"Леонид Михайлович Жариков. Повесть о суровом друге " - читать интересную книгу автора

Вторая - дорога. Пролегли дороги через всю Русь - не измеришь их, не
сосчитаешь. Сколько ни ходи - не исходишь. Каждый человек выбирает себе
дорогу и шагает по ней через всю жизнь. И у тебя будет своя дорога...
В голосе отца слышалась грусть, будто ему было жалко меня. Папка,
папка, я и сам его жалел, прижался плечом к его худому плечу, и так мне
стало хорошо! Я любил, когда отец бывал дома, но такое редко случалось.
А в тот день мы были с ним вместе, лежали за сараем в траве, и он
рассказывал мне про дальние города, про шахтеров, которые живут там.
Счастье мое оборвалось неожиданно. Вечером нагрянула полиция. Мы
только сели ужинать, как в дверь громко застучали. Отец выхватил из
пиджака красные афишки и сунул их в рукомойник. Лишь тогда он открыл
дверь, и в землянку, гремя саблями, вошли городовые.
Первым шагнул через порог полицейский пристав, весь в золотых
пуговицах, с шашкой на боку.
- Руки в гору! - скомандовал он.
Отец поднял руки, и его стали обыскивать.
Мать как сидела на табуретке, так и окаменела.
Трое городовых начали распарывать подушки, по полу рассыпались перья.
Городовые становились сапогами на кровать и шарили за иконами. Потом один
перекопал шашкой одежду в сундуке. Раз десять прошли они мимо рукомойника,
но никто не догадался приоткрыть крышку. Во время обыска во дворе
толпились люди и заглядывали в окно. Полиция отгоняла их.
Пристав, заморившись, хотел сесть на табуретку, но она под ним
сломалась.
- Политикой занимаешься, а табуретки исправной нет! - сердито
пробурчал пристав, поднимаясь с пола с помощью городового.
Больше он не стал садиться и стоя допрашивал отца:
- Где ваш главарь из Петербурга по кличке Митяй?
- Не знаю такого, - отвечал отец и хотел погладить кошку, но пристав
отшвырнул ее ногой.
- Ты, Устинов, дурака не валяй, все равно его найдем, а ты в кутузке
насидишься. Я всех ваших главарей знаю: и Преподобного, и Митяя, и
Богдана... Скоро всех переловим, так и знай.
Я испугался: Богданом подпольщики называли моего отца. Почему же
пристав не схватил его и не закричал: "Держите, вот он, Богдан!" Значит,
не знает пристав, что у отца такое прозвище, не знает! - радовался я.
У пристава были рыжие, почти красные усы. Они торчали в стороны, как
две морковки, противно смотреть. Отец отвечал угрюмо:
- Власть ваша, господин пристав, делайте что хотите. Мы, рабочие,
люди подневольные. У нас крылья связаны.
Пристав постучал по краю стола пальцем и сказал:
- Смотри, как бы твои крылья не оказались скованными. И не погнали бы
тебя в Сибирь в кандалах.
Пристав не спеша прошелся по комнате, потом вернулся к отцу и ласково
положил ему руку на плечо:
- Ты, Устинов, хороший кузнец. На заводе про тебя говорят, что таких
кузнецов по всей России не сыщешь. Бросил бы ты заниматься политикой. У
тебя семья, сын растет, ишь какой хороший пацан. Сгубишь ты ему жизнь.
Брось это дело и живи по-божески. Я за тебя господину Юзу словечко
замолвлю, жалованье прибавят, квартиру дадут.