"Леонид Михайлович Жариков. Повесть о суровом друге " - читать интересную книгу автора

закатывая глаза.
С глубоким вздохом Цыбуля вторил ему:
- Истину глаголете, Тит Власович. Все под богом ходим. Сегодня жив, а
завтра жил... - И лавочник поспешил осенить себя крестным знамением.
Механик Сиротка посмотрел на Цыбулю и сказал негромко, будто сквозь
зубы:
- Молишься, купчина? Боишься умереть? А люди вот погибли, хорошие
люди...
- Бог дал, бог и взял, - сердито ответил ему Цыбуля и отвернулся...
- Бог... Где он есть, твой бог! Покажи мне его!
- Богохульник, - сердито прошипел трактирщик Титов, - разве можно так
говорить? Бог живет в тебе самом, в душе твоей.
Лицо у Сиротки потемнело.
- Во мне живет? - спросил он, берясь за ворот рубашки, точно ему
стало душно. - Где же он во мне, покажи? - Он потянул за ворот так, что
посыпались пуговицы и обнажилась худая грудь. - Здесь, что ли? Здесь, я у
тебя спрашиваю? - задыхаясь, говорил Сиротка. - Тогда почему бог не видит,
что я голодный, а ты заплыл жиром?
- Тш-ш... - прошипел трактирщик, косясь на Сиротку. - Батюшка
услышит, не стыдно тебе?
- Твой батюшка - городовой в рясе. Стыдно должно быть вам. На вас,
богатеев, работали шахтеры. Вы же их и погубили!
- Не смеешь так разговаривать со мной! - вдруг выкрикнул
трактирщик. - Я купец первой гильдии, я гласный городской думы! Эй,
городовой!
- Зови, зови, гад, захлебнетесь нашей кровью!
Жандармы тотчас схватили Сиротку и уволокли его.
Я заметил, как Васька с трудом сдерживал себя, и стал следить, что он
будет делать. Васька подошел к трактирщику и негромко сказал ему прямо в
лицо:
- Буржуй, свинячий хвост пожуй!
Трактирщик отшатнулся от Васькиных слов, как от пощечины.
- Рвань несчастная, босяки! - крикнул купец. - Всех вас в яму!
У меня отлегло от сердца. Пусть ругается. Зато наш верх!


7

Мы с Васькой ушли с кладбища после всех, когда там оставались только
полиция да плачущие над могилой матери с детьми.
Шли молча, разговаривать не хотелось.
Уже завечерело. Мы подходили к окраине поселка, когда нас догнал
фаэтон, мчавшийся со стороны Пастуховского рудника. В фаэтоне на мягком
кожаном сиденье полувалялся пьяный отец Иоанн. Пышные женские волосы его
были встрепаны, одна нога, обутая в сапог, свесилась на крыло фаэтона. По
временам он пьяно вскидывал руки и, не помня себя от водочного дурмана,
сиплым голосом запевал:

Все говорят, что я ветрена была,
Все говорят, что я многих люблю...