"Никос Зервас. Кадеты Точка Ру" - читать интересную книгу автора

шланг, смотрел в окно на падшие созвездия полночных улиц. Замечателен
Петербург! Как хорошо здесь убивать!
Гашиш был слабенький, мягкий. В гулкой голове Вайскопфа медленно
прошелся от уха до уха невидимый дирижер, потом кашлянул, постучал палочкой
по пюпитру. И вот еле слышная музыка занялась по краям сознания, властно
охватывая чувства, перерастая в сплошную симфонию запахов, мыслей,
предчувствий...
Вскоре Вайскопф уже видел, как будет убивать. Сбоку, совсем близко,
подошел к нему Тургенев, седой и кудрявый, в голубоватом фраке, и,
нагнувшись, жарко зашептал на ухо, поминутно хихикая и дергая за рукав.
Вайскопф поневоле заслушался: Тургенев рассказывал складно, точно
стихотворение в прозе, про какую-то девочку, про маленького Федю
Достоевского...
Оркестр еще гудел в голове Вайскопфа, когда тот, с трудом нащупав
телефон в кармане гостиничного халата, набрал номер Александра Сахарского и
прямо спросил, что нам известно про историю с девочкой. Сахарский
заинтересовался жадно, но виду не подал - почти спокойным голосом сказал,
что проверит.
Через полчаса он позвонил и радостно сообщил, что держит в руках
подборку симптомов подавляемой нимфофилии в творчестве Достоевского.
- Это целая к-коллекция, Вы сы-слышите меня, Вайскопф? Он пишет об
изнасилованных девочках чуть не в каждом романе! То есть, к-конечно, не в
каждом, а только в одном романе, но в других ч-чер... черновиках тоже
встречается эта тема, значит, можно и нужно это раскрутить на всю катушку. И
знаете, я говорил с Уроцким... Уроцкий тоже хо-хо... хотел Вам позвонить, у
него есть хо-хо... хорошая идея!
Уроцкий позвонил через полчаса и сладко замурлыкал:
- Леня? Леня, старичок, а у меня есть для тебя немного взрывчатки. Ага,
под памятник Федору Михалычу. Ты же помнишь, моя Элли профессором Фрейдом
увлекается... И знаешь, она подсказала мне классную вещь, которую можно
раскрутить на всю катушку на всю страну. Оказывается, доктор Фрейд еще при
жизни высказал предположение, что Михалыч ненавидел своего отца. То есть
чуть ли не смерти его желал!
- Ты хочешь сказать?.. Если он мечтал об этом, значит?..
- Значит, почти убил! - выкрикнул Уроцкий. - То есть мы можем сделать
такое открытие. Прикинь, взрыв какой? Достоевский, оказывается, еще в юности
стал убийцей. Прикончил собственного папашу!
- Е-мое. Это гениально. Мы скажем, что убийство отца в "Братьях
Карамазовых" автобиографично! - зашептал Вайс-копф. - Что Достоевский
маниакально вновь и вновь вспоминал то, как он убил отца! И на волне этой
мании написал весь роман про Карамазовых! Идея бронебойная. Беру ее в
работу, старичок!
Легенда уже сама собой рисовалась в его воображении; фантазии,
оживленные и подкрашенные гашишем, толпились в ожидании выхода на ярко
освещенную сцену сознания. Достоевский - серийный маньяк, каннибал. Начал в
юности с того, что изнасиловал и прикончил пятилетнюю девочку, с которой они
вместе играли в саду. Отец тогда прикрыл Федю-потрошителя, спас от суда. А
молчаливый, нелюдимый Федя впоследствии "заказал" собственного отца лихим
крестьянам, которые подкараулили старика в имении. Когда Федя вырос, он
начал убивать детей регулярно: жарил и поедал их. Ах, как это модно,