"Эмиль Золя. Мечта" - читать интересную книгу автора

дверь, входила, и дверь бесшумно закрывалась за нею. Монастырской тишиной
веяло от всего Бомона-при-Храме: в недвижном воздухе дремала улица Маглуар,
проходившая позади епархиальных зданий, Большая улица, в которую упиралась
улица Орфевр, и Монастырская площадь, под башнями собора. Вместе с бледным
дневным светом мир и тишина медленно нисходили на пустынные мостовые.
Гюбертина старалась пополнять знания Анжелики. Впрочем, она
придерживалась старинных убеждений, согласно которым женщине достаточно
грамотно писать да знать четыре действия арифметики. Зато ей приходилось
бороться с упорным стремлением девочки постоянно смотреть в окна, что
отвлекало ее от занятий, хотя ничего интересного она увидеть не могла - окна
выходили в сад. Только чтение увлекало Анжелику. Несмотря на все диктанты из
избранных классических произведений, она так никогда и не научилась грамотно
писать, но все же приобрела красивый почерк, одновременно стремительный и
твердый, - один из тех неправильных почерков, каким отличались знатные дамы
прошлого. Что до всего остального, то в истории, в географии, в арифметике
Анжелика отличалась полнейшим невежеством. Да и к чему знания? Они были
совершенно бесполезны. Позднее, когда девочке пришлось идти к первому
причастию, она с такой пламенной верой слово за словом выучила катехизис,
что все были поражены ее памятью.
В первые годы Гюберы, несмотря на всю их мягкость, нередко приходили в
отчаяние. Правда, Анжелика обещала сделаться отличной вышивальщицей, но она
огорчала их то дикими выходками, то необъяснимыми припадками лени, которые
неизменно следовали за долгими днями размеренной, прилежной работы. Она
вдруг делалась вялой, скрытной и подозрительной, крала сахар, под глазами у
нее ложились синие круги; если ее журили, она в ответ разражалась
дерзостями. В иные дни, когда ее пытались усмирить, она приходила в
настоящее исступление, упорствовала, топала ногами, стучала кулаками, готова
была кусаться и бить вещи. И Гюберы в страхе отступали перед вселившимся в
нее бесом. Кто же она такая, в самом деле? Откуда она? Эти подкидыши -
большей частью дети порока или преступления. Дважды доходило до того, что
Гюберы, в полном отчаянии, жалея, что приютили ее, совсем было решались
вернуть ее в попечительство о бедных, избавиться от нее навсегда; но эти
дикие сцены, от которых весь дом ходил ходуном, неизменно кончались таким
потоком слез, таким страстным раскаянием, девочка в таком отчаянии падала на
пол и так умоляла наказать ее, что ее, разумеется, прощали.
Мало-помалу Гюбертина все же подчинила Анжелику своему влиянию. Со
своею доброй душой и трезвым умом, спокойная и уравновешенная,
величественная и кроткая на вид, она была воспитательницей по самой природе.
В противовес гордости и страсти она все время внушала Анжелике
воздержанность и послушание. Жить - это значит слушаться: надо слушаться
бога, слушаться родителей, слушаться всех выше стоящих, - целая иерархия
почтительности, на которой держится мир; вне ее жизнь делается беспорядочной
и приводит к гибели. Чтобы научить девочку смирению, Гюбертина после каждого
случая бунта наказывала ее, заставляя выполнять какую-нибудь черную работу:
перетереть посуду, вымыть кухню, - и пока Анжелика сначала яростно, а потом
покорно ползала по полу, Гюбертина все время стояла тут же и наблюдала за
ней. Но больше всего беспокоила Гюбертину страстность девочки, ее внезапные
порывы неистовой нежности. Не раз ей случалось ловить Анжелику на том, что
та сама себе целует руки. Она замечала, что девочка обожает картинки и
собирает гравюры на темы из священного писания, особенно с изображениями