"Анатолий Павлович Злобин. Наводка на резкость" - читать интересную книгу автора

Герои со мной не церемонятся. Я должен выслушивать и запоминать их
самые интимные тайны, предварительно дав расписку в неразглашении их
чувств. Я выступаю судьей в их раздорах, где они пытаются доказать свою
правоту ссылками на меня, о которых я и слыхом не слыхивал. Они самовольно
составляют распорядок моего времени на неделю вперед, записывая на 7.20
утра посадку дерева в парке Дружбы, а на 20. 30 поход на бахчу, затаскивая
меня в такие железные дебри, из которых нет обратного хода, ну, зачем мне
обечайка? Что я обечайке?
Но они неугомонны. Имя им - гегемон. Даже у генерального директора
прием по личным вопросам раз в неделю: понедельник, 16. 00. А ко мне идут в
любое время с любой заботой, по любому поводу, не заботясь о предлоге. Я
должен стать последней инстанцией, к чему я вовсе не приспособлен.
- Жду вас завтра в 6 утра. Машина за вами придет.
А если я люблю ходить пешком? Увы, моего гегемона это не волнует. Он
интересуется только собой.
- Так что вы мне скажете: уехать или остаться? Остаться или уехать?
Как вы скажете, так и будет.
Она не догадывается, что и передо мной стоит тот же вечный вопрос:
остаться или уехать? - но кто ответит мне?
- Он сам виноват, умоляю вас, поговорите с ним.
- Завтра рыбалка? Что ты посоветуешь мне надеть?
Наутро на асфальтовой тропе возникает ослепительное желто-брючное чудо
на двух каблуках.
Очарование подобного плена оказывается обременительным, но я уже не в
силах сбросить его с себя. Кто знает, может быть, я уже не желаю быть
спасенным? Разве мои герои не одаряют меня своей щедростью? Они распахнуты
и безбрежны. Я уже сам набиваюсь к ним.
- Расскажите что-нибудь.
- О чем вам?
- Все равно. Хоть про брызги по асфальту.
- Подарите на память свой монолог.
- Итак, сегодня мы останавливаемся на одном конкретном вопросе: самый
счастливый день. Так сказать, счастье крупным планом.
- Бог мой, а я и не помню. Неужели самый счастливый день уже прошел?
- Обязаны вспомнить.
Кто будет говорить первым? Что сложится из этой мозаики? Они ведь
такие чуткие и чувствительные, они такие живые, все из плоти и крови. Их
так легко уколоть пером, задеть нечаянным словом, обидеть недостоверным
эпитетом. Чтобы этого не случилось, я обязан хранить тайну исповеди,
упрятав их подлинные имена в мешок свой памяти.
Кому же дать слово вначале?
Я выбрался из бетонных нагромождений и снова оказался на перепутье. Из
мозаики бетонных плит слагается взлетная полоса. А ведь она сама не
взлетает.
Так что же было вначале: действие или состояние?


2

- Разрешите присесть с вами рядом? Не удивляйтесь, я Инкогнито, если