные ребята, — ласково замурлыкала она, — всегда путаете пистолет Бог знает с чем…

Хлыст в ее руках ожил, протягивая свой тонкий хвост к опешившим полицейским. Миг, и двое мужчин, скуля и завывая, согнулись, держась за отбитые молниеносным ударом кисти рук. Пистолеты валялись у их ног.

— Эй, девочка! Не делай нам ничего! — простонал долговязый.

— Ну ладно, — кошка зевнула, наматывая хлыст на плечо.

— Нам платят всего триста монет, — визгливо заметил пожилой.

— Вам и этого много, — зашипела она. — Вон отсюда!

Полицейские почему-то пригнулись, как под обстрелом, и на полусогнутых бросились к выходу.

— Мур-р, — сказала кошка, наблюдая, как они исчезают в рядах.

Она еще раз прошлась по залу. Сделанное радовало ее глаз, но не хватало последнего штриха в этой грандиозной панораме разрушения. Подойдя к встроенной в стену дверце, она принюхалась. Кошачий нос уловил запах газа. Удар когтистой лапы, и тонкая алюминиевая дверца, вся в пятнах рваных ран, слетела с петель.

Кошка запустила лапу в открывшуюся нишу и, нащупав газопроводный шланг, выдернула его. Газ с шипением потек наружу, отравляя воздух в зале.

— Люблю фейерверки, — мяукнула разрушительница.

И, поместив в микроволновую печь, стоящую на демонстрационном стенде, оставшиеся баллоны с краской, захлопнула пластиковую дверцу. Зеленая лампочка готовности вспыхнула на панели. Рука повернула таймер и нажала кнопку «Работа».

— Мяу, — в совершеннейшем восторге она запрыгала к выходу, используя хлыст, как скакалку.

Бэтмен свернул в переулок. Из широкого парадного входа небольшого особняка навстречу ему выбежал клоун, держащий над головой ярко раскрашенный топор. Рука Бэтмена взметнулась вверх, и разрисованный человек полетел в снег, захлебываясь кровью. Перебитые кости черепа уродливо выпирали на выбеленных скулах.

Бэтмен двинулся дальше, перебрасывая из руки в руку связку динамитных шашек, раскрашенных под хлопушки. Сильный удар в грудь остановил его, чуть не свалив с ног. Бэтмен поднял глаза. Перед ним возвышалась двухсоткилограммовая туша шести с половиной футов ростом. Лысая голова туши была покрыта цветными искусными татуировками в виде ползущих змей. Громила щурил маленькие глазки и скалил зубы. Поправив меховую жилетку, он проревел:

— Ну, давай, ударь меня!

Бэтмен слабо кивнул и влепил толстяку в челюсть. Тот встряхнул головой и расплылся в улыбке, занося свою огромную лапищу для ответного удара. Бэтмен опустил глаза и с восторженной улыбкой посмотрел на живот здоровяка. Тот тоже посмотрел вниз. Пачка динамитных шашек, шипя догорающим бикфордовым шнуром, красовалась за широким поясом, опоясывающим гигантскую талию. Громила поднял удивленные глаза. Его здоровенный кулак просвистел в дюйме от маски летучей мыши.

Захват, сильный толчок — и громила нырнул в открытую яму подвала.

— Главное — реакция, — заметил Бэтмен, отходя от ямы, из которой с огнем и дымом полетели окровавленные клочья одежды.

Свернув за угол, Летучая Мышь вышел в переулок, ведущий к Седьмой авеню. Возле большого каменного барельефа сидящего демона стоял толстый низенький человек с большим черным зонтиком и в большом черном цилиндре. Увидев Бэтмена, он развел коротенькими ручками и вышел в свет фонарей.

— Какая встреча! — Пингвин расплылся в улыбке.

— А ты, я вижу, наслаждаешься своей работой?

— Ну, ну… Всего лишь, — он подошел ближе, — смотрю на места боев. Определяю, каков ущерб. Так обычно поступает мэр.

— Но ты не мэр.

— Времена меняются, — ухмыльнулся Пингвин.

— Что тебе нужно?

— О! Великолепно! Это прямой вопрос! — приятно удивился человек-птица. — Это мне всегда нравится в мужчине, который скрывается за маской, — он почти в плотную подошел к Бэтмену.

— Тебе легче, ты родился в маске.

— Ты что, действительно думаешь, что сможешь победить?

— Времена меняются… — философски заметил Бэтмен и резко обернулся.

Через дорогу, кувыркаясь, к ним приближалась стройная изящная девушка, затянутая в черный блестящий костюм. Она была в маске и на ее голове красовались два тонких кошачьих уха.

Пингвин с восхищением посмотрел на нее.

— Мяу! — тихо произнесла она.

Страшный взрыв потряс улицу, в окнах близлежащих домов вылетели все стекла. На месте супермаркета Шрекков бесновался шар пламени. Осколки стекла и мелкие камни, выброшенные взрывом, дождем падали на снег.

Бэтмен оглянулся. Кошки рядом не было. Только Пингвин, злорадно хихикая, раскрывал свой огромный зонтик.

— Запомни, — он погрозил уродливым пальцем, — я первый ее увидел.

Он удлинил трость зонта до величины своего роста и, наступив ногой на крюк рукоятки, помахал Бэтмену:

— Мне пора улетать.

Черный купол завращался над его головой с чудовищной скоростью, разрывая и сбрасывая с себя матерчатый тент. Стальные лучи выпрямились и превратились в лопасти вертолетного винта. Пингвин взмыл в воздух и через мгновение исчез в ночном небе.

Бэтмен проводил уродца долгим взглядом и вдруг заметил на одной из крыш черный силуэт женской фигуры. Увидел — и через мгновение оказался рядом.

Это была настоящая кошка. Серия коротких, но сильных ударов в грудь острым каблуком-шпилькой чуть не сбросила Бэтмена с узкого парапета крыши. Он лишь успевал бессмысленно махать руками. Ловкая, гибкая кошка легко уворачивалась от его ударов, успевая при этом успешно отвечать обидчику. Маленькие, но крепкие лапки хоть и не выпускали когтей, но тем не менее ощутимо и точно били в лицо, а длинные ноги то и дело отскакивали от груди и живота. Сделав несколько безрезультатных попыток попасть в мелькающее легкое тело, Бэтмен просто остановился и стал ждать, когда кошка отобьет об него свои мягкие лапы.

Через минуту он почувствовал, что атаки незнакомки слабеют. То ли она устала, то ли ей просто надоело. И Бэтмен, перехватив ее руку, сделал внезапный выпад. Кошка отлетела к печной трубе футах в пятнадцати от него. Он медленно приближался к ней, чтобы нанести последний, решающий удар. Кошка зашипела и, облизывая разбитые в кровь губы, проговорила:

— Как ты мог ударить женщину?!

Ее глаза блестели в свете фонарей. Бэтмен опешил. Действительно, это был не самый красивый поступок. Остановившись, он что-то забубнил себе под нос, протягивая руку для помощи. Кошка неожиданно взвилась вверх, ударив его в бок. Он отлетел к краю крыши, едва успев зацепиться руками за узкий карниз.

Кошка снова бросилась в атаку, бешено раскручивая над головой хлыст. Удары посыпались один за другим. И вот тело Бэтмена потеряло равновесие и стало падать в пустоту. Только в последнюю секунду он успел схватить конец хлыста, увлекая за собой рычащую соперницу.

Она подлетела к краю крыши и, мгновенно пропустив через трубу растяжки громоотводов, задержала падение. Человек-Летучая Мышь повис на хлысте. Далеко внизу виднелась улица, а под ногами, всего в пяти футах от себя он заметил узкий парапет возле овального слухового окна, на который, наверное, с трудом поместится и голубь.

— Так вот, — тяжело дыша, кошка подтягивала хлыст и цедила сквозь зубы, — я тебе говорила, что я — женщина. Поэтому ко мне нельзя относиться слишком просто. Жизнь — сука, но и я тоже…

Она не закончила свои рассуждения. Маленький белый пакетик вылетел из свободной руки Бэтмена и, ударившись о плечо кошки, взорвался. Она взвыла от боли и, роняя хлыст, упала на отвесный скат крыши.

За то короткое мгновение, пока рукоятка хлыста совершала оборот вокруг трубы, чтобы сорваться в пропасть и унестись во мрак ночного колодца улицы, Бэтмен успел развернуться и прыгнуть на спасительный карниз у слухового окна.

Кошка скользила по обледенелой черепице, цепляясь руками и ногами, но все усилия были напрасны. Тело неумолимо ползло вниз к черному провалу бездны. Еще мгновение…

Твердая крепкая рука поймала ее за запястье и, резко дернув, подняла вверх. Обняв девушку за талию. Бэтмен поставил ее рядом с собой, пристально всматриваясь в большие перепуганные глаза.

— Кто ты? — выдохнула запыхавшаяся кошка. — Кто человек, который скрывается за этой маской?

Голос ее был нежен. Она вдохновенно мурлыкала, положив руки на его плечи и прижимаясь всем телом к жесткому панцирю Бэтмена. Чуть прикрыв глаза, она провела рукой по его груди, продолжая мурлыкать:

— Может, ты сможешь найти женщину, скрывающуюся за моей маской, — ее легкое дыхание шелестело возле самого его уха. — Нет, это не ты…

Ее руки прошлись по стальному прессу костюма, тронули пояс и… Бэтмен слегка попятился. Странное чувство неловкости овладело им.

— Вот ты где, — почти в экстазе протянула она.

Он хотел было что-то сказать, но острая боль вдруг пронзила бок. Он вздрогнул и непроизвольно оттолкнул от себя девушку. Вскрикнув и перекувырнувшись в воздухе, она полетела вниз.

В эту секунду из арки дома выехал грузовик, груженый щебенкой. Легкое тело совершило несколько грациозных переворотов и врезалось в жесткий строительный материал, поднимая в морозный воздух тучи пыли.

Кошка открыла глаза. Она лежала на чем-то мягком и вибрирующем. Над головой плыло звездное небо и уносились куда-то вдаль коробки домов. Жгучая боль в плече заставила ее вспомнить все.

Взрыв раскроил рукав костюма и сжег кожу предплечья. Рана была ужасной. Она бессильно опустила голову на холодный гравий и засмеялась:

— Действительно у кошки девять жизней. Ах он негодяй!..

Тяжелые стальные жалюзи с шумом захлопнулись, и гулкое эхо разлетелось по залу. Брюс тяжело дыша опустился в кресло, ощущая смертельную усталость в каждой клеточке тела. Сдернув перчатку, он тронул пальцами ноющий бок. Из пробитого окровавленного комбинезона торчала металлическая шпилька. Брюс аккуратно вытащил ее из тела и повертел в руке.

— Альфред! — позвал он в пустоту.

— Да, мистер Вейн, — голос шел отовсюду.

— Будьте добры, принесите мне какую-нибудь антисептическую мазь.

— Сейчас принесу. Вам больно?

— Да нет, — ответил Брюс и поморщился, — не очень.

Повертев коготь перед глазами и усмехнувшись, он положил кошачье оружие на стол и тихо произнес:

— Мяу!

Альфред помог снять доспехи и, осмотрев бок, укоризненно покачал головой.

— Ну разве можно быть таким неаккуратным, мистер Вейн! Вам могли повредить печень.

— А-а-а, — махнул рукой Брюс, — ерунда, старина, могло быть много хуже.

— Неужели так много негодяев на улицах нашего города?

— Негодяев хватает. И их методы с каждым разом становятся все более изощренными.

— Это интересно, — Альфред поправил очки. — Повернитесь, сэр.

— Нет, представь себе, иду сегодня по Пятой авеню и вижу, как в маленький магазинчик забегает очаровательный беленький карликовый пудель. Он держит в зубах… Что бы ты думал?

— В мое время, сэр, собаки не ходили по магазинам.

— Гранату! Миг, и тварь как ни в чем не бывало, с самым невинным видом убегает прочь, а магазин благополучно взлетает на воздух.

— Боже мой, у них нет сердца!

— Вот и я говорю, мерзавцы!

— Мистер Вейн, это случайно не тот магазинчик, который расположен возле пиццерии?

— Нет. Этот тот, который чуть ниже перекрестка.

— Слава Богу. Ведь в магазинчике возле пиццерии я всегда покупаю великолепный сыр. Я надеюсь, с ним ничего не произошло.

— Нет. Там только выбили витрину.

— Мистер Вейн, повернитесь еще раз. А кто, позвольте узнать, были эти злодеи?

— Как я и предполагал раньше, это были клоуны.

— Те, о которых накануне писал «Готэмский глобус»?

— Да.

— Но ведь это просто отъявленные бандиты? Им показалось мало одной трепки?

— Я подозреваю, что эти беспорядки кем-то спланированы. Это не длинноволосые юнцы с бейсбольными битами и камнями. Это профессиональные коммандос. Я никогда не видел, чтобы уличные погромы устраивали с применением зенитных ракет «стингер» и пластиковой взрывчатки.

— Боже мой, неужели их всех убили? Я имею в виду горожан.

— Нет, почему убили? На всей Пятой авеню не повезло только часовщику Цинкелю. Его магазин забросали камнями, а самого беднягу ударили головой о фонарный столб.

— Но я надеюсь, мистер Вейн, вы вступились за бедолагу?

— Разумеется. Хулиганы получили по заслугам. Я поймал их за шиворот и так стукнул лбами друг об друга, что… Да ладно, Бог с ними, не первые и не последние…

— Неужели там были еще бандиты?

— О, видимо-невидимо. Им на помощь подоспели еще три клоуна с какими-то короткими саблями и палками…

— И вам не было страшно?

— Ну что вы! Это все пустяки! Они сами боялись. Ой, а потом со мной произошел такой смешной случай, — продолжал вспоминать Брюс. — Прибежал один с огромной доской. А его напарник зашел сзади…

— Боже мой, мистер Вейн, это же так опасно! — Альфред замер со склянкой в руке.

— О нет, нисколько! Я только нагнулся и тут же первый снес башку второму.

— Ужасно! Я, наверное, просто умер бы от страха! Мистер Вейн, вы зря общаетесь с такими невоспитанными людьми. Я уверен, их мамы совсем не занимались их воспитанием.

— Вы правы, Альфред! Они выросли в канализации и поэтому у них теперь проблемы с полицией.

— Я надеюсь, что после всего этого вы пошли домой. Ведь подобная компания совсем не подходит для настоящего джентльмена.

— Я вынужден вас огорчить, Альфред, но мне пришлось задержаться. Я должен был еще разобраться с четырьмя негодяями. Один из них держал в руках ракетную установку, у другого были нунчаки, а третий был вооружен огромным мечом.

— Настоящим?

— Безусловно. Таким громадным, сверкающим боевым мечом.

— А кто же был четвертым?

— Четвертой была странная белокурая девушка с набеленным лицом и одетая в какой-то кукольный наряд. Она смотрела на меня как-то презрительно, что ли. Очень необычно смотрела. Я достал свой электронный бумеранг и, набрав программу на всех четверых, запустил его.

— Боже мой, мистер Вейн, неужели вы ударили этой ужасной штуковиной беззащитную женщину! Какой кошмар! Честно говоря, я не думал, что вы…

— Нет, Альфред, не волнуйтесь! Она осталась цела и невредима. Этот проклятый пудель — ну, который взорвал магазинчик на Пятой авеню, — просто поймал бумеранг в воздухе. И вот что действительно ужасно, так это то, что эта электронная игрушка у меня последняя. Так обидно!

— А что с теми?

— С кем?

— Ну с теми тремя?

— А… Они… ей Богу, не знаю. Умерли, наверное.

— Боже мой, ну хотя бы после этого вы пошли домой?

— Ну… Не совсем… Я, честно говоря, еще немного прошелся, но со мной уже ничего интересного не произошло. Так, обыкновенная прогулка.

— Может быть, я вам скажу неприятную вещь, мистер Вейн, но послушайте пожилого человека, — Альфред наложил на рану пластырь и стал складывать лекарства в аптечку, — бросать вам пора эту суперменщину. Город не так уж беззащитен, как вам кажется. В конце концов, есть ведь полиция. И это их работа, а не ваша. Вы лучше с девушкой какой-нибудь познакомились бы, это гораздо полезнее во всех отношениях. Ведь сколько лет воюем, воюем…

— Да, кстати о девушках, Альфред, — Брюс мечтательно поднял глаза к потолку. — Я сегодня познакомился с одной.

— Ну вот, видите, — старик улыбнулся, — слава Богу.

— Она просто потрясающе красива. И еще она взорвала супермаркет Шрекков.

— Боже? Она что, тоже одна из этих?.. — улыбка сошла с лица Альфреда.

— Нет. Ну, как вы могли подумать! Она просто шла по улице…

— Тогда почему же вы не пригласили ее к нам на чай?

— Я хотел, но она… Как бы это так сказать…

— Не согласилась? Право, современные девушки не очень-то хорошо воспитаны. Я ничего не хочу сказать, но когда джентльмен…

— Да нет, вы меня не так поняли. Она… вот… — Брюс указал на перевязанный бок.

— А-а-а, — Альфред понимающе кивнул, — и что же вы ей ответили?

— По-моему, — Брюс вздохнул, — по-моему, я ее убил.

— Жаль.

Альфред закрыл коробочку аптечки и направился к выходу. Остановившись в дверях, он еще раз тяжело вздохнул и покачал головой, размышляя о современных нравах.

— Ванна готова, сэр.

— Да. Спасибо, старина.

Пингвин пробился сквозь толпу корреспондентов и сотрудников избирательного отдела Макса, которые собрались для проведения его пресс-конференции. Взобравшись на ступеньки винтовой лестницы, как на трибуну, Пингвин сорвал с головы цилиндр и, раскинув широко руки, повернулся к объективам фоторепортеров, расплываясь в улыбке. Он помахал рукой-ластом, приветствуя собравшихся, и сказал:

— Спасибо, спасибо, — он говорил очень громко и четко, чтобы его могли хорошо слышать как все собравшиеся, так и телезрители. — Да, я действительно спас ребенка мэра. Но я отказываюсь спасать самого мэра, который стал беспомощным, как ребенок, когда какие-то негодяи превращали Готэм в руины… Почему, я хочу спросить, никто из них, стоящих у кормила власти, не смог отвести наш большой корабль от коварных рифов этих чудовищных беспорядков?

Собравшиеся загудели, послышались одобрительные реплики.

— И если не нашлось человека, — продолжал кандидат в мэры, — который решился бы бросить вызов этим мерзавцам и положить конец их вопиющим безобразиям, то я решил попытаться сделать это. Разумеется, не без вашей помощи! Мне нужна ваша поддержка, дорогие сограждане! — Пингвин с пафосом закончил речь, лицо его сияло.

Стоящая совсем рядом с лестницей, хорошенькая девушка очаровательно улыбнулась и прошептала:

— Мистер Кобблпот, вы… Вы такой человек, о котором мечтает любая девушка.

В ее больших зеленых глазах были обожание и восторг. Пингвин наклонился, втягивая через раздувшиеся ноздри длинного носа аромат ее духов, и проговорил:

— Да-а… А ты — как раз такая девушка, о которой может мечтать такой человек, как я.

Он перевел взгляд с милого личика ниже, на плавно поднимающуюся и опускающуюся под тоненьким платьицем грудь и нежно прорычал:

— Вот. Надень значок.

Пингвин вытащил из кармана большой круглый металлический значок со своим профилем — и его уродливая рука потянулась к юной красавице.

— Подойди ближе, моя крошка, я сам приколю тебе его, — страстно зашептал Освальд.

Улыбаясь, девушка подошла к нему.

— Сейчас, сейчас, — сипел Пингвин, — я его только…

Девушка потупила взгляд и залилась краской. Наконец замочек значка щелкнул. Пингвин неохотно убрал плавник.

— Ты приходи еще, детка, — интимно прошептал он, бегая глазами по ее фигуре, — у меня значков много.

Репортеры с еще большим усердием защелкали затворами фотоаппаратов.

— Спасибо, — Пингвин вновь широко улыбнулся и стал медленно взбираться по лестнице, говоря себе под нос, но тем не менее настолько громко и четко, чтобы это могло прозвучать с экрана. — Речь ведь идет не о том, чтобы просто дорваться до власти, а о том, чтобы помочь людям…

— Эй, Пингвин, — оборвал его словоизлияния сидевший на полу бородач.

— Я не пингвин, — резко ответил тот, отбрасывая в угол цилиндр, — Я Освальд Кобблпот. — Я, между прочим, будущий мэр.

— Освальд, Освальд, — бородач хмыкнул. — К тебе пришли.

Он указал взглядом на огромную кровать, где на шелковом покрывале лежала девушка, затянутая в черный блестящий костюм кошки. Рядом с ней настоящая кошка играла серебристой бахромой.

— О-о-о, — с хрипом вырвалось из груди Пингвина. — О такой киске я мечтал всю жизнь!

Он сбросил прямо на пол тяжелую шубу и засеменил к кровати.

— Здесь холодно, — промурлыкала девушка и потянулась.

— Я согрею тебя.

Пингвин опрометью бросился к кровати, раскрывая объятия.

— Спокойно! — зашипела гостья.

Молниеносно выбросив вперед ноги, она уперлась острым каблуком в горло Освальда. Тот замер, обиженно фыркая.

— Нам нужно поговорить, — сказала кошка, убрав ногу, и села на постели. — Мне кажется, что у нас с тобой есть что-то общее, — ее голос звучал нежным мяуканьем.

— Знакомая фраза, — Пингвин плюхнулся рядом. — По-моему, это страсть к разрушению.

— Нет, — кошка фыркнула.

— Тогда презрение к моде, — он указал на свой допотопный галстук и жилетку, и еще раз попытался приблизиться к ней.

— Ш-ш-ш, — оскалилась она.

— Так! Не говори мне, — он задумался, — я сам… Ага! Обнаженное сексуальное очарование!

Пингвин коснулся кончиком носа ее щеки.

— Бэтмен!

— Что? — брезгливая улыбка появилась на лице Освальда. — Это проза нашей жизни! А может, все-таки обнаженная сексуальность?

— Бэтмен! — зарычала кошка.

— Да? Ну и что?

— Слушай, — она поднялась с кровати, — я, наверное, потом приду.

— Нет, нет! — Пингвин преградил ей дорогу. — Мы ведь не закончили наш разговор об очаровании.

— Меня это не интересует.

— А что тогда?

— Меня интересует только одно. Запретить летучих мышей.

— Но… Я не вижу ничего общего…

— Ты недальновиден.

— У пингвинов, знаешь ли, вообще, близорукость.

— Ты, я и Бэтмен, мы все одного поля ягоды. Нас объединяет то, что мы все в душе — звери.

— Я — человек, — запротестовал Пингвин.

— Только мы — хищники, а ты так…

— Что значит — так? У меня, между прочим, в отличие от некоторых, нет проблем с Бэтменом.

Он хвастливо указал на большой чертеж машины, возле которого возились клоуны.

— Мы разберем его бэтмобиль — и он окажется в прошлом.

— Чушь! У него много больше сил. Его нужно переделать самого, превратить в нас, в того, кого он ненавидит больше всего на свете. Лишить сияющего ореола вездесущего спасителя.

— Это что же, подставить?

— Не знаю, может, это и так называется… Не знаю.

— Послушай, — Пингвин забегал по комнате, вращая в руках трость зонта, — а почему я должен верить тебе?

— Тебе что, не нужны союзники? — спросила кошка.

Она медленно подошла к столу и пролистнула листки, на которых были написаны имена и фамилии.

— О! — уважительно заметила она. — Уже список врагов?

— Нечего смотреть! — пингвин бросился к ней, вырвал бумагу из рук. Почему я должен доверять какой-то кошке? Может, ты просто хочешь узнать, кто я? А может, ты просто всего-навсего избалованная девица, которая злится на своих родителей за то, что те не купили ей пони, когда той исполнилось шестнадцать лет?

Кошка улыбнулась какой-то печальной таинственной улыбкой и подошла к большой клетке, висевшей над кроватью. Маленький щегол весело скакал по жердочкам, заливисто щебеча. Она открыла дверцу клетки и, бросив хищный взгляд на Пингвина, запустила руку внутрь.

— Хорошая птичка, — прошептала она.

Пятерня раскрылась, выбрасывая длинные острые когти. Птица встрепенулась, но через мгновение оказалась крепко зажатой в черном блестящем кулачке. Пингвин недоуменно следил за кошкой, медленно пятясь. Она запихнула пищащего щегла в рот и, прикрыв глаза, с блаженством стала потирать живот, тихо постанывая.

Пингвин рухнул на кровать и принялся гладить лежащую на ней кошку. Натуральную.

— Хорошая киса, — процедил он, скаля желтые зубы, — хорошая…

Из громоотвода зонтика выскочила длинная стальная игла. Пингвин метнул злобный взгляд в сторону мурлыкающей девушки и приставил острие к голове кошки.

Девушка раскрыла рот. Щегол выпорхнул и, возмущенно чирикая, принялся носиться по залу. Пингвин опустил зонтик и отшвырнул зверька.

— Хорошо, — Кошка присела на кровать, — я тебе объясню. Бэтмен сбросил меня с крыши. Мне он очень не нравится. Я хочу играть достаточно важную роль в его разрушении.

Пингвин откинулся на подушки и, сложив руки на груди, торжественно проговорил:

— Рождается план, крошка.

— Я хочу в нем участвовать, — кошка лениво потянулась, томно прикрывая глаза. — Мне так хочется уничтожить Бэтмена, что я начинаю чувствовать себя грязной, — она фыркнула. — Может, принять ванну прямо здесь?

Она высунула розовый язык и, облизывая лапу, принялась тереть ею за острым ухом маски.

Пингвин встал и заковылял к своим верным клоунам:

— Мне нужна пресса и телевидение. Ребята, зовите газетчиков!

Брюс стоял у экрана телеприемника, жевал воздушную кукурузу и смотрел эксклюзивное интервью с Пингвином.

— Освальд Кобблпот сообщил, что он собирается стать мэром, захлебываясь от восторга, вещал диктор, — и оценил обстановку в нашем городе как крайне напряженную. Дадим же слово этому достойному человеку, который не боится вступить в бой!

На экране появился Пингвин.

— Я бросаю вызов мэру, — прокричал он, ожесточенно жестикулируя. Пусть в городе все же начнется праздник! Пусть мэр снова зажжет Рождественскую елку на Готэм Плэйс. Завтра вечером!..

Подошел Альфред и поставил на журнальный столик поднос с маленькой чашечкой горячего шоколада. Он брезгливо посмотрел на экран и спросил:

— Мистер Вейн, может, переключить канал? Возможно, там мы найдем какое-нибудь достойное зрелище… В это время обычно показывают очень задушевную картину. Это история возвышенной любви, которую вам, мистер Вейн, было бы очень полезно посмотреть.

— Нет, нет, спасибо, — Брюс взял чашечку.

— Я не верю в мэра и не верю мэру! — брызжа слюной, распинался Пингвин. — Но я молю Бога, чтобы Бэтмен лично пришел на наше торжество и помог восстановить закон и порядок. Спасибо за внимание.

— Хорошо, — Брюс кивнул экрану и допил шоколад.

Селина Кайл стояла возле какой-то витрины вот уже целых двенадцать минут и никак не могла выяснить что же все-таки с нею происходит.

— Нет, ты, пожалуйста, не увиливай, ты скажи прямо, — тихонько уговаривала она собеседницу. Собеседница, отраженная в витрине, как две капли воды походила на саму Селину, только была значительно самоуверенней.

— Что сказать? Уже тысячу раз говорено-переговорено.

— Но я все-таки ничего не могу понять. Ведь сейчас все нормально. Вот стою здесь, с тобой разговариваю…

— Но это только сейчас!

— Да. Конечно. Вот я и спрашиваю. Почему это состояние вдруг исчезает и потом…

— Потом проявляются мультинормальные свойства тонкой субстанции. Градиент второго порядка. Бац! И дуалистическое проявление божественного замысла. Что тут непонятного? Третий день дуре объясняю!

— Ну не понимаю я! Ты бы попроще… Ой, ты что, куришь?

— Курю! Конечно, курю! С тобой и запить можно!

— Ну не психуй, пожалуйста! Объясни еще раз, а… Ладно? Сейчас ты мне дашь сигаретку…

— Не дам!

— Почему?

— Меня потом твоя мать убьет!

— А твоя тебя не убьет?

— Моя знает. Послушай, почему бы тебе не перестать мучиться и не жить просто, без всяких идиотских вопросов?

— Нет. Ну… Я так не могу. Должна же я в конце концов понять, что со мной происходит и почему. Чего ты?

— Тсс!.. Помолчи. Вон он! Идет!

— Кто?

— Заткнись! ОН!

— Но… Чего ты так засуетилась-то?

— Так! Сигарету… Куда? А, вот! Заткнись, ладно, а не то он подумает, что чокнутые какие-то…

— Ладно, я, конечно… Только я не могу понять, зачем…

— Селина, здравствуйте!

В витрине появилось лицо мистера Вейна. Селина остолбенела. Брюс в витрине смотрел на нее в витрине. Потом ее наглое отражение подхватило своего отраженного и неотразимого кавалера под руку и, показав ей язык, затопало по застекленной улице. Селина вздрогнула, чувствуя, что сходит с ума, и направилась следом. Кто-то стоял у нее на дороге, не давая пройти.

— Извините, — услышала она опять голос Брюса, — я не хотел вас напугать.

— Напугать? Нет, — сообразив, что происходит, тихо сказала мисс Кайл. — Я сама себя пугаю иногда. Не могу понять, как… — она неожиданно замолчала.

— Я рад видеть вас в нормальном здравии.

— Да. Сейчас действительно хорошо…

Она еще не совсем пришла в себя и теперь шла притихшая и задумчивая. Выглядела Селина уже лучше, чем во время их встречи в кабинете Макса Шрекка. Исчезла повязка на руке, пластырь, но все равно что-то странное мерцало в ее глазах.

Брюсу явно нравилась эта девушка, но… Было очень много всяких «но». Правда, сейчас она такая несчастная и такая красивая, и так мило шла по этой заснеженной улице, что ему захотелось ее обнять, утешить, но… Опять это проклятое слово! Оно заставляет самые возвышенные чувства становиться пошлыми, а самые красивые слова умолкать, оставляя на языке только плоские, ничего не значащие фразы. Оно, как крошечный подводный риф, разбивает гигантские пароходы и вокруг него толкутся только ничего не значащие обломки.

— С вами все в порядке? — задал Брюс самый стандартный, но зато самый уместный вопрос.

— Да, — отрешенно произнесла Селина.

— У вас какое-то необычное настроение. Это после вашего неудавшегося отпуска?

Она не ответила. Только тихонько вздохнула.

Мистер Вейн и мисс Кайл шли по Готэм Плэйс. Они просто гуляли и им было очень хорошо вдвоем, несмотря на то, что погода была отвратительной. Серый снег медленно таял, расползаясь грязными лужами, и сырой промозглый ветер пронизывал до костей.

Вокруг сновали мальчишки-газетчики, на лотках мерзли целые кипы листков, изгаженные типографской краской. Во всех газетах мелькали три имени, набранные жирным шрифтом: «Пингвин», «Бэтмен» и «Женщина-кошка». Постепенно Селину начал раздражать этот информационный калейдоскоп.

— Ну и новости в последнее время! «Кто сказал „Мяу!“?», «Подвиг Пингвина», «Неудача Бэтмена». Знаете, недавно я слышала по телевизору, что эта кошка весит восемьдесят килограммов. Господи, чего они все врут?

Она обиженно выпятила нижнюю губу и стала еще более привлекательной и милой.

— Да, действительно врут, — Брюс внимательно осмотрел ее фигуру. Врут, негодяи! А кроме этого, вы слышали! «Неудача Бэтмена». Бред. Он спас одного имущества на два миллиона долларов.

Мистер Вейн и мисс Кайл немного помолчали, каждый по-своему переживая журналистские сплетни. Затем она спросила очень тепло и просто, указав рукой на площадь:

— А вы не идете туда? Там будут снова зажигать елку.

— Да нет. Я, знаете ли, не любитель…

— Зря, — мрачно и тихо проговорила Селина, — сегодня праздник в нашем холодном городе…

— Вы во всем видите только темное и страшное, — мягко упрекнул ее Брюс.

— Наверное, как и вы.

Где-то рядом закрякал клаксон и к ним подъехал лимузин. Из открывшейся дверцы вышел Альфред.

— Мистер Вейн! — позвал он.

— Послушайте, Селина… Поедемте ко мне. Вместе по телевизору посмотрим, как зажигают елку.

— Ну… — она замялась. — Понимаете… Я не могу. Я должна быть в другом месте.

— Может, тогда пообедаем сегодня? Часов в пять или в шесть?..

— Хорошо, — согласилась она. — В пять.

— Так, значит, в пять. Вдвоем, — уточнил Брюс. — Да? Договорились?

— Договорились.

Он быстро сел в машину и Альфред захлопнул за ним дверцу.

Уже проехав полдороги, Брюс сказал:

— Альфред, ты помнишь, я тебе рассказывал об одной очаровательной девушке?

— Да, сэр. Кажется, это была какая-то очень печальная история.

— Так вот. Я ее не убил. До сих пор не могу понять, как ей удалось выжить.

— Боже мой, какое счастье!

— Я пригласил ее сегодня на обед. В пять часов она придет к нам в гости.

— Мистер Вейн, я вас поздравляю!

— Спасибо, Альфред. Я сам затоплю камин в гостиной, а ты позаботься об обеде.

— Конечно, сэр. Не беспокойтесь.

Ничто не предвещало беды. Шла подготовка к празднику. Готэм пытался вновь зажечь Рождественскую елку и достойно встретить Санта-Клауса. На Готэм Плэйс восстановили порядок и все обустроили для проведения торжественной части. Совсем как день тому назад.

В маленькой тесной гримерной сидела та же девушка, которая ранее зажигала елку. На ней был тот же костюм из пушистого белого меха. Она репетировала.

— Итак… Зажигается елка и я нажимаю кнопку, — вдохновенно проговорила королева праздника. Затем, заглянув в сценарий, исправилась. Нет. Сначала я нажимаю кнопку, а потом зажигается елка.

Она вертелась перед зеркалом и была чрезвычайно довольна собой. Вдруг занавеска за ее спиной отодвинулась и в зеркале возникли странные личности. Маленький толстый человечек, одетый во все черное, лысый с непропорционально длинным носом, коротенькими ножками и ручками, в странных перчатках всего с тремя пальцами. Рядом с ним стояла высокая белая женщина. Вся белая. На руках у нее сидел белый карликовый пудель с какой-то кривой штукой в зубах.

Девушка смертельно испугалась, побледнела и срывающимся голосом произнесла:

— Кто вы?

Толстый человечек гадко улыбнулся большим безгубым ртом и ответил:

— Мы ищем таланты!

Королева сразу пришла в себя и, очаровательно улыбаясь, затараторила:

— Заходите, заходите! Вы знаете, я не просто зажигаю елки. Я еще и актриса…

Носатый вдруг протянул руку к пуделю и начал выдирать из его пасти черную закорючку. Пудель не выпускал ее изо рта и злобно рычал.

— А это что у вас? — заинтересовалась зажигательница елок.

Все же урод забрал закорючку у непослушной собаки и, покончив с этим, попросил:

— А ну-ка, улыбнись! Скажи: «Чиз».

Девушка встала, театрально подняла руку и, кокетничая, произнесла:

— Чи-и-из!

Последним, что она увидела, было то, как черный мерзавец, со злобной гримасой на лице замахивается в ее сторону страшной закорючкой.

Селина Кайл сидела в машине, мчавшейся в восточном направлении. Она уже пересекла черту города и теперь неслась среди занесенных снегом полей. Часы показывали половину пятого, но уже стемнело. Пришлось включить подфарники.

Мисс Кайл было неуютно. Теперь ей все время было неуютно. Только будучи кошкой или в компании Брюса Вейна она чувствовала себя спокойно и уверенно. Все остальное время она старалась находиться возле каких-нибудь отражающих поверхностей. Потому что только Селина в зеркале не давала ей сойти с ума. Правда, она говорила исключительно о Вейне, но Селине это нравилось. Она и сама была не прочь с кем-нибудь поговорить о нем.

— Ну и?..

— И наговорил кучу старомодных комплиментов.

— И?..

— Все. Приехал Альфред.

«Чего она врет», — подумала Селина, — «Уж со мной-то могла бы не кривляться. Как будто я не заметила, что она еще полчаса где-то пропадала. Веселенькая была ситуация! Хоть у прохожих спрашивай, надо ли причесаться. Разревусь когда-нибудь».

Селина чувствовала, что назревает внутренний конфликт. Поэтому она обиженно замолчала и сделала вид, что внимательно следит за дорогой.

В огромном камине жарко пылали сложенные аккуратной пирамидой дрова. Языки желтого пламени бросали теплые блики на лица мистера Вейна и мисс Кайл, сидевших на нешироком диване.

Альфред медленно подошел к низкому столику, стоящему перед камином и, расстелив небольшую белоснежную скатерть, поставил поднос с чаем.

— Спасибо, Альфред, — Брюс кивнул.

Вежливо поклонившись, слуга удалился.

Селина проводила его долгим взглядом и вполголоса произнесла:

— Он, наверное, замечательный спутник, — в ее больших глазах отражалось пламя камина, — но не скучновато ли быть холостым?

— Наверное, — Брюс поднял брови, — так же скучно, как и быть одинокой секретаршей.

— Помощницей, — привычно поправила Селина.

— Помощницей, — повторил Брюс.

— Секретаршей, — после небольшой паузы подтвердила она. — А у вас есть девушка?

— Ну конечно, — вяло ответил он, задумчиво глядя в огонь. — Что? Брюс пришел в себя и удивленно посмотрел на нее.

— У вас есть девушка?

— Извините, я не сразу понял, — Брюс смутился. — Вы имеете в виду что-то серьезное? Нет, нет, — он покачал головой. — Была, но… Как-то не получилось…

— А что случилось? — Селина подвинулась ближе. — Ах, нет! Я знаю. Можете не говорить… Вы от нее что-то скрывали?

— Нет, наоборот. Я ей все рассказывал.

— Да, — глаза девушки широко раскрылись, — ну и что? Ее это напугало?

— Ну… — Брюс подбирал слова. — Понимаете, есть две истины. Как бы две жизни. Ей было трудно примирить одну с другой.

— Почему?

— Наверное, это потому, что иногда мне самому трудновато их примирить. Понимаете, Вики думала… — он не находил нужных слов.

— Вики, — подхватила Селина, — так ее звали? А кто она? Лыжница или стюардесса?

— Да нет, — Брюс поморщился, — она была фоторепортером.

— И она действительно оказалась права? Вам и вправду тяжело примирить обе стороны вашей жизни?

— Знаете, — Брюс отвел взгляд, — если я скажу «Да», то вы будете думать, что я какой-нибудь там Норман Бейц, этакий тип с раздвоением личности. А дело совершенно не в этом. Ну…

Он долго смотрел на пламя камина, не решаясь рассказывать дальше. Селина тронула его за руку. Брюс вздохнул и спросил:

— И вы, наверное, не позволите мне поцеловать вас?

— Знаете, — Селина улыбнулась, покусывая нижнюю губу, — в жизни обычно всегда подводят нормальные типы. А психи… Они меня никогда не пугали. В них что-то есть.

— Да, — Брюсу стало неловко, — Ну… Наверное, — он кивнул. — Но…

Слова куда-то подевались, надо было что-то говорить, а сказать нечего. Сам целоваться собрался, а теперь эта ненужная робость. Брюс оцепенел. Внезапно он почувствовал легкий аромат духов и увидел прямо перед собой большие глаза Селины. Ее губы прижались к его губам.

Брюс пришел в себя от резкой боли в боку. Селина все еще целовала его. Он лежал на диване, а ее рука скользила как раз по повязке на ране.

«Боже мой! Как же я… Она же сразу все…»

Он медленно и нежно взял ее руку и переместил на свое плечо.

«Как бы это ей намекнуть?..»

Его рука заскользила по ее руке. Выше, выше… Вот он коснулся короткого рукава платья, и сдвинул его вверх.

Селина оторвалась от его губ, пальцы Брюса почти касались обожженного пятна на плече. Она резко отстранилась, села у него в ногах.

— Я не могу, — неловко улыбаясь, проговорила она, поправляя рукав.

— Я тоже, — Брюс с облегчением улыбнулся.

Экран телевизора неожиданно вспыхнул. Селина вздрогнула.

— Это Альфред, — он положил руку на ее колено. — Наверное, передают что-то важное.

Корреспондент подвел к камере окружного следователя и протянул ему микрофон:

— Правда ли то, что Бэтмен похитил принцессу праздника? Вы можете это подтвердить?

Брюс, побледнев, вскочил с дивана.

— Ну, вообще-то, прямых доказательств нет, — сообщил следователь, поправляя шляпу, — но вот это мы нашли в гримерной исчезнувшей девушки.

Камера подъехала ближе и показала небольшой целлофановый пакет, который следователь держал в руках. В нем лежал электронный бумеранг Брюса.

— Мне нужно идти, — Брюс крепко сжал ладонь Селины.

— Нет, нет, — она спустила босые ноги с дивана и попыталась встать, это ваш дом и идти нужно мне.

Селина взглянула на часы. Было без десяти шесть.

— Ну что вы! Нет, — Брюс усадил ее обратно, — вы посидите немного здесь, расслабьтесь. А я… Я сейчас, я быстро…

Он бросился из зала в приемную. Из библиотеки вышел Альфред.

— Альфред! — Брюс подбежал к нему и, схватив за руку, оттащил к стене. — Вы видели? — шепотом, чтобы не слышала Селина, спросил он. — Мне нужно срочно уезжать на Готэм Плэйс.

— Да, разумеется, я видел, — кивнул Альфред. — Я как раз подумал, что вам лучше посидеть дома.

— О нет! Ни в коем случае, — Брюс снова оглянулся на Селину. — Кто-то хочет меня подставить.

— Что вы говорите? — Альфред удивленно поднял брови.

— Скажите Селине, то есть мисс Кайл… — Брюс подбирал слова. Скажите, что у меня важная деловая встреча.

— С мистером Шрекком?

— Нет! Скажите ей… Нет… Я хочу… Черт, я не хочу, чтобы она обиделась…

— Да, — Альфред кивнул, — обязательно скажу. Идите.

Брюс пулей вылетел из зала и понесся по крутым мраморным ступеням вниз.

— Черт, — прошипела Селина, проводя ладонью по взмокшему лбу.

Она поднялась с дивана и принялась собирать разбросанные вещи. Подхватив в охапку пальто и сумочку, она бросилась к выходу. Альфред появился из боковой двери коридорчика и громко окликнул ее:

— Мисс Кайл!

Селина подбежала к нему, прижимая к груди пальто.

— Альфред! — ее глаза блестели.

Дворецкий окинул босоногую девушку долгим взглядом и сказал:

— Мистер Вейн просил передать вам…

— Мистер Вейн? — перебила его Селина. — А… Брюс. Да? — она принужденно улыбнулась. — Вы можете передать ему, что у меня сейчас трудный период, я меняюсь…

Она поправила прядь золотых волос. Альфред непонимающе посмотрел на нее, пытаясь что-то сказать, но Селина вновь заговорила первой:

— Нет, не то… Скажите, что я его не отвергаю, убегая, и на самом деле с ним я себя чувствую так, как, наверное, должна себя чувствовать. Нет… — она снова улыбнулась. — Опять не то.

Альфред внимательно смотрел на нее через стекла очков и спокойно кивал.

— Ну… Вы можете написать сонет или придумать какую-нибудь непристойную частушку, — Селина переминалась с ноги на ногу.

— Я как раз одну вспомнил, — улыбнулся Альфред.

— Спасибо, — глаза Селины были полны благодарности.

Она бросилась к двери библиотеки.

— Сюда, мэм! — Альфред открыл входную дверь, пропуская девушку к лестнице.

Та зашлепала босыми ногами вниз по мраморным ступеням.

Селина Кайл сидела в машине, мчавшейся в западном направлении. До города было еще достаточно далеко. Часы показывали ровно шесть часов. Девушка была очень взволнована.

«Господи, опоздаю… Ведь договорились с длинноносым, чтобы без меня не начинал!.. Так нет! Вот сволочь! Сказала ему, что очень хочу участвовать в его плане! Не подождал. Ну ладно, сочтемся. Сейчас надо переодеться. Где эта?.. Опять, небось, со своим героем… неизвестно где обнимается!..» Через несколько секунд появилась зеркальная спутница. Селина, конечно, обрадовалась, но не подав виду, деловито проговорила:

— Явилась, слава Богу! Подержи руль. Я переоденусь и можешь идти, куда хочешь.

— Не ори, — спокойно отреагировала та, — быстро переодевайся. У меня действительно немного времени. Он меня ждет.

— Ладно, ладно, — примирительно сказала Селина и остановила машину.

С заднего сидения автомобиля она достала черный блестящий костюм и начала снимать платье. Потом вновь послышалось урчание мотора.

Кошка сидела в машине, мчавшейся в западном направлении. Огни города были совсем близко.

На площади вновь собрались люди. Сегодня их было гораздо больше, чем в прошлый раз. Уже не только безработные и пенсионеры стояли на Готэм Плэйс. На этот раз каждый житель города, считающий себя патриотом, пришел сюда, чтобы продемонстрировать свое отношение к беспорядкам и помочь властям разобраться в создавшемся положении.

На трибуну вновь поднялись представители общественных организаций города и администрации. К микрофону подошел мэр.

— Дамы и господа! Прошу внимания! Я знаю, что многие из вас думают, что в Готэме идет настоящая война. Но я хочу, чтобы вы знали: избранные вами руководители и полиция полностью контролируют ситуацию. И эти грязные выходки распоясавшихся мерзавцев не сумеют поколебать нашей решимости положить всему этому конец. Я хочу пригласить сюда представителей общественности нашего города, чтобы услышать их мнение по поводу происходящего в нашем городе. Мистер Шрекк прольет свет на некоторые небезынтересные детали последних трагических событий. Он решил помочь нам разобраться в этом темном деле.

Макс занял место мэра. Раздались аплодисменты. Он поднял руку и попросил тишины. Овации стихли.

— Господа, — начал он, тяжело вздохнув. — Мне трудно стоять здесь и смотреть вам в глаза. Мне стыдно, дорогие сограждане. Мы все считали, что Рождество должно быть веселым и радостным.

Одобрительный гул прокатился по толпе.

— Но! — Макс сделал многозначительную паузу. — Произошли эти страшные, ужасные события. Какие-то подонки, — я, право, не могу назвать их по-другому, — с невиданным доселе цинизмом, решили омрачить наш праздник, нарушить спокойствие Готэма. Они нанесли колоссальный ущерб. Они разрушили дома и магазины, уничтожили материальные ценности, созданные вашими руками, вашим многолетним кропотливым трудом. И как независимый представитель я ответственно заявляю, что им в этом содействовал странный и вездесущий человек — Бэтмен!

Толпа грохнула аплодисментами. Мэр удивленно посмотрел на Шрекка, но Макс невозмутимо продолжал.

— Я располагаю сведениями из совершенно достоверных источников, что все, что произошло позавчера, было сделано не без помощи Бэтмена. Ибо как объяснить тот факт, что с его появлением на улицах разбой и насилие мгновенно прекратились. При этом сам Бэтмен никого не убил. Клоуны просто разбежались так же внезапно, как и появились. Мне кажется, что это все им специально организовано, чтобы укрепить свою репутацию борца со злом. Ведь уже достаточно давно в городе не было никаких происшествий и о нем стали постепенно забывать.

Но мы все знаем, кто истинный патриот своего города и кто может помочь нам справиться с этой проблемой. Это Освальд Кобблпот! Он лично спас ребенка господина мэра от рук жестоких маньяков и этому есть документальные подтверждения. И только он сможет защитить наш город от распоясавшегося самодура Бэтмена. Господин Кобблпот сам об этом заявил на пресс-конференции.

Послышались одобрительные возгласы.

— Я ничуть не принижаю роли нашей полиции в борьбе с этими клоунами, но, по-моему, наша администрация неправильно распоряжается полицейскими подразделениями. И поэтому я еще раз хочу обратить ваше внимание на личность Освальда Кобблпота. Он, будучи простым гражданином нашего города, узнав и случившейся трагедии на наших улицах, лично принял участие в предотвращении беспорядков. В то время как некоторые из здесь присутствующих, — Шрекк выразительно посмотрел на мэра, — отсиживались по домам, не зная, что предпринять! И все же не это самое главное. Главное то, что надеясь на Бэтмена, мы потеряли бдительность, и он воспользовался этим. Я не хочу приуменьшать большие заслуги, оказанные им нашему городу в прошлом, но… Просто хочу сказать, что, похоже, он решил прийти к власти нечестным путем. И тому есть свидетельства. Комиссар!

К Максу подошел полицейский с полиэтиленовым пакетом в руках.

— Господин комиссар, предъявите, пожалуйста, вещественное доказательство!

Комиссар поднял пакет над головой и показал его толпе.

— Что это?

— Это бумеранг Бэтмена.

— Сограждане, когда-то этот бумеранг применялся только для защиты нас всех от преступников. Но сегодня его нашли в гримерной королевы праздника, которая таинственно исчезла. Имея такое доказательство, — Макс указал на высоко поднятый пакет, — можно предположить, что он это сделал для того, чтобы сорвать наш праздник. И теперь, подозреваю, — не знаю, правда, каким способом, — но он вновь явится перед нами в ореоле спасителя. Спасибо за внимание.

Черная машина остановилась в квартале от Готэм Плэйс, в узком безлюдном переулке. Из нее вышел Бэтмен и направился к пожарной лестнице высотного дома, находившегося за маленьким цветочным магазинчиком.

Листы брони причудливой формы стали закрывать корпус автомобиля, превращая его в неприступный танк с торчащими острыми ребрами щитков и плит.

«Кто мог это сделать?» — эта мысль не давала Бэтмену покоя. — «Кто? Пингвин? Если это его игра, она слишком хорошо сыграна. Он не слишком умный человек… Человек? Нет, он не человек, он — животное. Коварное, хитрое животное, пытающееся прорваться к власти. И в этом ему, без сомненья, помогает Шрекк. Уж больно все гладко и чисто выходит у этого Освальда… Чувствуется знакомый почерк. Да и эта проблема с электростанцией…»

На крыше было холодно. Промозглый ветер налетал сильными порывами, бросая в лицо кристаллики льда и снежинки. Вокруг было пусто и тихо. Вдалеке между домами сияла праздничной иллюминацией Готэм Плэйс.

Он поднялся на надстройку крыши и, подставив лицо холодному ветру и закрыв глаза, застыл на месте, как большая черная статуя, украшающая дом. Бэтмен прислушался к своим чувствам и к своей безотказной интуиции, которая никогда еще не подводила его. И теперь, так же, как и всегда, в его мозгу возник какой-то далекий отзвук, какое-то эхо. Он уловил направление. Звали откуда-то из фантасмагории громоздившихся зданий, слева от него. Он сосредоточился и проверил себя. Да. Это так.

Бэтмен открыл глаза и решительно двинулся вперед.

Стальная стрела со звоном врезалась в кирпич стены, перебросив через провал улицы тонкий трос. Закрепив свободный конец за мачту антенны, Бэтмен, подобно огромной птице, перелетел на соседний дом и очутился на крыше городской библиотеки. Отстегнув карабин подвески, он подошел к слуховому окошку и всмотрелся в полумрак чердака.

В сырой темноте четким белым пятном виднелась меховая опушка костюма королевы. Резким ударом Бэтмен выбил фанерную дверь и спустился по скрипучим ступеням в помещение чердака.

Девушка сидела на стуле, крепко привязанная к его спинке. Ноги ее тоже были стянуты толстым шнуром.

Бэтмен бросил на пол длинную пластиковую трубку, которая тут же вспыхнула, наполняя пространство пульсирующим малиновым светом. Девушка вздрогнула, в ее глазах был ужас. Бэтмен вытащил кляп из ее рта и, отшвырнув его в сторону, принялся развязывать веревки.

— Я не сделаю вам ничего плохого, не бойтесь, — тихо говорил он, продолжая борьбу с путами.

— Слава Богу, — принцесса отдышалась. — Вы Бэтмен? Я так много слышала о вас. Вы вовремя появились. Я уже совершенно отчаялась.

— Не волнуйтесь, — он улыбнулся, — теперь все будет хорошо. Просто кто-то хочет меня подставить.

Веревка слетела с плеч принцессы, она стала разминать затекшие руки.

— Боже мой, теперь останутся синяки, — она была готова расплакаться.

— У нас мало времени, — заметил Бэтмен.

— Вы не беспокойтесь, — успокоила его девушка, — я скажу полиции, что меня похитил какой-то тип, похожий на птицу, и…

— На птицу? — Бэтмен посмотрел ей в глаза.

— От него еще пахло рыбой!

— Рыбой? — раздался шипящий голос откуда-то сверху. Бэтмен поднял голову. — Рыба — это хорошо, я не ела целый день!

С потолка прыгнула блестящая черная кошка.

— Ну так угощайся!

Бэтмен резко выпрямился, взмахнув кулаком. Кошка увернулась, выбрасывая ногу. Тонкий каблук мелькнул перед глазами Бэтмена.

— Ну ты, хвостатая!

Он отступил, принимая оборонительную стойку. Было видно, что на этот раз кошка настроена весьма серьезно.

— Давай, жеребец! — кошка зашипела. — Поговорим серьезно. Давай…

Ее кулаки разжались, обнажая длинные острые когти. Она вновь сделала выпад ногой и, отогнав Бэтмена от стула, одним движением разрезала веревки на ногах принцессы.

Девушка рухнула на пол и, тихо поскуливая, поползла на четвереньках.

Бэтмен бросился вперед, схватил извивающуюся кошку за плечи и, притянув вплотную, нанес сокрушительный удар головой. Та взвыла, но как только он разжал руки, кошка, подпрыгнув, вцепилась когтями в острые уши летучей мыши. Резко дернув противника, она ударила Бэтмена лицом о свое колено. Тот попятился, пытаясь удержаться на ногах и оторвать от себя бешеное существо. Кошка держала его уши мертвой хваткой.

Тогда он, разведя руки, сильно ткнул ее костяшками пальцев под ребра. Она отлетела в сторону.

— Быстрее, уходите отсюда!

Бэтмен бросился было к принцессе, но в ту же секунду ножка стула, к которому была привязана принцесса, врезалась в его грудь. От неожиданности он выпустил орущую королеву праздника. Кошка завертелась волчком, снимая с себя длинный хлыст и, зацепив им девушку, подтащила ее к себе.

— Ай, — заверещала принцесса, закрывая глаза и прижимая руки к груди. — У меня останутся синяки!

Кошка обвила ее хлыстом, как арканом, и, набросив петлю на шею, прошипела:

— Нам пора идти, крошка.

Бэтмен поднялся и замер в нерешительности в десяти футах от них.

— Прости, Бэтмен, — замурлыкала кошка, — но девочкам надо поговорить по душам.

Она схватила принцессу и поволокла ее на крышу. Бэтмен бросился следом. Краем глаза он заметил, что за трубой соседнего дома мелькнула белая меховая опушка, и бросился следом. Разбежавшись, чудовищным прыжком он перелетел улицу и повис на обледеневшем ржавом карнизе.

— Мяу! — раздалось где-то впереди над ним.

Бэтмен, словно на крыльях, взлетел на крышу. Королева стояла на узком парапете крыши городского банка и, коченея от холода, слабо выла. Порывы ветра трепали ее золотые кудри. Бэтмен замер. Увидев его, она попыталась помахать ему рукой, но чуть не потеряла равновесие.

— Она отпустила меня! — прокричала принцесса. — Мы с ней поговорили по душам и, похоже, я убедила ее оставить меня в покое.

— Осторожно! Не двигайтесь, — вскрикнул Бэтмен. — Оставайтесь там, где стоите и не смотрите вниз.

Принцесса часто закивала.

— Я не двигаюсь! Я боюсь упасть! Сама я отсюда не слезу!

Кладка парапета была старой и кирпич еле держался на почти разрушившемся растворе. Бэтмен аккуратно ступал по ним, приближаясь к дрожащей всем телом принцессе.

Из-за высокой трубы вышел ослепительно улыбающийся Пингвин.

— Привет всем! — он мерзко хохотнул.

Бэтмен замер.

Пингвин покрутил в руках большую трость черного зонтика и швырнул ее в принцессу. Та вскрикнула. Зонт, вонзившись в крышу громоотводом, раскрылся. Дюжина летучих мышей вырвалась из него и с писком принялась кружить вокруг верещащей принцессы.

— Ну, давайте, крылатые мои! Поможем мистеру Бэтмену, — Пингвин разразился диким хохотом. — Поможем родственничку!..

Бэтмен одним гигантским прыжком оказался возле несчастной девушки.

— Руку! — не своим голосом заорал он.

Принцесса потянулась к нему, но тут одна из мышей врезалась в белый мех костюма. Принцесса затанцевала на месте, пытаясь сбросить с себя маленькое пищащее животное, потеряла равновесие и полетела вниз. Визг ее превратился в предсмертный крик.

Собравшиеся подняли головы и увидели, что, кувыркаясь в воздухе, прямо на трибуну падает кричащая девушка. Прожектора, освещающие рождественскую ель, подняли вверх свои сияющие лучи, вырывая из ночного мрака странный силуэт человека на крыше.

— Это Бэтмен, Бэтмен, посмотрите, он сбросил принцессу с крыши! пронеслось по толпе.

Тело рухнуло прямо на цветную коробку кнопки. Толпа в ужасе замерла. Елка вспыхнула яркими огнями. И в эту же секунду из ее зеленого мрака вырвались мириады летучих мышей. Их было столько, что на площади потемнело.

— Это Бэтмен, Бэтмен, — кричали испуганные люди.

Возникла паника, все бросились врассыпную, спасаясь от носящихся над головами летучих существ.

— Что, мистер Бэтмен, угробил принцессу? — веселился Пингвин, исчезая за углом лифтовой надстройки.

Бэтмен бросился за ним. Но…

Дверь надстройки резко распахнулась, и из нее выбежало несколько полицейских, держащих наготове револьверы. Человек-Летучая Мышь остановился и попятился. Парни упали на одно колено и открыли беглый огонь. Пули со свистом врезались в бляху с изображением летучей мыши, но пробить ее не могли. Однако сила удара была настолько велика, что Бэтмена отбросило к краю крыши. Встав на колени, он пополз по шаткому обледеневшему металлическому карнизу, прикрывавшему верхние окна здания. Вокруг него свистели пули. Вот одна из них, как железная муха, лязгнула о стальную балку. Полицейские палили, не переставая. И стальной дождь, пробарабанив по сверхпрочному плащу, смел Бэтмена вниз. Он перекувырнулся в воздухе и ударился о плиты солярия, расположенного на крыше соседнего дома.

На мгновение Бэтмен потерял сознание. Удар был настолько силен, что гранит пола покрылся трещинами. Когда он открыл глаза, перед ним плавали разноцветные круги, а тело превратилось в тяжелую ватную массу.

— Ну что, Бэтмен, — услышал он свой собственный голос, идущий откуда-то сверху и одновременно изнутри.

Он попытался подняться, но тупая боль в груди давила, не давая возможности не то что подняться, но даже сделать глубокий вдох.

— Какого черта?

— Вот именно, — голос вздохнул почему-то только в левом ухе. — Нужно было другой костюмчик надеть.

— Я не думал, что все будет именно так.

— Не думал? А зря! Ты думал, что так будет всегда. Да? Будешь спасать бедных несчастных девушек от подлых злоумышленников. Но… Но теперь вот, лежишь ты тут, на этих холодных ступенях, и белый мрамор, как губка, впитывает алые…

— Господи! Это ж надо, чтобы внутренний голос сошел с ума?!

— Головой ударился что ли?

— Это не я, это ты головой ударился! И теперь…

— Нет. Ты ошибся. Это еще не конец игры! Они слишком далеко зашли в своих забавах и кто-то обязательно должен их остановить. Иначе это добром не кончится.

— Ты настолько уверен в своей правоте? И тебя не терзают сомнения? Посмотри, ведь все против тебя! Даже твоя девчонка, и та хочет свернуть тебе шею!

— Она не понимает…

— Она понимает! Они просто все заодно. А после того, как ты убил принцессу, они сделают из тебя монстра.

— Я этому Пингвину клюв сверну!..

— Как невоспитанно, мистер Бэтмен! А, кроме того, всем пингвинам клювы не свернешь. Он ведь не один!

— Ты прав. Сейчас я знаю только одно: надо все спокойно обдумать, выработать план действий…

— А для этого необходимо еще немного здесь полежать. Полежи. Тебя либо полиция грохнет, как социально опасного, либо эта милая Кошка разорвет — как мышку.

— Кошка? Она… — перед его глазами снова начали взрываться разноцветные круги, и он зажмурился, — она…

Кто-то больно наступил на его руку. Бэтмен открыл глаза. Над ним стояла Кошка.

— Мяу!

Она опустилась на колени и села сверху на живот, крепко сжав ногами его тело. Нагнувшись и приблизив свое лицо к лицу Бэтмена, она тихонько промурлыкала:

— Ну, как дела? Ты в порядке? Неудача! Никак нельзя тебе справиться с такой девушкой, как я!

Она вдруг замолчала и задумчиво посмотрела ему в глаза.

— Красавчик, му-рр, — облизнулась Кошка, — ты готов умереть?

Он приподнял голову и увидел чуть в стороне ржавую проволоку, забытую кем-то еще с лета, а на ней — какое-то высохшее растение. Серые пожухлые листья были чуть припорошены снегом. Кошка обернулась, поймав его взгляд. Бэтмен опустил голову и тихо задумчиво проговорил:

— Омела… она может стать смертельной… если ее съесть.

На лице Кошки появилась кривая улыбка:

— Да? Но ты наверное не знаешь, что поцелуй может быть еще смертоноснее!

Она высунула свой розовый язык и лизнула его по подбородку и губам. Он облизал влажные губы, ощутив уже знакомый вкус. Что-то непонятное, очень нежное шевельнулось у него в душе, но…

Кошка еще раз лизнула его и фыркнула, подняла голову, пристально всматриваясь в полуприкрытые глаза под маской.

— Ты второй человек, — интимно прошептала она, — который убил меня на этой неделе. Но ничего. У меня осталось еще семь жизней.

— Я пытался спасти тебя!

— Да? — она рассмеялась. — А ты случайно не заметил, мистер Бэтмен, что все женщины, которых ты пытаешься спасти, либо умирают, либо очень в тебе разочаровываются.

На ее губах застыла презрительная ухмылка. Разогнувшись, Кошка медленно села и вдруг, впилась руками в грудь Бэтмена. От боли он пришел в себя. Откуда-то появились силы. Он сгреб в охапку хрупкое тело и отшвырнул от себя. Вскочив на ноги и не давая ей опомниться, он нанес серию коротких хлестких ударов по ее голове и животу. Кошка с воем отлетела к цветочным ящикам, где так и осталась сидеть. Бэтмен подошел к ней.

— Если хочешь поговорить, то не выпускай когти, — с этими словами он вытащил из бронерезины на груди согнувшийся коготь и швырнул ненужную железку к ее ногам.

Затем Бэтмен подошел к краю крыши и одним резким движением расправил плащ. Лязгнули сегменты металлической конструкции, превращая его в большие черные крылья. Вдев руки в петли, Бэтмен упал вниз.

Кошка молниеносно вскочила и, подбежав к краю, выглянула из-за парапета. Гигантская летучая мышь бесшумно планировала в пищащей туче своих маленьких собратьев над заполненной перепуганными людьми площадью.

— У мыши всего одна жизнь, — прошипела, оскалившись, Кошка, — одна, и последняя, — она присела на карниз и принялась умываться.

— Потрясающе, — заорал вынырнувший из-за стоявшей неподалеку статуи Пингвин.

Он, семеня, подошел к Кошке и поставил возле ее ног серебряное ведерко, в котором мерзла бутылка шампанского.

— Твоя красота — и зверь, — высокопарно изрек он, — это просто чудо!

Не обращая на него никакого внимания, Кошка продолжала смотреть вниз на карусель летучих мышей. Внезапно она резко обернулась и спросила:

— Ты ведь сказал, что только напугаешь принцессу?

Пингвин недовольно поморщился, открыл бутылку и налил искрящееся вино в тонкие, неизвестно откуда взявшиеся бокалы.

— А, ты о ней? — со вздохом проговорил он. — Так и было. По-моему, у нее был очень испуганный вид. Не так ли!?

Он захохотал и протянул Кошке бокал.

— На немного шипучки.

Она залпом выпила напиток и бросила стекло вниз. Пингвин еще раз улыбнулся и спросил:

— Ну, чего же мы ждем?

— Не знаю, — Кошка поежилась, пожимая плечами.

— Тогда я предлагаю освятить наш бесовской союз!

— О чем это ты? — удивленно спросила она.

Пингвин достал из кармана жилетки, в котором обычно носят часы, маленькую коробочку и протянул ее Кошке. Она отрицательно дернула плечом, и ему пришлось самому открыть сюрприз. Она все смотрела и смотрела вниз на уже почти опустевшую площадь, когда он протянул ей золотое колечко. Она надела его на длинный коготь и поднесла к глазам.

— Все равно я не понимаю, о чем ты говоришь.

Пингвин долил шампанского в свой бокал и вплотную подошел к ней.

— Но неужели ты не представляешь себе, крошка? — его длинный нос возбужденно дергался, а глаза блестели. — Темно в доме мэра. Вечер. Нет, ночь. И вот ты идешь прямо в спальню, помахивая хвостом. Мартини с одной стороны, а мои тапочки с другой. Ну?

— Да ладно, — Кошка фыркнула, выбрасывая кольцо вслед за бокалом, — я до тебя не дотронусь даже для того, чтобы поцарапать, — она брезгливо поморщилась.

Пингвин затрясся всем телом, по его лицу прошла судорога, смявшая губы. Он бросил вниз бокал, ведерко с бутылкой и заорал:

— Ну знаешь, ты мне надоела! Ты сама ко мне лезла! Ты мне больше не нужна!

— Что значит — не нужна? — Кошка испуганно отпрянула от него, цепляясь руками за ограду солярия.

Такой истерической вспышки ненависти она от него никак не ожидала.

— Не нужна! Понятно? Ты мне больше не нравишься!

Пингвин выхватил из-под шубы один из своих зонтиков. Он ткнул крючком ручки в шею Кошки и, пробив ворот костюма, зацепил материал. Молниеносно раскрыв тент, он нажал что-то у основания трости и подбросил зонт вверх. Купол бешено завращался, полетела разорванная материя, и тонкие спицы, превратившиеся в вертолетные лопасти, увлекли Кошку в небо. Она забилась, пытаясь освободиться — но тщетно. Летающий зонт поднимал ее все выше и выше, нес через площадь, и ей ничего не оставалось больше, как только беспомощно цепляться за крючок ручки, чтобы не быть задушенной воротником.

— Прощай, моя нежданная, — прокричал ей вслед Пингвин, — отправляйся прямо на небеса!

Он сорвал с головы цилиндр и, стоя на карнизе крыши, махал им вслед улетающей Кошке.

Пропеллер бешено вращался, она летела над ночным городом. Над светящимся куполом небоскреба Шрекков с его дурацким кошачьим аэростатом, над зданием мэрии, все дальше и дальше. Выпустив когти, она стала рвать блестящую кожу на шее. Еще рывок — и Кошка рухнула на стеклянную крышу большой теплицы, расположенной на верхнем этаже приземистого дома. Со звоном пробив перекрытие, она упала в цветник, осыпаемая дождем битого стекла. Сквозь дыру в крыше было видно звездное небо…

Тело горело от ушибов и ссадин, в голове шумело. Она села. Перед глазами мелькали огненные шарики. Она повертела затекшей шеей и, откинув назад голову, дико заорала. Крик, рванувшийся из ее груди вверх, выбил оставшиеся стекла теплицы и, разметав хрупкие деревянные конструкции, понесся над городом.

— Хорошая была киска, — хихикнул Пингвин и засеменил к двери, ведущей с крыши вниз.

Бэтмен приземлился в квартале от улицы, где его ожидала машина. Как только его ноги коснулись земли, он увидел толпу возбужденных горожан. Увидев Бэтмена, они бросились к нему, размахивая над головами неизвестно откуда взявшимися палками.

— Вот он, грязный убийца рождественских принцесс! Хватайте его, бейте! — кричали они.

— Черт, — Бэтмен нажал миниатюрную кнопку, встроенную в бляху пояса.

Бэтмобиль ухнул и начал раскрывать свой бронированный панцирь, пряча щитки в корпус. Бэтмен нырнул в машину и захлопнул люк. Щелчок тумблера, и приборная доска осветилась зеленым огнем подсветки, ожили шкалы приборов. Бэтмен тяжело вздохнул и потрогал ноющее плечо. Острая боль пронзила руку от плеча до локтя.

— О, похоже на вывих, — он набрал на клавиатуре под дисплеем код замка.

Но вместо седой головы Альфреда на экране появилась оскаленная рожа Пингвина.

— Привет, — взревел он, — пристегнись!

— Что за дьявол?! — Бэтмен перебросил канал, но изображение Пингвина не исчезло.

Он перебрал с дюжину вариантов, но по всем каналам шла одна и та же программа.

— Ты что? Занервничал? — весело щурясь, орал Пингвин. — Не надо! Просто в городе разгул преступности и страшные безобразия. И поэтому нельзя оставлять надолго машину без присмотра. Но ты не бойся! Мои ребята немножко разбираются в технике и поэтому решили преподнести тебе и всему городу маленький рождественский подарок. С Рождеством!

Пингвин захохотал.

Бэтмен посмотрел на улицу. Люди уже окружили его машину и теперь колотили по ней всем, что попадалось под руку. Бронированная обшивка гудела, как церковный колокол.

— Ну что, мистер Бэтмен, — ревел Пингвин, — представление еще только начинается! Ты уже прибавил к списку своих подвигов несчастную принцессу?

— Сволочь, ты хочешь снова меня подставить? — догадался Бэтмен.

Лихорадочно набирая на пульте код включения блокировки радиоволн, Бэтмен размышлял, как можно испортить его автомобиль.

Блокировка не работала.

Пингвин на экране не унимался:

— Теперь у тебя будет великолепная возможность добавить в свою коллекцию еще пару сотен трупов этих мерзких людишек! Добро пожаловать в школу вождения Освальда Кобблпота! Господа, начинайте кричать!

Машина вздрогнула, реактивная турбина взревела, выбрасывая огромный сноп пламени, который тут же испепелил двух человек, нападавших сзади. Тормоза лязгнули, колеса, пробуксовав на месте, рванули автомобиль вперед, затягивая под себя не успевших отскочить людей. На месте, где стоял автомобиль, остались только полосы пепла от сожженной резины колес.

Бэтмен вцепился в руль, но он не шевелился. Ручка переключения скоростей сама сорвалась с точки «нейтрально» и влипла в ограничитель ускорения. Черная машина вылетела на перекресток, сбила фонарный столб и почтовую будку и понеслась к центру. Бэтмен изо всех сил нажимал на педаль тормоза, но та не сдвинулась ни на миллиметр.

А Пингвин на экране даже повизгивал от удовольствия.

— Может, сейчас и не время говорить, — издевательски шипел он, — но у меня кончились водительские права!

Машина понеслась по Восьмой улице, разнося вдребезги фанерные лотки и павильоны, давя мусорные баки и сбивая светофоры. Бэтмен достал из коробки лазерный диск и, вставив его в узкую щель под экраном, нажал кнопку «Запись». Пошарив руками по крышке люка, он нашел кольцо катапульты кресла и рванул его на себя. Ничего не вышло. Болт вывалился целиком, разодранная проводка повисла искрящими шнурами.

— Расслабься, — задыхаясь от смеха, хрипел Пингвин, — это просто аттракцион в луна-парке.

Бэтмен включил резервный компьютер, спрятанный за пластиком обшивки правого борта. На экране вспыхнула надпись: «К работе готов».

Автомобиль сделал еще один разворот, сметая с дороги не успевшую свернуть в сторону полицейскую машину. Та, словно игрушечная, вылетела на тротуар и, перевернувшись через крышу, вынесла витрину бакалейного магазина. Грянул взрыв, огромное облако оранжево-красного пламени проглотило автомобиль и часть дома.

Бэтмен набрал программу поиска постороннего источника управления бэтмобиля и нажал кнопку, разрешающую выполнение. Теперь нужно было только ждать.

— Не нервничай, — продолжал издеваться злобный Освальд, — я позабочусь об этих отвратительных жалких людишках — жителях города Готэма.

Машина пронеслась по какому-то узкому переулку, сметая, словно ураган, легкие деревянные сарайчики.

— Эти придурки будут помнить меня долго…

У перекрестка автомобильная пробка. Фыркая пламенем и скрежеща сталью, бэтмобиль врезался в застывшее у светофора автомесиво.

Машины разлетались в разные стороны, как будто их разбрасывала огромная невидимая рука. Застигнутые врасплох водители и пассажиры пытались, выбравшись из машин, укрыться в подъездах или просто возле стен домов, но там их поджидала участь, ничуть не лучшая, чем у тех, кто не успел покинуть салон. Черная обезумевшая бронированная бестия расшвыривала стоящие автомобили, они взлетали в воздух, переворачивались, взрывались, разнося лавки и нижние этажи домов и погребая под своими обломками водителей и обезумевших от страха пешеходов.

— Ты знаешь, Бэтмен, я всю жизнь мечтал покататься на скоростном танке. И эта мечта сбылась!

Перевернув несколько последних в этой неразберихе автомобилей, бэтмобиль выбрался на чистую дорогу.

Компьютер пискнул, и на экране появился вид бэтмобиля сверху. На нем мигала маленькая красная точка прямо под креслом водителя. От точки в разные стороны протянулись стрелки, и через экран желтой гусеницей поползли строчки: «Источник управления обнаружен».

— Ну как? Хорошо я разыграл этот вонючий город?!

Бэтмен ударил кулаком в стальной лист пола прямо у себя под ногами, изо всей силы он впечатал свою перчатку в пол. Металл хрустнул, и стальной шов разошелся.

У развилки дорог через переход шли ни о чем не подозревающие люди. Они слишком поздно заметили страшную черную машину, мчащуюся на огромной скорости.

Перекресток неумолимо приближался.

Пешеходы бросились врассыпную, но посредине дороги осталась пожилая женщина с сумкой на колесиках.

— А! — радостно взревел Пингвин. — Беспомощная старушка! Что может быть лучше?!

Ручка форсажа оторвалась от ограничителя ускорения и ушла в бок, где красовалась табличка: «Реактивное движение». Стрелка спидометра поползла к отметке «200».

Остальное произошло так быстро, что Бэтмен даже не успел сообразить, что случилось. Свет фар вырвал из темноты обезумевшее от страха лицо женщины. А через мгновение машина замерла в каких-нибудь трех-четырех дюймах от нее. Потом к старушке подбежали двое молодых людей и, подхватив под руки, перенесли ее через дорогу вместе с сумкой на колесиках.

Пот ручьями катился по лицу и спине Бэтмена, заливая и разъедая глаза, приклеивая материал рубашки к телу. Откинувшись на спинку, он отдышался и осмотрелся. Одной рукой он держал руль. Скрюченные судорогой пальцы никак не хотели его отпускать. Обе ноги лежали на педали тормоза. А в другой руке он сжимал обломки какого-то хитрого приборчика с миниатюрной антенной.

— Ну, сука, доездился, — прохрипел Бэтмен и влепил остатки приборчика управления в кривляющуюся на экране физиономию Пингвина. Экран взорвался, наполнив салон бэтмобиля едким дымом и звездочками искр.

А сзади уже неслись полицейские машины с включенными сиренами и горящими мигалками. Они уже миновали охваченный пламенем перекресток, ставший кладбищем для десятков машин, и теперь приближались к развилке, возле которой застыла машина Бэтмена.

— Теперь эти ребята не отстанут, — вздохнул человек-Летучая Мышь, и отпустил тормоз.

Свернув направо, он понесся по узким переулкам, выбирая дорогу побезлюднее. Полиция плотно села на хвост и не отставала ни на фут.

Поворот, еще поворот. Двенадцатая улица, Семьдесят первая… Бэтмен включил форсаж, но полиция не отставала. К колонне, преследовавшей его, присоединялись все новые машины с мигалками. Как свора собак, они выскакивали из соседних переулков и, включая сирены, неслись следом.

Улица заканчивалась большими домами, между которыми мог бы проехать только мотоциклист. Свернуть было некуда, все переулки остались далеко позади.

— Придется сбросить броню, — Бэтмен щелкнул тумблером на панели управления.

Что-то зашипело в чреве машины, и она ожила. Слетели боковые закрылки, утопился в кабину люк, кресло развернулось так, что Бэтмен оказался в лежачем положении. С грохотом ружейного выстрела отлетали бронированные щиты капота и крыльев. Размазывая по асфальту теплую резину, втянулись колеса. Отчаянный водитель вцепился в руль. Это был очень ответственный момент. Обзор резко ухудшился, так как наблюдать за дорогой теперь можно было только через систему зеркал. С потерей трети своего веса автомобиль стал неустойчивым и плохо управляемым. Но это был единственный способ уйти от погони.

Бэтмен сбавил скорость, и с трудом удерживая сигару бэтмобиля, втиснул ее в узкий проем. Лязгнул металл, высекая искры из кирпичной стены. Резкий наклон вправо — и машина, завалившись на полколеса, ушла в темный тоннель боковых улиц, оставляя полицейских перед непреодолимым препятствием.

Не успев затормозить, первая полицейская машина врезалась в стену. Следом за ней — вторая, третья…

Митингующие вновь собрались на ступеньках городского парка. Вновь возле входа поставили трибуну, но в этот раз везде развесили плакаты с изображением Пингвина и надписью: «Освальд Кобблпот — мэр!» Казалось, что весь Готэм сегодня собрался возле Готэм-сквера. В руках людей были флажки, плакаты и транспаранты. «Освальд, мы тебя обожаем!», «Кобблпот — ум, честь и совесть нашего города!», «Мэру — мэр!».

По аллеям Готэм-сквера ехал черный кадиллак. Возле входа он остановился, и из машины вылез Пингвин. Он валкой походкой подошел к встречающему его Максу.

— Ты опоздал, Освальд, — вместо приветствия сказал Макс.

— К черту все, — зарычал Пингвин, поправляя цилиндр. — Этот Бэтмен… Он все-таки сбежал! Я всю ночь не сомкнул глаз.

— Ну, сбежал. Подумаешь!

— Он же не потерял ни конечности, ничего!

— В полиции находится броня его автомобиля. Это улика, и весомая.

— Да, весомая, — Пингвин ухмыльнулся. — Полторы тонны металла. Это не улика. Это пустой звук. Так…

— Пока пустой звук. Ты просто торопишься, Освальд. А такие дела не делаются быстро. Пусть этот, как ты говоришь, хлам полежит в полицейском управлении. Пока. Но как только ты станешь мэром…

— Я уничтожу этого Бэтмена! — взревел Пингвин.

— Ты быстро соображаешь, Освальд, — одобрительно кивнул Шрекк. — Но сейчас главное, что эти люди, — он указал пальцем на ширму из плакатов, за которой слышался гул толпы, — приветствуют тебя. Это самое главное. Мы будем сегодня праздновать.

— Что?

— У меня сегодня, как всегда, ежегодный карнавал. Сегодня — в честь Кобблпота и Шрекка — двух гениев будущего!

Макс вышел из-за плакатов, Пингвин последовал за ним. Толпа разразилась оглушительными овациями.

Пингвин подошел к трибуне, которая почти полностью скрывала его низенькую фигуру. Макс кивнул, и Пингвин начал речь.

— Дорогие сограждане! Надо очистить наш город от подлого вранья. Есть ли у меня план? У меня всегда есть план! А у нашего нынешнего мэра никакого плана нет, и поэтому он полагался только на Бэтмена. Не скрою, я тоже верил ему до самой последней минуты. Однако мы все поняли, что этот Бэтмен — всего лишь бомба замедленного действия. И вот она взорвалась!

Собравшиеся зааплодировали. Макс поднял вверх руки и подмигнул Пингвину. Все были очень довольны его речью.

Брюс и Альфред в библиотеке смотрели телевизор. Передача им не нравилась. Шла прямая трансляция митинга в поддержку Пингвина на внеочередных выборах на должность мэра. Брюс стоял у стола и нехорошо улыбался. За столом сидел Альфред.

— Мне не нравится эта отвратительная комедия, мистер Вейн, — старик поднялся со стула, подошел к телевизору и выключил его. — Мне вдруг показалось, что наш город просто сходит с ума.

— Похоже на то, — кивнул Брюс и взял со стула пиджак.

— Но прежде всего, сэр, мы должны починить вашу машину. Мы же не можем отвезти ее в обычную авторемонтную мастерскую.

— Не можем, — Брюс вздохнул и сунул руку в ящик письменного стола. Тьфу ты, очки запропастились… Придется нам самим заняться этим. Кстати, вы узнали, что стало с броней?

— Разумеется, сэр. Полиция наложила на нее арест, и она хранится в городском управлении. Сам комиссар опечатал помещение до выяснения обстоятельств.

— Каких обстоятельств?

— Не знаю, сэр, — Альфред пожал плечами. — Мне так сказал комиссар, когда я пришел ее забирать.

— Ну, хорошо, — пробормотал Брюс, — тогда пойдем разбираться с Пингвином.

С этими словами он подошел к большому, великолепно обустроенному аквариуму, посреди которого находился подводный замок — точная копия того, в котором жил Вейн. Брюс закатил рукав рубашки и, сунув в воду руку, нажал маленькую кнопочку, замаскированную на крыльце парадного входа. Миниатюрные оконца замка вспыхнули приятным зеленым светом. Возле дальней стены распахнулась крышка египетского саркофага, установленного в небольшой нише между стеллажами книжных полок. Альфред скептически посмотрел на Брюса и со вздохом проговорил:

— Нет, сэр, и не уговаривайте. Я лучше пойду пешком, — и он направился к лестнице.

Брюс пожал плечами, глядя вслед ушедшему дворецкому. Потом вздохнул, надел пиджак и вошел в саркофаг. Крышка с легким шипением захлопнулась, и он оказался в темноте, благоухающей сандалом и ладаном. Днище гробницы распахнулось и Брюс скользнул по гладкой стальной трубе потайного хода вниз, к холодным сырым пещерам подземелья.

Легко спрыгнув на пол, Брюс, на ходу надевая очки, подошел к компьютеру и включил систему. В подземелье вспыхнул яркий свет, ожили экраны мониторов, телеэкран. Брюс нажал еще несколько клавиш — и тишину прорезал грубый клокочущий голос Пингвина.

Открылась дверь, вошел Альфред и сел за соседний терминал, включив систему дальней связи.

— …спросите меня, — распинался Пингвин, — я здесь стою для личной славы? Нет! Меня интересует только слава города Готэма!

Грохнули аплодисменты.

Брюс пробежал пальцами по клавиатуре. Под изображением Пингвина вспыхнула надпись: «Поиск частоты».

— Я стою здесь для личной славы, — повторила машина записанную фразу.

Альфред надел наушники и посмотрел на Брюса. Тот вытащил из ящика стола лазерный диск и, покрутив его перед глазами, запихнул в проигрыватель.

— Боже мой! — Альфред скептически смотрел на действия Брюса. — Это так сложно!

— В чем дело, старина?

— Вы уверены, сэр, что у нас все получится?

— Должно получиться.

На дисплее высветилась надпись: «Частота определена». Брюс стал нажимать клавиши и кнопки.

— Поехали, — дал он команду Альфреду.

— С Богом, мистер Вейн, с Богом! — проговорил старик, начиная колдовать над своим пультом.

Пингвин вышел из-за кафедры с микрофонами и, подняв вверх руки, бродил перед толпой, приветствуя массы. К нему подошел Макс и, улыбаясь, проговорил:

— Все отлично, Освальд! Еще пару обещаний в финале — и считай, что кресло мэра тебе гарантировано.

Пингвин вернулся к микрофонам и продолжил речь:

— Мы должны стать процветающим городом, самым преуспевающим во всей стране и во всем мире. Вы спросите меня, как этого можно добиться, и я отвечу. Уж я-то… — он не договорил.

Из мощных динамиков донеслось:

— Я позабочусь об этих отвратительных жалких людишках — жителях города Готэма.

Ослепительная улыбка сползла с лица Макса Шрекка, и он тупо уставился на перепуганного Пингвина. Тот повернул к нему свой длинный нос и тихо прошипел:

— Я не говорил этого.

Стоящие перед ступенями затихли, не понимая, как воспринять последние слова будущего мэра. Пингвин попытался еще что-то сказать, но подлые динамики проорали совсем другое.

— Признайтесь, — раздался его голос, как только он открыл рот, хорошо я разыграл этот вонючий город?!

По толпе прошел недовольный ропот, плакаты и транспаранты с приветствиями стали тонуть в людском море.

— Заткнись, идиот, — зашипел Макс Шрекк.

Пингвин заметался. Гул в толпе нарастал.

— Это не я, не я! — выкрикнул Пингвин, но его голос в динамике произнес совсем другое. — Хорошо я разыграл этот вонючий город!?

Макс поднял воротник пальто и стал быстро спускаться по ступенькам в толпу. Пингвин метнулся к нему, но на его дороге вдруг выросли два здоровенных телохранителя из личной охраны Макса Шрекка, который лишь криво улыбнулся через плечо и пожал плечами.

— Хорошо я разыграл этот вонючий город!? — вновь разнеслось над Готэм-сквером.

На трибуну полетели разнообразные овощи и фрукты. Пингвин попятился наверх по ступенькам. Он раскрыл зонт, стараясь укрыться им от фруктово-овощного града. Огромный красный помидор разбился о его цилиндр. Пингвин озверел.

— Ну почему, — цедил он сквозь зубы, — кто-нибудь всегда приносит на митинг помидоры?

И, отступив еще на пару ступенек, он рванул широкое медное кольцо на рукоятке зонтика. Грохот пулеметной очереди задрожала над толпой. Пули срезали еще не опущенные транспаранты, разносили стойки микрофонов. Присутствующие падали на снег, не решаясь даже поднять головы.

Пингвин прекратил огонь и захлопнул зонт. Он понял, что пора как можно скорее уносить отсюда ноги. Поэтому, разбежавшись, он бросился со ступенек вниз, прямо на вжавшихся в землю людей. Рухнув всей своей огромной массой на каких-то несчастных, он подскочил, словно подброшенный пружиной, и, теряя цилиндр, бросился к ожидающей его машине.

Дверца автомобиля захлопнулась за толстой тушей. Пингвин ткнул острием зонта в спину сидевшего за рулем человека в нормальной одежде, но с набеленным лицом, и рявкнул:

— Домой, живо!

Черный кадиллак взвизгнул тормозами, развернулся на месте и понесся по улицам Готэма, разгоняя машины и малочисленных прохожих.

— Проклятый Шрекк, — брызжа слюной бесновался Пингвин, — это его рук дело! Подставил меня, сволочь! Ублюдок! Ну ничего, придет и мое время!..

Машина свернула в переулок и, мигом пролетев его, въехала на территорию старого парка. С разных сторон к кадиллаку Освальда спешили полицейские машины, надрывно воя сиренами и сверкая мигалками.

— Быстро, быстро!

Пингвин перезарядил пулемет зонтика.

Машина выехала на лужайку и по целине понеслась к зоопарку. И тут Пингвин увидел, что возле чугунной ограды стоят три полицейских фургона, не давая возможности проехать на территорию заброшенного зверинца. На крышах и капотах машин лежали полицейские, держа наготове винтовки и пистолеты. Клоун притормозил и испуганно посмотрел на Освальда.

— Боишься, болван? — взревел тот. — Вперед!

Пингвин взвел затвор зонтика и приставил ствол к затылку водителя. Тот до отказа утопил педаль газа. Двигатель надсадно взвыл, из-под колес взметнулись облака снежной пыли.

— Идем на таран, — жалобно заскулил клоун.

И в этот миг грянул залп. Полицейские фургоны исчезли в облаке порохового дыма. Кадиллак вздрогнул. Лопнули и посыпались крупным градом стекла. Клоун ахнул и свалился на соседнее сидение с простреленной грудью.

— Ненавижу, — скрежетал зубами Пингвин, пытаясь укрыться от выстрелов полицейских.

Неуправляемая машина на полной скорости врезалась в нос ближайшего фургона и, отшвырнув его в сторону, юзом понеслась к воротам зоопарка. Полицейские открыли вдогонку беспорядочную пальбу. Черный кадиллак вышиб ворота и, врезавшись полуразрушенный павильон, остановился.

Пингвин распахнул дверцу и вывалился из машины. С минуту он неподвижно лежал на снегу, наслаждаясь холодом. Но вот послышался звук моторов. Он встал и осмотрелся. Оставшиеся фургоны развернулись и бросились в погоню, как танки; рядом с ними пехотой бежали, стреляя, полицейские. Они приближались.

Пингвин выставил вперед зонт и дал короткую очередь. После этого развернулся и, быстро перебирая маленькими ножками, вприпрыжку побежал к павильону севера, который виднелся за деревьями. Пингвин падал от усталости. По узкой тропинке он добежал до старого горбатого мостика, переброшенного через небольшой ручеек, оглянулся. Полицейские были уже совсем близко. Они заметили, что он остановился, и открыли по нему огонь с колена.

Взобравшись на каменные перила, он посмотрел на полицейских. Они вдохновенно палили из револьверов. Пули со свистом проносились над самой головой Освальда, срезали клочья меха с поднятого воротника шубы, но Пингвина не трогали. Он развернулся на месте, взвыл и, злобно потрясая кулаками, рухнул в ледяную воду ручья.

Огромная желтая утка появилась из темной бетонной арки и, покрякивая мотором, переплыла бассейн и подъехала к бетонной площадке, на которой сгрудившись стояли пингвины.

— Мои малютки, — Пингвин расплылся в улыбке, — соскучились без меня.

Массивная желтая крыло-дверь ушла вверх, и Освальд выбрался из дакмобиля. Сидевшие за столом клоуны встали. Долговязый с бубенцами подскочил к Пингвину и восхищенно сказал:

— Прекрасная речь, Освальд!

Пингвин резким ударом зонтика отшвырнул его в сторону.

— Я не Освальд, — заорал он, срывая с себя заледеневшую одежду. Меня зовут не Освальд! Понятно! Я не человек! Я — животное! Хладнокровное, хитрое животное! Я — Пингвин!

Он прошелся по площадке, круша и ломая все на своем пути и расталкивая удивленных клоунов.

— Где мои списки? — вновь взревел он страшным голосом. — Давайте их сюда!

Какой-то бандит протянул ему толстую пачку исписанных желтых листков.

— Пора, — злобно и торжественно, не в силах унять клокотавший гнев, проговорил Пингвин. — Сегодня! Вот имена всех сыновей-первенцев в этом городе. Таких же, как и я! И их ждет ужасная судьба!

Он брал из пачки по несколько листочков и раздавал их своей разноцветной банде. Когда листочки закончились, он отошел к своему грязному креслу и уставился на огонь, горевший неподалеку в металлической бочке. С минуту подумав, он проговорил:

— Сегодня, когда их родители будут праздновать Рождество, а они сами будут спать в своих маленьких теплых кроватках, мы похитим их, притащим сюда и бросим в эти холодные глубокие воды.

Пингвин замер, еще раз обдумывая свой коварный план.

Огромный, круглый, как гигантский колобок, клоун с большим сизым носом подошел к разъяренному Пингвину и шепотом спросил:

— Послушай, а не чересчур ли все это?.. Может быть, не надо их всех убивать?

Белесые пухлые руки монстра затряслись, он резко повернулся и поднял зонтик.

— Нет, не чересчур!

Он захохотал, и пулеметная очередь, многократно повторившись в бетонных сводах, сразила не в меру любопытного и жалостливого бандита.

Подковыляв к толстяку, Пингвин вырвал из его холодеющей руки желтые листочки и спихнул тяжелый труп в воду.

Альфред спустился в ярко освещенную пещеру, служившую гаражом, и, разогнав целые полчища летучих мышей, подошел к Брюсу, лежащему под растерзанной сигарой бэтмобиля.

— Мистер Вейн, прошу прощения…

— Да, Альфред.

— Я хочу напомнить вам, что сегодня состоится эта дурацкая вечеринка, карнавал у Шрекков. Я отвечу, что мы не придем?

— Ответьте… — из-под машины показалась перемазанное лицо Брюса.

Он вытер вспотевший лоб и поменял ключ.

— Меня это вообще не интересует, — проговорил он и собрался снова нырнуть под машину.

Альфред с достоинством разорвал пригласительный билет и молча двинулся к выходу.

— Хотя… — вдруг вспомнил Брюс. — Там может быть Селина Кайл, Альфред!

— Да, сэр, именно это я и отвечу.

Он тяжело вздохнул и вышел из пещеры.

В большом зале ярко горел свет, играла музыка. Казалось, весь город собрался здесь, чтобы отпраздновать Рождество. Гости, одетые в маскарадные костюмы, важно ходили по залу, танцевали, беседовали. Бойкие юноши в смокингах, раскрашенные неграми, разносили напитки. На большой эстраде стоял стол с угощением. Под потолком висела люстра в виде смеющейся кошачьей головы. Настроение у всех было великолепное. Беспорядки в городе прекратились, и теперь можно хорошенько отдохнуть.

Брюс вошел в зал и сразу стал разыскивать в пестрой толпе ту, ради которой он пришел сюда. Шум и толпа раздражали его, а танцевать он не любил. Ему было неуютно на этом большом празднике. Тем более, что присутствующие то и дело бросали косые взгляды на его лицо, не прикрытое маской.

— Очень хороший костюм, — услышал он голос позади себя.

Брюс обернулся. Перед ним стоял падишах в огромной чалме, украшенной бисером и страусиными перьями, в ультрамариновом плаще, скрывающим фигуру. Перед глазами он держал легкие черные очки, губы его кривила улыбка.

— Можно догадаться кто это? — голосом Макса Шрекка произнес падишах. — Наверное кто-нибудь добренький и хорошенький?

— Да, действительно, — согласился Брюс. — Монстров здесь и так хватает.

Он указал на страшные костюмы присутствующих. Среди них больше всего было злых и гадких персонажей: черепа, ведьмы, убитые, черти… Прошел мэр с ножом в спине. Какие-то монстры мило беседовали неподалеку.

— Кстати, — напомнил Брюс, — одного из них ты чуть не сделал мэром Готэма.

— Какая разница, — спокойно ответил Шрекк, убирая от лица очки. — Все равно Готэм проклят.

— Да, похоже на то, — согласился Брюс. — Но кто же его проклял?

Макс не ответил и растворился в толпе гостей. Но Брюс даже не заметил его исчезновения. Он вдруг услышал у себя над ухом тихий голос:

— Мяу!

Он начал беспокойно оглядываться, чувствуя, что сейчас (или не сейчас) обязательно произойдет что-то отвратительное.

Но ничего пока не происходило. Все танцевали, мелькали какие-то маски, слышались радостные голоса. Брюс совсем успокоился, тревога, как побитая собачонка, притаилась где-то в глубине души.

Он еще раз поискал глазами Селину — и нашел ее. Она пробиралась к нему сквозь ряды танцующих. Он узнал ее с трудом, хоть она, так же, как и он, не надела маску — она была поразительно красива. Это была какая-то неземная красота. Ее золотые волосы, убранные в аккуратную высокую прическу, делали лицо удивительно одухотворенным и возвышенным. На ней было длинное бордовое платье с золотым орнаментом и большим вырезом на спине.

— Привет, — тихо проговорила Селина.

— Привет, — ответил Брюс. — Я прошу прощения, что вчера так сорвался и даже не проводил вас, — он опустил глаза. — У меня были совершенно неотложные…

— Ничего, — Селина положила руки на его плечи. — Мне все равно нужно было ехать домой… Кормить кошку.

Брюс обнял ее за талию и они стали плавно вальсировать.

— Так что, без обид? — нежно прошептал он ей на ухо.

Селина прижалась щекой к его щеке и так же тихо ответила:

— Даже не знаю, что на это ответить, — она приложила свои губы к уху Брюса и прошептала. — Есть хорошее место в Калифорнии. Что скажешь?

— Там тоже надо ходить в карнавальных костюмах?

— Нет, — Селина еле заметно покачала головой. — Мне надоело ходить в маске.

— Мне тоже.

Брюс слегка прикоснулся губами к ее нежной щеке. Она отстранилась и пристально посмотрела ему в глаза.

— Ты зачем сюда пришел?

— А ты зачем сюда пришла?

— Я первая спросила.

— Если честно, то тебя увидеть.

— Хороший ответ, — ее лицо стало серьезным. — Жаль, я не могу сказать тебе то же самое.

— Почему?

— Я пришла сюда ради Макса.

— То есть… — Брюс насторожился. — У тебя с ним?..

— У меня с ним… — Селина расхохоталась. — Нет!

Она покачала головой и, прервав танец, приподняла подол платья и вытащила из-за резинки, обтягивающей ногу чуть повыше колена, маленький никелированный пистолет.

— Вот что у меня есть для Макса. Правда, красиво, — она поднесла инкрустированную рукоятку к лицу Брюса.

— Нет, дай сюда!

Он попытался вырвать из ее рук оружие, но мисс Кайл, спрятав руку за спину, вновь включилась в танец.

— Только не говори мне, что если я убью Макса, то ничего не произойдет и не изменится. Все изменится! — с чувством сказала она, и на ее глазах появились слезы.

— Хорошо, хорошо. — Брюс прижал ее к груди, нервно осматриваясь по сторонам.

— Почему, почему наверху такие люди, которые должны быть закопаны в землю? Всегда! — горько спрашивала она.

И он чувствовал, что Селина вот-вот разрыдается.

— Успокойся, — шептал Брюс, — остановись. Он твой босс. Я понимаю. У тебя с ним проблемы.

Его глаза бегали по лицу Селины. Но она не расплакалась.

— Я даже не знаю уже, Брюс, какие проблемы…

Прикрыв глаза руками, она начала истерически хохотать. Ему на минуту показалось, что девушка сходит с ума. Он еще сильнее прижал ее к себе и поцеловал в губы. Селина подняла голову, пытаясь отдышаться, и вдруг увидела украшающее зеркальный потолок зеленое растение с белыми ягодами.

— Мы танцуем под омелой, — уже спокойно сказала она. — Омела может быть смертоносной, если ее съесть, — она говорила медленно и задумчиво, как во сне.

Брюс тоже задумался и, словно отзыв на пароль, произнес:

— Поцелуй может быть еще смертоноснее.

«Омела» сорвалась с потолка, расправила огромные черные крылья и с пронзительным писком закружила по залу вокруг улыбающейся кошачьей люстры. Мисс Кайл огромным усилием воли заставила себя не превратиться в Кошку и не зашипеть: БЭТМЕН!

Селина на мгновение отстранилась от него. На ее щеки капельками росы скользнули две слезинки… Брюс провел теплой ладонью по ее лицу, и слезы исчезли. Высохли, наверное.

— О Боже! — прошептала Селина ему на ухо, вновь припадая к его груди. — Неужели это означает, что мы должны теперь перестать драться друг с другом? — в голосе ее звучала неподдельная обида.

Его вдруг охватила тревога. Она вылезла откуда-то изнутри и неожиданной тупой болью сжала грудь. Он бросил быстрый взгляд по сторонам. Все было спокойно, но что-то незримое и страшное появилось в этом зале. Брюс нежно взял Селину за локоть и прошептал:

— Уже слишком поздно, — увлекая ее к выходу.

Мощный взрыв потряс зал. Помост эстрады, возле которого всего несколько мгновений назад танцевали Брюс и Селина, разлетелся на мелкие кусочки. Фонтан пламени вырвался из-под пола, подняв под самый потолок музыкантов, раскидывая их во все стороны, как котят.

Кувыркающиеся в воздухе тела падали на столы, сбивали с ног танцующих, крушили и ломали мебель. Один несчастный, дергая руками и ногами, врезался в красавицу-елку. Из рваного провала полетели пылающие доски и куски чадящего пластика.

Взрывная волна сорвала с потолка кошачью люстру и превратила ее в стеклянную пыль, обсыпавшую всех присутствующих.

Брюс осознал происходящее уже лежащим на мраморе пола. Вокруг него среди осколков посуды и обгорелых головешек эстрады, прикрыв руками головы, лежали люди. Некоторые из них были серьезно ранены. Он приподнялся, осматриваясь. Селины рядом не было.

Мертвая тишина опустилась на зал. Брюс освободил ноги из-под чьего-то тела и встал. Постепенно оправляясь от шока, гости стали подниматься с пола, слышались стоны и плач.

Возле зияющей воронки, из которой серыми клубами поднимался дым, бегал Макс Шрекк. Его лицо было серым от ужаса, плащ лохмотьями висел на плечах, чалма пропала, а волосы торчали во все стороны.

— Чип! Чип! — вопил он, всматриваясь в перекошенные испугом лица.

— Папа, со мной все в порядке!

Из-под обломков стола выбрался его сын с чудом сохранившейся короной на голове, одетый в костюм сказочного принца. Макс бросился к нему, не обращая внимания ни на то, что он ступал по распластанным по полу рукам и ногам гостей, которые громко вскрикивали, ни на то, что в образовавшемся в полу проломе вдруг что-то загудело…

Селина поднялась с пола, подняла упавший стул, села и начала поправлять растрепавшуюся прическу.

Брюс, увидев ее, бросился к ней. Но в эту минуту из дымящейся дыры появилась желтая утка, неизвестно каким образом сбежавшая со своего места на карусели в старом зоопарке. Она, подобно призраку, выплыла из серого тумана воронки и остановилась, тихонько покрякивая мотором.

В утке сидел Освальд Кобблпот, окруженный одетыми в железные доспехи пингвинами. Когда странная машина остановилась, он поднялся с сиденья и хрипло заорал:

— Меня не приглашали, — щель его безгубого рта растеклась по рыхлому лицу в улыбке, — так что я пришел без приглашения.

Он снял свой неизменный, как у Авраама Линкольна, цилиндр и, поставив его на утиную голову, вышел из дакмобиля, тяжело опираясь на трость зонта. Рыча, он стал прохаживаться возле окаменевших от страха людей.

Заметив Шрекков, Пингвин двинулся к ним, орудуя своим тяжелым зонтиком, как дубинкой. Внезапно дорогу ему преградил мэр, одетый в костюм зомби. К его спине была приделана рукоятка бутафорского ножа, а под глазами нарисованы фиолетовые круги. Бледное лицо и перепуганный взгляд широко раскрытых глаз придавали этому образу особую достоверность.

Пингвин на мгновение остановился возле него, бешено вращая глазами.

— Позвольте, что вам нужно? — негромко спросил мэр и попятился.

— Заткнись! — рявкнул Пингвин, отталкивая его в сторону. — Что мне нужно?! Мне нужно сказать вам, что сейчас мои войска прочесывают этот вонючий город и похищают ваших детей. Всех сыновей-первенцев, которых вы так беспечно оставили дома, для того чтобы, переодевшись в эти идиотские костюмы, напиться и плохо танцевать.

Бэтмен бросился к выходу и исчез за дверью. А Пингвин, расхаживая перед всеми во своим зонтом, продолжал:

— А я лично пришел за любимым сыном города Готэма. За мистером Чипом Шрекком!

Монстр бросился к стоящему поблизости Чипу и, приставив к его горлу острие зонта, зашипел:

— Ты пойдешь со мной, ублюдок! — Схватив за руку насмерть перепуганного Шрекка-младшего, он поволок его к утке. — Ты умрешь, скотина, там, в грязной и вонючей канализации!

Мистер Шрекк бросился к Пингвину, пытаясь задержать его.

— Нет, только не Чип! — закричал он.

Подлый злодей развернул свой ужасный зонт и, направив его на несчастного отца, выстрелил. Пуля просвистела над головой Макса и разбила стеклянную мозаику на стене.

— Назад! Он поедет со мной! — монстр опять приставил к горлу Чипа ствол смертоносного зонтика.

— Если у тебя остались хоть какие-нибудь человеческие чувства, — в отчаянье уговаривал его Макс, — возьми лучше меня, — он подходил все ближе к Пингвину.

— А у меня не осталось человеческих чувств, — ехидно ответило чудовище.

Пингвин оттолкнул мистера Шрекка и вновь поволок Чипа.

— Но ведь тебе нужен я — Макс Шрекк, а не Чип! Ведь это я подставил тебя. Я, а не он!

Пингвин остановился, бегая хищным взглядом то по лицу Макса, то по перекошенной страхом физиономии Чипа. Было слышно, как в его голове скрипят, пытаясь что-то сообразить, пингвиньи мозги.

— Подумай! Кого ты хочешь убить? — вдохновенно продолжал Макс, вновь подходя к нему. — Кого ты хочешь видеть с оторванными руками и ногами? Чьи стоны и мольбы о пощаде ты хочешь услышать? Чипа? Я тебе не верю, Освальд!

Макс опустил взгляд и скорбно покачал головой.

— Тебе нужен только я! Я, который виновен во всем, что так мучило тебя всю твою жизнь! Кого ты мечтал убить там, в грязном и сыром мраке канализации!

Пингвин, рыча, убрал зонт от горла Чипа и, ткнув острием в грудь Максу, слабо кивнул.

— Ладно. Убедил. Пусть твой принц пока живет.

Лицо мистера Шрекка засияло счастливой улыбкой, а человек-птица заорал:

— В утку! Живо!

Макс сел на заднее сиденье, по обе стороны которого несли вахту королевские пингвины в маленьких касках на плоских головах и с небольшими ракетами в металлических ранцах на черных лоснящихся спинах.

Птицы несколько раз клюнули Макса и замерли, тараща на него пуговицы-глаза.

— Привет всем! — злорадно похохатывая, проговорил дерзкий похититель, раскланиваясь перед остолбеневшими в недоумении гостями.

Он быстро взобрался в дакмобиль и начал дергать рычаги управления. Утка закрякала, медленно погружаясь в дымящийся мрак…

В этот Рождественский вечер никто даже не подозревал, какое злодеяние готовил кровожадный Пингвин, живущий в городской канализации. Все жители города ушли в гости, и дома остались только самые маленькие дети со своими нянями и бабушками. И вот поздно ночью город наводнили злые клоуны. Они врывались в дома, били бейсбольными битами по голове добрых нянюшек и старых бабушек и, когда те лишались чувств, похищали маленьких детей.

А в это время по ночным пустынным улицам Готэма ехал страшный поезд с красным паровозом и разноцветными вагончиками, украшенный гирляндами, серпантином и воздушными шариками. Металлический тяжелый паровоз с литыми колесами своим весом продавливал асфальт, прокладывая колею для вагонов, которые были сделаны в виде клеток из толстых стальных прутьев.

Поезд медленно двигался по улицам от дома к дому, всякий раз забавно фыркая и выпуская кольца белого дыма, когда останавливался возле подъездов. А из подъездов выбегали клоуны, они держали в руках еще не проснувшихся маленьких детей, которых они только что похитили из их теплых кроваток. Они грубо забрасывали их внутрь холодных зарешеченных вагончиков и бесшумными тенями растворялись в ночной тьме, бежали к другим домам. А в холодном мерзком поезде стоял разноголосый крик детей, нагло вырванных из тепла и уюта.

На месте машиниста сидел сумасшедший бородач с горящими, как у маньяка, глазами. Это был тот самый преступник, который на днях расстрелял из шестиствольной турели рождественскую елку на Готэм-Плэйс. Рядом с ним сидела маленькая обезьянка, одетая в костюм жокея.

Мрачная процессия остановилась у двухэтажного особняка мэра. Тяжелая дверь бесшумно открылась и на пороге появился отвратительный толстяк, держащий под мышкой крепко спящее невинное дитя. Размеренным шагом он подошел к яркому вагончику и, положив ребенка на низкую крышу, начал открывать огромный амбарный замок, висевший на холодной решетке. Ребенок горько заплакал.

Из кроваво-красного паровоза показалась бородатая морда, которая прорычала в ночь:

— Ну, пошевеливайся там! У нас мало времени.

Мартышка скакала на соседнем сидении.

Вопль ужаса застрял в горле мартышки. Тупо глядя прямо перед собой, она тихонько скулила. Бородач поднял глаза.

На стене дома напротив в слабом свете уличных фонарей отчетливо была видна огромная тень Бэтмена. Она медленно подняла свои могучие руки, расправляя черный широкий плащ, похожий на крылья гигантской летучей мыши. Бородач зажмурил глаза.

— Ну, долго ты там?! — уже не осмеливаясь высунуться, гаркнул он в темноту, выпуская пар.

— Нет, — услышал он голос откуда-то сверху. Тот голос заставил его затрепетать.

Вдруг к нему на колени упала отрезанная голова толстого клоуна с застывшей на ней предсмертной улыбкой. Последнее, что увидел он в конце своей грязной жизни, был Бэтмен.

— Приехали, — прошептал тот.

Тело злодея, обмякнув, застыло на месте. Из маленького отверстия на лбу бесконечно тянулся тонкий стальной трос.

Пингвин вытолкнул Макса Шрекка из «утки» на мокрый бетон своей резиденции.

— Сейчас начнем веселиться, — отшвыривая цилиндр и зонтик, пообещал он.

Стоящие рядом клоуны подхватили Макса под руки и поволокли к огромной клетке.

— У меня кончилось терпение, Макс, — нахально заорал Пингвин. — Всю свою долгую жизнь я разрабатывал этот гениальный и оригинальный план. Годами, представляешь? Годами я мечтал совершить это. В своих снах я каждую ночь видел ту картину, которую ты увидишь сейчас.

Клоуны втолкнули мистера Шрекка за стальные прутья, заперли двери висячим замком и стали поднимать клетку над бордово-черным грязным бассейном. Вот она застыла над отвратительно смердящей водой на толстой цепи, переброшенной через бетонную балку сводчатого потолка.

Макс достал платок и прикрыл им лицо.

— Что такое? Не нравится запах? — поинтересовался Пингвин, злобно хихикнув. — Это твоих рук дело, Макс! Водичка эта с твоих странных заводов, которые когда-нибудь захлебнутся в собственном дерьме. Совсем как ты сегодня.

— Ты сошел с ума, Освальд, — выдохнул Шрекк.

— Нет, — монстр покачал изуродованным указательным пальцем, — я просто люблю цирк. Тебе тоже это должно понравиться, когда ты сам увидишь, как это здорово. Представляешь, самые многообещающие дети Готэма умрут прямо сейчас!

Пингвин подошел к узким мосткам, переброшенным через бассейн.

— Они пойдут вот здесь стройной цепочкой. Будут идти и падать, падать в воду… Боже мой! Как это красиво и поэтично! Ты спросишь, как мне их сюда заманить? О-о-о!

Пингвин подошел к большой металлической бочке и вытащил из нее большой красно-белый зонт. Раскрывшись, пестрый купол начал медленно вращаться в трехпалой лапе, наполняя зал нежной мелодией. На ниточках, привязанных к концам шпилек, висели красочные игрушки. Вся эта конструкция напоминала детскую карусель в луна-парке.

— Ну что? Нравится? Такая маленькая пингвинья хитрость, Макс. А ты будешь смотреть, как детишки будут тонуть в отравленной тобою же воде. А потом присоединишься к ним.

Пингвин принялся приплясывать, любуясь вертящимися игрушками.

— Сюда, детки, сюда! За мной, — кривлялся он, пританцовывая в такт мелодии.

На верхней площадке длинной бетонной лестницы, ведущей к двери, служившей ранее служебным входом, появилась небольшая обезьянка. В маленьких лапках она держала большой спелый банан и аккуратно сложенный лист бумаги. Осмотревшись, обезьянка сбежала со ступенек, протягивая Пингвину свернутый лист.

Пингвин пристально всматривался в открытую дверь, но на пороге так никто и не появился.

— Где же дети? — он опустил глаза на обезьянку.

Та пожала плечами и, надкусив банан, заскакала по площадке.

Пингвин расправил сложенный лист. Под большой эмблемой летучей мыши были написаны слова. Он зачитал их вслух:

«Дорогой Пингвин! Мне очень жаль, но дети сегодня к тебе не придут. Бэтмен».

Яростный вопль Пингвина, подхваченный эхом, отразился от бетонных сводов павильона и унесся в бесконечность канализационных тоннелей.

Отшвырнув зонт, он принялся мелко рвать бумагу и растаптывать каждый кусочек на бетонном полу.

— Ну что? Бэтмен опять помешал тебе, тварь! Игра окончена, — ехидно заметил из клетки Макс.

— Что?

Пингвин бросился к нему, сталкивая в воду стоящих у края бассейна птиц.

— Ты думаешь, что это все? — его рот искривила судорога улыбки. Нет, Макс. Разве у такого, как я, может быть только один план?! У меня есть и другой. И этот план, поверь мне, намного ужаснее первого! Намного! Игра продолжается!

— Почему-то мне кажется, что с ним произойдет то же самое, что произошло с предыдущим, — заметил Макс Шрекк, которому уже нечего было терять.

— Можешь не радоваться, — Пингвин уселся в свое кресло и закинул ноги на стол. — Второй план уничтожит весь Готэм. Я сотру этот вонючий город с лица земли!

— Тебе придется поспешить, мистер Пингвин! У этого Бэтмена очень длинные руки… Уж если он за тебя взялся, значит, ты ему небезразличен, а, значит…

— Ха-а! Думаешь, он спасет тебя? После всего, что ты наговорил о нем там, на площади? Да? Трясешься за свою шкуру, Макс? Можешь не беспокоиться. Даже если второй мой план провалится, ты все равно утонешь в этой гнилой луже!

Пингвин жестом подозвал клоунов.

— Принесите мой компьютер и готовьте ракеты. Сегодня в Готэме будет фейерверк. Рождество все-таки, — он отдал приказания и бросил взгляд на Макса. — Что, мистер Шрекк, думал, что это все так просто? У меня тоже есть кое-какие штучки в запасе.

— Это твоя большая пингвинья хитрость? — Макс вытер платком пот со лба.

— Угадал.

Кувыркаясь и приплясывая, клоуны вынесли небольшой терминал, поставив его на стол перед Пингвином. Еще двое клоунов подошли к стене и, сделав сальто, нажали на небольшой стальной шар на носу скульптурного изображения морского котика.

Где-то в глубине стены загудели мощные моторы, взвыли механизмы лебедок. Одна из стен павильона вздрогнула и медленно поползла вверх, открывая вход в скрывавшуюся за ней залу, в которой стояли огромные электрические трансформаторы. Их кожухи были покрыты толстым слоем пыли и плесени.

Макс услышал слабый гул, исходивший от этих мощных машин и удивленно посмотрел на Пингвина.

— Что? Не ожидал увидеть здесь это? — гордо поинтересовался тот. Зачем пингвинам электричество? — Затем же, зачем и тебе, мистер Шрекк! Энергия — это деньги, а деньги — это власть, — глаза Пингвина горели адским огнем. — Что, забыл? Мне нравилась твоя идея, Макс! Накапливай и владей. Такое безвредное воровство, но зато какое прибыльное!

— Ты — чудовище, — прошептал Шрекк.

— Об этом мы уже говорили. Сейчас я включу свою систему, и город погрузится во мрак. И вот тогда, когда начнется паника, и все бросятся на улицу, моя армия нанесет последний удар. Самый страшный.

Небольшая дверца возле расписанной северным пейзажем стены открылись, и на ступени, спускавшиеся к самой воде, начали выходить пингвины, экипированные так же, как птицы личной охраны Освальда. Кроме того, к их шлемам были прикреплены небольшие антенны.

Плотным строем они выходили на бетонную лестницу и занимали места на высоких ступенях.

Вскочив с кресла, Пингвин подбежал к краю бассейна и, взмахнув руками, произнес:

— Мои дорогие пингвины! Мы сейчас находимся на пороге новой эры…-Многоголосая армия замолкла, внимательно вслушиваясь в слова. Многие из вас боятся. Но сейчас можно бояться, ничего в этом стыдного нет. Кое-кто из вас не вернется сегодня. Но не вернется только из-за Бэтмена. Сегодня великий день. Пришло время наказать всех детей Готэма. Не только первенцев, но и тех, кто родился вторым, третьим, четвертым… Всех! Мальчиков и девочек. У нас ведь равенство полов. Правда?

Пингвин обвел свою армию торжественным взглядом.

— Всех их взорвать! Всех в огонь! Всех! Вперед! — закричал он, пытаясь поднять над головой короткие ручки. — Пусть начнется уничтожение Готэма!

Пингвины вновь загалдели и, как по команде, стали прыгать ровными рядами в воду и небольшими группами исчезать в тоннелях, ведущих в разные стороны.

Пританцовывая на месте и потирая уродливые ладони, Пингвин подбадривал своих солдат хвалебными выкриками. И когда последняя птица покинула ступени и исчезла в воде, он повернулся к своей технике.

— Ты сумасшедший маньяк, — сквозь зубы процедил Макс.

— Не больше, чем ты, — возразил птицечеловек, разгрызая спинку принесенной ему рыбы. — Просто то, что ты делал всю жизнь, я решил сделать в один день. Кроме того, у меня личные счеты. Вы, мерзкие людишки, не поставили меня на пьедестал, — хохотал довольный собой Пингвин, — и теперь я вас всех уничтожу за это!

Его уродливые пальцы коснулись клавиатуры. Дисплей вспыхнул зеленым светом.

«Определить мощность заряда», — вывел Пингвин на дисплей.

По экрану поползла строчка. Щурясь, он считал ее и, повернувшись к Шрекку, спросил:

— Как ты считаешь, килотонны им хватит?

«Оценка человеческих жертв после взрыва», — вспыхнуло на экране.

«Сто тысяч человек», ответила машина синтетическим голосом.

— Тебе плохо, Макс? — злобствовал Пингвин. — Ничего, скоро ты присоединишься к этому числу. Их будет сто тысяч и один.

«Минута до старта ракет», произнесла машина.

— А! Мои крошки, наверное, уже выходят на площадь, — его ласты вновь заходили по клавишам.

Буквенная строка сменилась телевизионной картинкой. Установленные на касках некоторых солдат-пингвинов камеры отслеживали происходящее в строю.

«Пингвины на подходе к Готэм-Плэйс», равнодушно голосом констатировал компьютер.

Пингвин захлопал в ладоши, продолжая поглощать мелкую рыбешку из стоящего перед ним никелированного ведерка…

Брюс спустился по узкой винтовой лестнице в самую отдаленную пещеру своих подземных владений. Металл ступеней гудел под его ногами тяжелым набатом.

Вейн нащупал выключатель и включил свет. Ровное голубое сияние наполнило подземелье, отражаясь искрящимися блестками в покрытых каплями росы стенах.

Посередине прямоугольной комнаты, вырубленной в скале, стоял сигароподобный корабль на подводных крыльях.

— Альфред, — тихо позвал Брюс в пустоту.

— Я вас давно жду, мистер Вейн, — ниоткуда ответил голос слуги.

— Извини, старина, но меня задержали неотложные дела.

— А хорошо ли, сэр, заниматься делами там, где положено заниматься совсем другими вещами.

— Дело в том, что это был очень странный карнавал, там на приходящих насильно надевают маски. Пусть даже и надоевшие им.

— Но, я надеюсь, вы все же встретили там мисс Кайл?

— Разумеется. Она — само совершенство.

— О! Я рад, мистер Вейн, что вы подбираете именно такие слова для того… Это хороший знак.

— К черту знаки, Альфред. Меня сейчас интересует совсем другое. Пингвин…

— Неужели среди приглашенных в этот дом был этот невозможный человек?

— Конечно, его не было. Но, тем не менее, он ухитрился испортить всем праздник.

— Мистер Вейн, что же мог сделать этот маленький неприятный тип?

— Он просто взорвал бомбу и…

— Неужели он оказался террористом?

— Более того, еще он похитил…

— Боже мой, неужели мисс Кайл?

— Нет, мистера Макса Шрекка.

Альфред озадаченно смолк, но через мгновение продолжил:

— Может быть, вам, мистер Вейн, мой вопрос покажется наивным или неуместным, но я никак не могу понять, для чего мистеру Пингвину понадобился мистер Макс Шрекк?

— О! Все очень просто. Мистер Пингвин мучается комплексом неполноценности из-за своей семьи.

— Но, по-моему, у мистера Пингвина не такая уж плохая родословная. Она восходит… Это неважно, но это достоверно известно.

— Нет, ему не нравится то образование, которое он получил.

— Какая неблагодарность! Конечно было бы лучше, если бы он отправился учиться в Европу, но… Но ведь не каждый может похвастаться дипломом Оксфорда. Почему-то мне кажется, что таким дипломом в нашем городе не может похвастаться никто. Так что его переживания напрасны.

— И, тем не менее, Пингвин так разошелся, что собрался похитить всех сыновей-первенцев нашего города…

— Неужели он будет держать их заложниками и поменяет только на университетский диплом?

— Нет. По-моему, он собирался их убить.

— Но, мистер Вейн, тогда я не могу понять, как вы позволили ему заниматься этими отвратительными вещами и не прекратили это безобразие.

— Конечно, я его прекратил.

— Ну, слава Богу…

— Только вот о чем я все время думаю — может, зря я отрезал голову тому несчастному клоуну?

— Какому клоуну?

— Клоуну, одному из тех негодяев, которые похищали детей по приказу Пингвина. Может, не надо было… Все-таки… Мне почему-то кажется, что он не успел осознать всю мерзость своего поступка. И его голова… Ну да Бог с ним. Сейчас меня волнует совсем другое.

— Что же? Ведь порядок в городе вы, кажется, навели?

— Порядок? — задумчиво проговорил Брюс. — Да. Но вот в чем дело, старина. Забравшись на крышу мэрии, я задал себе вопрос…

— Но, мистер Вейн, что вы делали на крыше мэрии?

— Как что? Я висел вверх ногами под потолком чердака и думал. Вы же знаете, Альфред, что это меня успокаивает.

— Так какой же вопрос вы себе задали?

— Я спросил: «Все ли теперь в порядке в нашем городе?» И тут я почувствовал, что гигантские полчища…

— Мистер Вейн, это я виноват. Простите.

— В чем ты виноват, Альфред?

— В полчищах, сэр. Когда в последний раз я выводил тараканов с помощью вашего нового средства, то оставил коробочку с препаратом в вашей лаборатории…

— Господи, старина, да какое это имеет значение…

— Но ведь вы сами говорили о полчищах. Так вот эти отвратительные твари съели все, что я для них насыпал, и потом по вентиляционным ходам проникли в вашу лабораторию. Они ищут коробочку со средством, их там целые полчища. Так что извините.

— Да нет, Альфред, вы меня не так поняли. Я почувствовал, что целая армия надвигается на Готэм. И вот теперь я должен пойти и разобраться во всем этом.

Брюс открыл люк и исчез в кабине бэткатера.

— Мистер Вейн, вам понадобится моя помощь?

— Конечно, милый Альфред.

— Тогда что же мне делать, сэр?

— Слушайте эфир, вы можете понадобиться в любую секунду.

Металлический пол пещеры стал медленно опускаться, покрываясь водой, и через минуту сигара лодки нырнула под воду. Вспенивая огромные буруны водометными двигателями, она понеслась по темным тоннелям подземной реки по направлению к городу.

Брюс включил прибор ночного видения и, пристально вглядываясь в причудливые силуэты подземного русла, повел машину в сторону старой, заброшенной части системы городской канализации.

На экране мелькали грязные галереи, своды, тоннели.

На мониторе возникло лицо Альфреда. Оно сияло.

— Мистер Вейн, я обнаружил пингвинов!

— Ну и что?

— Все именно так, как вы говорили. Их целая армия, они вооружены и очень опасны.

— Молодчина, старина! — Брюс кивнул. — Где они?

— Пингвины вышли на поверхность из-под земли и направляются на городскую площадь.

— Понял. Продолжайте следить за ними и переключите меня на волну Пингвина.

— Одну минуту, сэр.

Изображение исчезло.

Ночь. Готэм погружен в тяжелый нервный сон. Город спал в звенящей, готовой в любую минуту взорваться, тишине. Улицы были безлюдны и пусты.

И вдруг, как по мановению чьей-то волшебной палочки, они стали наполняться неуместным, странным, доселе неведомым звуком птичьих голосов. На мостовых и тротуарах с лязгом и грохотом откинулись сотни канализационных люков и сливных водосточных решеток. Из мрачных провалов наружу хлынул нескончаемый поток бело-черных, громко галдящих, цокающих, свистящих и пищащих птиц.

Из подворотен и переулков тонкими ручейками потекли ровные колонны косолапых созданий, несущих на своих покатых плечах большие и маленькие ракеты и бомбы, раскрашенные, как пестрые фантики карнавальных хлопушек.

Покачиваясь из стороны в сторону, фигуры быстро приближались к широким, залитым светом фонарей и рекламы, авеню. Они сливались в бурные многоголосые потоки, и, распределившись на всю ширину улиц и построившись в колонны, двигались в сторону городской площади.

«Пингвины вышли на Готэм-Плэйс», — металлический голос машины наполнил пространство под сводами.

«До запуска осталось тридцать секунд».

С последними сказанными машиной словами, Макс почувствовал, что теряет самообладание. Мохнатые лапы страха сжали его сердце, судорогой перехватив дыхание. Холодный липкий пот окатил все тело, мгновенно насквозь промочив накрахмаленную сорочку под фраком. Сложив руки перед грудью он поднял глаза в потолок и стал молиться, шевеля пересохшими от страха губами.

Перед его глазами отчетливо рисовалась картина грядущего кошмара, который должен был произойти через несколько мгновений в гигантском городе. Он увидел лицо своего сына, искаженное гримасой ужаса и медленно растворяющееся в оранжевом потоке гудящего пламени. Обняв голову руками и закрыв глаза, Макс жаждал только одного: сойти с ума еще до того, как грянут первые разрывы.

— Ну-ну, я вижу, тебе нравится мой второй план, — ехидно заметил Пингвин, продолжая жевать рыбу.

Черная сигара лодки неслась по канализационным тоннелям, приближаясь к подземным магистралям старого зоопарка.

— Мистер Вейн, — на экране вновь возникло лицо Альфреда, — мне удалось найти частоту, на которой передаются сигналы управления пингвинами. Мы можем заглушить их трансляцию. Не так все это сложно, как казалось.

Бэтмен взглянул на второй монитор компьютера. Алая надпись светилась на синем экране:

«До запуска осталось пятнадцать секунд».

Молниеносным движением руки Бэтмен включил локатор дальнего обзора. Тонкая полоска луча высветила три белые точки по курсу бэткатера.

«Биологические объекты», — вспыхнула надпись под картинкой. Бэтмен бросил лодку влево, резко сворачивая в боковое отверстие подземного хода. На мониторе побежали цифры, показывающие расстояние до светящихся точек.

«600 ярдов, 500 ярдов, 300…»

«Объекты в поле видимости пилота», — сообщил компьютер.

Бэтмен всматривался в полумрак несущейся на него водной глади, покрытой волдырями грязной пены. Но ничто не мешало движению.

«100 ярдов…»

И вдруг два ровных столба воды взметнулись впереди, наполняя своды дымом. Навстречу лодке, подобно выпрыгивающим из воды рыбам, неслись две ракеты, оставляя позади себя шлейф дыма.

«30 ярдов…»

Бэтмен рванул штурвал на себя, резко бросая лодку в сторону. Пальцы вдавили плоскую клавишу на рукоятке штурвала и, подпрыгивая над водой, сигара лодки выпустила крылья. Вместо фонтана бурлящей воды из сопла ударило пламя.

«10 ярдов…»

Сигара перевернулась в воздухе, прижимаясь к потолку. Ракеты пронеслись под ней и врезались в бетон стены. Яркая вспышка на миг ослепила Бэтмена.

Бэткатер вновь опустилась на гниющие воды, уносясь прочь от разлетающихся обломков бетона и кирпича.

На экране вновь появился Альфред.

— Десять секунд, мистер Вейн, — проговорил он срывающимся голосом.

— Хорошо старина, разворачивай их, — кивнул Бэтмен, — пусть возвращаются домой.

— Понял, сэр. Разворачиваю.

— Пора веселиться! — проорал Пингвин и нажал кнопку на терминале. Устроим этим жалким идиотам темноту.

Огромные трансформаторы, стоящие в глубине зала, натужно загудели. С толстых проводов мгновенно слетели, распадаясь в пыль, древний мох и плесень. Дьявольская установка Пингвина начала откачивать живительную энергию Готэма.

Человек-птица вскочил с кресла и принялся бегать вокруг воющих от перенапряжения трансформаторных блоков, зло хохоча и потирая уродливые ласты-руки.

«Пятнадцать секунд до запуска», — проронил синтезатор речи.

— Отлично, — верещал Пингвин. — Жгите их, ребята! Жгите их всех!

Он вновь вернулся к креслу и тяжело плюхнулся в него.

Маленькая обезьянка доела свой банан и присела на плечо Пингвина. Отшвырнув шкурку, она вытащила из нагрудного кармана его комбинезона связку ключей и принялась ее с любопытством рассматривать.

«Пошел отсчет. Девять, восемь…» — сообщил компьютер.

— Шесть, пять… — повторил Пингвин вслед за машиной, делая отмашку короткими руками.

«Четыре, три…»

Но тут отсчет прекратился.

Пингвин замер, уставившись в экран.

Столпившиеся на Готэм-Плэйс пингвины нервно топтались на месте, словно тихо переговариваясь друг с другом.

— Что за черт?! — Пингвин, недоумевая, склонился на компьютером.

«Отсчет прекращен», — ответила машина. — «Доступ к системе пуска невозможен».

— Вот видишь!! — раздался из клетки голос замолчавшего было мистера Шрекка; лицо его сияло. — Бэтмен и в этот раз помешал тебе! С ним тебе не справиться. Он разрушил твои коварные планы, дерьмовщик!

Пингвин вскочил с кресла и забегал у края бассейна, всматриваясь в провалы канализационных тоннелей. Волны гнева и бессилия накатывали на него. Он метал короткие злобные взгляды на Макса и рычал.

Пингвины развернулись и, слившись на Готэм-Плэйс в одну гигантскую реку, двинулись по Седьмой авеню в сторону старого зоопарка.

«Пингвинья армия отступает. Она развернулась и возвращается», хладнокровно объяснил синтезатор речи.

— Черт! Черт!! Черт!!! — Пингвин вновь вернулся к креслу.

«Система обнаружения засекла объект», — вещал тем временем компьютер. — «С большой скоростью он приближается к центру».

— Это Бэтмен! Бэтмен! — злорадно заорал мистер Шрекк.

Эхо подхватило его слова и понесло навстречу року, приближающемуся по тоннелям канализации.

Пингвин столкнул со стола компьютер и принялся бить его ногами, разнося вдребезги пластик и электронную начинку.

Выхватив из бочки зонт, он проткнул корпус еще работающего дисплея острием трости. Из-под пластмассы корпуса повалил серый едкий дым. Экран мигнул и погас.

Освальд бросился к клоуну, стоящему за большим пулеметом, нацеленным на центральную арку тоннеля. Из глубины мрачной канализации несся, нарастая, гул мощного мотора.

Переглянувшись, клоуны, как по команде, кувыркаясь и вращаясь волчком, бросились к бетонным ступеням лестницы, ведущей наверх.

— Мерзкие ублюдки, куда? Стоять! — закричал Пингвин.

Но клоуны, не обращая на него никакого внимания, взлетали по ступеням наверх. Сгрудившись на площадке перед дверями, они немного постояли, корча рожи и показывая языки, и стали исчезать в дверном проеме.

— Вот видишь, — злорадствовал Макс, — даже твои верные клоуны покинули тебя!

Пингвин не ответил. Лихорадочно размахивая руками и выкрикивая проклятия, он метался по опустевшему павильону, высматривая хоть одну живую душу из своего окружения, оставшуюся с ним.

Гул в тоннеле нарастал с пугающей быстротой.

— Тебе конец, тупоголовый засранец, — издевался мистер Шрекк.

— Я еще вернусь за тобой, — проскрежетал монстр, бросаясь к стоящему в воде дакмобилю.

Он суетился, делал много лишних движений, но тем не менее с завидной легкостью перескочил через закрытую крыло-дверь и плюхнулся на сиденье, на ходу дергая все рычаги, которые попадались ему под руку. Мотор закрякал, выпустив голубое облачко дыма и, быстро набирая скорость, машина понесла по глади гнилой воды, поднимая своим утиным брюхом высокие, разноцветные пенящиеся волны.

Пингвин направил машину прямо на площадку перед бетонной лестницей, ведущей на поверхность. Врезавшись в деревянные настилы и мостики, дакмобиль разнес их вдребезги и, буксуя всеми восемью небольшими колесами, с трудом вылез на сушу. Закрякав с новой силой, машина понесли своего владельца вверх по лестнице, а тот только дергал рычаги управления, ругался и грозил неизвестно кому большим черным зонтиком.

Проскакав по ступенькам, дакмобиль врезался в дверь. Кирпичная кладка, не выдержав удара, рухнула, поднимая в воздух тучи красной пыли.

Холодный морозный ветер ударил Пингвину в лицо, вцепился своими невидимыми ледяными пальцами в его мокрые, слипшиеся волосы.

Обостренное звериное чутье подсказывало Пингвину, что он действительно находится на пороге новой эры, и она начнется очень скоро, если он не уберется отсюда. Всем своим уродливым телом он ощущал приближение неотвратимой опасности. И поэтому нещадно гнал захлебывающийся истерическим кряком дакмобиль прочь от павильона севера, напитывающегося местью, словно губка.

Сделав небольшой крюк возле полуразрушенной ограды какого-то вольера, человек-птица направил машину на широкую аллею, ведущую к центральному входу. И в эту секунду гигантская бутафорская глыба айсберга, стоящая неподалеку и сейчас занесенная снегом, взорвалась, выбрасывая во все стороны тучи битого кирпича и штукатурки. Из возникшей дыры с воем и свистом вылетела огромная крылатая сигара бэткатера. Продолжая выбрасывать остатки воды из сопла двигателя, она перевернулась в воздухе и рухнула на «утку», превратив ее в пылающую груду желто-черного искореженного металла и пластика.

Узкий люк открылся, и Бэтмен, выбравшись из бэткатера, медленно подошел к растерзанному ударом дакмобилю. Пластиковый корпус, разломанный пополам, желтые дымящиеся диски крыльев-дверей; большеглазая голова, оторванная ударом, торчала из сугроба, врезавшись в него клювом. Из обрубленной шеи вытекал бензин; словно кровь, он сочился из страшной раны и тяжелыми каплями падал на землю, растапливая снег.

Пингвина нигде не было.

«Неужели упустил?!» — подумал Бэтмен, возвращаясь к лодке. Падение было стремительным. Злобно рыча, Пингвин набросился сзади. Он спрыгнул откуда-то сверху, всем своим огромным весом навалившись на плечи человека-Летучей Мыши. Бэтмен упал в снег. Пингвин, пропустив под горло противника трость зонта, принялся душить его. Скрежеща зубами, он прошипел:

— Я убью тебя! Понятно?! Я хоть и настоящий урод, а ты прячешься за маской, что еще хуже!

Бэтмен приподнялся на руках и сильным движением бросил тяжелое тело Пингвина через голову. Тот кувыркнулся, словно большой желатиновый шар, и полетел в снег, беспомощно дрыгая ногами.

Легкий прыжок — и Бэтмен уже на ногах. Но, на удивление, толстый Пингвин не уступал ему в ловкости. Подставив под живот руки, он спружинил на них и тоже оказался на ногах.

— Решил, что ты всех сильнее? — зашипел монстр, отставляя в сторону трость зонтика, как саблю. — Сейчас я с тобой разберусь. Ну, у кого в руках зонтик? У меня! Значит, я сильнее!

Он крепко сжал крючок рукоятки, и из кончика зонтика со звоном выскочило длинное обоюдоострое лезвие. Размахивая перед собой этим страшным оружием, Пингвин стал быстро приближаться к Бэтмену, оттесняя его к сигаре бэткатера. Лезвие со свистом рассекало воздух, но пока Бэтмен легко уворачивался от быстрых яростных выпадов.

Почувствовав спиной обшивку лодки Бэтмен остановился. Пингвин с новой силой кинулся в атаку; в результате лезвие, лязгнув о броню Бэтмена, лопнуло. Злобный коротышка отступил на шаг, испуганно глядя на обломок, торчащий из кончика трости.

— Так кто сильнее? — полюбопытствовал Бэтмен.

И неуловимым движением он вырвал из рук Пингвина остатки трости. Тот взвыл и попятился, пытаясь укрыться за обломками дакмобиля.

— Не трогай меня! — заверещал он. — Что тебе нужно?

Бэтмен перехватил зонт из руки в руку и хлестким ударом рукоятки влепил Пингвину звонкую оплеуху. Тот, хрипло вереща, покатился по земле.

— Вставай, — гремел Бэтмен, — ты прав, надо с тобой разобраться, и немедленно!

— Что тебе нужно?! — снова заголосил испуганный человек-птица.

— Не мне, а нам. Нам надо закончить один интересный разговор, Освальд Кобблпот, недопеченный мэр города Готэма. Тогда ты был прав. Времена меняются. Но теперь, когда они изменились… Теперь прав я!

Поднимаясь, Пингвин схватил со снега тяжелый кусок панели от кабины утки и запустил им в Бэтмена. Обломок острого железа лязгнул о броню на груди и отлетел в сторону.

— Дело в том, что я давно знаю, кто вы, мистер Пингвин, — не обращая внимания на злобные выпады врага, продолжал Бэтмен. — Я знаю, что эти уродливые клоуны — твои люди, и все, что они устроили а улицах Готэма, было сделано по твоему личному приказу. Ты — преступник!

— Вранье! — шипел Пингвин, бегая вокруг горы осколков, оставшихся от его машины. — Наглая ложь! Я — честный человек, и все, что я делал — это святое дело, это месть!

— Месть? Черт возьми, а похоже на мелкое хулиганство!

— Да, месть! За меня самого, за мою испорченную жизнь! Я ненавижу этот город!

— Меня это не интересует! Ты не мститель, ты — подлый убийца ни в чем не повинных людей!

— Но первым убили меня!

Пингвин вновь попытался наброситься на Бэтмена, но тот одним точным ударом, как к стенке на расстрел, вернул его к горе металлолома. И продолжил:

— Но ты не просто убийца! Вспомни о похищенных детях!

— Но я первый лишился родителей! И никто, ни один из жителей твоего проклятого города не защитил меня, когда мои любимые папа и мама задумали убить меня! Где, например, был ты тогда?

— Ты — чудовище, и меня не интересует, как и почему ты им стал. Но ты — монстр, и поэтому должен умереть!

— А! — саркастически захохотал Пингвин.

Он уже не старался убежать или наброситься. Он просто разговаривал, и было видно, что разговор этот его очень интересует.

— Вот это великолепное слово! «Чудовище»! «Монстр»! Ты знаешь, Шрекк тоже так говорил…

— Шрекк?

— Шрекк, Шрекк. Мистер Макс Шрекк — самый уважаемый человек Готэма. Монстр в законе!

— Вы с ним, кажется, были дружны?!

— Да. Он помог мне, а я помог ему. И сначала все было честно.

— Честно?

— Да, да! Сначала все было честно. — Пингвин вдруг радостно улыбнулся и закричал: — Макс! Я ведь говорил тебе, что если у меня не получится со вторым планом, то… Ха-ха-ха!

— Так что же все-таки было честно?

— Он хотел заменить мэра, чтобы построить свою электростанцию. Тебя интересует это?

— Я это знаю!

— Нет, мистер Бэтмен, ты этого не знаешь. Ты не знаешь того, что эта электростанция — вовсе не электростанция, а такое хитрое воровское приспособление для богатых и очень богатых людей.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что я хочу сказать, я обязательно скажу. Эта электростанция должна была не давать энергию городу, а забирать ее и запасать.

— Но это, как я понимаю, пока только проект. И вообще, прочему я должен тебе верить?

— Ты должен верить не мне, а своим глазам! Ты знаешь, что у него нет очистных сооружений на его текстильной фабрике? Ты не можешь не видеть, что вся гадость оттуда льется в город, отравляя его каждую минуту. Так что это не я убийца ваших детей…

— О! Это уже интересно, но об этом знают все, а документов, подтверждающих это…

— Есть документы, — успокоил Бэтмена Пингвин. — И я даже знаю, где они лежат. А кроме того, я знаю то, чего не знает никто!

— Что же это? После того, что я сейчас услышал, я уверен, что ты меня удивишь!

— Удивлю. Никто ведь точно не знает, куда пропал Фред Эткинс.

— А кто это?

— Тебе надо только поинтересоваться. Так что? Неужели я тебя не убедил? Он — чудовище, и намного более опасен, чем я. Так что мои маленькие пингвиньи забавы…

— Забавы? Ты не умеешь забавляться, мистер Кобблпот!

— Напротив, это моя слабость…

Он хотел еще что-то сказать, но слова застряли у него в горле. К нему медленно приближался человек Летучая Мышь, и его взгляд не сулил ничего хорошего.

— Ты хочешь убить меня? — заорал Пингвин.

Истерика начала бить его с новой силой.

— За что? Ведь я помогаю тебе избавить город от настоящего монстра!

— Ты не имеешь права на жизнь!

— Почему?

— Ты не человек, но ты и не зверь. Ты — мразь.

С этими словами Бэтмен схватил человека-птицу. Пингвин попытался освободиться, схватив противника за широкий металлический пояс и резко дернув вперед, но эта его попытка не увенчалась успехом. Тот стоял, как гранитная скала, а рука-ласта Пингвина лишь сбила небольшую, черного пластика, коробочку с разноцветными кнопками.

— О-о-о, — радостно взревел Пингвин, — у тебя всегда есть игрушка посильнее моих. Но теперь я забрал ее себе!

Он вытянул руку в направлении Бэтмена и нажал маленькую черную клавишу. Коробка слабо завибрировала, на крышке вспыхнула и замигала красная лампочка. Глаза-пуговицы зажмурились, в ожидании, что из черного пластика что-нибудь вылетит и убьет ненавистного противника. Но ничего не произошло.

Испуг и недоумение возникли на толстом носатом лице.

Бэтмен разжал пальцы и быстро отошел от Пингвина.

— Так это все-таки бомба? — с восторгом спросил Пингвин.

— Да, бомба. Твоя бомба, — кивнул Бэтмен.

Чувство самообладания вернулось к человеку-птице. Он поклонился, расплываясь в улыбке и нажал красную кнопку.

Ловко провернувшись на одной ноге, как метатель диска, он бросил коробочку в Бэтмена и семенящей походной заспешил к павильону, собираясь, по-видимому, спрятаться там от взрыва.

— Подожди, куда ты? Мы с тобой же еще не договорили! — закричал ему вслед Бэтмен.

Он спокойно подобрал коробку. Пингвин обернулся. Бэтмен стоял возле своего бэткатера и держал над головой эту фальшивую бомбу.

— Проклятье! — прошипел Пингвин, понимая, что совершил непоправимую ошибку.

Бэтмен повернул голову, осматривая большие сугробы. На снегу появились резко кричащие бело-черные птицы с ракетами за спинами. Они столпились вокруг.

— Мои малютки! — вскричал Пингвин.

Он все дальше и дальше отступал к большому черному окну, находившемуся за его спиной в потолке подземного павильона.

Пингвины замерли. Морозный воздух наполнил шум загорающихся запалов, и в небо взлетели сотни ракет, оставляя позади себя длинные шлейфы. Ракеты пронеслись в небе яркими метеоритами, обрушиваясь на ветхие сооружения старого зоопарка. Белое лицо Пингвина стало землисто-серым. Обхватив голову руками и громко причитая, он завыл, перекрывая грохот стартующих ракет.

Бэтмен открыл маленький люк на остром носу лодки. Из ее чрева выпорхнуло с полсотни летучих мышей-вампиров. С пронзительным писком они набросились на Пингвина, ударами крыльев подталкивая его к окну.

— Передай привет принцессе, — посоветовал Бэтмен, увидев, что враг, дико крича и отбиваясь от жаждущих крови голодных тварей, быстро пятится назад.

Зацепившись ногой за вросший в землю тонкий карниз, Пингвин потерял равновесие. Пятерка мышей, как штурмовики-истребители, врезалась ему в грудь. Судорожно размахивая руками, Пингвин рухнул на гнилую раму окна. Тело его разнесло стекло вдребезги и полетело вниз, к мутной глади бассейна. Оно упало в воду, подняв в воздух огромный бордово-черный столб…

Вертлявая обезьянка испуганно смотрела на мистера Макса Шрекка, тараща маленькие глазки и поднимая подковки бровей. Мистер Шрекк, сидящий в клетке, подвешенной над бассейном, вдохновенно строил маленькой обезьянке рожи и подпрыгивал. Обезьянка никак не могла понять, что ему нужно.

Этот интересный человек общался с нею, как не общался больше ни одни человек на свете. Он вытягивал губы в трубочку, что-то бесшумно кричал, шипел. Короче, веселил, как мог.

Мартышка была просто удивлена и шокирована. От удивления она подняла лапки, протягивая их к Максу, и позвенела зажатыми в кулачке массивными ключами, только что украденными у самого Пингвина.

Макс попытался подманить ее, просунув сквозь прутья руку с расправленным белым платком. Обезьянка очень обрадовалась. Еще никто и никогда не дарил ей такой прекрасной вещицы. Она что-то сказала на своем языке и, разбежавшись, прыгнула в клетку, крепко цепляясь лапками за ржавые прутья.

Макс ловко выхватил из ее лапки связку и стало подбирать ключ к замку, которым была закрыта его клетка. Мартышка обиженно заверещала и заметалась возле него. Она очень нехорошо о нем подумала.

Сверху, с потолка упало что-то тяжелое. Макс едва успел разглядеть, что это Пингвин. Он упал в воду и больше не показался на ее поверхности.

— Все-таки я был прав, — объяснил мистер Макс Шрекк маленькой обезьянке, указывая на расходящиеся по воде круги.

Гигантский пожар бушевал в зоопарке, пожирая все новые и новые павильоны. Ракеты беснующимися стаями носились в воздухе, поражая все новые и новые цели. Рушились бетонные арки, горели и распадались гнилые деревянные помосты, рассыпались в пыль маленькие кирпичные домики.

Смерть и разрушение праздновали свой безумный шабаш на безжизненном пространстве среди мертвых каменных изваяний животных. Мощный взрыв потряс бетонные своды павильона севера, сбрасывая с портала скульптуру белого медведя с поднятыми вверх лапами. Белый гипсовый исполин оседал в провале крыши, увлекая за собой ветхие обломанные пики ледяных скал, сложенных из белого кирпича.

Макс распахнул дверь клетки и повис на прутьях. Прилагая нечеловеческие усилия, он принялся раскачивать огромную клетку, чтобы, улучив момент, спрыгнуть на пол площадки, не угодив в отравленную воду. Ноги его зависли над бассейном, и…

Тонкий язык длинного хлыста обвил ногу Макса, как удав набрасывает свои кольца не выбранную им жертву. Петля затянулась. Черное плетеное тело хлыста напряглось, увлекая потерявшего равновесие человека за собой. Разрывая перчатки и руки о ржавые прутья, Макс полетел в вонючую жижу бассейна и мгновенно ушел на дно. Одежда вмиг промокла, впитав в себя кисельную начинку канализации, и превратилась в свинцовые доспехи, не дающие пошевелиться.

Макс отчаянным усилием попытался всплыть на поверхность, но обрывки падишахского плаща зацепились за что-то в мутной воде. Легкие готовы были разорваться от недостатка кислорода. Макс открыл в жгучей, почти непрозрачной воде глаза и стал расстегивать замок бляхи, освобождаясь от смертельного якоря карнавального костюма.

Материал тяжелым покрывалом опустился на дно. Пуская пузыри и судорожно дергая руками, Шрекк выскочил на поверхность, пыхтя, кашляя и хватая широко открытым ртом кажущийся чистейшим воздух — на самом деле зловонный смрад.

Тяжелый удар хлыста лег в нескольких дюймах от его головы. Резкий, разрывающий барабанные перепонки щелчок раскроил воду, вздымая высокие буруны.

Макс снова нырнул, отплывая в сторону от мечущегося по воде языка бешеной плети. Из мутного бордового мрака на него смотрели широко раскрытые глаза толстого клоуна. На его белой размалеванной физиономии застыло выражение испуга и удивления. На мгновение Макс даже забыл, что он под водой, и попытался сделать глубокий вдох, чтобы отдышаться от испуга.

Рядом с головой клоуна лежал большой блестящий никелированный револьвер. Макс подхватил оружие и, запихнув его во внутренний карман пиджака, вынырнул.

Очевидно оттого, что вода была ядовитой, он почти ничего не видел. В глазах стоял белесый туман, и казалось, что в них насыпали перца или залили уксуса. Выплевывая горькую, как хинин, воду, и преодолевая позывы к рвоте, Макс глубоко вздохнул.

Кто-то, ухватив его за ворот пиджака, с силой рванул вверх. Усилие было огромным, и, вылетев на бетон, он катился еще несколько ярдов, пока не рухнул на горячие трубы масляного охлаждения трансформатора, при этом сильно ударившись затылком. На несколько мгновений Макс потерял сознание, стало совсем темно.

Прилагая неимоверные усилия, Макс поднялся на ноги и попытался протереть глаза.

Перед ним, приседая и подпрыгивая на полусогнутых ногах, пританцовывала женщина-Кошка. Из-под разодранной ушастой маски во все стороны торчали пряди золотых кудрей. В прорехах разорванного на плечах и груди блестящего глянца комбинезона виднелось голое тело. Бешено шипя, она ходила вокруг Макса, в неистовом танце раскручивая над головой длинный хлыст.

Кошка сделала резкий выпад, вытягивая вперед руку с зажатым в ней оружием. Обжигающая боль впилась в икры ног, и Макс рухнул на колени, выставляя вперед руки.

— Мяу! — сказала она, подтягивая хлыст к своим ногам.

— Кто вы? — Макс, тяжело дыша, поднялся.

Пытаясь рассмотреть лицо Кошки, он снова протер глаза, но белый туман не исчез, превращая ее голову в размытое пятно.

— Мяу! — ответила Кошка.

— Ну, хорошо, хорошо, — тяжело дыша, проговорил он.

Макс пятился назад с перекошенным от ужаса лицом и не опуская выставленные вперед руки.

— Я не знаю, кто вы. Не знаю, что вам нужно.

— Мяу!

Хлыст описал петлю в воздухе и лизнул раздвоенным языком плечо Макса. Ушибленная рука мгновенно онемела, повиснув, как плеть.

— Вам нужны деньги? — глотая стон, спросил он.

— Мяу!

Новая петля просвистела в воздухе, и из рассеченной брови заструилась кровь.

— Что же?! Драгоценности?

— Мяу!

Новый удар. Боль разрывала грудную клетку, прерывая и так сбившееся дыхание. Макс, превозмогая боль во всем теле, вскочил и бросился бежать. Но метнувшаяся по площадке Кошка настигла беглеца, вновь выбросив вперед длинный хвост хлыста.

На этот раз удар пришелся по горлу. Кожаная удавка затянулась на шее тугой петлей. Макс вскрикнул и рухнул навзничь, пытаясь пропустить пальцы под душащее ожерелье. Он чувствовал, что силы покидают его с каждым ударом сердца.

На висках вздулись голубые бугры вен, в ушах застучала кровь, наполняя голову ватой. Кошка схватила его за ворот и резко поставила на ноги.

— Что вам нужно? — прохрипел из последних сил теряющий сознание Шрекк.

Кошка слегка ослабила петлю и прошептала ему на ухо:

— Кровь, Макс.

— Кровь?

— Да, кровь, — шипела Кошка.

Пытаясь прийти в себя, Макс старался выиграть время, в надежде, что опять появится Бэтмен или кто-нибудь еще.

— Я уже сдавал кровь!

— Да? — облизав пересохшие губы, заинтересованно мурлыкнула кошка.

— Конечно, я — донор!

Макс попытался развернуться к собеседнице, но она подтянула петлю, громко шипя.

— Мне не нужна какая-то жалкая унция твоей крови, Макс. Мне нужна она вся!

— Ну зачем тебе моя кровь? Зачем тебе моя жизнь? — жалобно запричитал он.

— Нет! Смерть за смерть, Макс, — шипела рассерженная Кошка за его спиной.

Тонкая стальная игла врезалась в стену, перебрасывая звенящий, как струна, трос через все пространство павильона. Кошка подняла глаза. В разбитой раме, под потолком, на фоне оранжево-красных языков пламени и снопов искр, показался черный силуэт Бэтмена.

Большое черное тело, распластав огромные крылья плаща, плавно парило под сводами зала, беззвучно приближаясь к стоящим на площадке.

— Бэтмен! — тихонько прошептала Кошка и выгнула дугой спину.

— Бэтмен! — вырвался ликующий вопль из ноющей груди Макса.

Ожерелье на его горле распалось.

Извиваясь и фыркая, Кошка отлетела от Шрекка, как бешеная, колотя хвостом хлыста по скользкому полу.

Макс понял, что он спасен. Человек, который явился сюда, восстановит справедливость и положит конец беззаконию. Счастье переполнило его. Позабыв о полученных ранах, он, прихрамывая, заспешил навстречу Бэтмену. Разведя широко руки, мистер Шрекк произнес голосом священника на проповеди:

— Мистер Бэтмен! Вы не только спасаете жизнь, вы…

Макс не договорил. Пола черного плаща отошла, выпуская из своего укрытия крепкую сильную руку в перчатке. Словно атакующая кобра, она молниеносным движением впилась в лицо Шрекка, втягивая его в свою жадную ладонь, как заглатываемую пищу. Макс опешил. Рука с силой оттолкнула его назад, и он, поскользнувшись на мокром полу и резко взмахнув руками, полетел на холодный бетон, растянувшись на нем всем телом.

— Заткнись! — голос Бэтмена гремел, как гром. — Ты сядешь в тюрьму!

— Господи! — простонал Макс, пытаясь подняться. — За что это мне?

— Ты еще спрашиваешь? — обличительный голос Бэтмена надвигался на него все ближе и ближе. — Ты совершил тяжкие преступления против своего города и народа, но, самое главное, ты совершил тяжкое преступление против своей совести. И за это тебя будут судить. Ты сядешь, — интимно добавил он, — и я постараюсь, чтобы ты сел надолго. Может быть, даже навсегда.

— У тебя нет никаких доказательств моей вины. Я сам — жертва, запротестовал Макс.

— Тебя нужно судить! — поддержала Бэтмена Кошка.

Она вновь медленно приближалась к мистеру Шрекку.

— Только тюрьма, — продолжала она, — не смоет с твоей поганой душонки той крови, что ты пролил. Мне нужна кровь.

Шрекк всем телом вжался в теплый вибрирующий металл кожуха трансформатора.

— Если вы убьете меня, вам тоже не поздоровится, — попытался пригрозить он.

— Тебя убьем не мы, а закон. Ты преступник, Макс, — настаивал Бэтмен.

Язык хлыста лизнул броню на груди Бэтмена, заставив попятиться. Пританцовывая, Кошка стала надвигаться на него. Ее брови были опущены, нос вздернут: поднимая губу, она скалила острые зубы.

— Без глупостей! Сейчас закон не касается ни его, ни нас.

Кошка на полусогнутых ногах приближалась к Бэтмену, выставив вперед руку с выпущенными когтями.

— Ты не права! — он попытался приблизиться к ней, но хлыст снова лизнул его бронированное тело, заставляя отступить.

— Мне плевать! — разъяренно шипела она. — Я убью Шрекка, и никто не сможет мне помешать в этом. Понятно? Такая мразь не должна жить на свете. Его место в аду!

Хлыст вновь ожил в ее руке, со свистом разрезая воздух и завершая свой полет на теле Макса. Он дико взвыл, упал на колени и закрыл голову руками.

— Зачем ты это делаешь? — Бэтмен снова двинулся навстречу Кошке.

— Его место в аду, — снова повторила она.

— Мы не имеем права творить правосудие. Мы лишь обязаны поддерживать его.

— Мы обязаны содействовать свершению правосудия!

— Это самосуд.

— Я никому ничем не обязана, — огрызнулась Кошка.

Хлыст продолжал плясать в ее руке.

— Давай вместе отведем его в полицию, и тогда…

— И тогда все начнется сначала, — шипела она, сжимая и разжимая кулак с острыми когтями, — и неизвестно, сколько все это еще продлится.

— Нет. Я доверяю нашему суду. Поверь, он по-лучит свое сполна. Он не ускользнет.

— Как хорошо, что ты еще веришь во что-то, — улыбнулась хищница. — Я уже давно забыла, когда делала это в последний раз.

Она возбужденно щелкнула хлыстом, и ее лицо вновь по-звериному оскалилось.

— Отойди, иначе мне придется убить тебя!

— Это глупо! Доверься мне, и тогда мы сможем пойти домой. Вместе…

Голос Бэтмена стал очень тихим; он не говорил, а скорее шептал слова, в которых улавливалась глубокая тоска, перемешанная с любовью.

Придя в себя, Макс медленно поднялся на ноги и протирая горящие огнем глаза, стал смотреть и слушать этот странный диалог двух собеседников, одетых в странные карнавальные костюмы.

Это походило на сцену из мелодрамы. Глядя на беснующуюся Кошку и на пытавшегося привести ее в чувство Бэтмена, он на минуту забыл, что вся сцена разворачивается именно вокруг него самого. Что его смерть уже стояла где-то совсем рядом, ожидая, когда кто-нибудь из этих двоих призовет ее.

В чувство Макс привела последняя фраза, сказанная Бэтменом. Хитрый Шрекк сразу понял, что это, возможно, ключ к спасению.

— Селина! — проговорил человек в маске. — Мы с тобой — одно целое. Просто по нелепой случайности разделенное пополам.

Бэтмен сделал еще шаг ей навстречу, но острые когти коснулись брони на его груди. Тем не менее, он произнес:

— Неужели тебе не надоело это?

Кошка молча стояла перед ним и, тяжело дыша, пожирала маску огненным взглядом.

— Селина, — повторил Бэтмен, — я прошу тебя…

Он медленно поднес руки к своей маске и, взявшись за края, резко сорвал ее с головы.

— Игра окончена, Селина. Давай уйдем вместе.

Ее лицо исказилось испугом, рука задрожала, когти заскользили по броне костюма Вейна. Зеленые колодцы ее больших глаз наполнились влагой. Слезы покатились по щекам, смывая с лица макияж.

— Брюс! — прошептала Селина. — Я очень люблю тебя, но… Нет… Пойми… Прости мне сейчас… Я бы с радостью согласилась жить с тобой в твоем замке.

Она опустила голову, глядя на неподвижную гладь бассейна. В ее голове, как в синематографе, поплыли цветные и пестрые картинки ее жизни с Брюсом. Легкая улыбка на миг коснулась ее губ.

— Это все было бы, как в волшебной сказке. Мы были бы счастливы с тобой. У нас были бы дети. Много детей. И так бы продолжалось долгие-долгие годы, и умерли бы мы в один день.

Селина сжала виски руками и закрыла глаза.

«Очень интересно было бы взглянуть на этих монстров — гибрид кошки и летучей мыши». — подумал мельком Макс Шрекк.

— Селина, милая…

Брюс протянул руку и коснулся закованными в бронированную перчатку пальцами ее щеки, смахивая накатившуюся слезу.

— Я не смогу жить сама с собой в этом мире, так что не думай, что это счастливый конец, — прошипела Кошка.

Хлыст вновь ожил в ее руке, извиваясь в такт плавным движениям ее тела.

— Господи, Селина, опомнись, — воскликнул Брюс.

Она развернулась, как будто Вейна больше здесь не было, и опять начала приближаться к вжавшемуся в металл Шрекку.

Макс услышав знакомые имена, сообразил, кто эти странные люди, стоящие здесь в масках и так странно беседующие. Щурясь, он тихо, но уверенно проговорил:

— Селина? Селина Кайл!?

Кошка сорвала с головы маску и отшвырнула ее в сторону.

— Нет, Макс! Это не Селина! Это твоя смерть!

— Ты уволена, сука! — сказал он, и брезгливое выражение проступило на его лице.

Брюс начал потихоньку подбираться к Кошке сзади с намерением схватить ее за плечи.

— Брюс Вейн? Странная встреча. Что вы делаете в костюме Бэтмена?

— Он и есть Бэтмен, идиот! — прошипела Кошка, не прекращая подкрадываться к Максу.

Тот запустил руку под пиджак и извлек найденный под водой револьвер. Кошка замерла. Шрекк нагло улыбнулся и направил ствол в пятно, которое, по всей видимости, должно было быть Брюсом.

— Он был Бэтменом! — злорадно произнес он.

Грохот выстрела разнесся по пустому залу, сливаясь с шумом гудящего над бетонной оболочкой павильона пожаром. Брюс пошатнулся, вскинул вверх руки, и стал медленно оседать на пол. Большие крылья его плаща на мгновение распахнулись и тут же сложились, укрывая упавшее тело черным саваном.

Кошка-Селина бросила испуганный взгляд на Макса. Тот сделал шаг вперед, направляя дымящийся ствол на нее.

Странное чувство возникло во всем теле Кошки-Селины. Казалось, что кожа начинает прирастать к черному глянцу костюма и выбрасывать короткую густую шерсть, которая пробивает тонкий пластик. Позвоночник стал растягиваться и выгибаться в горб, разрывая не успевшие растянуться сухожилия и мышцы. Тело подалось вперед, к Максу, поднимая руки с выпущенными когтями.

— Стоять! — прошипел Макс, взводя собачку револьвера:

— Не надо! — фыркнула Кошка-Селина. — Тебе не надоело убивать меня? Нет?

Палец Макса лег на спусковой крючок и слегка надавил на него. Истерический смех вырвался из груди девушки.

— Ты убивал меня! Пингвин убивал меня! Бэтмен убивал меня! — кричала она, размахивая хлыстом. — Три жизни! Три! Но у кошки их девять! Ты не сможешь убить меня, Макс. А я тебя убью!

— Сейчас посмотрим, — ехидно заметил Шрекк и нажал курок.

Пуля врезалась в грудь, разрывая материал, пробивая теплую плоть, круша кости ребер. Кошка-Селина отлетела назад и, кувыркаясь, рухнула на бетон в нескольких ярдах от тела Брюса.

Макс нерешительно подошел е девушке. Тонкая струйка крови вытекала из раны в груди.

— Вот видишь, у меня получилось, — почти нежно улыбнулся он.

Носок сапога с силой врезался в руку Шрекка, выбивая из нее револьвер. Провернувшись вокруг и подобрав с пола хлыст, Кошка встала и, слегка пошатываясь, начала наступать на оцепеневшего от удивления Шрекка. Он бросился к револьверу. Язык хлыста лизнул руку, и кожа перчатки разошлась под ударом.

Максу все-таки удалось подобрать оружие. И вновь раздался выстрел.

Кошка сделала шаг и рухнула на колени. Простреленное навылет бедро зияло рваной дырой.

— Это не считается, Макс, — зашипела Кошка, подняв на него глаза.

Револьвер в руках Макса снова дернулся. Третья пуля попала в живот. Взвизгнув, Кошка сложилась напополам, прикрывая руками новую страшную рану.

Макс снова нажал на курок, но выстрела не последовало. Бесполезный револьвер полетел в воду.

Хриплый, срывающийся хохот запрыгал по павильону. Кошка разогнулась.

— М-м-м-я-я-я-у! — протянула она, медленно поднимаясь на ноги. — Раз, два, три, четыре, пять, будем в девочек стрелять!

Ее побледневшее лицо расплылось в ехидной улыбке. Макс медленно отходил назад, не понимая, что происходит.

— У меня еще четыре жизни. Четыре! А у тебя одна.

Прихрамывая, она приближалась к нему, вытягивая вперед окровавленные руки.

— Это рождественский бред! — процедил сквозь зубы Макс, чувствуя, что начинает сходить с ума.

— Да, — кивнула Кошка-Селина. — Путь к тебе стоил мне всего две жизни. Что тебе подарить на Рождество, Макс?

— На это Рождество? — глупо улыбаясь, спросил он.

— Нет, на следующее Рождество, Макс. Не знаешь? Я тоже. А пока, может, поцелуемся?..

Брюс откинул с головы плащ и приподнялся на руках. Голова ныла тупой нудной болью, в глазах плыли алые круги. Он осмотрелся. Первое, что он увидел, было то, как Селина метнулась к Максу и жадным поцелуем впилась его губы. Тот обнял ее за талию и притянул к себе. Нежная лапка Кошки улизнула с плеча Макса и медленно поползла вверх. Пальцы погладили стальными коготками теплое железо, коснулись фарфора изоляторной стойки и поползли выше.

— Селина! Нет!

Брюс вскочил на ноги и бросился к ней.

Лапка ощутила холодное покалывание и вцепилась в толстый многожильный кабель токопровода. Ослепительная вспышка гигантской молнии поразила стоящие рядом сплетенные тела.

Жутким ревом взвыли трансформаторы и оборудование обслуживания. Лопнули и рассыпались в пыль пирамиды белоснежных изоляторов. Исполинские змеи голубого пламени, разбрасывая фонтаны слепящих искр, заметались над площадкой. Взрывались, рушились балки и рамы конструкций. Над головой проносились горящие обломки.

В эту секунду весь павильон вздрогнул от мощного взрыва где-то там, наверху. Бетонные стены покрылись трещинами, и с потолка упали первые мелкие камушки. Еще один толчок — и вот уже целый водопад бетонных и кирпичных осколков посыпался на площадку, в воду, комкая безупречное доселе бордово-черное зеркало.

Обломки бетона падали на трансформаторы. Их корпуса не выдерживали разрушительной силы каменных ударов и лопались. Из образовавшихся дыр хлынули потоки горячего трансформаторного масла. Они тут же вспыхивали кроваво-красными языками пламени. Клубы черного едкого дыма заволокли павильон. Рев пламени поглотил все остальные звуки.

Казалось, что огонь находится везде, и Брюс ощутил себя в пылающей кухне преисподней. Накрывшись плащом, он лег на пока еще холодный пол.

Горящее и чадящее масло стекало с площадки в бассейн. По воде поползли островки огня, они увеличивались, росли, и через некоторое время запылало все водное пространство. Пламя рванулось в темные тоннели канализации, окрашивая их своды оранжевым светом и черным дымом.

Казалось, что этому потоку никогда не будет конца. Но новый взрыв, еще большей силы, чем предыдущий, потряс павильон…

Брюс очнулся от ужасной головной боли, которая раскалывала череп пополам. Поднявшись с пола, покрытого толстым слоем жирной копоти, он осмотрелся. Небо бездонным звездным провалом сияло над головой.

Павильона больше не существовало. Последний взрыв, по-видимому, окончательно уничтожил его, превратив в догорающие руины. Эта черная дымящаяся бетонная рана походила на сгоревшую мусорку.

Вытекающее из трансформатора масло, частью выгоревшее, исчезло в канализационном мраке, поглощенное его всеядным чревом. Небольшие пятна несгоревшего масла еще плавали на теперь спокойной глади бассейна, слабо чадя тусклыми факелами.

Бетонный потолок, рухнувший во время взрыва, корявыми черными пятнами висел на изувеченных жилах стальной арматуры. По площадке шли узкие трещины, причудливо изогнутые по форме покрывающих ее гигантских облицовочных плит.

Из-под груды битого кирпича и стальных перекрытий виднелись остатки изуродованных трансформаторов пингвиньей электростанции. Они вымерли, как гигантские ящеры, раздавленные своими же размерами, так и не выполнив своего предназначения.

Брюс присел рядом с куском медного токопровода. Металл был горячим и слабо дымился. Рядом с ним лежал обугленный скелет кошачьего хвоста.

— Селина, Господи…

Тяжелое чувство неопределенности со страшной силой охватило его. Брюсу страшно захотелось увидеть ее. Увидеть любой: живой, мертвой, сгоревшей дотла или раздавленной под этими исполинскими завалами. Все равно какой. Но только увидеть.

Поднявшись на ноги, он принялся расчищать то место на площадке, где стоял громадный трансформатор, под которым она и…

Нет! Он не хотел об этом даже думать. Но звериные чувства Бэтмена нашептывали ему обратное.

Во все стороны полетели обломки бетона, искореженные куски металла, кирпича и деревянные головешки. Собрав все оставшиеся у него силы, Брюс расчищал путь к заветному месту. Сколько прошло времени, он не знал. Но ему казалось, что оно остановилось, и теперь уже — навсегда.

И вот из-под мелких камней, пыли и копоти проступил оплавленный кожух. Брюс подобрал валявшийся невдалеке обломок арматуры и, вставив его в узкий проем между полом и массивным куском металла, налег на рычаг.

Медленно, с хрустом и лязгом, обшивка электрического монстра поддалась и отошла в сторону. Отбросив импровизированный лом, Брюс присел возле образовавшейся ниши.

Среди спекшегося в стекло песка, камня и шариков застывшего металла лежало тело мистера Макса Шрекка. Его некогда пышная седая шевелюра исчезла. На черной голове проступили обугленные участки черепа. В пустых глазницах холодно блестели капли кристаллизовавшейся меди.

Кость нижней челюсти, разломившись пополам, лежала у провала на лице, там, где раньше находился нос. Из порванной ткани пиджака серо-желтым клином торчало ребро.

Брюс тронул тело за плечо, и оно, как карточный домик, начало по частям рассыпаться в бурый прах, который падал на пол, перемешиваясь с пушистыми хлопьями сажи. Через мгновение то, что было Максом Шрекком, исчезло, смешавшись с пепелищем. На черной золе остались блестеть лишь комочки желтого металла, некогда бывшие оправой его очков.

Брюс поднял один шарик и, сняв перчатку, крепко зажал его в кулаке. Тепло согрело ладонь,

«Вот и все, что осталось в память о человеке. Пускай отвратительном, но человеке…» — подумал Брюс.

Тяжелой слезинкой желтая капелька выпала из его ладони.

«Но где же Селина?»

Он снова принялся за раскопки, но тщетно. Ничего. Ни тела, ни пепла, ничего. Только четкий отпечаток сгоревшего без остатка хлыста на буром куске бетонного обломка.

Брюс сел рядом на камень, глядя на плывущие по бордово-черной глади бассейна дымящиеся головни.

И вдруг вода закипела. И у самого берега над дымящимся зеркалом появилась уродливая голова Пингвина. Брюс вздрогнул. Казалось, что сам Сатана выходит из мрака гниющей воды.

Широко расставив короткие руки, он медленно поднимался из нее. Его лицо, обезображенное узкими рваными ранами, имело голубоватый трупный оттенок. Черные пуговицы глаз, казалось, больше ничего не видящие, смотрели в одну точку, прямо перед собой. Самое удивительное было то, что он дышал. С каждым вздохом, вместе с жутким душераздирающим хрипом, из носа и изо рта Пингвина выплескивалась кровь. Она лилась бордово-красными потоками по рваному комбинезону, окрашивая все его пурпуром.

Оставляя на воде багряный след, он медленно вышел на берег по пологому спуску и заковылял к чудом, как и он сам, уцелевшей в этом аду бочке с зонтами.

Брюс замер и только удивленно смотрел на этот внезапно оживший труп. Шатаясь, Пингвин добрался до обугленного металла и резко выдернул трость зонта, распахнул его, направляя острие-ствол на Бэтмена.

Брюс не шевелился. Смотрел. Красно-белый купол с легким хлопком распахнулся, и на острых спицах повисли пестрые детские игрушки. Медленно вращаясь в руке Пингвина, зонтик заиграл приятную веселую мелодию. Тело монстра судорожно дернулось несколько раз в такт музыке, но танцевать он не стал. Пингвин разжал руки, и зонт, упав на пол, смолк.

— Черт, — сквозь хрип и потоки крови, идущей носом, задумчиво проговорил он. — Не тот зонтик. Такая маленькая нелепая пингвинья… случайность…

Он попытался раскланяться, широко разведя руки, но начал падать. С трудом удержавшись за борт бочки, он устоял на ногах. Эта бессильная попытка взбесила его, и он взвыл:

— Как же я ненавижу эти нелепые случайности!

Он направился к Брюсу.

— Как же я ненавижу вас всех!

Силы постепенно оставляли его, и он замедлил шаг.

— Ненависть сжигает меня. Она горит у меня вот здесь, — он прижал руки к груди, и они тут же окрасились пурпуром, который хлынул из его длинного утиного носа, унося с собой остатки жизни.

— Очень жжет, — проговорил он, глядя на дымящуюся воду бассейна. Может лучше хлебнуть глоток холодной воды?..

Сдавленный крик вырвался из груди Пингвина, и он рухнул на плиты, не дойдя до воды всего несколько шагов.

Где-то в стороне послышались странные цокающие звуки. Брюс оглянулся, ища глазами их источник.

В уцелевшей от кошмара разрушения бетонной стене открылась потайная дверь. Тяжелый каменный блок ушел в сторону, открывая темный провал какого-то помещения.

Цоканье усилилось. И вот на обугленные плиты площадки над злополучным бассейном ступили гигантские императорские пингвины. Таких больших птиц Брюс не видел никогда в жизни. Они были ростом с невысокого человека, необычайно толсты и неповоротливы.

Семеня широкими перепончатыми лапами, они появились из густого мрака, царившего за дверью, громко цокая длинными клювами, поднятыми вверх. Белоснежный живот и безукоризненно черные фрачные спины придавали им торжественный вид. Огромные ласты крыльев мерно покачивались в такт тяжелым шагам.

Построившись в две ровные колонны, пингвины заковыляли к лежащему на обгорелом бетоне телу Пингвина. Они выстроились возле него по обе стороны и, запрокинув головы, принялись петь долгую печальную песню, треща и посвистывая.

На мгновение Брюсу показалось, что он различает слова.

Пингвины поочередно наклоняли над телом головы и слегка касались клювом мертвой спины. Все это было очень похож на прощание домочадцев с телом любимого родственника, безвременно покинувшего этот мир.

Звуки отражались от остатков стен, кружились, парили и медленно поднимались вверх, к черному покрывалу зимнего неба.

Окончив панихиду, пингвины сгрудились вокруг покойного и, поднимая лапки, начали аккуратно подталкивать его распластанное тело к краю бассейна. Они отчаянно трудились, помогая себе длинными носами и упираясь в труп белыми манишками своих важных фрачных костюмов.

Тело плавно сошло в воду и, разбросав легкие волны по бордово-черной глади, поплыло, оставляя за собой пенный кровавый след. Из носа все еще текла кровь, она смешивалась с распустившимися шнурами волос, закрывая багряной пеленой лицо Пингвина. Через мгновение тело начало медленно погружаться в бездонный мрак бассейна.

Пингвины расправили ласты и уже в полной тишине взмахивали ими, будто посылали последний привет уходящему в небытие.

Комбинезон Пингвина еще несколько мгновений слабо просматривался через муть воды, после чего исчез в темноте, выбросив на поверхность несколько гигантских воздушных пузырей. В свете оранжевых догорающих огней они блеснули радужными бликами и лопнули.

Пингвины склонились над водой и долго стояли у ее кромки, не делая ни малейшего движения, и на их черных смоляных масках блестели то ли капельки прозрачной, неизвестно откуда взявшейся этом грязном подземелье воды, то ли…

— Мои малютки… — услышал Брюс далекое эхо…

Шел снег. На улицах было пусто и тихо. Снег валил и валил огромными мягкими хлопьями, заметая сонные улицы. Город был погружен в теплый спокойный сон Рождественской ночи. Громады узких высоких домов лишь кое-где светились желтыми точками бессонницы. Одиноко мигали на перекрестках замерзшие светофоры.

Черный лимузин, выпущенный еще в начале века, сверкнув полировкой и хромом больших навесных фар, выехал из-за поворота и медленно, словно танцуя, поехал по нетронутому снегу Пятой авеню. Он двигался почти бесшумно, как привидение.

Сидевший за рулем машины Альфред поправил котелок и, тяжело вздохнув, продолжил всматриваться в пустую дорогу, ярко освещенную фонарями и цветными рекламами магазинов. Было видно, что какая-то мысль не дает ему покоя.

Брюс сидел на заднем сиденье, откинувшись на спинку, и задумчиво смотрел на пустынные тротуары и провалы темных подворотен, проплывавшие перед его глазами.

Альфред поднял голову и взглянул в зеркальце заднего вида. Брюс поймал на себе его взгляд и, тяжело вздохнув, поднял брови. На его лбу пролегли морщинки.

— Не надо так мрачно, Альфред.

— Не спорьте, мистер Вейн. Посмотрите, как спокойно на улицах. Идет снег. Рождество. И в каждом доме праздник. Хорошо.

— Действительно, хорошо, — согласно кивнул Брюс.

— Но только для нас я ничего хорошего не вижу. Ведь прошло всего несколько часов, а о вас уже забыли, и у вас опять меланхолия, и мы все равно не дома, а колесим неизвестно зачем по этим белым улицам.

Немного помолчав, он продолжил:

— Мистер Вейн, неужели вам нравится такая жизнь?

— Нравится? Пожалуй, нет. Тем более, сегодня. И я тебя прошу, старина, не делай вид, что тебе так хочется домой. Там пусто. И ты это тоже знаешь. Мрачный замок, холодные сырые подземелья, костюмерная… Штаб-квартира.

— Мистер Вейн, а почему же все-таки она ушла?

— Плохой вопрос, Альфред. Она не могла остаться.

— Почему же?..

— Она — Кошка. А вы сами говорили, что животные в таком доме, как наш…

— Мало ли что я говорил. В конце концов…

— В конце концов, она решила, что у нее осталось еще слишком много жизней.

И вдруг что-то привлекло внимание Брюса в одной из подворотен. Большая черная тень мелькнула на белой штукатурке стены. И, на мгновение застыв возле стоящих в ряд мусорных баков, растворилась в воздухе, как мираж.

— Альфред, — резко выпрямив спину и привстав, крикнул Брюс, останови машину!

Лимузин застыл возле узкой подворотни, ведущей в квадрат небольшого дворика, тесно зажатого одноэтажными домами.

Брюс быстро вышел из машины и, ступая по слабо хрустящему под ногами снегу, зашел в расщелину между домами. Было совсем тихо, казалось, что еще немного — и будет слышен звук падающих снежинок. Слабый свет желтой лампочки, висевшей на карнизе одного из домов, отбрасывал причудливые тени на снег, делая очертания окружающих предметов слабыми и размытыми.

Брюс поднял голову и осмотрелся. Покосившийся сарай, куча неубранного хлама возле ржавых мусорных баков, покореженные от старости и ревматизма кирпичные стены домов. И ничего. Только одинокая блуждающая тишина.

Взгляд перешел на крыши. Легкий дымок струился над печными трубами, растворяясь в морозном воздухе. Брюс поправил воротник пальто и, заложив руки в карманы, тяжело вздохнул. Ничего, никаких следов, только тени на нетронутом снегу…

— Мяу! — услышал он вдруг слабый писк.

Что-то оборвалось в его душе, и он негромко позвал:

— Селина!..

— Это меня?

— Да, тебя.

— Но уже все?

— Да.

— Но, может быть?..

— Может быть. Ты же не хотела умирать тогда, на той первой помойке. Может быть… Но я тебя не понимаю…

— Чего не понимаешь? Того, что я — не кошка, а нормальная женщина, того, что я не могу жить на мусорке, по утрам умываясь лапками, не могу жить в подворотне!? И, кроме того, я просто умираю, когда меня никто не видит. А ведь если я умру, то со мной умрет и твой последний шанс. Ведь, пока что, мы с тобой — одно. Но у меня не девять жизней. Поэтому я ухожу.

— Но, может быть…

— Прощай.

— Прощай.

— Скажи лучше: «Мяу!»

— Мяу, — из приоткрытой двери сарая, оставляя круглые дырочки следов в пухе снега, к Брюсу шла тонкая, изящная черная кошка. Подняв трубой хвост, она прищурила желтые глаза и произнесла:

— Му-у-р-р!

Бесшумно обойдя его, она принялась тереться мордочкой и спиной о ноги, топорща пушистые усы и прижимая уши к затылку.

— Ну вот, вместо меня ты уходишь с ним. Так что я… Извини.

— Я понимаю. Может быть…

Брюс быстро поднял кошку и, положив на руку, прижал к груди. Пушистый теплый комок томно потянулся и, принюхиваясь к новым запахам, произнес:

— Му-у-р-р.

Брюс развернулся и медленно пошел обратно к машине. Альфред открыл дверцу и пристально посмотрел на него.

Автомобиль ехал в восточном направлении. Брюс сидел, приживая к груди кошку, и ему становилось немного, легче. Он поднял взгляд, чтобы посмотреть на дорогу — и в лобовом стекле увидел свое отражение, которое держало на руках черную маленькую киску. Возле него сидела Селина Кайл. Лица у Селины и Брюса, там, в зеркале, были счастливые. Сидящий перед ними Альфред улыбался.

Брюс резко развернулся. Рядом с ним никого не было. У Альфреда, сидящего впереди, не дрогнул ни один мускул на печальном лице. Брюс в недоумении поднял глаза к зеркалу.

Селина и Брюс целовались, а Альфред смущенно прятал глаза.

Брюс тяжело вздохнул.

Дворецкий вновь бросил взгляд на мистера Вейна и произнес:

— Как бы там ни было, с Рождеством вас, мистер Вейн, — и улыбнулся.

Брюс кивнул и ответил:

— С Рождеством вас, Альфред, — помолчав, он добавил:

— С добрым и хорошим.

— Му-у-р-р, — подтвердила кошка.

А тем временем высоко над ними, на крыше одного из небоскребов, на фоне Луны возник силуэт женщины в маске с остроконечными кошачьими ушами…