"Валентина Журавлева. Алмаз в 20 000 каратов" - читать интересную книгу автора

проходит через руки многих людей. И случается, что на каком-то этапе судьба
изобретения иногда зависит от человека не совсем достойного... Нужно было
исправить автомат, но механик Лосиков отказался спуститься в шахту. Он
сказал мне: "Я не желаю рисковать головой из-за ваших сомнительных идей".
Это было вечером. Шел дождь, ветер хлестал палатку...

Шел дождь - мелкий, бесконечный, заполняющий мир липкой сыростью. Ветер
хлестал палатку, раскачивал подвешенную на проводах электрическую лампу. В
колеблющемся свете тени то вырастали до огромных размеров, наползая на стены
палатки, то съеживались, исчезали.
Они стояли лицом к лицу - широкоплечий, массивный, спрятавший руки в
карманы меховой куртки Лосиков и одетый в грязную шахтерскую спецовку
Флеровский.
- Я не желаю рисковать головой из-за ваших сомнительных идей, - быстро,
словно боясь, что его остановят, говорил Лосиков. - Крепь в выработках едва
держится. Пока мы будем возиться с автоматом, произойдет обвал и... Нет, вы
не имеете права!
- Крепь стоит, - тихо, сдерживая себя, сказал Флеровский. - Я только
что из шахты.
- Ерунда! - грубо оборвал его Лосиков. - Вы ни черта не понимаете в
горном деле. Вас интересует изобретение... Я знаю! Но рисковать из-за этого
жизнью... Нет, увольте!
Свет метался по лицу Лосикова - полному, гладко выбритому, пахнущему
хорошим одеколоном. Лосиков раздраженно покосился на раскачивающуюся лампу -
он не выносил никакой неустроенности - и торопливо заговорил, глотая
окончания слов, захлебываясь:
- На исправление автомата понадобится не меньше трех часов. Спуститься
в гезенк, в эту мышеловку, и три часа просидеть в ней? Нет, нет! Вы забыли о
людях. Человек ценнее машины, - он ухватился за эту фразу. - Да, да, человек
дороже любой машины! Машину можно построить заново...
- Вы инженер, товарищ Лосиков, - совсем тихо сказал Флеровский. - Вы
должны понимать, что с каждым днем напряжения в потревоженных горных породах
растут и опасность завала увеличивается. Если мы сегодня, сейчас, не
исправим автомат, тем, кто придет сюда завтра, будет еще труднее.
- Я в гезенк не по-ле-зу, - по слогам, с неожиданной злостью проговорил
Лосиков. - Из бригады вы тоже никого не уломаете. Титаренко месяц назад
женился - он не полезет. Игнатьев недавно демобилизовался; не думаю, чтобы
ему надоела гражданская жизнь. А эти... Слойков и Ерофеев... мальчишки, без
году неделя из технического училища... Нет, товарищ Флеровский, никто ваши
нелепые приказы выполнять не будет. Я своих людей знаю.
- Хорошо, - все так же тихо сказал Флеровский. - Я поговорю с бригадой.
Лосиков пожал плечами.
Флеровский отбросил полог палатки, шагнул в темноту. Сразу налетел
мокрый ветер, до отказа заполненный дождевыми капельками, насыщенный запахом
сырого дерева, ударил в лицо, зашумел. Вдали, сквозь дождевую пелену, мутно
светили огни "юпитеров" на шахтном копре. Откуда-то донесся отдаленный
раскат грома, на мгновение рассек монотонный свист ветра и затих, оставив в
ночи что-то тревожное...
Лосиков шел сзади Флеровского и громко ругал все на свете. Палатки,
непогода, грязь, в которой вязли сапоги, - все это было неустроенностью.