"Андре Жид. Урок женам" - читать интересную книгу автора

Ты знаешь, что я всерьез мечтала ухаживать за больными или помогать
бедным. Мои родители пожимали плечами, когда я им говорила об этом. Они
имели основания полагать, что все эти мечтания пройдут, когда я встречу
человека, которого смогу полюбить всем сердцем. Почему папа не хочет
допустить, что ты и есть тот человек?
Видишь, как плохо я пишу. Это предложение, которое я пишу в слезах, мне
кажется ужасным. Наверное, поэтому я его и перечитываю? Не знаю, научусь ли
я когда-нибудь хорошо писать. В любом случае одного старания недостаточно.
Итак, я говорила, что до встречи с тобой я искала цель в жизни. А
сейчас моей целью, моим призванием, самой моей жизнью стал ты, и я стремлюсь
только к тебе. Я знаю, что только с тобой, только с твоей помощью я смогу
наиболее полно раскрыться. Ты должен руководить мною, вести меня к
прекрасному, доброму, к Богу. И я молю Господа помочь мне преодолеть
сопротивление отца; и для того, чтобы моя страстная мольба была услышана, я
пишу ее здесь: Боже, не вынуждай меня ослушаться папу! Ты знаешь, что я
люблю только Робера и смогу принадлежать только ему.
По правде говоря, лишь со вчерашнего дня я понимаю, в чем смысл моей
жизни. Да, это произошло только после этого разговора в саду Тюильри, когда
он раскрыл мне глаза на роль женщины в жизни великих людей. Я столь
невежественна, что, к сожалению, забыла приведенные им примеры; но я по
крайней мере сделала следующий вывод: отныне вся моя жизнь будет посвящена
тому, чтобы он смог выполнить свое славное предначертание. Естественно, об
этом он мне не говорил, ибо он скромен, но об этом подумала я, ибо я им
горжусь. Впрочем, думаю, что, несмотря на скромность, он совершенно четко
сознает свои достоинства. Он не скрывал от меня, что он очень тщеславен.
-- Речь не идет о том, что я хочу добиться личного успеха, -- сказал он
мне с очаровательной улыбкой, -- но я хочу осуществить идеи, которые я
представляю.
Мне хотелось бы, чтобы отец мог его слышать. Но папа настолько упрям в
отношении Робера, что он мог бы увидеть в этом то, что он называет... Нет,
даже не хочу писать этого слова! Как он не понимает, что такими словами он
унижает не Робера, а самого себя? В Робере я люблю именно то, что он
относится к себе без самолюбования, что он никогда не забывает, в чем
заключается его долг. Когда я рядом с ним, мне кажется, что все другие люди
просто не знают, что такое настоящее достоинство. Он мог бы меня просто
подавить им, но, когда мы с ним остаемся наедине, он старается делать так,
чтобы я этого никогда не чувствовала. Я даже нахожу, что иногда он
преувеличивает: опасаясь, что рядом с ним я ощущаю себя маленькой девочкой,
он сам с удовольствием начинает ребячиться. А вчера, когда я его за это
упрекнула, он внезапно стал очень серьезен и, положив голову мне на колени,
поскольку он сидел у моих но, прошептал с какой-то восхитительной грустью:
-- Мужчина -- это всего лишь состарившийся ребенок.
Воистину будет очень печально, если столько очаровательных, иногда
столь сильных, столь полных смысла слов будет утеряно. Я обещаю тебе
написать их здесь как можно больше. Уверена, что он впоследствии с радостью
их вновь прочитает.
И сразу после этого нам пришла в голову идея вести дневник. Не знаю,
почему я говорю "нам". Эта идея, как и все хорошие идеи, принадлежит ему.
Короче говоря, мы обещали друг другу писать вместе, то есть каждый будет
писать со своей стороны то, что он назвал "нашей историей". Для меня это