"Леонид Жуховицкий. Как стать писателем за десять часов" - читать интересную книгу автора

ли мнимое, то ли реальное безумие принца, жестокое объяснение с матерью,
отношения с Офелией, которые очень трудно определить словами, случайное
убийство ее отца, предательство друзей, охота на истину с помощью заезжих
комедиантов, непристойная песенка потерявшей рассудок Офелии и ее гибель,
поединок с Лаэртом, смерть матери, убийство Клавдия и, наконец, смерть
героя. А кроме того - кроме того монологи Гамлета, каждый из которых сам по
себе шок...
Сильнейшим эмоциональным ударом может стать и неожиданный поворот в
психологии героя.
Помню, в начале семидесятых на семинаре молодых кинодраматургов нам
показали французский фильм "Не убий", если не ошибаюсь, режиссера Отан-Лара.
Картину эту очень хвалили в советской печати, но никогда не выпускали на
открытый экран. Дело в том, что речь в ней шла о молодом солдате, который,
приняв всерьез одну из главных христианских заповедей, не хочет брать в руки
оружие. Ему грозит многолетнее тюремное заключение, но парень, кстати,
спокойный и вежливый, не идет ни на какие компромиссы. "Не убий", и все!
Понятно, почему столь прогрессивную картину не показывали у нас: власти
опасались, что гуманный почин французского солдата найдет понимание и
поддержку у советских военнослужащих...
Мы, молодые атеисты, сочувственно и снисходительно смотрели на
мытарства религиозного француза, втайне радуясь, что наши убеждения не
ставят нас перед столь опасным выбором. А на экране - суд, парня защищает
молодой священник, ссылается на Евангелие. Дискуссия о проблемах веры... И
вдруг - внезапный поворот действия, мгновенно убирающий огромную дистанцию
между экраном и залом: парень отказывается от защиты священника. "Религия
тут не при чем. Я просто не хочу убивать! Если Бог тоже против убийства, тем
лучше для Бога"...
Оказалось, фильм про нас, и проблема наша, и решать ее нам.
Этот шок я помню до сих пор...
В рассказе или романе, в пьесе или очерке путь от первой строки до
последней ведет от шока к шоку.


Час девятый. "Не слышу аплодисментов"

В середине семидесятых, в Питере, в литературной части Пушкинского
театра - тесноватой комнатушке под крышей прославленной "Александринки" - я
читал пьесу "Орфей" маленькой, но предельно взыскательной аудитории -
режиссеру Ростиславу Горяеву и заведующей литературной частью Вере
Викторовне Ивановой. Вера Викторовна была поразительно талантливым завлитом,
ее замечания отличались снайперской точностью, в чем мне в тот вечер
предстояло в очередной раз убедиться.
Я прочитал первый акт, реакция была хорошая, квалифицированные
слушатели благожелательно кивали. Прочитал второй. Режиссер вновь одобрил,
сказав, что можно хоть завтра начинать репетиции. Я поднял взгляд на Веру
Викторовну. И вдруг, обращаясь не ко мне, а к Горяеву, она произнесла:
- Слава, не слышу аплодисментов!
Такое критическое замечание стоит десятка хвалебных рецензий. Я
задохнулся от восторга и тут же на уголке стола написал новый финал - на это
ушло минут двадцать.