"Лев Жданов. Под властью фаворита (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

Мочалами ноги изопутаны.
А я ль от горя во темны леса -
А и в их горе прежде век зашло.
А я от горя в почестный пир -
Горюшко уж тамо, впереди сидит.
А я от горя во царев во кабак -
А горе встречает, брагу-пиво тащит!
Как я наг-то стал", - засмеялся он!..

Смолкла песня, такая понятная и близкая всем, тут собравшимся,
иззябшим, полуголым, полуголодным людям, загнанным и обиженным без конца.
И настала полная, но недолгая тишина.
Ее разбил выклик пьянчужки "дворянчика", словно клекот большой птицы,
напуганной тишиной, прозвучавший неверным, высоким звуком.
- Э-эх, братцы... Тяжко, други мои!.. Тяжко... Не я пью, горе мое
пьет!.. Слышь, я сам дворянский сын!.. Сутяги осилили... Подьячие вконец
разорили. Немцы одолели, поборами извели!.. Наг я, бос... Да душа-то у
меня есть хрестьянская... Вот какой я... А таков ли был!.. Матушка мне,
бывало, сама головушку расчешет, поясок на рубашку... Э-эх, одно слово...
загубили!.. Все пропади!.. Останное... Все долой! - разрывая ворот ветхой
рубахи, кричал истерично уже пьянчужка-горемыка. - Все к лешему... А
тамо - и самому конец!.. Заодно...
Упав всею грудью на стол, он вдруг не то завыл, как тяжко раненный
зверь, не то зарыдал сухими, бесслезными рыданиями, потрясающими это
изможденное, худощавое, но еще сильное, большое тело.
- Ишь, болезный, как убиваетца! - прозвучал из темного угла женский
подавленный голос. - Обидели, чай, лиходеи какие!..
- Акромя немцев - некому! - отозвался из кучки землекопов старик,
имеющий вид начетчика в каком-нибудь староверческом скиту. - От них,
окаянных, житья нету люду православному. Веру порушили, души загубили,
антихристово семя... Вон и тута один кургузый бродит! - указал он в
сторону Жиля и даже отплюнулся с омерзением.
Живой француз, не разобрав, в чем дело, только заметил, что речь шла
о нем, и сейчас же отозвался:
- Карош ваши песня... Очшинь он тут... сюда... так! - не найдя
выражения, ударил он себя по груди. - И у нас, на belle France, есть таки
кароши песня... Слюшай... Я вам будиль поить сейшас. Кхм... Кхм...
- Валяй!.. Слышь, робя, немчин буде камедь ломать!.. Гли-ко!..
Потеха! - зазвучали голоса.
Из углов поднялись лежащие, сгрудились ближе к пустому пространству
среди кабака, где Жиль, взявши в руку балалайку побольше, пробовал брать
на ней аккорды, как на мандолине.
- Кхм... Плохой ваш энстрюман!.. Ну, я пробовал... Кхм... Слюшай...
И, кое-как подыгрывая, он запел хриплым голосом, но с выразительными,
живыми движениями и с огоньком военную песенку, заученную в прежних
походах:

Rataplan, rataplan!
Les Francais, en avant.
Voila l'ennemi.