"Сергей Жемайтис. Клипер "Орион" (Главы из романа) " - читать интересную книгу автора

приготовить! Уничтожим тех, кто идет, а потом - по расписанию. В темноте мы
их живо перекокаем. Только смотрите мне, Белобрысенького не попортить!
Появление в кубрике Бобрина во главе вооруженных матросов парализовало
всех заговорщиков, кроме Мухты и Свища.
Свищ спросил, держа руки в карманах:
- Вы чего, братишечки? Заблудились?
Стива сказал, поводив перед собой наганом со взведенным курком:
- Мухта, Свищ! Вы арестованы! Взять их!
Мухта молча вырвал руку из-за спины. Стива успел нажать на спуск на
сотую долю секунды раньше, чем мог бы это сделать Мухта. Свища схватили
матросы, хотя он и не думал обороняться.
- Меня за што, братишечки? - говорил он задушевно. - Ну што я сделал?
Все это Мухта, покойничек. Вот ваш офицерик не даст соврать, что я был
против и все ребята против. Мы хотели сами прибрать Мухту, да вы появились.
Шум подняли. Это он кокнул Белкина...
Громов наклонился, взял Мухту за руку, подержал, опустил.
- Мертвый. - И, глядя на Стиву, сказал: - Зря вы второй раз стреляли.
Мог бы кое-что сказать, а теперь - концы в воду.


РОДНЫЕ БЕРЕГА

Стояла теплая, почти тропическая ночь, хотя "Орион" шел Японским морем,
приближаясь к родным берегам. Такая погода случается на Дальнем Востоке в
конце августа, когда море щедро отдает тепло, накопленное летом, и дуют
жаркие южные ветры.
За кормой стлалась голубая светящаяся лента, почти такая же яркая, как
в Яванском море. Только за бортом, в глубине, не появлялись тусклые шары
фосфоресцирующих медуз и не шлепались на палубу крохотные кальмары, как
нередко случалось в ночные вахты в тропиках.
На клипере никто не спал, хотя приближалась полночь. Все ждали, когда
покажется земля, "теперь уж наша", говорили матросы.
Ровно в 24 часа, когда Роман Трушин отбивал склянки, впередсмотрящие
срывающимися голосами прокричали:
- Огонь слева по носу! Земля! Маяк показался!
Старший офицер, сдав вахту лейтенанту Горохову, остался на мостике,
здесь же находился и Воин Андреевич.
Далеко на невидимом берегу вспыхивал и угасал маячным огонь. Вся
команда молча смотрела на свет с родной земли.
Ветер дул ровно и почти не ощущался на палубе. Пела вода на форштевне,
иногда слышался всплеск легкой волны о борт, да раздавался чей-нибудь вздох.
Неожиданно раздался звонкий голос Лешки Головина:
- Дядя Спиридон, а сколько верст будет до маяка, как ты думаешь?
Зуйков закашлялся, затем ответил сипло:
- Верст, верст... Эх, Алеха! Плаваешь ты по всем морям, просолел весь,
как астраханская селедка сухого посола, а море на версты меряешь.
- Ну, миль, ошибся. - Юнга сконфузился. - Миль двадцать будет?
- Может, и все сорок будет. Давеча Герман Иванович говорил, что маяк на
скале, высоко над морем, а с высоты еще дальше можно увидеть.
Снова настала тишина. Кто-то засмеялся и быстро оборвал смех,