"Андре Жид. Робер" - читать интересную книгу автора

проявится только после того, как угаснет сила любви? Суть любви заключается
в том, что мы не видим ни своих недостатков, ни недостатков любимого
человека; покорность Эвелины, вызывавшую у меня восхищение, я вначале мог
принять (а мы могли это сделать и вместе) за врожденную, в то время как она
была вызвала любовью. Впрочем, я не ожидал от Эвелины покорства, отличного
от того, которое я сам установил для своих мыслей. Но на это "послушание
духа", которого, как недавно заявил его преосвященство де ля Серр,
"добиться, возможно, тяжелее, чем провести реформу нравов", весьма уместно
при этом добавив, что "без него нельзя быть христианином"*, на эту духовную
покорность, которая должна быть присуща каждому доброму католику, Эвелина
вскоре перестала претендовать. Более того, наоборот, она решила, что
обладает в достаточной мере собственным мнением, чтобы обойтись без пастыря
и поступать по собственному усмотрению. И это произошло именно тогда, когда
ее бунтарский дух, до того момента дремавший в ней, начал критически
анализировать, то есть ставить под сомнение, принципы моей жизни. Однажды
она мне объяснила, что, вероятно, у нас с ней разное представление об Истине
и что, в то время как я продолжаю верить в божественную, независимую от
человека истину, раскрывающуюся и постигаемую с благословения и под
наблюдением Бога, она отказывается считать истинным все то, что она не
признала таковым сам; и это несмотря на все то, что я ей говорил: такая вера
в какую-то особую истину ведет прямо к индивидуализму и открывает двери
анархии.
_______________
* Этюды, 20 июля 1929 года. - Прим. авт. _______________
- Мой бедный друг, это так похоже на вас - жениться на анархистке, -
ответила она мне тогда с улыбкой. Как будто здесь было над чем смеяться!
И если бы она хранила свои идеи при себе! Так нет же, ей надо было
заронить их зерно в душу наших детей, особенно дочери, которая и без того
была готова их воспринять и, казалось, видела в образовании лишь поощрение
вольнодумства.
Я сравнивая эти подрывные идеи, которые медленно прокладывают себе путь
в нежном и незащищенном от них разуме, каким был разум моей жены, с
термитами, разъедающими и разрушающими с удивительной быстротой остов
здания. Внешне оно выглядит нетронутым, и ничто не предвещает катастрофы,
хотя внутри балки уже все источены, и внезапно, без предупреждения все
рушится.
На каком же хрупком основании зиждилась моя любовь! Если бы я вовремя
осознал это, я сумел бы принять меря, чтобы искоренить это зло. Я потребовал
бы большего послушания, запретил бы некоторые книги, коварную опасность
которых я лучше бы понял, если бы сам сначала прочитал их. Но я всегда
думал, что лучшее средство спасения от зла заключается в том, чтобы не
соприкасаться с ним. Увы, с Эвелиной дело обстояло иначе. Она, наоборот,
считала, что должна обо всем судить сама, и здесь я искренне раскаиваюсь в
определенной слабости своего характера. Но, возможно, именно потому, что я с
глубоким почтением относился к власти, в частности власти церкви, и привык к
послушанию, я не смог заставить себя решиться (что мне, однако, советовал
сделать аббат Бредель) на проявление супружеской власти, которую любой
твердый в своей вере муж должен проявлять и которая, конечно, удержала бы
душу Эвелины от пагубных заблуждений. Я осознал необходимость такого
проявления власти, когда оно стало уже неуместным и могло бы натолкнуться на