"Ефим Зозуля. Мастерская человеков (Роман)" - читать интересную книгу автора

жидкие усики. Аккуратность, похвальная в других случаях, здесь была
отвратительна. Отвратительно было видеть, как он ел со смаком и полным
довольством жалкую тюремную бурду.
Он выходил на тюремный двор и садился на солнышко, поджав по-турецки
ноги и закрыв глаза. Он округлился в тюрьме. Для меня это - прообраз
мещанства. Точно такое впечатление производит жизнь французских рантье,
немецких бюргеров и всяких иных обывателей во всем мире. Человеческая
мысль, вечно бурлящая, вечно бунтующая, не прощает спокойствия,
размеренности и какого бы то ни было довольства в тюрьме или же - это все
равно - в обстановке социального неравенства, в атмосфере насилия, в
гнусной атмосфере человеческой эксплуатации и власти человека над
человеком, то есть в конце концов в той же тюрьме. Покуда не устроен мир -
всякое довольство и всякая спокойная жизнь, всякая размеренность быта
отвратительна и жалка, как затхлое довольство упомянутого мною арестанта в
тюрьме. Как с этим бороться? Был случай, когда анархист бросил бомбу в
европейское кафе, в мирное стадо людей, лениво и спокойно потягивающих
кофе. Конечно, это бессмысленный акт, но психологически он понятен. "Не
сидите, не прозябайте, не потягивайте кофе, не ублажайте желудка, когда
вокруг слезы и страдания! Не смейте быть нейтральными, когда идет
беспрерывная социальная война!" На войне отвратно "мирное население". Ему
обычно достается от тех и других. А для человека, подлинно потрясенного
ложью, черной неправдой социального порядка капиталистических стран,
отвратно это спокойствие мирных человеческих стад, этого обывательского
быдла, одинакового во всех странах, во все времена и эпохи. Оно, это быдло,
хочет есть, пить, спать, любить и прозябать с сытым желудком. Из-за них,
этих тяжелых миллионных, может быть, миллиардных камней на ногах истории,
затягиваются все исторические процессы, обостряются и часто делаются
трагичными все попытки улучшить жизнь, сделать ее справедливее и радостнее.
Мещанство заполняет мир и давит его своим безмерно жестоким неподвижным
однообразием. Разумеется, оно не всегда спокойно - мещанство. Оно бывает и
воинственно, когда лишено возможности спокойно прозябать. Оно огрызается,
хрюкает и обнажает клыки, когда его оттягивают от корыта. Ведь мещанству
безразлична власть, социальный порядок. Ему нужны самые основные условия
растительного, животного существования, и при наличии их оно будет
спокойно. Ему все равно. Ему бы только есть, пить, спать, любить и спокойно
прозябать. В СССР, говорят, бьют мещанство. Да. Надо неустанно бить его
поганую морду - до последнего издыхания. Но главная борьба с ним - это
борьба за новую жизнь, за более справедливую, за социализм. Чем скорее
осуществится социализм, тем скорее потускнеет мещанство, уйдет его
отвратная личина. Из всяких клевет на социализм наиболее ядовитой считается
та, что при социализме все будут мещанами. Это, конечно, вздор. Именно -
мещанский вздор. Уже заранее смеются над плановостью и размеренностью
социалистического благоустройства. Все, мол, будет по карточкам. И любовь,
и солнце, и воздух. Но не всякая размеренность - мещанство! Нет, не всякая!
Пусть все получают все блага, хотя бы по карточкам! Если будут получать
все, то это уже не будет мещанство. Это уже не будет спокойное житие среди
слез и страданий. Следовательно, это уже будет не то мещанство, которое мы
знаем и ненавидим. Может быть, это будет какое-то другое, новое мещанство?
Не знаю. Не будем загадывать. Когда осуществится социализм, человечество
пойдет дальше. Пока, повторяю, под мещанством я понимаю благополучие среди