"Алексей Зензинов, Владимир Забалуев. Направо, налево и сзади" - читать интересную книгу автора

меня именно так, и с детства, а точнее - с выпускных классов я приучился к
осторожности. Я лучше многих знаю, что народ у нас, в общем-то, мирный и
добродушный, после драки - отходчивый, но еще Козьма Прутков советовал:
"Бди!"
Я попрощался с тестем - он остался в квартире сторожить запасы
компотов, варений, солений, рыбных и мясных консервов, круп, сухарей, чая
- взял сумку и махнул на вокзал, где сел на предпоследнюю электричку.
Когда состав проезжал заречные районы, над ними начало разрастаться
багровое зарево, с виду закатное, кровянистое, как перед непогодой.
В поезде мне снилась всякая чешуя: заячий тулупчик, бабушка из
Таганрога, самолет, улетающий в Америку, очередь в буфет, снова самолет -
но уже улетающий без меня. А когда я захотел сдать билеты, мне сказали,
что у меня есть ребенок, и я вдруг увидел, что и в самом деле держу на
руках бутуза-карапуза.
От свалившегося на голову отцовства меня вернул в явь металлический
лязг и резкий толчок. Поезд остановился. Судя по пейзажу, до Казанского
вокзала оставалось минут пятнадцать езды.
"По техническим причинам прибытие поезда задерживается на два часа!" -
объявил по динамику сердитый голос.
Не медля, я забросил тяжелую сумку на плечо, взял "дипломат" и спрыгнул
на пути. Почти без интервала прошли два встречных состава: один с
бронетехникой, другой - пассажирский, с зашторенными наглухо окнами. Я
вспомнил сон и подумал, что из этой страны уезжать, как ни странно, не
хочется. Где родился, там и в гроб спустился; вот только бы успеть
покачать на руках ребенка. Раньше или поздно неразбериха кончится, к нам
опять приедут на гастроли модные артисты, и если концерт будет интересным,
я смогу сбоку взглянуть на жену и, может быть, однажды получу ответ на
вопрос, который никогда не произнесу вслух.
Рельсы перестали дрожать, и я, стряхнув оцепенение, пошел по шпалам в
сторону вокзала, куда уже устремились с вещами в руках такие же
нетерпеливые пассажиры.


"Холодно!"


Я давно уже хочу написать рассказ про опустевший пионерский лагерь, где
под фонарем около медпункта, обнявшись, стоят двое и не могут даже
поцеловаться, не говоря о чем-то большем. Диалог идет по кругу, фраза
цепляется за фразу - нелепые, белесые, как бабочки, бьющиеся о стекло
фонаря. В это же самое время в пустом, продуваемом сквозняками корпусе
просыпается от холодая пышная медсестра - одеяло с нее стащил любовник на
эту ночь, вожатый первого отряда. Медсестра смотрит в окно и видит темные
зубцы леса за оградой лагеря, смотрит в другое - под фонарем около
медпункта стоят двое и никак не могут решиться.
В этом, собственно, мой рассказ. Вся загвоздка в финале. Я придумывал
самые разные окончания, призывал на помощь друзей, теребил знакомых, не
брезговал плагиатом и собрал единственную в своем роде коллекцию, имя
которой - дурная бесконечность. Бог сотворил Вселенную за шесть дней, мой
творческий процесс затянулся, стал лекарством от каждодневной скуки,