"Зоя Евгеньевна Журавлева. В двенадцать, где всегда" - читать интересную книгу автора

полностью одевалась в этом магазине, самый запах которого был ей неприятен.
Здесь пахло, как в цирке после выступления дрессированных собачек, - густо,
одурительно и никчемно...
К матери, как обычно в конце недели, была очередь. В отличие от
очередей в промтоварных и продуктовых магазинах, очереди в комиссионном
неразговорчивы. Здесь не любят встречать знакомых и предпочитают не заводить
новых. Здесь будто стесняются друг друга, и это всегда укрепляло в Женьке
ощущение какой-то полузаконности комиссионной торговли и неполноценности
магазина среди прочих торговых точек.
Женщины сидели с толстыми сумками, уродливыми свертками, с детьми,
которые лезли к дверям "посторонним вход воспрещен", забирались с ногами на
диван в белой накидке, невоспитанно шмыгали носом и задирали друг друга, с
первых шагов победительно заявляя о собственном превосходстве: "а я тебя
выше!", "а у меня валосипед!", "а я в мокрорайоне живу!" Преимущества их
были пока безвредны и даже сомнительны, на Женькин взгляд, кроме
микрорайона, разумеется. Но дети, во всяком случае, чувствовали себя здесь
вполне свободно, сглаживая напряжение взрослых.
Совершенно особую народность являли собой комиссионные мужчины. Они
сидели небрежно, не касаясь спинок, будто случайно сюда зашли, отправились,
собственно, на футбол или там на собачью выставку, да так вот, по пути,
завернули на минутку. И узелки их, закрученные в газету, тоже были небрежны
и будто случайны. Если входила женщина и все сидячие места были заняты,
мужчины вскакивали с непривычной поспешностью. Это было единственное из всех
известных Женьке общественных мест, где мужчины держались добровольно
галантными.
Женька стояла за безусловное равноправие в домашних заботах, но
невольно, в который раз, ловила себя на мысли, что с парнем, сдающим в
комиссионный даже такой неинтимный предмет, как электробритва, она не пошла
бы ни на какие танцы. Комиссионных мужчин она механически вычеркивала для
себя из мужского сословия. И часто даже запоминала физиономии вычеркнутых,
хоть и заслуживающих внимания по всем прочим данным. Просто на всякий
случай.
Женька была безусловно за равноправие, но ее почему-то всегда коробило
от парней, груженных авоськами с кефиром и деловито обсуждающих товарные
качества говядины первого сорта. Даже вид молодого папаши, толкающего
пискучую коляску и одновременно читающего "Известия", не вызывал у нее
умиления. Женьку раздражали папаши с колясками. Про себя она твердо решила,
что не позволит Валентину болтаться с коляской по улицам. Если у них
когда-нибудь будет коляска и будет что в нее положить.
А пока, стесняясь в себе несовременных, даже каких-то крепостнических
пережитков, Женька частенько гоняла Валентина в "Гастроном" за всякой
ерундой. Наперекор своему неприлично женскому нутру. Посылала и украдкой
глядела из окна, как он возвращается. Легко помахивая продуктовой сумкой, с
круглым хлебом под мышкой - хлеб у него никогда не помещался. Ничуть не
униженный хозяйственными заботами. Великолепный, как всегда. Высокий,
вызывающе некрасавец, с прямыми разлетающимися волосами, с которых
соскальзывала любая кепка, с длинным, чуть сдвинутым влево носом, придающим
лицу ехидное и вместе с тем мальчишески беспомощное выражение. Легко
шагающий через лужи и через снега. Независимо от сезона.
Женька глядела на него из окна и каждый раз с замиранием ждала, что он