"Андре Жид. Яства Земные" - читать интересную книгу автора

стала невозможность никакой длительной учебы, я не терпел ее, не будучи
уверенным, что действительно нашел свою дорогу, отказавшись от множества
других. Эта цена была слишком дорогой за что бы то ни было, и рассуждения не
могли избавить меня от тоски. Оказаться на ярмарке наслаждений, располагая
(по Чьей милости?) ничтожной суммой. Распорядиться ею, выбрать - значило
навсегда, навеки отказаться от всего остального, и огромная масса этого
остального оказывалась желанней любой выбранной единицы.
Этим же объясняется и мое отвращение к любому владению на земле; страх,
что сразу окажешься владеющим лишь этим.

Товары! Припасы! Горы находок! Почему они не даются без соперничества?
Я знаю, что земные блага истощаются (но я знаю также, что они неисчерпаемо
взаимозаменяемы) и что чаша, которую я осушил, останется пустой для тебя,
мой брат, (будь даже источник рядом). Но вы, нематериальные понятия! Формы
жизни, не принадлежащие никому, - науки, познание Бога, чаши истин,
бездонные чаши, зачем торговаться из-за вашего сока, если всей нашей жажды
не хватит, чтобы осушить вас? Ваша влага, переливающаяся через край, всегда
остается первозданно свежей для каждых новых губ. - Теперь я понимаю, что
все капли этого великого священного источника равноценны; что самой малой
достаточно нам для упоения и постижения всей полноты и целостности Бога. Но
в ту пору чего только не желало мое безумие? Я завидовал всем проявлениям
жизни, всему, что было сделано кем-то другим; я охотно сделал бы это сам;
поймите - не ради результата, но ради самого делания, ибо меня не слишком
пугали усталость и страдание и я считал их наставниками жизни. Я три недели
испытывал ревность к Пармениду из-за того, что он изучал турецкий язык; два
месяца спустя завидовал Теодозию, который открывал для себя астрономию.
Таким образом, я давал себе лишь самые неясные и самые сомнительные
очертания из-за абсолютного нежелания установить им какие-то границы.
- Расскажи нам о своей жизни, Менальк, - попросил Алкид.
И Менальк продолжал:
- Восемнадцати лет от роду, когда я закончил первый этап своего
обучения, с умом, утомленным работой, пустым сердцем, изнемогающим от бытия,
телом, раздраженным принуждением, я пустился в путь по дорогам, без всякой
цели, поддавшись лихорадке странствий. Я узнал все, что знаете вы: весну,
запах земли, цветение трав в полях, утренние туманы на реке и вечерние
испарения лугов. Я побывал во многих городах и нигде не пожелал остаться.
Счастлив, думал я, тот, кто ничем не привязывает себя к земле и блуждает с
вечным рвением в постоянной подвижности. Я ненавидел домашние очаги, родню,
все уголки, где человек надеется обрести покой; и долгие привязанности, и
влюбленную верность, и преданность идеям - все, что подрывает уверенность в
своей правоте; я говорил, что всякая новизна должна застать нас абсолютно
свободными.
Книги открыли мне, что всякая свобода временна, что она не более чем
выбор своего собственного варианта рабства или, по меньшей мере, своего
кумира. Так семена чертополоха летят и блуждают - в поисках плодородной
почвы, чтобы пустить корни, - и платят за возможность цветения утратой
подвижности. Но, усвоив в школе, что аргументами человека не изменишь и что
каждому из них можно противопоставить другой, нужно только его найти, я
занялся поисками, иногда на очень долгих дорогах.
Я жил в непрерывном восторженном ожидании будущего, все равно какого. Я