"Степан Павлович Злобин. По обрывистому пути. Часть 1 " - читать интересную книгу автора

- Удивительный пес у вас! Ведь вон вы как поздно, а я косточек
принесла - и не смотрит! - защебетала она, словно это случилось не в сотый
раз.
- Хорошее воспитание, Агния Дмитриевна!
- И мы уже смеялись: интеллигент! - жеманясь, сказала хозяйка. -
Константин Константинович, мы с мужем вас просим пожаловать к нам на встречу
Нового года... Интересные барышни будут. Пирог ваш любимый...
- Не могу, Агния Дмитриевна, извините, обещал быть у редактора. Будет в
обиде! - отказался Коростелев.

- Вот жалость! А мы-то обрадовались, что вы возвратились,
понадеялись... Ну, раз уж к начальнику званы, то надо уважить! А то у нас,
знаете, барышни будут, прекрасные барышни, скромные, из хороших домов...
Потанцевали бы под граммофон. Ведь вы молодой, интересный...

- В фанты будут играть? - почему-то спросил, он.
- Без того уж нельзя. И гадать, конечно...
- Дядя Костя, оста-аньтесь! - певуче проклянчила румяненькая, как мать,
полненькая тринадцатилетняя гимназисточка, высунув личико из-за двери.
- Не могу, Зинуша, д...даже для вас, никак не могу! - решительно
отозвался Коростелев. - Мальчик, гулять! - крикнул он.
Пудель бросился в угол, схватил со стены цепочку с ошейником,
восторженно прыгнул передними лапами на живот журналиста и подал ошейник.

Это заученное движение пса каждый раз вызывало восторги хозяйского
семейства.
- Вы и его с собой? - спросила хозяйка.
- А как же! Для них тоже праздник: говорят, в Новом веке собакам начнут
давать чины и награды!- шутливо откликнулся Коростелев уже в дверях. - Желаю
прекрасно го препровождения времени и здоровья и счастья!
Если бы не приглашали хозяева, он остался бы дома, выпил бы крепкого
чаю и сел писать. Сам не зная еще, о чем будет речь в новом рассказе, он
ощущал тот зуд, который на первых же десяти минутах уединенного,
сосредоточенного чтения заготовленных заметок подтолкнет его под локоть - и
перо словно само побежит по бумаге...
Многих газетных работников вводит в соблазн внешняя близость их
профессии с работой писателя. Влечение Коростелева к сочинению рассказов не
вытекало из подобного самообмана. Литературные образы занимали его с
отроческого возраста, и в учительской семинарии окружающие щедро сулили ему
писательскую славу.
Окончив семинарию, Коростелев не пошел в учителя, а сразу же поступил
для заработка в газету. Но чем больше по должности разъездного
корреспондента он знакомился с жизнью, тем резче, острей, угловатее
становился он сам, а рассказы, которые он писал, все безнадежней зияли
кровоточащими ранами. Скептицизм, разъедающая издевка, горечь, которую он
ощущал как постоянный привкус жизни, и неумение приспособляться к
требованиям цензуры каждый раз возвращали его рассказы из всех редакций
обратно на стол автора.
Хроника, репортаж, в лучшем случае - искалеченный редакторским и
цензурным карандашом фельетон в местной газете, как сам Коростелев называл,