"Валентина Журавлева. За 20 минут до старта " - читать интересную книгу автораЭзертон, который час", - сказал Барримор. Я посмотрел: было без четверти
одиннадцать. "Через полчаса все будет кончено!". Я промолчал. Впервые за пять лет я не поверил Барримору. Я знал - он способен на все. Но на этот раз я ему не поверил. Доктора Фрадье мы застали в кабинете, это были приемные часы. Нас встретила горничная и провела к доктору. Мы прошли пустую, очень скромно, я бы сказал - бедно обставленную приемную, и Барримор открыл дверь в кабинет. Доктор Фрадье шел нам навстречу. Едва взглянув на него, я подумал: "Да, на этот раз Барримор получит отпор". У доктора было розовое, очень доброе, очень усталое лицо. Такими бывают доктора в детских сказках. Таким я когда-то мечтал стать. "Слушайте, док, - сразу же сказал Барримор. - У нас к вам дело. Выгодное дело. Посмотрите-ка эту бумажку". И он протянул ему листок с собранными мною сведениями. Вы знаете, за пять лет работы я многое видел. Такое видел, что не приведи господь вспомнить на старости лет... Но лицо доктора - этого нельзя забыть. Оно стало серым, глаза налились кровью, рот судорожно, как в припадке астмы, глотал воздух. "Слушайте, док, - бархатным голосом продолжал Барримор. - У вас куча долгов, у вас нет пациентов. Ваши родители разорены, и гроши, которые вам платит Бартлет, это капля в море". Доктор положил листок на стол. Я видел- рука доктора дрожала. "Что вам надо?" - прохрипел он. "Только одну небольшую услугу, - ласково сказал Барримор. - Расскажите нам, что применяет Олден. И за это - четыре тысячи долларов. Тут же". И тогда доктор Фрадье указал нам на дверь. Он был бледен, этот доктор, торжествовал! Но Барримор только рассмеялся. Рассмеялся, бесцеремонно придвинул стул, сел и выложил на стол пачку долларов. Новеньких, сверкающих радужными красками долларов. "Здесь пять тысяч, док", - сказал он. "Вон! - закричал доктор. - Убирайтесь вон!" Барримор покачал головой: "Будьте деловым человеком, док", - и достал еще одну пачку. "Теперь здесь семь тысяч, - он говорил своим страшным бархатным голосом. - Семь тысяч, доктор Фрадье. Это ваши долги, это долги вашего отца, это реклама, без которой пациентов никогда не будет". Фрадье старался не смотреть на деньги. Я видел - он боится взглянуть на стол. И я понял: Барримор победил. Доктор отбежал к окну, повернулся к нам спиной. А Барримор ласково говорил: "Я ценю ваши чувства, уважаемый док. И вот вам доказательство. Я добавляю еще одну тысячу. Он шелестел новенькими банкнотами, и от этого шелеста Фрадье дрожал, как в лихорадке. Вы знаете, что такое шелест новеньких долларов? Если в аду есть музыка, она на девяносто процентов состоит из этого дьявольского шелеста. Он совсем тихий, еле слышный, но он заглушает все - и голос совести, и голос разума, и голос долга... Есть что-то змеиное в этом шелесте. Барримор шелестел долларами, и плечи доктора опускались, спина сгибалась, словно этот проклятый шелест был непосильной ношей. И тогда Барримор спокойно сказал: "Соглашайтесь, доктор. Я добавляю еще пять тысяч". Фрадье обернулся. Его трудно было узнать. За эти минуты он постарел на |
|
|