"Борис Зубков, Евгений Муслин. Плоды (Авт.сб. "Самозванец Стамп")" - читать интересную книгу автора

Борис Зубков, Евгений Муслин.

Плоды

-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Самозванец Стамп" ("Библиотека советской фантастики").
OCR spellcheck by HarryFan, 27 September 2000
-----------------------------------------------------------------------


Когда на даче Жмачкина дрогнула земля и раздался пронзительный свист,
будто где-то внизу прорвало клапан парового котла, сам Жмачкин находился
далеко от места подземных происшествий. Он сидел в крохотной конторке
магазина с не совсем грамотной вывеской "Скупка вещей от населения" и
ненавидящими глазами в упор смотрел на очкарика-ревизора. Потом Жмачкин
жалобно сморщился, тихо, но так, чтобы ревизор обязательно услыхал, ойкнул
и стал медленно сползать со стула на выщербленный пол конторы. По дороге
на пол он успел подметить, как испугался ревизор, как остановились его
пальцы, листавшие до того момента испачканные копиркой квитанционные
корешки. Лежа на полу, Жмачкин плотно закрыл глаза и застонал, потом
принялся с надсадным хрипом выдувать из себя воздух. Хрипел он очень
натурально, потому что был сильно простужен после того, как в пьяном виде
заснул на кухне, привалившись спиной к распахнутому холодильнику.
Вскоре около колхозного рынка, где у самого входа тулился магазинчик
Жмачкина, коротко гуднула "Скорая помощь". Фельдшерица в меховой шапке и
белом халате наклонилась над Жмачкиным, пощупала пульс, щелкнула
застежками чемодана-коробки. Коробка распалась на две части, показав
склянки и металлические коробочки со шприцами. Сразу запахло аптекой и
спиртом. Жмачкин сквозь прищуренные веки увидел фельдшерицыны ноги в
черных чулках и сладко поежился...
В это время на его даче ворох влажных осенних листьев зашипел и
разлетелся во все стороны. Из-под земли вырвался струйкой серо-белый пар.
Влажная земля тоже зашипела, черные лужицы воды вокруг испарились, и
вместо черной талой воды проступила серая, почти сухая земля. Эту сухую
землю разодрала глубокая трещина, из которой, булькая и позванивая особым
водяным звоном, прорвался фонтан из нескольких бледно-голубовато-зеленых
струй. В голубых струях плясал желтый чистый лист клена.
...Хрустнула ампула, фельдшерица засучила рукав байковой рубахи,
которую Жмачкин обожал за теплую уютность и даже стирал сам, но редко. В
руку ужалил шприц, и сонная одурь начала растекаться по телу. "Скорая"
его, разумеется, не забрала, да на такую удачу он и не рассчитывал,
подстраивая ревизору психическую атаку. Фельдшерица сухо заметила: "Много
пьете, гражданин Жмачкин", - и посоветовала ехать домой и полежать.
Удрать, отсрочить хоть на день неприятное и щекотливое разбирательство с
квитанционными книжками - только этого Жмачкин и желал, хотя в душе клял
себя черными словами за трусость и бездельные увертки. Всю жизнь он
кормился собственной наглостью, за наглость прятался, ею оборонялся и с
нею наступал, нахальством и наглостью наживался. Очень удивился бы он,
если кто-нибудь сказал ему, что нахальство его - просто безмерная и
отчаянная трусость.