"Василий Звягинцев. Бои местного значения (Одиссей покидает Итаку, книга 6)" - читать интересную книгу автора

убитых все равно не было, а утром к вагону протянули полевой телефон, и
лично Ворошилов приказал герою гражданской войны сдаться "до выяснения",
гарантируя безопасность. И где сейчас тот Каширин?
Еще про Буденного и его четыре пулемета был анекдот. Все прочие
большие и маленькие люди ночные аресты воспринимали как должное. Или -
как заслуженное?
Шестаков отодвинул край шторы и выглянул в коридор. Вохровец с
автоматом стволом вниз на правом плече зевал, облокотившись о стену.
Понятые, усевшись на низкие пуфики, переговаривались о чем-то
шепотом.
Продолжая выполнять словно бы извне введенную программу, нарком
взмахнул рукой с зажатой в ней тяжелой яшмовой пепельницей.
Звук от удара в лоб конвоира (точно в середину суконной звезды на
буденовке) получился тупой, едва слышный. Боец подогнул ноги и сполз по
стене на пол. Лязгнул стволом и магазином по паркету автомат.
- Тихо, тихо, граждане понятые... - успокаивающе сказал Шестаков,
покачивая стволом лейтенантского "нагана". - Я вас трогать не собираюсь,
только и вы без глупостей. Вы меня давно знаете, так вот, сообщаю вам
официально - группа бандитов, бухаринцев-троцкистов, намеревалась,
переодевшись в форму наших славных органов, совершить теракт против
члена правительства. - Он пощелкал пальцем по своим орденам и
депутатскому значку.
- Однако я их вовремя разоблачил и обезвредил. Но могут появиться
сообщники. Возможна и перестрелка. Поэтому прошу пройти в чуланчик и
сидеть тихо, пока не приедут настоящие чекисты и не снимут с вас
показания... - С этими словами он втолкнул понятых в комнату без окон,
где хранились лыжи, санки, велосипеды детей, приложил палец к губам и
запер дверь снаружи.
Потом Шестаков заглянул в детскую, где жена с каменным лицом,
тихонько раскачиваясь, как еврей на молитве, сидела между кроватями все
еще спящих сыновей.
Жизнь рухнула моментально, и женщина сейчас доживала ее последние
минуты. Вот-вот войдут, гремя сапогами, страшные чужие люди, проснутся и
заплачут дети - и все...
- Собирайся, Зоя...
- Что? Что такое? Уже? Куда? Всех забирают? вскрикнула женщина,
путаясь в словах и интонациях. Ее словно разбудили внезапно, резко
встряхнув за плечи, и она озиралась с недоумением и испугом.
- Я сказал - собирайся. Товарищи поняли, что были не правы. И не
возражают, чтобы мы уехали...
- Как? Куда? Что ты говоришь?.. - Она по-прежнему ничего не
понимала, зная, что пришедшие с обыском чекисты никогда просто так не
уходят, а главное - никогда не видела у своего мужа такого лица и такого
взгляда.
- Сейчас мы соберемся и уедем. Возьми себя в руки. Вещи складывай в
чемоданы. Как будто мы отправляемся на месяц-два в такое место, где
ничего не купишь. В дальнюю деревню. Сама одевайся теплее и удобнее,
одевай ребят. Поедем на машине, погода холодная. На все сборы - час... -
Он говорил медленно, веско, убеждающе, делая паузы между фразами, словно
психотерапевт совсем других времен.