"Алексей Зензинов, Владимир Забалуев. Направо, налево и сзади" - читать интересную книгу автора

рутиной и проклятьем, синим огнем ртутной лампы, которая дает блеск, но не
греет.
- Холодно! - вздрогнув всем телом, говорит Настя.
- Да, - не сразу включившись, отзываюсь я, почему-то шепотом.
- Есть у тебя силы? - не открывая глаз, спрашивает Настя, спиной
по-прежнему прижимаясь к черному дереву.
Я быстро оцениваю обстановку-обстановочку: снег по колено, ветер, и
вообще, условия, мягко говоря, не те. Но если женщина просит, если женщина
настаивает, если она на пределе...
- Да, - говорю я и добавляю: - Конечно!
- Уведи меня из этой безумной жизни, - говорит она, закинув голову для
поцелуя. - Спаси меня от этих людей!
Эх, черт, думаю я. Красиво она меня поддела. Надо выкручиваться и
желательно тоже с достоинством и шиком.
- Выйдем на шоссе и шаг за шагом дойдем до города, - говорит она.
- Я представляю ее квартиру, гостиную, завешанную картинами - наследие
первого мужа-художника, журнальный столик, на котором так славно смотрится
натюрморт из пепельницы, забитой окурками и пеплом, двух чашечек кофе на
блюдцах, двух рюмок и плоской фляги коньяка.
- У тебя на даче остались вещи?- спрашиваю я.
- Сумочка.
- А у меня зимние ботинки.
- Давай,не будем возвращаться, - вдохновенно предлагает она. - Ты
дойдешь в одних кроссовках?
Поверх кроссовок на мне какие-то чудовищные боты, в которых я, дурачась
и гоняясь по лесу, стер ноги, а заодно промок и подмерз. Только как было
не подурачится? Страна празднует Октябрьскую революцию. Слева над снежным
полем - отсветы, там чудит-куролесит молодежный туристский комплекс,
вертеп областного комсомольского актива. Справа в мутное, вьюжное,
бесовское небо штопором врезается в воздух едкий белый дым из черной дачи,
в которой накурено так, что хоть топор вешай, и нет большей радости для
языков, чем обсудить наше непотребное поведение, и особенно взводится,
обреченно нагружаясь водкой, Кеша, бесцеремонно брошенный Настей жених
(ухажер, кавалер, воздыхатель, любовник, без пол-литра не разберешь, кем
он ей приходится). А за перелесками и белой, поляной невидимое отсюда
шоссе устремляется в город, где под надзором больной, деспотичной матери,
как под арестом, отсиживает праздничный вечер после вчерашнего
безобразного и драматичного перепоя Юля, лучшая Настина подруга и до
вчерашнего дня моя знакомя и как бы пассия, у которой Настя просто так, за
здорово живешь, увела ненавязчивого поклонника. А из города две пары
рельс, две никогда не пересекающиеся линии, несутся, тянутся и упираются в
Москву, где мерзнут, сцепив, вроде нас, руки, парочки и пары, где вечером
Новый Арбат подсвечен желтыми огнями, где мне послезавтра приступать к
новой работе.
Вчера на дне рождения нас неудержимо потянуло друг к другу - вроде как
захлест проводов высокого напряжения, штука, крайне опасная для
окружающих, но особенно для нас самих, потому что сам не замечаешь, как
перестаешь оглядываться на приличия и плюешь в глаза всему честному
обществу ради того, чтобы стоять в обнимку в сугробе за черным деревом,
обниматься, целоваться, что-то вспоминать, например, рассказ, недописанный