"Эмиль Золя. Разгром" - читать интересную книгу автора

- Боже мой!
И не нашел других слов, а Жан, холодея, прошептал:
- Эх, проклятая судьба!.. Ваш родственник был все-таки прав, когда
говорил, что они сильнее нас.
Морис был вне себя, ему хотелось задушить Жана. Значит, пруссаки
сильнее французов? От одной этой мысли сердце его обливалось кровью. Но
крестьянин прибавил спокойно и упрямо:
- Ну, ничего! Если получаешь оплеуху, это еще не значит, что надо
сдаваться... Придется все-таки бить.
Перед ними выросла долговязая фигура, закутанная в плащ. Они узнали
Роша: может быть, слухи, а может быть, дыхание поражения разбудило его от
крепкого сна. Лейтенант стал расспрашивать, хотел узнать, что случилось.
Он с трудом понял, и его наивные детские глаза широко раскрылись от
удивления. И раз десять он повторил:
- Нас разбили! Как разбили? Почему разбили?
На востоке забелел рассвет, тусклый, безысходно-печальный рассвет над
сонными палатками; в одной из них можно было различить землистые лица Лубе и
Лапуля, Шуто и Паша; солдаты все еще храпели. В темном тумане, поднявшемся с
далекой реки, занималась траурная заря.

II

К восьми часам солнце рассеяло тяжелые тучи; и у Мюльгаузена, над
широкой плодородной равниной, засиял теплый и ясный августовский день. Это
было в воскресенье. Лагерь уже проснулся, и в нем забурлила жизнь; под
чистым небом колокола всех приходов звонили вовсю. В прекрасном воскресном
дне, после страшного бедствия, была своя радость, свой яркий праздничный
свет.
Вдруг горнист Год подал сигнал к раздаче довольствия. Лубе удивился.
Как? Что такое? Неужели дадут цыпленка, которого он обещал вчера Лапулю?
Лубе родился в Париже, в районе Центрального рынка, на улице де-ла-Коссонри;
то был плод случайной любви торговки-молочницы; он поступил в армию
добровольцем, "ради грошей", как он выражался, предварительно перепробовав
все ремесла; Лубе любил поесть и вечно принюхивался, где бы можно
полакомиться. Он пошел взглянуть, в чем дело. А Шуто, монмартрский
живописец, маляр, красавец-мужчина, смутьян, глубоко возмущенный тем, что
его опять призвали в армию, уже по отбытии воинской повинности, зло
издевался над Пашем, застав его на коленях за палаткой, когда тот молился.
Это что за поповские штуки! Не может ли он попросить у своего господа бога
сто тысяч франков дохода? Но Паш, прибывший из глухой пикардийской деревни,
щуплый и остроголовый, сносил эти шутки и только отмалчивался кротко, точно
мученик. Он служил посмешищем для всего взвода, он и Лапуль - неотесанный
великан, выросший в болотах Солони, такой безграмотный, что в день своего
прибытия в полк он спросил, где тут можно видеть короля. И хотя известие о
поражении под Фрешвиллером уже с утра обошло всех, эти четыре солдата
шутили, занимаясь привычным делом равнодушно, как машины.
Внезапно раздались удивленные, насмешливые восклицания. Капрал Жан в
сопровождении Мориса возвращался после раздачи с дровами. Наконец-то роздали
топливо, которое солдаты напрасно ждали накануне, чтобы сварить суп!
Опоздали всего только на двенадцать часов!