"Дэвид Зинделл. Шанидар (Журнал "Если")" - читать интересную книгу автора

Час спустя он вернулся, держа в руках молчащего неподвижного младенца,
замерзшего до твердости мамонтовой ноги.
- Лара, - пробормотал он и, пошатываясь, словно пьяный, направился к
жене. Но Лара, успевшая увидеть то, что вышло между ее ног, и то, что
сделал ее муж, перерезала себе скребком для шкур артерию на горле раньше,
чем он к ней приблизился. И пока Гошеван, рыдая, говорил, что любит ее и
умрет, если ее не станет, она ответила, что суть Закона в том, что жизнь
надо прожить честно и радостно, или не жить вовсе. Поэтому когда Лара
умерла на его глазах, вместе с ней умерла и лучшая часть Гошевана. Зная,
что его жизнь также подошла к концу, он развязал шнурки своей парки,
обнажив черные свалявшиеся волосы на груди, чтобы Эйнару, Алани и другим
было легче пронзить его копьем. Но Гошеван так ничего и не понял. Локни,
лежавший на спине в луже крови, вытекшей из большой раны в животе, сказал
ему:
- Возвращайся в Город, глупец. Мы не станем убивать тебя, потому что не
охотимся на людей.
Они дали Гошевану упряжку рычащих собак, бочонок орехов балдо и
отправили в путь по льду. И он, которому сотню раз полагалось умереть,
остался жив, потому что его переполняло безумие, охраняющее отчаянных
людей. В голове Гошевана зародилась новая идея, и он направился в обратный
путь по льду замерзшего Старнбергзее. На этот раз он съедал умерших собак
и не обращал внимания на то, что его борода покрылась коркой черной
замерзшей крови. Он снова пришел в Никогде, назвавшись ищущим, и заявился
ко мне в мастерскую - жалкий, изголодавшийся, покрытый грязью. Мертвая
отмороженная кожа гноилась на его лице.
- Я ищу жизнь для моего сына, - заявил он, стоя в этой самой комнате.
Из набитого снегом и задубевшего от мороза кожаного мешка он извлек
скрюченный розоватый кусок замороженной плоти и выложил его на стол. - Вот
мой сын, - сказал он. - Используй все свое умение, скульптор, и верни его
мне.
Гошеван поведал мне свою историю, нянча на руках кожаный мешок, куда
сунул труп несчастного младенца. Он был безумен, настолько безумен, что
мне пришлось орать на него и по нескольку раз повторять одно и то же, пока
он не перестал причитать.
- Во всем городе не найдется ни единого криолога, - твердил я, -
который сумел бы оживить твоего сына.
Но он так и не понял меня, и отправился бродить по ледяным улицам,
рассказывая свою историю каждому скульптору, свахе и сетику, согласному
его выслушать. Вот так весь город и узнал, что я манипулировал с его ДНК,
причем манипулировал серьезно. Меня вызвали к акашикам, и их проклятый
оптический компьютер обшарил весь мой мозг и записал все мои поступки и
воспоминания.
- Если ты еще когда-либо нарушишь законы нашего города, - предупредил
меня глава акашиков, - тебя изгонят. - А для верности они приказали мне в
первый день каждого нового года являться для очередной проверки "до конца
своей жизни". Но, как ни странно, хоть я и взбудоражил почти весь город,
моя "неандертальская процедура" тут же стала чрезвычайно популярна среди
многих туристов, приезжающих в Никогде с целью изменить себя. Даже многие
годы спустя на ледовых дорожках нашей части города теснились широкоплечие
волосатые супермены, выглядевшие так, словно они братья Гошевана.