"Анатолий Знаменский. Завещанная река " - читать интересную книгу автора

иные письма будем рассылать с тобой, попомни слово! Чернилку далеко не
убирай!
Васька Шмель не жалел вина, полные ковши наливал. Но вино не брало на
этот раз атамана, он хлестал его как воду и совсем мало закусывал, все
другим оставлял...
Пристанский городок в верховьях Хопра гудел пчелиным роем. И не
масленица взбудоражила многотысячную толпу, весть добрая. Сам походный
атаман Кондратий Булавин объявился, приехал людей спасать.
Лунька Хохлач не соврал, собралось в городке великое множество беглых
со всей России, может, поболее двадцати тысяч, да голутвенных казаков
столько же, да еще много других инородцев с Волги на подходе было.
Ехал Кондратий по взбаламученным улицам в окружении своих старшин, с
трудом протискивался сквозь толпу, голодную и рваную, готовую за ним хоть на
разбой, хоть в самое чертово пекло. Здоровался, бросал округ себя веселые
слова, спрашивал ради доброго знакомства:
- Откуда вы, люди? Кто такие? Какого звания?
Толпа ревела, бросала вверх шапки, со всех сторон отвечали с веселым
хохотом:
- Всякие тут! Русские, хохлы! Мордва нечесаная!
- Орловцы-безменщики, проломанные головы! Брянцы-куролесы!
- Ельчане-сычужники, вятичи-слепороды! Примай, батька! Будь здрав на
многие лета!
С другой стороны орали складнее:
- А тут еще Орел да Кромы - первые воры! От всякого народу по уроду, с
каждого Ельца - по три молодца! К тебе шли, бояр перещупали ненароком!
Чаргунцев накопили на дробь и порох!
- Не забывай токо про нас, а мы уж постоим за тебя!
- Не-ча-а-ай!! - орали где-то с краю немощные, беззубые деды, ходившие
в молодые лета по Волге еще со Стенькой Разиным.
А когда выбрался Кондратий к майдану, какой-то бородатый дедок вскочил
на перевернутую бочку супротив церковки, а в руках - старый стрелецкий
топоришко-тесак с обточенным накругло лезвием. Что-то знакомое в обличье.
Взмахнул тем топором выше головы, окликнул Булавина хрипло и не так уж
громко, ан все кругом замолчали.
- Атаман! Весть послухай добрую! Помнишь ли ты меня?
Булавин коня остановил, шапку снял.
- Помню! - возгласил громко, чтобы все слышали. - Ты - Иван Лоскут, что
со Степаном Тимофеевичем на Москву ходил, знаю!
- Ну, так нынче я тот самый топорик откопал, кой из Степановых рук в
Синбирской сече выронился! Вот он! - дедок снова взмахнул топором. - Я тогда
рядом был, подобрал топор-то, уберег! И держал до часу под буерачным дубом,
в корневищах, от злого глаза и боярского сыску! А нынче откопал, пришло
время! В твои руки заместо войсковой булавы отдаю! Владай им по закону и
верши правое дело, Кондратий! Постои за русских людей и волюшку вольную, а
мы не выдадим!
Из руки в руку принял Булавин высветленное за многие годы топорище,
вскинул над головой обточенное, округлое лезвие. И попало в то лезвие солнце
из-за облака, брызнуло яростным огнем в глаза, ослепило каждого. И круг
взорвался от новых криков:
- Будь здрав, Кондратий!