"Леонид Жуховицкий. Как стать писателем за десять часов" - читать интересную книгу автора

увиденное, и я понял, что перед мальтийцем мне чваниться нечем: рядовой
гражданин карликовой страны, как правило, владеет четырьмя-пятью языками,
ездит в Италию или Францию, как мы из Рязани в Тулу, местный фунт стоит два
доллара, а по плотности туристического потока Мальта превосходит нашу
прекрасную родину чуть не в тысячу раз...
Особенно отчетлив конфликт в драме: и комедийное, и трагедийное
действие вращается вокруг него. Но и проза без конфликта все равно, что
человек без хребта - просто кожаный мешок с содержимым.
В основе практически всех произведений большой литературы лежат мощные
конфликты.
"Медный всадник" - противостояние маленького человека и грозного
реформатора.
В "Горе от ума" конфликт глубочайший - он любит ее, а она другого: не
предпочти Софья романтику прагматика, Чацкий, наверное, был бы
снисходительней и к папе-Фамусову и ко всей тлетворной среде.
В "Войне и мире" море конфликтов, главный из которых - вторжение чужака
в огромную страну, которая его не приняла и вытолкнула.
В Есенинской "Анне Снегиной" конфликт сформулирован пронзительно: "Мы
все в эти годы любили, но мало любили нас".
В огромном, не простом для читателя "Фаусте" все держится на
рискованном поединке гения познания Фауста и гения зла Мефистофеля.
Безусловно, конфликт может быть и не столь глобальным - важно, чтобы он
был предельно важен для героев. Гоголевские Иван Иванович и Иван Никифорович
навеки разошлись из-за слова, из-за "гусака", но смехотворная вроде бы ссора
сломала жизнь обоим. Чеховский Червяков всего лишь нечаянно чихнул на лысину
чиновнику покрупнее - а кончилась история смертью... Но даже ясного
конфликта мало для начала работы. Прекрасно, когда вы знаете, что хотите
сказать. Но художественное произведение - не речь с трибуны и не проповедь с
кафедры. Вы не митинговый оратор, вы хороший или плохой, но писатель - а это
значит, что ваше дело рассказывать занимательные истории. Чем займете
внимание читателя, дело ваше, но скуки быть не должно.
Признания классиков и собственная практика убедили меня, что трудней
всего писать пьесы. Скучноватый роман читатель может отложить и взять снова,
может перелистнуть десяток занудных страниц, может, наоборот, нечто важное
перечитать дважды - он сам определяет, в каком ритме желает знакомиться с
разумным, добрым и вечным. У зрителя такой возможности нет. Отвлекся,
задумался, зевнул - и потеряна нить, и уже не понятно, про что речь там,
пустые разговоры на сцене раздражают, и волнует единственная проблема:
дождаться антракта или смыться прямо сейчас?
Два с лишним века назад француз Буало сформулировал законы сценического
искусства, обязав драматургов придерживаться правила трех единств: единства
места, единства времени, единства действия. По тем временам правило было
достаточно разумное. Еще не был изобретен поворотный круг, не выезжали на
сцену фурки, не умели строить конструкции с тремя, пятью, да хоть бы и
десятью площадками для актеров, и любые перестановки съедали слишком много
сил и времени. Постепенно была изобретена вся современная театральная
машинерия, появился направленный свет, позволяющий прожекторам выделить
любое место на сцене и или в зале, и у режиссеров возникла заманчивая
возможность менять джунгли на тундру, полдень на полночь, а осень на весну.
А вот единство действия осталось: и в конце двадцатого века зрителю должно