"Исаак Зингер. Враги. История любви [love]" - читать интересную книгу автора

последнюю надежду.

2.
Оставив контору рабби, Герман на метро поехал в Бронкс. Стоял жаркий
летний день. Люди вокруг куда-то шагали, спешили. Все места в экспрессе на
Бронкс были заняты. Герман крепко держался за кожаную петлю. Вентилятор
взбивал воздух над его головой, но не мог охладить его. Герман не стал
покупать дневную газету и поэтому читал рекламу - чулок, шоколада, супов из
пакетиков, "достойных погребений". Поезд гремел в узком туннеле. Сияющие в
вагоне лампы не могли развеять тьму. На каждой станции все новые толпы людей
вжимали себя в вагон. Воздух пахнул косметикой и потом. Краски таяли на
лицах женщин; тени на веках превращались в грязь, ресницы слипались.
Толпа медленно редела; теперь поезд ехал над землей, по железной
дороге. В окнах фабрик Герман видел черных и белых женщин, ловко работавших
на станках. В помещении с низким металлическим потолком подростки играли в
бильярд. На плоской крыше в шезлонге лежала девушка в купальнике. В лучах
заходящего солнца она принимала солнечную ванну. Птица летела по
бледно-голубому небу. Дома не выглядели старыми, но над городом парил дух
старости и распада. На всем лежала пыльная дымка, золотая и горячая, как
будто Земля вошла в хвост кометы.
Поезд остановился, и Герман вышел. Он сбежал по железным лестницам и
пошел к парку. Тут росли деревья и трава; птицы прыгали и щебетали в ветвях.
Вечером все парковые скамейки будут заняты, но сейчас на них только кое-где
сидели пожилые люди. Старик в синих очках читал через лупу газету на идиш.
Другой закатал штанину до колена и грел на солнце свою ревматическую ногу.
Старая женщина вязала кофту из грубой серой шерсти.
Герман свернул налево и пошел по улице, где жили Маша и Шифра Пуа.
Домов на улице было немного, между домами были заросшие сорняками пустыри.
Тут же находился старый склад с заложенными кирпичами окнами и запертыми
воротами. В обветшалом доме столяр изготовлял мебель, которую продавал в
"полуготовом состоянии". На пустом доме с забитыми окнами висела табличка
"Продается". Герману казалось, что улица раздумывает и никак не может
решить: пребывать ли ей и дальше в этом квартале или сдаться и исчезнуть.
Шифра Пуа и Маша жили на третьем этаже дома с обвалившейся верандой и
пустым первым этажом, окна которого были заколочены досками и жестью. По
шаткому полу веранды он прошел к двери.
Герман поднялся по двум лестничным пролетам и остановился - не потому,
что устал, а потому, что ему нужно было время, что бы допридумывать кое-что
до конца. Что будет, если Земля расколется на две части, точно посередине
между Бронксом и Бруклином? Ему придется остаться здесь. Ту половина. Земли,
на которой останется Ядвига, перетянет на новую орбиту какая-нибудь звезда.
А что случится потом? Если теория Ницше о вечном повторе верна, все это,
может быть, уже происходило квадрильон лет назад. Бог делает все, что в его
силах, написал где-то Спиноза. Герман постучал в кухонную дверь, и Маша тут
же открыла. Она была невысока, но ее стройная фигура и манера держать голову
создавали впечатление, что она все-таки высокая. У нее были темные волосы с
красноватый отливом. Герман любил говорить, что они из огня и несчастья.
Цвет лица ее был ослепительно-белый, глаза светло-голубые с зеленью, нос
узкий, подбородок острый. Высокие скулы были особенно заметны из-за того,
что щеки у нее были впалые. Между полных губ висела сигарета. Лицо выражало