"Николай Жаворонков. Создано человеком (Серия "Эврика", про химию)" - читать интересную книгу автора

"В Италии есть пещера, наполненная углекислым газом, - посвящал он
слушателей в роковую тайну, - человек входит в нее живым, а выходит
мертвым".
А среди химиков моего поколения и поныне живет притча, поведанная нам
предшественниками. Собралсяде Иван Алексеевич в гости и отправился на
Мясницкую (ныне улица Кирова), славившуюся своими кондитерскими. Заглянул
в два первых магазина - подходящего торта не оказалось, зашел к Эйнему
(был такой немец, державший в Москве до революции монополию на
кондитерскую торговлю), купил что было нужно и пошел в гости.
Только уже по дороге к друзьям почувствовал себя профессор как-то не
очень уютно, словно потерял что-то.
Оказалось, и в самом деле забыл где-то любимою трость с "набалдым
золоташником", без которой и шага ступить не мог. Пришлось возвращался.
- Не оставлял ли я у вас тростп? - спросил ученый в первых двух
магазинах.
- Никак нет. господин профессор, - ответили ему услужливые приказчики.
У Эйнема и спрашивать не пришлось. Будьте добры, господин профессор, -
тотчас любезно подали ему забытую вещь. Изволили оставить...
- Вот что значит немецкая честность, - довольно рассказывал Иван
Алексеевич в гостях. В русских магазинах не отдали, а немец тотчас вернул
трость.
Все это, конечно, забавно... Но вряд ли я бы рискнул отвести даже очень
смешным историям столько места в моем рассказе, если бы все они не
работали на главную тему книги. Дело в том, что, понимая парадоксальность
выводов, к которым нередко приходил в делах житейских, сопоставляя порой
несопоставимое, игнорируя причинноследственные связи между событиями,
профессор время от времени конфузливо "винился" перед слушателями, изрекая
афоризм иного рода: самый внимательный человек, друзья, человек рассеянный.
И все сразу становилось на свои места. Где уж Изащ Алексеевичу было
следить за словами, если они не успевали за его мыслью, и когда было
профессору анализировать свои поступки и действия, происходящие вроде бы
независимо от его воли и желания, в то время как думы ученого занимала
"одна, но пламенная страсть". Он служил Химии. А о том, как результативно
было это служение, свидетельствует сама история науки. А многочисленные
ученики "рассеянного" человека, путавшего "вторницу" с "пятником",
внимательнейшим образом изучают сегодня природу через призму химии,
оставаясь прежде всего, как и учитель, приверженцами истины.
Именно истина и заставляет меня вступить в спор по поводу тех терминов
и определений, искаженное употребление которых в последнее время вошло в
моду и отнюдь не по рассеянности и забывчивости некоторых ученых.
Такие словосочетания, как "промышленная технология", "индустриальная
технология", "безотходная технология"
и т. д. сегодня, к сожалению, узаконены не только популярной
литературой.
Но почему все-таки столь ва/кно для химика установить истинность
употребляемых терминов? Причин здесь несколько. Неверное употребление слов
искажает русский язык, красоту и могущество которого неоднократно
подчеркивал Владимир Ильич Ленин, борясь против ею засорения.
А. В. Луначарский, например, рассказывает в своих воспоминаниях, с
каким негодованием В. И. Ленин высказался однажды по поводу употребления