"Андре Жид. Страницы из дневника" - читать интересную книгу автора

искусственными, голословными ценностями - искренние, плод точнейшего и
наукообразного наблюдения над мелочами; ценность их, на первый взгляд, лишь
в противопоставлении условному и чересчур легко допущенному. Меньше всего в
авторе стареет то, что современникам казалось самым редким, исключительным и
смелым, если оно притом - результат непосредственного наблюдения.
_______________
* Чернеют фиалки. (Прим. перев.).
** Горечь сердце пронизала... (Прим. перев.). _______________
"Прекрасные чувства" - на три четверти чувства готовые. Настоящий
художник сознательно всегда шьет по особому заказу.
При ином социальном строе, думается мне, глубочайшим образом
переменятся даже проявления любви. Целомудренная сдержанность девушек во
многом объясняется ценою, которую приписывает ей самец; ревность повышает
курс. Жителю советской России противно видеть (и мне противно), как мужчина
рискует жизнью ради девчонки. Как изменчиво понятие чести сообразно эпохам и
странам!
Восхитительные вещи пишет сыну г-жа Ламбер: "Делай глупости и
забавляйся". Большая часть человеческих поступков, даже не продиктованных
заинтересованностью, меняет свое направление от чужого взгляда, тщеславия,
моды... Бывает искренность глубокая, перед самим собой, но она гораздо
труднее достижима и куда реже встречается, нежели просто искренность внешних
выражений. Многие за всю жизнь не испытывают ни одного подлинно искреннего
чувства и не догадываются об этом. Они воображают, что любят, ненавидят,
страдают; даже смерть их - акт подражания.
Я в Кювервиле - всего на день-другой. Я издавна запретил себе, как бы
то ни было, по-настоящему устраиваться; но до чего вынужденная кочевка
мешает работать: с трудом сдерживаюсь временами, чтобы не захандрить. Не
могу предпринять ничего систематического.
С грустью покинул величавое южное лето. Здесь опять холода. Эм. топит
утром и вечером. Экая погода! Туман не дает деревьям в саду завязать плодов,
а мне не дает "завязать" мыслей. Но нигде так не наслаждаешься пением птиц!
Песней они выражают радость, а в Рокбрене светляки судорожными вспышками
говорили: мы живем и счастливы. Обладай мы другими органами чувств, мы
явственно услышали бы веселый гомон множества безгласных для нас существ.
Усилием заставляю себя войти в храмину скуки, иными словами, раскрыть
последний номер "Vigile"*. Какой урок извлекаешь из этих вымученных и
однообразных статеек! Это - оркестр сигнальных звонков. Тем не менее со
вниманием и не без удовольствия читаю "Моцарта" G. Если С., который в конце
концов "не приемлет" Моцарта, удосужится туда заглянуть, то не удержится от
мысли, что любой из доводов G. можно обернуть против его же тезиса. Ибо,
если Моцарт, этот идеальный танцор a la Ницше, всегда "играет" и играет
божественно, как законченный артист, является мысль, не "разыграна" ли
религиозность его месс и внезапная их торжественность, ничем особым,
впрочем, не отличающаяся от характера прочих его преднамеренно олимпийских
произведений или франкмасонского посвящения в "Волшебной флейте". Моцарту
заказали мессы, он их написал. Никто не требовал от него "Юпитера". В этом
отношении С. Куда предусмотрительнее и честней, чем G. Но G., не отваживаясь
отречься от Моцарта, присваивает его себе; также и С. пытается присвоить
себе Китса, от которого тоже не смеет отказаться.
Недопустимо, чтобы между миром и мной не было взаимопроникновения.