"В.Зорин(сост). Выше нас - одно море (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

это мог достать в открытом море, на судне, где нет запасов спиртного? Для
большинства наших людей это так и осталось жгучей тайной. Федька ни тогда,
ни после ничего не рассказывал, а те немногие, кто знал истину, тоже
помалкивали. Главным образом из уважения к пострадавшему художнику Клавдию
Филипповичу, лишившемуся единственной дорогой для него бутылки спирта,
крайне необходимого ему и в качестве закрепителя, когда рисовал углём, и для
других чисто профессиональных надобностей.
- Это я один во всем виноват, - сокрушался потом в разговоре со мной
Клавдий Филиппович - Федя был в этот день очень оживлен и радостен, а потом
признался, что у него день рождения, исполнилось двадцать три года. Я тоже
порадовался, поздравил его, ну и налил ему в стакан граммов сто своего
закрепителя и себе немножко. Чокнулись, выпили. Тут прибежал юнга Яша и
сказал, что меня зачем-то приглашает капитан. Я вышел и надолго задержался у
Игоря Фёдоровича, а когда вернулся в каюту, Феди уже не было и, увы, моего
закрепителя тоже не было. Я Федю не виню, трудно ведь удержаться от
соблазна, да ещё в такой день. Но как все это неприятно, как неприятно.
В рассказе Клавдия Филипповича всё было верно за исключением одного:
Федька Шалагин по забывчивости или ещё не знаю почему приблизил день своего
рождения на три с лишним месяца - паспорт-то его у меня хранится.
А что касается неприятностей, то они посыпались не только на
многострадальную, битую не раз Федькину голову, но и затронули немножко
сбоку самого художника.
На другой день, кажется, после происшествия в нашу "комнату
приезжающих" явился помполит товарищ Носков. Он вежливо поздоровался с
Клавдием Филипповичем, справился о его здоровье, самочувствии,
проинформировал о погоде и уловах на сегодняшний день. Потом, внимательно,
сосредоточенно просматривая новые зарисовки и этюды художника, как бы между
прочим сказал:
- Зря вы, товарищ Зимовейский, своевременно не согласовали со мной
кандидатуру, достойную художественного отображения. Тогда бы не было и
некоторых ошибок с вашей стороны.
- А вы считаете, - мягко поинтересовался Клавдий Филиппович, - что я
допустил ошибки? В чём, позвольте узнать, - в содержании, в форме, может, в
фактической стороне этих зарисовок?
- Дело не в форме, - досадливо махнул рукой Носков. - Зачем,
спрашивается, вы популяризируете пьяницу и разгильдяя Федьку Шалагина?
- Позвольте, - смутился художник. - Как же это я его популяризирую? Я
просто делаю наброски портретов, зарисовки, этюды, может быть, я несколько
увлекаюсь такой натурой, как Федя Шалагин, но всё ведь это ещё только
заготовки к будущей картине, и я не собираюсь нигде их выставлять. И к тому
же, только одному господу богу известно, получится у меня эта картина или
нет,
- Странно, очень странно, - покачал головой товарищ Носков. - Значит,
богу всё известно, а вам нет, неверие, так сказать, в собственные силы.
- Пожалуй, что и так, - устало согласился Клавдий Филиппович. - А
насчёт кандидатуры Феди Шалагина, если вам так угодно выразиться, я
согласовывал с Игорем Фёдоровичем.
- А-а, вот как, - вскинул брови Носков, - ну тогда, конечно, дело
другое.
Он ещё посидел для приличия несколько минут и ушёл.