"Патрик Зюскинд. Повесть о господине Зоммере" - читать интересную книгу автора

неба: там, наверху, хотя и крохотный, как муравей, шел человек, и я узнал
три ноги господина Зоммера. С равномерностью часового механизма,
малюсенькими, быстрыми, как секунды, шажками, ноги бежали вперед, и далекая
точечка - медленно и быстро, подобно большой часовой стрелке, - исчезла за
горизонтом.


[Image017]


Через год я научился ездить на велосипеде, что было не так уж и рано,
ведь я имел рост метр тридцать пять, вес тридцать два кило и размер ботинок
тридцать два с половиной. Но езда на велосипеде никогда меня особенно не
интересовала. Этот ненадежный способ продвижения вперед всего лишь на двух
тонких колесах представлялся мне весьма несолидным, даже нереальным, так как
никто не мог мне объяснить, почему велосипед в состоянии покоя, если его не
подпереть, не прислонить или не удержать, сразу падает - но не должен
упасть, если человек весом в тридцать два кило сядет на него и поедет куда
глаза глядят без всякой поддержки и опоры.
Законы природы, лежащие в основе этого феномена, а именно законы волчка
и, в частности, так называемый принцип сохранения вращательного импульса,
были мне тогда совершенно неизвестны, я и сегодня еще не совсем их понимаю,
при одном упоминании о принципе сохранения вращательного импульса мне
становится как-то не по себе и настолько муторно, что известное место у меня
на затылке начинает ныть и дергаться.


[Image018]


Я, вероятно, вообще никогда не научился бы ездить на велосипеде, если
бы не настоятельная необходимость. А настоятельная необходимость возникла
потому, что я должен был брать уроки игры на фортепьяно. А уроки игры на
фортепьяно я мог брать только у учительницы музыки, которая жила на другом
конце Верхнего Озера, куда пешком пришлось бы идти целый час, а на
велосипеде - согласно предварительным расчетам моего брата - можно было
доехать за тринадцать с половиной минут.
Эту учительницу музыки, у которой раньше брали уроки игры на фортепьяно
моя мама, и моя сестра, и мой брат, и вообще любой человек во всем приходе,
умевший нажать клавишу какого-нибудь инструмента - от церковного органа до
аккордеона Риты Штангльмайер, - эту учительницу звали Мари-Луиза Функель, а
именно барышня Мари-Луиза Функель. Обращению "барышня" она придавала
величайшее значение, хотя я в жизни не встречал существа женского пола,
которое меньше походило бы на барышню, чем Мари-Луиза Функель. Она была
очень старая, седая как лунь, горбатая, сморщенная, с черными усиками на
верхней губе, и у нее не было вообще никакой груди. Я знаю это потому, что
однажды нечаянно пришел на урок на час раньше времени, когда она еще спала
после обеда. Помню, как она появилась в дверях своей огромной старой виллы,
облаченная только в юбку и нижнюю рубашку, не в изящную, широкую, шелковую
ночную сорочку, как подобает дамам, а в тесную майку без рукавов, в каких