"Анатолий Знаменский. Завещанная река " - читать интересную книгу автораОн прорыл, прокопал, младец, горы крутые, Одолел он леса темные, дремучие!.. Думка у Кондрата была нелегкая, и Семен Драный то понимал не хуже атамана. Спросил на всякий случай: - А ежли царь за отступников нас почтет, Кондратий, тогда как? - А царю ударим в ноги Кубанью, как, бывало, Ермак делал, - сказал Булавин. - Такая наша казачья судьба: от своих бегать, чужим - головы снимать! - То - дело, - кивнул Драный. - Деды наши оттягали Дон у ногаев, а нам бы Кубань у нехристей взять... Теперь одна забота, как ты сказал: черкасские заставы. Силу надо немалую собрать, чтобы за Дон пробиться! - О том и думаю, Семен. Беглых надо собирать как ни мога больше. В первом же попутном буераке, где остановились на привал и разожгли костры, Булавин позвал приблудного расстригу, велел писать грамоту. Сидели в полотняном балаганчике, заместо писчего стола попик-расстрига приспособил туго набитые кожаные саквы, а сверху еще божественную книгу подложил. И на белой бумаге со слов Булавина написал такое "ПРЕЛЕСТНАЯ ГРАМОТА люди, воры и разбойники... Кто хочет с походным атаманом Кондратием Афанасьевичем Булавиным, кто хочет с ним погулять по чисту полю, постоять за волю и веру истинную, красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить, то приезжайте ко мне на речку Донец и Айдар... А со мною силы: донских казаков семь тысяч, запорожцев шесть тысяч, Белгородской орды и калмыков пять тысяч!" Беглый поп с малолетства умел писать размашисто, а как дошел до этого места, до этих тысяч, так и пером водить перестал, отвалилась у него рука. И рот у него открылся от удивления. Долго лупал глазами на Кондрата, потом закатился сатанинским смехом, начал икать. - И все у вас, на Дону, такие-то? - захлебнулся он радостью. - Молчи, старая кутья! - сказал Булавин. - То не обман, а вера. Что с вечера написано; то с утра явью окажется! - Да то уж непременно так, то я разумею, - смеялся поп. - Благослови господь нашу ложь во спасение! Не обойди милостью своей!.. - Ну вот! Напишешь таких листков дюжину, я с ними казаков разошлю в ночь, а потом и поглядим! Пока варево кипело в котле, пока барана крутили над огнем, сидел Кондратий молча в палатке, глядел, как поп умело ставит титлы и крючья, и каждую новую грамотку чуть ли не из-под рук выхватывал у него. А сам на безделье доставал из кармана сушеный горох, в рот кидал. Каждую горошинку раскусит и половинку выплюнет, а другую половинку сжует. |
|
|