"Анатолий Знаменский. Завещанная река " - читать интересную книгу автора

подморную хлябь у Финского залива, ладили верфи на Онеге и Ладоге, подымали
корабельные снасти у Воронежского берега на Дону. А боярам и служилому
отродью, спешно поверстанному в дворянство, велено было сменить домотканую
пестрядину и яловые сапоги на импорт - рубахи тонкого, заморского полотна с
голландскими кружевами на обшлаг и грудную прорезь, называемую жабо, а на
ноги - красные башмаки с высоченными бабьими каблуками и дорогими, медными
пряжками, чтобы на ассамблеях блистать. В пору, когда сполошные, вековые
колокола по справедливости шли на пушечное литье, а мужики целыми деревнями
разбегались с голоду и непосильной барщины, самое время было рядиться в
праздничную, фазанью одежу разноцветного пера...
В довершение ко всему пришла в державную голову Петра Алексеевича
новая, дерзкая мысль - выкопать мужицкой лопатой прямой судоходный канал
между Волгою и Доном по Епифанской балке, пустить бревенчатыми шлюзами
веселые кораблики с орудийным грохотом и потешными огнями, называемыми не
иначе как фейерверк... А допрежь замелькали по Руси палки, не имеющие иного
благозвучного названия, дабы поднять косного мужика на государево дело.
Который намертво прирос к месту, к сохе и бороне, тому каленое железо на лоб
и - в Демидовские рудники, намертво обвенчать цепью с тачкой-рудовозкой об
одном колесе.
Мужик огляделся, почесал для порядку под рубахой, а потом и в затылке
и - побежал резво. Одначе не в ту сторону. Кинулся в леса дремучие, в болота
гиблые, по скитским углам, на Печору и Каму, а самый голенастый и
настырный - в Дикое Поле, на Дон да Яик, к вольным казакам-братушкам, где
царская милость покуда не в силе достать и казнить заживо...
Покуда заморские штейгера били колышки под Епифанью на даровых харчах и
щедрой российской деньге, у царя-батюшки зрели в голове новые заботы. И
оттого, верно, горячие ветры дули по Руси с севера на юг и с запада на
восток, теплынь разлилась по Дикому Полю еще в исконно морозном феврале, а
нежданный суховей за одну неделю согнал тощие снега в яры и балки. Незаметно
и как-то невзначай прошумела скудная полая водица, открылись дороги. Косяки
журавлей потянулись на север, к гнездовьям полуночного края.
Птицы искали старые гнездовья, люди мыкались по земле в поисках
неведомой, терпимой Муравии...
Над всей Слободской Украиной, от Кодака до Бахмута и Ямполя, изогнулась
коромыслом веселая, семицветная радуга. И в эту радугу, точно в небесные
ворота, въехали неспешной рысью странные всадники, полторы тыщи сабель и
пик, держа путь на восток. Никто из них не знал, что их ждет впереди -
близкая смерть, дальняя слава ли. Ехали в тяжком раздумье - все, от
приблудившегося к ним попа-расстриги до походного атамана, и несли над
степью бесконечную, древнюю, заунывную песню о бездомной, кочевой жизни
казаков; пели дружно, в одну душу, один настрой:


Они думали все думушку единую:
Как и где-то нам, братцы, зимовать будет?
На Яик нам идтить - переход велик,
А на Волге ходить нам - все ворами слыть,
Под Казань-град идтить, да там царь стоит,
Как грозной-то царь, Иван Васильевич...