"Борис Зотов. Каяла" - читать интересную книгу автора

проделанный саперами в немецких заграждениях, минных и проволочных. Здесь
земля была бурой, опаленной разрывами и полосами от удлиненных зарядов.
В поле перед заграждениями и около них неприметными продолговатыми
бугорками, как бы вжавшись в степь, неподвижно лежали люди. По защитным
шароварам и пилоткам Пересветов определил, что это наши пехотинцы, - те, кто
поднялись и шли в атаку первыми. Опираясь на винтовку, двигался раненый
боец. Его под руку вел другой красноармеец. У раненого лицо было
бледно-серым, как отбеленный холст, и покрыто испариной, а у
сопровождающего, наоборот, красным и сальным.
- Ну, как там, пехота? - крикнул на ходу Рыженков. Сопровождающий
почему-то со злобой ответил:
- Увидишь! Хорошо вон минометами набили мужиков. Ближе ко второй траншее
лежало столько бугорков в защитном, что сердце у студента дрогнуло и будто
остановилось. Сквозь неожиданную внешнюю обыденность этой картины, сквозь
кукольную неподвижность тел вползал в его душу ослабляющий страх.
И тут же перед Андрианом, как и десяток минут назад, со звоном лопнувшей
струны встала картина побоища восьмивековой давности, и земля поползла на
него, встала на ребро, как тарелка. Отчаянно ухватился Пересветов за луку
седла, уперся - багровое, заволоченное пылью и тучами солнце поползло назад
и заняло свое место над горизонтом. И тут же что-то щелкнуло, исчезли
поверженные витязи и остались в степи совсем не картинно лежащие тела, а
ясное солнце ударило жарко и желто. Андриан удержался в седле; вместе с
картинкой из той, древней войны пропал и охвативший его было страх смерти.
"Не мы первые, не мы последние", - шевельнулось в растревоженном мозгу.
Пустынное поле перед второй траншеей кончилось, коноводы провели колонну
через проход в проволочных, в два кола, заграждениях. В самой же траншее
густо копошилась наша пехота: мелькали стертые до зеркального блеска
саперные лопатки, летела на брустверы земля. Кое-где бойцы повязали головы
от жаркого уже солнца белыми носовыми платками. Восстанавливали разрушенное
артиллерийским огнем, рыли ячейки для стрельбы теперь уже в другую сторону,
на юг.

Вперед Табацкий выслал Рыженкова, приказав взять с собой пять бойцов.
Помкомвзвода в число пяти выбрал Ангелюка, Халдеева и Пересветова. Ехали по
дну балки мелкой тряской рысью, быстрее не получалось из-за кустов, ям и
промоин с отвесными стенками, оставленными весенней снеговой талой водой:
кое-где оставались еще лужи и бочаги с водой, возможно, еще не протухшей на
жарком солнце и пригодной для питья. Но об остановке нечего было и думать -
впереди и справа била немецкая минометная батарея. Чахх, чахх! - звуки
выстрелов были мерными, с присасыванием, будто работали какие-то мирные
прессы или молоты, а не боевые орудия.
Рыженков еще на ходу спешился, перебросил повод Ангелюку, а за собой
поманил Пересветова:
- Полезли-ка наверх. Проползем по-над балкой, посмотрим, что и как.
Минометы, выпустив положенную дозу, стрельбу прекратили, Рыженков с
Пересветовым ползли по откосу вверх, удерживая направление по слуховой
памяти. Впереди послышалась немецкая речь. Рыженков, сняв фуражку, приподнял
голову над травой и тотчас ее опустил.
- Вшестером?! - ахнул Пересветов.
- Э, не журись, студент. Или грудь в крестах, или голова в кустах.