"Александр Зиновьев. Русская судьба, исповедь отщепенца" - читать интересную книгу автора

себя в качестве таковых. Вот, пожалуй, самые значительные мои встречи с
сильными мира сего, которыми я могу похвастаться. Были и другие встречи но
менее значительные, чем эти.
Я нисколько не жалею о том, что не был близок с "королями" советского
общества и не был вхож в их дома. Я всегда относился к ним с презрением,
считая их лишь объектом для сатиры. Самые значительные с точки зрения ума,
талантов и нравственности личности, с которыми мне приходилось встречаться в
Советском Союзе, либо погибли, либо потерпели крах при попытках добиться
жизненного успеха, либо сознательно и добровольно застряли на низших
ступенях социальной иерархии. Те же из моих знакомых, которые там преуспели,
и те преуспевшие личности, с которыми меня там сталкивала судьба, были
ничтожествами в отношении именно ума, талантов и нравственности. Поэтому я
не собираюсь прилагать особых усилий к тому, чтобы припомнить, когда, при
каких обстоятельствах и с какими партийными и государственными чиновниками
меня сталкивала судьба.
Имена многих из них стали мелькать в прессе. Но эти люди все равно не
выросли в значительные личности, которым стоило бы посвятить особые главы в
воспоминаниях. Они сообща дали мне много материала для обобщенных
литературных персонажей. Но каждый из них по отдельности не дал мне
материала даже для одной страницы индивидуализированного описания. Они суть
элементы массовых явлений. И в качестве таковых они могут быть описаны лишь
средствами, адекватными именно массовым явлениям. Сколько я ни приглядывался
к ним, я не замечал значительной разницы между ними, как не замечал разницы
между клопами, забившимися в щели деревенского деревянного дома. У меня свои
критерии измерения значительности личностей, не совпадающие с общепринятыми.
В жизненном потоке есть глубинные и есть поверхностные явления, есть
скрытый ход истории и есть пена истории. Волею обстоятельств я оказался
погруженным именно в скрытый и глубинный поток советской истории, дающий
мало красочного материала для литературы приключенческо-мемуарной. Моя жизнь
оказалась настолько тесно связанной с глубинными процессами формирования
коммунистического социального строя в моей стране, что я крупнейшие события
советской истории переживал в гораздо большей мере как события личной жизни,
чем свои собственные индивидуальные приключения. Я не играл никакой
исторической роли. Зато все, что происходило со мною, было частичкой
огромной истории, причем истории настоящей, а не фиктивной, раздутой из ее
пены тщеславными клоунами и интерпретаторами их клоунады. Главным в моей
жизни стал не внешний ее аспект, а внутренний, т. е. осознание и переживание
великого исторического процесса, происходившего на моих глазах. Мне с этой
точки зрения повезло. Не стремясь и не будучи допущен на открытую арену
истории, на которой кривлялись "великие" клоуны, я имел почти неограниченный
доступ в закулисную жизнь и в преисподнюю истории. Я имел уникальную
возможность наблюдать внутренние механизмы советского общества во всех
существенных его аспектах и на всех уровнях социальной иерархии. При этом
мое понимание этого общества формировалось не в результате изучения теорий,
уже созданных другими авторами. Оно протекало как моя индивидуальная
жизненная драма, как жизнь первооткрывателя сущности и закономерностей
нового исторического феномена. Так что моя жизнь была по преимуществу
интеллектуальной, более соответствующей именно форме исповеди.

Я САМ СЕБЕ ГОСУДАРСТВО