"Добри Жотев. Великомученик (Перевод Людмилы Вылчевой) " - читать интересную книгу автора

Добри Жотев

ВЕЛИКОМУЧЕНИК

Возвращаясь из школы домой, я заглянул в окошко маленькой
парикмахерской - дедушка сидел в парикмахерском кресле. Раза два в году он
приходил сюда, чтобы его побрил "городской брадобрей". Однако сейчас
"брадобрей" сидел рядом и играл на пузатой мандолине. Когда-то у
парикмахеров не было много работы и они таким образом убивали время.
Парикмахер меня знал. Он сделал мне знак, чтобы я не шумел. Наверное,
дедушка спал. Я тихонько сел в сторонке, а парикмахер шепотом объяснил:
- Он давно побрит. Пусть поспит. Всегда так засыпает. Только начну
работать - а он уже готов.
- Легкая у тебя рука, - похвалил я его. Он улыбнулся довольный:
- Только редко приходит.
- В селе много работы. Но когда приезжает в город, непременно заходит к
тебе.
Парикмахер понимающе кивнул:
- Я его спрашиваю сегодня, что это за шрамы у тебя на щеках. А он
отвечает, это, мол, с войны осталось. С какой такой войны, говорю, в прошлом
году их не было. А он: "Ишь ты, и соврать не даст".
Парикмахер явно ждал от меня объяснения, но я, вроде не в курсе дела,
пожал плечами. На это у меня были серьезные основания. Тогда он взял
мандолину и, больше ни о чем не спрашивая, тихо запел: "Как за лесом дорога
вьется".
Слушал я песню, смотрел на лысеющую дедушкину голову и вспоминал
историю со "шрамами". В нашем селе не было парикмахера. Да только ли
парикмахера! Не было церкви, школы. Хорошо, что единственный учитель
ухитрялся обучать в одном помещении ребятишек от первого до четвертого
класса.
Дедушку обычно брил сосед Риста Иванчов, но только зимой, когда был
свободен. Летом же дед так зарастал бородой, что, как он сам говорил,
становился похож на "немецкую овчарку". Во время жатвы заросшее лицо
чесалось от пота и запутавшихся в бороде остей. Он расчесывал себя до крови
и с присущей ему грустной иронией говорил:
- Великомученик я.
- Великомученики страдали за Христову веру, -возражал я, - а ты...
- Значит, я мучаюсь зазря.
Однажды дед решил, что побрить его должен я. Мне же, никогда не
державшему в руках бритву, совсем этого не хотелось. Но старик настаивал:
мол, ничего страшного, научишься. Он принес бритву, положил мыло в чайник,
старательно намылился облезлой кисточкой. Потом надел на себя ов-чарскую
бурку с капюшоном. Я от удивления открыл былорот,но не долго терялся в
догадках, потому что он сразу же объяснил: "Раз ты учишься, то можешь и
порезать меня. А если,не дай бог,я пошевелюсь, то может статься и еще хуже.
Потому ты наступи на полы бурки. Натянутый капюшон будет держать голову как
в тисках. Тут уж ре пошевелишься!"
Делать нечего, взял я бритву, провел ею по бороде и нечаянно зацепил
кожу. Испугался и заплакал:
- Не могу, видишь, порезал.