"Анатолий Знаменский. Завещанная река " - читать интересную книгу автора

Глянул Илюха в темнеющее оконце у самого свода, закручинился. Услышал
нутром всю глубину и безответность тишины, сгустившейся в подземелье, ощутил
ее до звона в ушах... И тогда в могильной тишине острожной ямы вдруг
зазвенело что-то, запело вешней водой и слилось в давнюю многоголосую песню,
какую он с самого раннего детства слышал и постоянно в душе хранил.
Знал Илья, что молчит ныне Черкасск, похоронились люди от царского
гнева и неоткуда бы взяться той песне, а сама тишина тонко звенела и
вливалась в нахолодавшее тело знакомым напевом.

Как на речке было, братцы, на Камышинке,
На славных степях на Саратовских,
Там жили, проживали казаки - люди вольные,
Все донские, гребенские да яицкие...
Они думали все думушку великую:
Как и где нам, братцы, зимовать будет?
На Яик нам идтить - переход велик,
А на Волге ходить - все ворами слыть...

"Как и где нам, братцы, зимовать будет?" - повторил Илья мысленно
знакомые слова, ощутив вдруг всю безвыходную тоску, вложенную в них, и
содрогнулся в страхе. Прижег ему волосатую грудь нательный крест, в потливый
испуг бросило. И тут, в это самое время, заворочался, заскрежетал железом
дверной ключ, гукнула тяжелая накладка, на высоком пороге два мужика в
красных рубахах выросли.
- Подымайся, вор!
Заломили руки, выпихнули в сыскную.
Кровью еще не пахло, но в дальнем углу увидал Илья колесо и дыбные
петли с завертками вроде лошадиных гужей, а из широкой бочки торчали концы
мокнущих палок-длинников.
И еще успел увидать сметливыми глазами - в жарком мангале прогорали в
синем угаре гребешки пламени, а на припечке лежали зачем-то длинные
кузнечные клещи, какими на деревянный обод железную шину натягивают. И -
лавка широкая посереди избы, чисто выскобленная и отмытая.
Кнутов-то и вовсе не видать...
Захолонуло в середке, дрожь по всему телу прошла, от пяток до корней
волос на макушке, и теплой водицей ударила в колени.
Вот оно!
Приказный дьяк в черном балахоне вошел из боковой двери, скуфейку на
жирных волосах поправил. После крючковатыми пальцами снял нагар с восковых
свечей, поплевал на закопченные пальцы и об те же волоса вытер.
Глянул чужими, недоступными глазами на Илюху, будто признавать не
хотел:
- Раздеть донага.
Илья покачнулся, хотел сам разоблачиться, но палачи не дали. Начали не
снимать, а прямо-таки по-собачьи рвать с него кафтан, рубаху, сапоги
сафьяновые, атаманские. И штаны сдернули, повалив на каменный, плитчатый
пол. А дьяк тем временем обмакнул обгрызанное гусиное перо в чернила,
сваренные из дубовых яблочков, и вывел на раскатанном по столу свитке:

ПЫТОЧНАЯ НА ВОРА И ЦАРЕОТСТУПНИКА ИЛЮШКУ ЗЕРЩИКОВА