"Человек-оркестр - микроструктура общения" - читать интересную книгу автора (Кроль Леонид Маркович, Михайлова Екатерина...)

7. Человек-оркестр

Гораздо чаще – так часто, что мы этого почти не замечаем, – несловесные составляющие общения находятся с содержанием речевого сообщения не столько в конфликтных, сколько во взаимодополнительных отношениях. Истинный смысл сказанного возникает из всего объема наблюдаемого и слышимого; жест или интонация не только окрашивают текст, но могут придавать ему важные смысловые нюансы: «В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов» (Ф. де Ларошфуко).

Попробуйте представить себе 6–8 интонаций, жестов и выражений лица, с какими может быть произнесена короткая «деловая» фраза – что-нибудь вроде: «Я с Вами полностью согласен». Окажется, что ее смысл может меняться, что называется, «с точностью до наоборот», может карикатурно утрироваться; расплываться, как бы смазываться; может раздваиваться, а может, к примеру, порождать дополнительные смыслы, никак в самой фразе не присутствующие. Более того, возникшие ассоциации позволяют представить себе что-то о ходе и атмосфере предшествующего разговора, что-то – об отношениях говорящих…

К этому следует добавить, что при ближайшем рассмотрении экспрессивное поведение человека оказывается не просто «вторым голосом», а, пожалуй, целым «оркестром».

Всем хозяйкам хорошо знакома ситуация, когда разные события вдруг начинают происходить одновременно, требуя немедленного участия: в дверь звонит долгожданный сантехник (уж он-то ждать не будет), телефон разрывается трелью «междугородки», на только что вымытую плиту начинает убегать кофе, а кошка – именно в этот момент – решает совершить экскурсию за окно, где на уровне двенадцатого этажа летает много симпатичных птичек.

Деловая приветливость (сантехник), гнев (кофе и собственная растяпистость), страх (кошка, ее отбитые почки, кошмарная очередь в ветлечебнице), озабоченность (кто звонит) – все это смешивается и тащит в разные стороны, притом буквально. А именно: к лицу приклеивается бессмысленная улыбка, левая рука тянется выключит газ, правая – снять трубку (или кошку), одна нога делает большой шаг к двери, другая – к окну; в глазах застыл ужас (кошка), а на губах – нечленораздельное горестное восклицание (кофе). Распавшееся на части тело застывает в нелепом столбняке. Впрочем, все образуется – до сих пор обычно бывало так. Занавес.

То, что мы делаем в общении при наличии противоречивых чувств или устремлений – а они, как на грех, обычно противоречивы хоть в какой-то степени – не так похоже на кинокомедию, а по сути во многом аналогично. Противоречивые намерения или чувства так же требуют телесного выражения, как требует физического действия на глазах убегающий кофе.

Можно легко себе представить, как герой нашего основного примера, «посетитель с бумагой», решительно и крепко берется за ручку двери – а его ноги как бы сомневаются, стоит ли вообще туда ходить: чуть переступают, притормаживают движение вперед, буквально и фигурально колеблются. Чувствуя взгляд в спину, он незаметно для себя слегка приосанивается, но его плечи немного приподняты и напряжены, что часто соответствует ощущению неловкости и даже страха; лицо вполне может во всем этом не участвовать, а – с точки зрения наблюдателя – выражать сосредоточенность, то ли вспоминаются имя и отчество того, к кому несут бумагу, то ли повторяются не раз проговоренные про себя первые фразы… А вот эта промелькнувшая мгновенная гримаса вполне могла относиться совсем не к ситуации, а, скажем, к некстати занывшему больному зубу.

Если «оркестр» звучит даже в микроситуации, где и общения-то еще почти нет, то во время взаимодействия «партитура» много сложней и интересней: в своем развернутом, полноценном виде человеческое коммуникативное поведение полифонично – это делает его бесконечно увлекательным для наблюдения и размышлений и бесконечно трудным для описания. Там, где «многоголосье» реального поведения разворачивается за несколько секунд, описание съедает несколько страниц. Несловесные составляющие общения, таким образом, обладают значительной информационной емкостью – другое дело, что эта информация обычно еще нуждается в осознавании и интерпретации.

Однажды в профессиональной аудитории заговорили о первой фразе, служащей установлению психотерапевтического контакта. Кто-то рассказал об опытном московском докторе, начинающем беседу с вопроса: «Ну, и что же мешает Вам быть счастливым?». Фраза, конечно, отличается от общемедицинского «На что жалуетесь?», – или нейтрального «Я Вас слушаю». И все-таки авторы берутся утверждать, что, если и было у пациента особое впечатление, то не от фразы. Она, если угодно, довершала эффект.

Доктор, о котором шла речь, отличался весьма своеобразной, «острохарактерной» внешностью: был он лыс, бородат, мал ростом, с большими глазами чуть навыкате и подвижным лицом отнюдь не классической лепки. К тому же, заметно хромал, курил много крепкого табака, вечерний прием вел без белого халата и напоминал, скорее, капитана небольшой пиратской шхуны или умудренного гнома, чем главврача (каковым между тем являлся). Рассказывали, что лихо водил машину, а в узком кругу отменно пел блатные песни, но уж это могло быть и легендой. Что же касается установления психотерапевтического контакта, то дело обстояло так.

Подумаем о том, каково человеку, пришедшему со своими проблемами на прием к психоневрологу: чего ждет, чего боится, как представляет себе врачей этой специальности. И попадает в кабинет, где обитает такой колоритный хозяин, совсем не похожий на гладких, вышколенных, «правильных» людей, у которых, конечно же, никаких проблем быть не может. И вот такой доктор, сильно прихрамывая и что-то напевая, идет не спеша к выключателю (давая при этом себя как следует рассмотреть), гасит верхний свет, зажигает настольный, усаживается поудобнее; внимательно разглядывая посетителя, набивает трубочку, и тут только спрашивает: «Ну, и что же мешает Вам быть счастливым?» Вопрос, конечно, имеет совершенно другую «начинку», чем когда он вырван из контекста взаимодействия, которое к моменту «первой фразы» идет полным ходом.

Вернемся к проблеме соответствия или несоответствия различных аспектов экспрессии друг другу, а невербального поведения – словесным высказываниям. Гармония в «оркестре» и богатство «инструментовки» – вещь чрезвычайно индивидуальная. У кого-то одно и то же содержание может дублироваться одновременно несколькими способами, тоща поведение делается крайне внятным, артикулированным и как бы рассчитанным на не очень чуткого партнера. У другого человека, даже при известном богатстве выразительных возможностей, они диссонируют и делают его трудным и утомительным для восприятия.[4] Обе эти крайности – как полное совпадение, параллельность всех смыслов в словах и в экспрессии, так и полная их независимость, – в жизни в чистом виде почти не встречаются. В первом случае (это иногда можно видеть в актерской игре низкого уровня) поведение выглядит как бы плоским, лишенным своей нормальной неоднозначности; во втором – излишне хаотичным, непредсказуемым, «расщепленным», что можно наблюдать при некоторых видах психической патологии. Впрочем, по-настоящему живое коммуникативное поведение включает и эти крайние позиции, коль скоро они могут отвечать определенной ситуации, партнеру или внутреннему состоянию; все дело в отсутствии вынужденности, застревания – то есть в свободе и адекватности интуитивного выбора «оркестровки».