"Андре Жид. Имморалист" - читать интересную книгу автора

На следующий день я увидел брата Лассифа, он был немного старше, менее
красив, звали его Лахми. При помощи своеобразной лестницы, которую образуют
на стволе рубцы срезанных ветвей, он взобрался на самую верхушку
обезглавленной пальмы, потом ловко спустился, обнаруживая под развевающейся
одеждой свою золотистую наготу. Он нес с верхушки укороченной пальмы
маленький глиняный кувшин; он был привешен наверху под свежей рамой, чтобы в
него вытекал пальмовый сок, из которого делают сладкое вино, очень любимое
арабами. По приглашению Лахми, я попробовал его, но его приторный, терпкий и
сиропный вкус мне не понравился.
В следующие дни я пробрался дальше; я видел другие сады, других
пастухов и других коз. Как Марселина сказала, все эти сады были одинаковы, и
однако все они отличались один от другого.
Иногда Марселина сопровождала меня, но чаще, как только мы выходили в
сады, я расставался с нею, убеждая ее, что я устал и мне хочется сесть, что
ей не надо меня ждать и следует больше гулять; таким образом, она
доканчивала прогулку без меня. Я оставался с детьми. Вскоре я со многими из
них познакомился; я подолгу говорил с ними, я узнавал их игры, учил их
новым, проигрывая им всю свою мелочь в "пробку". Некоторые меня далеко
провожали (каждый день я удлинял свои прогулки), указывали мне на обратном
пути новые дорожки, несли мое пальто и шаль, когда я брал с собой и то и
другое; перед тем, как с ними расстаться, я раздавал им монетки; иногда они
шли за мной, все время играя, до моих дверей, иногда даже они заходили ко
мне.
Потом Марселина стала сама приводить других детей. Она приводила
школьников, которых она поощряла к учению; по выходе из школы, послушные и
примерные, заходили они к нам; те, которых приводил я, были другие, но игры
соединяли их. У нас всегда бывали приготовлены для них сиропы и лакомства.
Вскоре дети стали приходить уже без зова. Я помню каждого из них; они стоят
у меня перед глазами...
В конце января погода внезапно испортилась; подул холодный ветер, и это
сразу отозвалось на моем здоровье. Большой открытый пустырь, отделяющий
оазис от города, стал для меня непреодолимым, и мне снова пришлось
довольствоваться общественным садом. Потом пошли дожди, ледяные дожди, и на
самом горизонте, на севере, горы покрылись снегом.
Я проводил эти печальные дни около огня, унылый, яростно борясь с
болезнью, бравшей верх надо мной в плохую погоду. Мрачные дни. Я не мог ни
читать, ни работать; малейшее усилие вызывало мучительный пот, всякое
напряжение внимания меня истощало. Как только я переставал старательно
следить за своим дыханием, я задыхался.
В эти грустные дни дети были для меня единственным доступным
развлечением. Во время дождя заходили лишь наиболее привязанные к нам, их
одежда была промокшей насквозь, они садились кружком у огня. Все подолгу
молчали. Я был слишком утомленным, слишком больным, чтобы что-нибудь делать,
я мог только смотреть на них; но их здоровье вливало в меня силы. Те,
которых ласкала Марселина, были слабы, хилы и слишком благоразумны, я
раздражался на нее и на них и под конец отталкивал их. По правде сказать, я
их боялся.
Однажды утром я сделал любопытное открытие в самом себе: Моктир,
единственный из питомцев моей жены, который не раздражал меня (может быть
потому, что он был красив), был один со мной в моей комнате; до тех пор я